Текст книги "Путь воина. Тренер-победитель о секретах успеха"

Высказывания разных лет

Георгий Хуадонов, партнер Валерия Газзаева по детской команде:

«Мы с Валерой жили рядом и, встретившись впервые в одной команде, стали неразлейвода. Вместе ездили на тренировки, вместе с них возвращались. Хотя дружить с ним было очень непросто. Я уже в то время поражался тому, что на поле для него друзей не существовало, были только партнеры и соперники. Если кто-то из нас недорабатывал, играл спустя рукава, допускал небрежность, он коршуном набрасывался на товарища по команде, ругал его на чем свет стоит…

Если мы проигрывали, в раздевалке он горько и безутешно плакал, успевая при этом кричать, что все это из-за нас, что один не так сыграл в том-то эпизоде, другой – в следующем… Удивительно, как он четко запоминал все перипетии матча.

Ребята, а я в особенности, старались утешить его: Валера, даем тебе слово, что на следующий матч мы все как следует соберемся и обязательно выиграем его. На что он неизменно сквозь слезы и всхлипывания отвечал: «Дураки, как же вы не понимаете, что это будет совсем другой матч. А сегодняшний мы уже никогда не выиграем…»

Ольга Семеновна Газзаева, мама:

«Когда Валера был в детском возрасте и уже ходил в футбольную школу, умер его дедушка, которого он очень любил. Дома – траур перед похоронами, а он вдруг начинает собираться на тренировку. Сестра всплеснула руками: «Валера, как ты можешь куда-то уйти, ведь умер твой дедушка, у нас такое горе?!» А он отвечает: «Даже если вы все умрете, я все равно пойду на тренировку». Мы были просто потрясены таким его фанатизмом».

Игроки и тренеры дубля «Спартак» (Орджоникидзе) вспоминают:

«В сентябре 1971 года мы играли дублем в Казани с местным «Рубином». Этому матчу сопутствовал целый ряд любопытных обстоятельств. Во-первых, казанцы по каким-то причинам решили выставить против наших мальчишек девять человек из основного состава, во‑вторых, к нам на смотрины приехал футболист из Ростова-на-Дону Месхадзе, в‑третьих, Валере пришло приглашение выехать после этого матча за рубеж в составе юношеской сборной СССР… А накануне он подрался с нашим администратором. В аэропорту Минеральных Вод (во Владикавказе своего аэропорта тогда не было) объявили посадку, и администратор грубо крикнул Газзаеву: «Молодой, бери сумки и тащи!». Валера и без принуждения сделал бы это. Но на грубость ответил грубостью, слово за слово, и они подрались.

Собрали собрание, в повестке которого стоял вопрос: можно ли выпускать Валерия Газзаева в зарубежную поездку? В конечном итоге было предложено: «Давайте отпустим его за рубеж, но сначала посмотрим, как он завтра будет играть».

Газзаев был самым молодым в нашем дубле. Для всех же новичков у нас существовал своеобразный тест. Месхадзе тренер тоже предупредил: «Сыграешь лучше Газзаева – считай, ты принят в команду, если нет, то не обессудь».

Что творил Валера на поле в тот день, трудно описать. Он рвал оборону «Рубина» в клочья, забил мяч, сделал голевой пас. Публика на стадионе с ума сходила… Тренер «Рубина» заявил, что лучше, чем Газзаев, играть в футбол невозможно. Месхадзе после игры подошел и говорит: «Я собираю манатки, куда мне до него, такого мне в жизни не переиграть».

Глава 2
Выбирая «Спартак», получал Кушку

Лет с пятнадцати все мои помыслы были направлены на попадание в дубль местного «Спартака». В каждом районе Орджоникидзе имелись свои подрастающие звезды, мы смотрели друг на друга, и каждый хотел первым пробиться во взрослый футбол. И когда тренер пригласил в команду не меня, а другого парня, я психанул и все бросил. Даже поступил в сельскохозяйственный институт. Но вот тут Господь Бог не позволил мне совершить ошибку. Видимо, отдавая мне должное за все старания и усилия, он закрыл глаза на мою несдержанность и сделал подарок. На следующий день после того, как я стал студентом, мне сказали, что «Спартаку» нужен еще один нападающий. Я получил шанс и воспользовался им в полной мере. Уже через одиннадцать игр я попал в юношескую сборную Советского Союза. И это из Первой лиги! Достижение по тем временам серьезнейшее. Более радостного человека на земле тогда не было! Я почувствовал, что не просто могу, а обязательно достигну цели № 1, которую поставил себе еще в раннем детстве. До сих пор помню, как совсем еще пацаном увидел по телевизору футбол и понял, что тоже «хочу быть в телевизоре, в майке с буквами СССР на груди».

