Текст книги "Задачка со звездочкой"

Валерий Гусев
Задачка со звездочкой

© Гусев В., 2017

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2017

Глава I
Лохматая аптека

Что-то мы давненько не лечились, – вдруг сказал Алешка.

Мама с удивлением подняла голову от своего любимого кроссворда – ведь Лешка никогда не болел на каникулах, особенно на летних. Особенно на даче.

– Простудился? – спросила она. – Перекупался?

– Да нет, – успокоил ее Алешка, – просто сходим с Димкой в аптеку – посмотрим, что там новенького завезли? Какой породы?

– Странный ответ, – сказала мама. – Какой породы могут быть лекарства? – И она снова углубилась в свой кроссворд.

Это мамино любимое занятие на отдыхе. Она специально купила для дачи отрывной календарь. Со всякими полезными сведениями, довольно бестолковыми. Но там, на обороте некоторых листочков, изредка попадаются кроссворды. Поэтому мама не отрывает каждый листок один раз в день, как положено, а рвет их, пока не разыщет очередной кроссворд. Из-за этого возникает небольшая путаница. Глянет папа, скажем, в начале июня и поскребет макушку:

– Ого! Уже август! Быстро лето пролетело.

– Да, – иногда скажет и Алешка, – торопливый календарь. Какое счастье – уже День знаний наступил!

У мамы с кроссвордами свои отношения. Она обычно «прогоняет» кроссворд сперва по горизонтали, а потом по вертикали, оставляя свободные клеточки там, где не хватает ее «ерундиции», как говорит Алешка, а потом призывает его на помощь:

– Лех, механическое транспортное средство из десяти букв?

– Лошадь, – не моргнув глазом, подсказывает Алешка.

Мама пытается растянуть «лошадь» на десять букв.

– Не хватает, Лех. Еще четыре буквы надо.

– «Верблюда» попробуй.

Мама сосредоточенно считает буквы по пальцам.

– То же самое получается.

– Верблюдица, – помогает Алешка.

– Ну вот! – радуется мама. – Совсем другое дело.

Вот и сейчас, мы уже на пороге, а нам вслед:

– Лех, лекарственное средство из трех букв?

– Нафтизин, – выпаливает Алешка.

Хорошо еще – не трансформатор.

И вот мы идем в аптеку. Только не в обычную, а в лохматую, как мы ее называем.

Дело тут в том, что на окраине деревни Пеньки живет одна очень славная старушка в детской панамке. Нет, она, конечно, не в панамке живет, а в доме. Просто эта панамка ее особая примета, как Алешка говорит. И еще сердечная доброта. Когда-то она приютила бездомную собачонку. А потом еще одну, а потом пошло-поехало! Сейчас их у нее уже около десяти, самых разных. Конечно, прокормить эту свору на свою пенсию старушка не смогла бы, но добрые люди ей помогают – кто деньгами, а кто продуктами.

Собаки у нее необыкновенные. Вернее, сами-то собаки обычные – с зубами, с ушами, с лапами и хвостами. А вот клички у них!.. В недалеком прошлом старушка работала в аптеке, ну и эта работа отразилась на ее фантазии. Собак ее звали соответственно: Афобазол, Анальгин, Касторка, Нафтизин, Валерьянка… И самое удивительное – эти аптекарские имена полностью соответствуют собачьим характерам.

Нафтизин, например, привязчивый и надоедливый, как насморк. Будет ходить за тобой следом, уткнувшись носом в твои пятки, и поскуливать с намеком на что-нибудь вкусненькое.

Анальгин – это головная боль. Лает без перерыва на все, что видит. Даже на пролетающих вдоль забора бабочек.

Касторка – игривая, но вредная. Любит подбежать сзади и с налета ударить тебя передними лапами в спину – дурацкая такая игра у нее.

Валерьянка любит посидеть рядом, умильно положив голову тебе на колено. При этом она мурлычет, как кошка, и навевает спокойную дремоту…

Вообще, эта деревня Пеньки какая-то собачья. Собак здесь полно, в каждом дворе их больше, чем людей. И местные, и приезжие – дачные такие. Живут они довольно дружно, но чужим людям от этого не легче.