* * *

Ту свою мечту я в итоге реализовал, но чувства удовлетворения не получил. Не о такой карьере в сборной я грезил, не такие ориентиры себе намечал. По прошествии лет я часто размышлял о том, как бы все повернулось, доведись мне выступать в великих клубах. В великих не по именам, а по уровню задач. Почти убежден, что тогда моя игровая карьера сложилась бы куда ярче. Но кто знает, не останься у меня ощущения нереализованности, наверное, не многого я бы добился на тренерском поприще и, скорее всего, вряд ли бы моя команда завоевала Кубок УЕФА. А так я постоянно старался взять у судьбы реванш, рвался наверстать упущенное. На клубном уровне, полагаю, мне кое-что удалось, а что до сборной, то к ней у меня имеются особые счеты. Уверен, когда-нибудь я вновь возглавлю национальную команду и реабилитируюсь по полной программе за не совсем удачные романы с ней – и в качестве действующего футболиста, и в качестве наставника.

Ну, а пока рана продолжает кровоточить. Да, сейчас я понимаю, что тренеру всегда проще опираться на проверенные, хорошо знакомые ему кадры. Но избавиться от своей обиды все равно не могу – уж больно сильной она была изначально. По молодости я воспринимал принципы комплектования сборной Бесковым и Лобановским как совершенно несправедливые. Получалось, что если ты не выступаешь в «Спартаке» или киевском «Динамо», то ты уже не способен регулярно защищать честь страны. Константин Иванович и особенно Валерий Васильевич, хоть и приглашали меня от случая к случаю, попеременно говорили, что Газзаев не вписывается в их концепцию или что ему на поле будет трудно найти общий язык со старожилами. Я кипел, но старался себя успокоить: мэтры признают мою индивидуальность, мою исключительность и осознают, что переделать меня им не удастся. А сам я никогда не пытался себя ломать и под кого-то там подстраиваться. Считал: у каждого из них свое видение, а у меня свое! Я и сегодня убежден, что наш вид спорта должен быть более индивидуально выраженным.

* * *

Любопытно, что, несмотря на сложившееся мнение, будто я не спартаковский форвард, в этот клуб меня звали трижды! Вначале еще в семнадцатилетнем возрасте. Однако когда я об этом заикнулся матери, то мне быстро разъяснили утопичность ситуации. На Кавказе культивируется почтение к родителям. Что бы они тебе ни говорили, что бы они с тобой ни делали, ты обязан их слушаться и им доверять – это ведь благодаря им ты появился на свет. А родители слишком дорожили моим будущим, чтобы в юные годы отправить меня в столицу. На первых порах я страшно страдал, но теперь готов сказать маме «спасибо». Как бы человек в себя ни верил, ему следует реально оценивать свои силы. Я же к тому моменту еще не до конца сформировался и еще недостаточно окреп психологически. Заявись я тогда в «Спартак» со своими представлениями о жизни и со своей готовностью махать кулаками по малейшему поводу, моя карьера могла бы быстренько закончиться.

Второй раз красно-белые зазывали меня в 1979-м. В «Динамо», куда я пришел, как раз уволили Севидова, и Сан Саныч мне говорил: «Спартак» – это хороший вариант. Это сборная! Соглашайся, у тебя уже нет ни перед кем никаких обязательств». Но я тогда не был в состоянии адекватно оценивать происходящее, настолько был взбешен решением руководства сменить главного тренера.