Мы как-то с Алешкой в начале лета пришли по делам в Пеньки. Со всех дворов и дач поднялся оглушительный лай. И скоро мы оказались в окружении. А впереди нарисовался вожак – громадный лохматый кавказец. По имени Рекс. Он встал у нас на пути, расставив толстые передние лапы и оскалив белые клыки: чужие здесь не ходят!

Мне стало не по себе, даже страшно. Но не Алешке. У него с собаками какое-то взаимопонимание. И ведь ничего особенного он для этого не делает – не подкармливает, не подлизывается. Просто разговаривает по-человечески. И они его понимают. И отвечают ему по-собачьи, добром и преданностью.

Вот и этот нахмуренный Рекс.

– Тебе это надо? – просто спросил его Алешка. С искренним удивлением.

И Рекс, казалось, и впрямь подумал: «А на фиг мне это надо? Пацан, видать, хороший, добрый и неглупый, а в кармане у него, чует мой нос, всегда найдется что-нибудь приятное и полезное».

Словом, Рекс уже не скалился, а улыбался и помахивал пушистым хвостом. Алешка, в свою очередь, почесал его за ухом, снял с шеи репейники и что-то сказал приятное. Вся стая поняла – наш человек – и разошлась по домам.

Одна только глупая приезжая болонка Бася не врубилась и продолжала нас визгливо облаивать. Рекс не стал ее наказывать – все-таки из его команды, да и городская штучка. Он взял ее за шкирку и перебросил за штакетник ее дачи.

– Ого, Бася! – послышался там веселый женский голос. – Как ты окрепла на свежем воздухе – летать начала.

Бася ничего не ответила, даже не взвизгнула, когда приземлилась на клубничную грядку. Наверное, ей было стыдно, что крутой красавец так обидно с ней обошелся.

С этого дня громадный Рекс сопровождал нас на всех прогулках в качестве надежного и бесстрашного охранника. И не раз выручал при встрече с врагами. Впрочем, об этом я расскажу позже.

По дороге мы зашли в магазин. Он в Пеньках очень хороший. Продавец Рустам или Рахим (толком никто не знает, а он охотно откликается и на Васю) продает все – от хлеба до гвоздей. А если кому-нибудь чего-то не хватает, он тут же успокаивает:

– Не плачь, дорогой. Завтра тебе буду привозить все, что хочешь. А пока возьми вот это – очень хороший товар тебе будет. Жена спасибо скажет. – И он всучит покупателю вместо, например, «окномоя» килограмм персиков. Или садовые грабли.

Я всегда в таком случае думаю: если жена послала мужа купить пакет муки, то эти грабли как раз ей пригодятся, когда он вернется с покупкой.

Но нам грабли были не нужны, мы купили большой пакет собачьего корма для Анны Степанны. Не для нее лично, конечно, а для ее лохматых лекарственных средств.

У магазина нас уже ждал Рекс. Алешка вскрыл пакет и угостил его горстью хрустящих собачьих орешков. И дальше мы пошли уже втроем, потому что в «аптеке» у Рекса тоже были свои приятели и он с интересом обнюхивался с ними через заборную сетку.

– Привет, Оболенские! – обрадовалась нам Анна Степанна. – Ребятки уже без вас соскучились.

Мы помогли ей почистить вольеры, натаскали воды и наполнили поилки, побегали с «ребятишками» по дорожке, пробежались с ними по очереди по буму, взяли несколько барьеров, полаяли на верхней площадке лестницы, и Анна Степанна позвала нас пить чай.

Мы в ее домике до этого не были. Нам в нем очень понравилось. Скромненько, уютненько и чистенько. На окошках легкие занавески, на подоконниках полевые цветочки в банках с водой, постукивают ходики с маятником и кошачьей мордочкой, попыхивает на столе маленький самовар и стоит вазочка с сухариками. А на стене между окнами – увеличенная фотография молодого офицера военных лет. В гимнастерке и в пилотке со звездочкой. Фотография старая, черно-белая, а звездочка – алая.