* * *

Вот здесь я, пожалуй, несколько отклонюсь от темы. Я всегда стремился завоевать золото чемпионата СССР и работать с наставником, который может мне многое дать. Потому я и согласился на переход из «Локомотива» в «Динамо». У бело-голубых тогда был выдающийся состав, и я нисколько не сомневался, что под руководством Севидова мы будем вне конкуренции. Многие специалисты заранее отдали нам победу, однако накануне старта турнира «Динамо» совершило турне в Америку, где Сан Саныч повел команду в магазин к своему другу, эмигрировавшему туда из Киева. Ребята купили какие-то вещи по очень выгодной цене, а по возвращении в Москву некто Родионов, тогдашний начальник «Динамо», накатал на Севидова донос. На этом все рухнуло, и славная история легендарного клуба фактически завершилась. На смену ей пришла история совсем другая, та, о которой распространяться совсем не хочется. Только при мне поменяли девять тренеров, кадровая чехарда стала главной клубной традицией. Я абсолютно убежден, если бы Севидов остался, то именно «Динамо», а не «Спартак», в тот год праздновало бы чемпионство, и в дальнейшем оно было бы лидером отечественного футбола, а не призраком прошлого. Когда на экстренном собрании Сан Саныча демонстративно выкидывали из команды, никто из лидеров не вступился. Такие титаны, как Гершкович, Долматов, Маховиков, сидели и молчали. А я, молодой, только пришедший, встал и выступил: «Я не согласен с вашей политикой. Я доверяю Севидову, а вы его снимаете. Не хочу иметь с вами никаких дел. Не хочу и не буду!»

В общем, с «Динамо» я расстался, но тогда таких вещей не прощали. За мной вскоре прислали «черный воронок», и все закончилось тем, что я поехал вместе со всеми на сбор.

В 1981 году, с третьей попытки, я все-таки отважился на переход в «Спартак», однако меня вновь пригласили в одно серьезное учреждение на Лубянке, подвели к карте СССР и показали на самую крайнюю точку: «Валерий, вон видишь Кушку? Там тебе будут рады!» Мне все стало ясно, и я подумал: наверное, в моей судьбе спартаковский период все же не заложен.

Позже, с позиции лет, убедился: мне не о чем жалеть. Ни один мой шаг не был напрасным. Если и доводилось по не зависящим от меня обстоятельствам отклоняться в сторону от цели, то я делался еще злее и с удвоенной энергией вгрызался в каждый впоследствии предоставляющийся мне шанс.

* * *

Я забивал почти всем командам Высшей союзной лиги. Для меня не существовало неудобных соперников, хотя на некоторых, как на тот же «Спартак», я настраивался по-особому. Тогда еще принципиальность в футбольном мире была облачена в цивильные одежды. Это сегодня «звезды» на всю страну позволяют себе унижать красно-белых или рассказывать якобы о полном превосходстве своей команды над ЦСКА. То ли время такое, то ли деньги большие что-то с людьми делают, но подобные заявления прежде были исключены. На мой взгляд, законы корпоративности должны соблюдаться всегда, даже если ненависть льется через край. Я принимаю жизнь такой, какая она есть, и никогда не говорю своим футболистам: «А вот наше поколение…» Это все бред! Не думаю, что мы лучше, чем они. И все же есть одна вещь, которую нынешним знаменитостям неплохо было бы у нас перенять. Мы относились друг к другу с уважением, с пониманием того, что все мы едим один хлеб.

Правда, понимание это не мешало друзьям-соперникам калечить друг друга на поле. Судейство было либеральным, правила символическими – вот кости и хрустели. Чего греха таить, порой сердце в пятки пряталось: идешь на мяч, а сам спинным мозгом ощущаешь, как в тебя двумя ногами сзади прыгают. Но я старался этой боязни не замечать, и уж подавно никогда не думал, что вот тут-то надо быть поосторожней, а то травму получу. Если бы я позволил себе подобные мысли, мгновенно бы со спортом простился. Я же, отдавая отчет в том, что амплуа у меня опасное, скрупулезно готовил себя к различным игровым ситуациям. На тренировках просил одноклубника Сашу Новикова действовать со мной предельно жестко. Отрабатывал стыки, реакцию, падение. И никогда не терял бдительность.

Я был подвижный, яркий, индивидуально сильный форвард, редко с мячом добровольно расставался. Брал его в центральном круге и тащил, тащил вперед.

Всегда со мной кто-то действовал персонально. Били от души, в открытую и исподтишка. Попадались такие гладиаторы, что могли штангу перешибить. Защитники – народ гордый, некоторым мастерства не хватало, вот и использовали различные приемы, лишь бы не позволить оставить себя в дураках. Иногда настолько надоедали, что бил в ответ. Очень серьезное противостояние было с Сулаквелидзе, в Киеве – с Журавлевым, Балтачой и Бессоновым. В Донецке со знаменитым Пьяных – он выходил на матч, закатывал рукавчики и метелил всех подряд.

Так что повреждений у меня, хоть и обошлось без особо тяжких, за карьеру было достаточно. Первый раз загремел в лазарет примерно в восемнадцатилетнем возрасте. Только в «Спартаке» (Орджоникидзе) стал самоутверждаться – и порвал переднюю поверхность мышц бедра. Пополам! Хорошо, быстро восстановился, без последствий.

Самое же памятное повреждение заработал, дебютируя в составе сборной СССР: плечом воткнулся в землю. Отделался разорванными связками ключицы. Месяц ходил со страшной болью, спал только на спине. И, кажется, долго я себя потом берег, в единоборства шел аккуратненько. Но как-то на тренировке упал-таки на плечо, перекувырнулся и обнаружил, что все нормально. Сразу же вся боязнь прошла.

Лет с тридцати, наверное, паховые кольца очень мучили. Играл на уколах. В Тбилиси случилось обострение – терпеть было уже невозможно, даже чихнуть не мог. После матчей меня обкалывали обезболивающими. Печень «сажалась». Сплошные страдания, а не футбол. И все-таки я должен быть благодарен Богу за то, что он мне симпатизировал и выводил из-под ударов. Неоднократно! Например, я долго выступал без щитков, а тут вдруг, когда мы были в Югославии, что-то мне подсказало: поезжай в спортивный магазин. Я поехал и купил щитки. Надел их на поединок с «Железничаром», испытал жуткое неудобство и даже хотел избавиться от них, да не успел: один защитник под меня подкатился – если бы не моя покупка, сделался бы я тогда, наверное, инвалидом. Потому что щиток развалился. А ведь на его месте должна была быть моя кость.

* * *

Вот вспоминаю сейчас свою игровую карьеру и ловлю себя на том, что выражение моего лица меняется. То становится торжественным, потому что в сознании всплывают матчи против тех же спартаковцев, киевских и тбилисских динамовцев, которые мне, как правило, удавались. То морщусь, как будто проглотил лимон, оттого что перед глазами встают эпизоды из встреч с более скромными командами. Глупо было бы надувать щеки и говорить о том, что играл я всегда здорово. Бывало, выдавал такие отрезки – волком выть хотелось. Единственное, утешало то, что как бы ни складывались события, я выжимал себя по максимуму. Потому что дорожил болельщиками и своей репутацией. В игре очень важны эмоции: в противостоянии с сильным соперником их было в избытке, вот и творил порой чудеса, а в матчах с посредственным оппонентом иногда внутри ощущалась пустота. Сегодня мне кажется: неплохо, что иногда я все же чувствовал себя опустошенным. Понимание того, что это такое, мне очень пригодилось в тренерской деятельности, и в частности в 2005 году, после того как ЦСКА завоевал Кубок УЕФА.

* * *

В моей памяти все еще живут матчи-кошмары, матчи, после которых не хотелось ни дышать, ни существовать. Они все в одном ряду. Кладбище разочарований, да и только. Полуфинал Кубка кубков. Полуфинал Олимпиады. Финал Кубка СССР – тот злополучный, где не забил пенальти. Я одиннадцатиметровые никогда не любил, штук восемь их запорол. Мне было уютней в борьбе, в единоборстве, когда кто-то мешал, кусался и бил по ногам. Вот это голы! Они никогда не забудутся. Самый яркий из них сотворил в 1981 году в «Лужниках» «Спартаку». На 82-й минуте перехитрил двух защитников и закатил мяч в ближний угол Дасаеву.

Я оптимист, человек с позитивным мировоззрением, но вот что интересно, во мне крепче сидят эпизоды, не доставившие радость, а ранившие самолюбие.

Прокручивая в голове упущенные моменты для покорения той или иной вершины, чувствую, что даже сейчас я многое готов отдать, лишь бы вернуть назад тот или иной эпизод и все исправить. Побед никогда не бывает много, и, наверное, ни одна вновь добытая не компенсирует упущенной предыдущей.