– Это я ее раскрасила, – объяснила Анна Степанна, – когда была маленькой.

– Это ваш отец? – спросил Алешка.

– Это мой старший брат. Я его никогда не видела – только вот на этой фотографии. Я ведь родилась, когда он уже был на фронте. А потом и наш папа ушел. И оба оттуда не вернулись. А мы с мамой жили в эвакуации. Было очень тяжело и голодно. Мама много болела, но меня все-таки вырастила…

Тут она спохватилась:

– Да что же я вас разговорами угощаю. Садитесь-ка за стол. Руки помыли?

– Еще вчера, – успокоил ее Алешка. – А вы дальше рассказывайте, нам интересно. Наши старшие Оболенские тоже воевали. Даже танкистами. Мы всегда их помним – не только в День Победы.

– Ну и молодцы, – сказала Анна Степанна, разливая по чашкам чай. – Разве можно наших победителей забывать! Они всю страну спасли.

Тут дверь приотворилась, и показалась лобастая голова Рекса с улыбкой до ушей.

– Набегался? – спросила его Анна Степанна и отломила ему кусочек сухаря.

Рекс взял его вежливо и не полез в комнату, а попятился и захрустел на крыльце. А потом вдруг басовито залаял на требовательный автомобильный сигнал.

– Ох, ребятки, я совсем забыла! Это из ветклиники врач приехал. Что-то с Касторкой неладное. Позеленела.

– Как это? – спросили мы. Мы ведь только что бегали по площадке. И Касторка была вовсе не зеленая, а своего родного шоколадного цвета.

– Да не вся позеленела – язык у нее зеленый. Я и обеспокоилась.

Она выскочила за дверь и встретила врача.

– Леш, сбегай за Касторкой.

Врач удивился:

– А в чем дело, причем здесь касторка? Для кого? Для этих юношей?

– Нам и без касторки хорошо, – усмехнулся Алешка. И объяснил: – Это собаку так зовут. – И пошел за Касторкой.

Ветврач сделал вид, что улыбнулся. Но лучше бы он этого не делал. Ни у кого я не видел во рту столько зубов. Многозубый такой.

Он уселся за стол, достал сигарету и зажигалку.

– Здесь не курят, – вежливо сказал я.

Ветврач поморщился, но убрал сигарету в пачку. А зажигалка показалась мне интересной – в виде винтовочного патрона. Точно такая же хранится в папином столе. Фронтовая, сохранилась в семье на память об одном из наших танкистов. Эта была не настоящая, вроде сувенира. Новодел, как говорится.

Тут вошла Касторка, веселая и в своем цвете. Вместе с Рексом.

– Ну-с, посмотрим, что у нас, – сказал врач.

По всему было видно, что он не очень опытный. И собак побаивается. Алешка это тоже понял и стал ему помогать. Усадил Касторку и сказал ей:

– Покажи язык.

Касторка послушно вывалила из пасти зеленый язык.

– Да-с, – задумчиво сказал врач. – Налицо очень сложный и серьезный случай. Я вам выпишу направление в клинику на УЗИ. Капельницу придется поставить, витаминчики и сердечное поколоть.

Анна Степанна растерялась:

– Это ведь очень дорого.

Зато Алешка не растерялся:

– Рекс! Проводи дядю на двор.

Рекс встал и глухо заворчал.

– Вы что себе позволяете! – взорвался врач. – Я на вас в суд подам!

– А я папе пожалуюсь, – жалобно сказал Алешка. И вытер послушную слезу.

– Чихал я на вашего папу!

– Не надо, – посоветовал я. – У него папа полковник полиции в Министерстве внутренних дел. Он вас может привлечь за мошенничество и вымогательство. Только не повышайте голос, а то Рекс рассердится.

Врач попятился к двери и исчез за ней. В эту минуту мы не знали, что встретили коварного и мстительного врага.

– Уж очень вы, ребятки, строго с ним, – сказала Анна Степанна. – Он ведь еще молодой, неопытный.

– Молодой, – сказал я, – а уже нахватался. УЗИ, витаминчики… Ему главное бабки срубить, а не собаку вылечить.

– Так ведь… позеленела Касторка-то.

Алешка рассмеялся:

– Позеленела! Она вчера подушечку на лапе поранила. Я ее зеленкой смазал. А она ее слизала. Вот и вся ее болезнь.

Анна Степанна рассмеялась.

– А почему вы нашего Витаминыча не позвали? – спросил я.

Витаминыч – это Аверьян Веньяминыч, хороший ветврач, который задаром помогает Анне Степанне, если кто-нибудь из собак приболеет. И прививки им делает.

– Он на выезде. А я-то уж больно за Касторку испугалась. Вот этого и прислали.

– А мы его отослали, – сказал Алешка. – Ну его, быстренько забыли и едем дальше. Вы лучше про своего брата расскажите.

– И то! Давайте-ка я самовар вздую, а то ведь чай простыл.

Мы отправили зеленую Касторку на двор и сели пить чай.

– Ну вот, – задумчиво стала вспоминать Анна Степанна, – значит, папа наш погиб, а брат мой Виталик… пропал без вести. Он был разведчиком и не вернулся с последнего задания. Мама хворала, и вскоре я осталась совсем одна. Все ждала, что вернется с войны мой старший брат – сильный и смелый. Больше-то мне было ждать некого.

Алешка прерывисто вздохнул, да и мне стало как-то горько, не по себе. Мы все опять забыли про чай.

– Что ж было дальше? А дальше отдали меня в детский дом. Там я и школу закончила. Но все думала о своем брате, все письма, что он маме присылал, перечитывала. А среди них, этих писем, было одно от его товарища. Да он и не товарищ ему был – они в тылу у немцев случайно встретились. В письме упоминались эти самые Пеньки. Возле них, в лесу, они расстались. И было ясно, что Виталик где-то здесь и пропал без вести. Ну я и надумала: как закончила училище, попросилась на работу в эти края. Надеялась, что у местных жителей про своего братца, ни разу не виданного, узнаю. Может, и могилку его найду, приду к ней с цветочками, посижу…

– Ничего не узнали? – спросил Алешка.

– Почти ничего. Бои здесь шли сильные. Потом партизаны воевали. Разве ж упомнят люди одного разведчика? Сколько их тут полегло…

– А вы куда-нибудь обращались? – спросил я. – Во всякие организации. В архивы. Еще куда-нибудь.

– Да нет, как-то не пришлось. Не додумалась.

Мы с Алешкой переглянулись, но благоразумно промолчали. Не стали старушку раньше времени обнадеживать, а сами подумали о дяде Боре, папином брате. Он тоже полковник, но не полиции, а армейский. Командовал раньше целой воинской частью, а сейчас работает в Министерстве обороны. Он бы, наверное, быстренько всякие справки навел.

В общем, мы допили остывший чай и задумчиво пошли домой.

На даче мы отдыхали уже две недели. Прошлым летом папа с дядей Борей наконец-то достроили дом; небольшой, но миленький, как говорит мама. До этого мы вчетвером жили в строительном вагончике без колес. Он твердо стоял на березовых чурбачках.

– Это для того, – говорил папа, – чтобы наши шустрые детки не укатили нас как-нибудь ночью в какую-нибудь даль.

Тут он был немножко прав. Потому что Алешка уже подговаривал меня перебраться со своим имуществом поближе к озеру.

– Мы с тобой, Дим, карасей прямо из окна бы ловили. А то ходим в такую даль!

В это лето родители перебрались на постоянное место жительства в миленький дом, а фургон оставили нам в полное распоряжение. Нас это очень устраивало: захотели – пришли, захотели – ушли. А когда и куда – никому не известно.

Мы обустроились – поставили раскладушки с надувными матрасами, тумбочки для личных вещей, столик, «тубаретки», как говорит Алешка, и отстояли крохотную железную печурку.

– Ну зачем она вам? – возражала мама.

– Чайку попить в пасмурный полдень, – объяснял Алешка. – Или вдруг гости припрутся. Мы еще у тебя и кастрюльку со сковородкой заберем.

В общем, жизнь наладилась. Она была счастливая и спокойная, но скучноватая.