* * *

Переживания игрока были цветочками по сравнению с тем, что довелось испытать в качестве наставника. Что бы там ни говорили, а тренер – почти наверняка самая экстремальная профессия. Боль неудач бывает столь сильной, что кажется: вот сейчас мир остановится. Ведь здесь ты отвечаешь не только за себя, но и за всю команду, за каждого отдельного исполнителя, за реализацию задач, поставленных клубом, и даже за настроение болельщиков, сидящих на трибуне и у экранов телевизоров. Трудно расставить по степени значимости качества, которыми должен обладать тренер, но однозначно, одну из ключевых позиций в этом своеобразном рейтинге занимает умение справляться с грузом ответственности. Если твоя психика даст хотя бы малейший сбой, то этот груз тебя раздавит!

Высказывания разных лет

Игорь Волчок, главный тренер «Локомотива» в 1976–1978 годах:

«Газзаева я впервые увидел в 1973 году в составе «Спартака» (Орджоникидзе) и сразу понял, какой это яркий талант. Не откладывая дела в долгий ящик, собрался было заполучить этого форварда, но его призвали в армию. Намерений своих я не оставил, ждал два года, даже переживал, если Беца не ставил Газзаева в основной состав ростовского СКА. И когда представилась возможность, сразу же пригласил Валеру в «Локомотив».

Наши отношения начинались тяжело: со встреч и расставаний. Насколько он был талантлив, настолько и трудно поддавался управлению.

Когда он только появился в команде, мы практиковали двухразовые тренировки: утром – двухчасовую, насыщенную, напряженную, а после обеда – восстановительную. Так вот на восстановительную от отказывался выходить. «Что за каприз? – негодовал я. – Ты сейчас же пойдешь».– «Не пойду!» – упорствовал он.– «Пойдешь!» – «Не пойду!» В результате он собирал вещи и уезжал домой. Работавший тогда в «Локомотиве» тренером-селекционером Александр Иванович Загрецкий вылетал в Орджоникидзе, уговаривал, привозил его снова. Но повторялась та же история с тем же финалом. И опять Загрецкий летел на Кавказ, Газзаев писал очередное заявление в «Локомотив», чтобы потом отказаться от него…

Тем временем руководители нашего футбола открыто противились появлению Газзаева в «Локомотиве», в резких выражениях заявляли мне, что я, мол, засоряю клуб, вношу анархию в столичный футбол…

Не знаю, чем бы все это кончилось, но на наше счастье в «Локомотиве» появился Гиви Нодия. Они стали жить с Валерой в одной комнате на базе, в номере гостиницы, и уже вскоре я заметил, что Газзаев начал меняться, пересматривать свои взгляды на отношения с окружающими его людьми. Не знаю точно механизма влияния на него Гиви Нодия, но буквально на глазах Валерий становился серьезнее, покладистее, прилежнее в работе. Вероятно, сказалось чисто человеческое обаяние Гиви, его высокий авторитет в футболе, завоеванный за годы выступлений в тбилисском «Динамо» и сборной СССР. Он оказал огромное, неоценимое влияние на формирование футболиста, да, наверное, и человека Валерия Газзаева.

За короткое время пребывания в «Локомотиве» Валера очень сильно изменился, переосмыслил многие свои взгляды и на футбол, и на жизнь вообще. В его поступках на первых порах человека вспыльчивого, неуравновешенного все больше доминировал рассудок, он научился владеть собой в экстремальных ситуациях. Его стали интересовать футбольные подробности, все больше я слышал от него вопросов: что, как и почему.

И на поле разум все чаще брал верх над эмоциями. У него появились «дежурные» команды, которые он просто «раздевал» из сезона в сезон, несмотря на жесткую опеку со стороны соперников – минское «Динамо», например, или «Зенит». И во взаимоотношениях с игроками он стал занимать принципиальную, исходящую исключительно из футбольных интересов позицию, уже никого против себя не настраивал, а наоборот, способствовал сплочению коллектива на здоровой, исходящей из интересов дела основе. У нас он стал игрок союзного масштаба, заслужил вызов в первую сборную страны».

Валентин Николаев, главный тренер молодежной сборной СССР – чемпиона Европы 1976 и 1980 годов:

«Во время первого финального матча европейского первенства я убедился в том, что оборона нашего соперника – сборной Венгрии особенно уязвима для скоростных, техничных форвардов, и обратил свой взгляд на новоиспеченного локомотивца Валерия Газзаева. Был июнь, весенний чемпионат страны (в том сезоне у нас проводились два однокруговых первенства) еще только близился к завершению, но Газзаев успел уже зарекомендовать себя одним из лидеров столичного клуба.

Во втором финальном матче я выпустил Валерия на замену вслед за Давидом Кипиани, и эти незаурядные футболисты сразу же нашли друг друга на поле, образовав мощный тандем, который начал сотрясать оборону венгров. Гости перед этим забили гол в ответ на два наших, воспряли духом, дружно пошли вперед, однако появление на поле Кипиани и Газзаева сразу сбило их атакующий пыл, вынудило соперника вновь сосредоточиться на обороне, а нам позволило довести тот матч до победы.

И когда спустя четыре года в финале такого же европейского первенства нам противостояла сборная ГДР, я в решающем матче вновь прибег к услугам Валерия Газзаева, убедившись по ходу первого матча, что оборонительные редуты соперников можно преодолеть лишь с помощью высокого индивидуального мастерства, которым Газзаев был наделен сполна. Из молодежного возраста он к тому времени давно вышел, но по существовавшему регламенту каждая команда имела право включить в свой состав двоих «переростков». Я выбрал Валерия Газзаева и Рамаза Шенгелия. И не ошибся. Хотя, честно говоря, некоторые сомнения одолевали.

Ведь к тому времени Газзаев стал не только лидером московского «Динамо», но и поиграл за сборную страны. После этого выходить на поле в составе молодежной команды для кого-то, возможно, и неловко, даже непрестижно.

Но своей игрой Газзаев отвел малейшие сомнения на этот счет. Истинный профессионал, он полностью отдавался игре, и именно после его флангового прохода и сильной низовой передачи вдоль ворот Юрий Суслопаров забил тогда единственный, ставший решающим, гол в ворота сборной ГДР».

Никита Симонян, главный тренер сборной СССР в 1977–1979 годах:

«Для матча со второй сборной Италии я решил подготовить эксперимент – выставил трех нападающих, обычно больше тяготевших к игре на флангах, – Олега Блохина, Владимира Гуцаева и Валерия Газзаева, предоставив им возможность маневра по всему фронту атаки. Руководствовался прежде всего тем, что эти три блестящих мастера были лидерами в своих клубах. Учитывая уровень мастерства каждого из них, умение налаживать контакт с партнерами на поле и в то же время способность взять игру на себя, решил, что они обязательно найдут общий язык.

Действительность превзошла все ожидания. В атаке у нас был не просто ураган, а настоящий фейерверк блистательных эпизодов с участием всех трех и каждого в отдельности из наших форвардов. Наша команда выиграла – 3:1, а Валерий Газзаев забил один из мячей и сделал голевую передачу.

Его отличали высокое индивидуальное мастерство, нестандартные решения, нацеленность на ворота и прямо-таки неуемная жажда гола. Он часто бил по воротам из неудобных положений, мог поразить цель, находясь к ней вполоборота, а то и стоя спиной. Он ни секунды не стоял на месте, все время находился в поиске наилучшей позиции, свободных зон на поле.

Многие считали Газзаева закоренелым индивидуалистом. На самом деле это было не так. Конечно, тренеру приходилось ломать голову над тем, как «вписать» этого неординарного форварда в состав. Однако, если это получалось, Газзаев, оставаясь солистом, и ассистировал партнерам первоклассно. А вот попытки переделать его игру, подстроив под кого-то из именитых партнеров, были бесполезны. Тогда этот форвард утрачивал свои лучшие качества, свою индивидуальность.

Говоря о Газзаеве-футболисте, не могу не отметить его редкую контактность, коммуникабельность, умение с полуслова понять, что от него требуется в каждом конкретном матче. Его эмоциональность, по крайней мере в сборной, никогда не переходила допустимых рамок, не шла во вред делу. Словом, это был футболист высокого класса, настоящий лидер».