Мы с Алешкой ходили на озеро – купаться и на рыбалку. Но вода еще не нагрелась, и клев был ленивый и без особых результатов. Грибов тоже еще не было. Алешка, наконец, не выдержал:

– Что-то, Дим, никаких приключений с нами не случается – так и все лето впустую пройдет.

Алешка не может жить без приключений. Как Шерлок Холмс без загадок и тайн.

Мне эти приключения и на фиг не нужны. Я люблю мирно спать по ночам и просыпаться утром в своей постели, а не в каком-нибудь мрачном подвале или в шалаше; люблю вовремя садиться за стол, а летние вечера, когда луна заглядывает в окошко, люблю проводить в кругу семьи за веселыми беседами. Поэтому я так и сказал Алешке:

– Не накаркай! – И, конечно, не знал и не догадывался, что приключения уже начались. Они только еще не проявились и не докатились до нас.

И уж, конечно, я не мог подумать, что такое хорошее и безобидное дело, которое мы затеяли, чтобы узнать судьбу старшего брата мирной старушки в панамке, обернется опасным приключением и борьбой…

Вернувшись домой, мы позвонили на мобильник дяде Боре и объяснили, что нам надо.

Дядя Боря – военный человек – врубился сразу.

– И кто такой? – спросил он Алешку.

– Виталик, – сказал Алешка. – Анны Степанны брательник. Она одинокая, у нее, кроме собак и панамки, никого больше нет.

– Это все, что вам известно?

– Он был разведчик. В пилотке со звездочкой.

Дядя Боря хмыкнул:

– Панамки, пилотки… Дай-ка трубку Диме. Дима, значит, так. Установите имя, отчество, фамилию этого Виталика. Записал? Дату и место рождения. Когда призывался на службу и каким военкоматом. В какой части воевал. Когда, где и при каких обстоятельствах пропал без вести. Есть ли официальное извещение об этом его родственникам. Все понял? Молодец, сбросишь эти данные на мой мобильник. Сереге привет. Конец связи.

Серега – это наш папа. Сергей Александрович Оболенский, полковник полиции, сотрудник Московского бюро Интерпола. Он занимается борьбой со всякой международной преступностью, и в нашем деле рассчитывать на его помощь не приходилось. Поэтому мы и позвонили дяде Боре.

А папа, когда приехал, сказал:

– Дело, конечно, хорошее и важное. Но очень непростое. Не знаю, ребята, что у вас получится. Такими розысками занимаются целые организации. Для начала я бы посоветовал вашей Анне Степановне сделать официальный запрос в министерство.

– Мы уже сделали, – сказал Алешка. – Тебе привет от твоего брательника Бори.

– Лихо! – сказала мама. – А вы знаете, что вы звонили не просто брательнику Боре, а целому генералу.

– Тоже мне генерал! – сказал Алешка. – А сам прошлым летом очки в холодильнике потерял.

Мама не растерялась:

– Прошлым летом он был полковником.

– Учту, – сказал полковник Оболенский.

– Да, – сказала мама, – учти: что дозволено полковнику, то недостойно генерала.

– Я об этом подумаю. Когда генералом стану. – Папа допил свой кофе и сказал: – Мне завтра в Москву нужно.

– И я с тобой, – сказала мама. – Надо кое-что подкупить из продуктов.

– Но я с ночевкой, – предупредил папа. – Как ты думаешь, можно их одних оставить на целые сутки?

– Легко, – сказал Алешка, радостно предвидя бесконтрольное время.

– Дом не взорвете? – с надеждой спросила мама.

– А нечем, – признался Алешка.

– Ты им сготовь чего-нибудь. Чтобы не голодали.

– Димка сготовит, – сказала мама. – У него здорово получается.

Я только вздохнул.

На следующий день родители уехали. Мы остались одни. Тут-то все и началось.

Глава II
Ночной гость

Началось, правда, не сразу, не днем. А день мы провели и полезно, и приятно. Рано утром вместо зарядки помахали всеми руками машине, в которой уехали наши любимые родители, и пошли в магазин. Взяли чипсов и по пакету сока, завалились на свои матрасы, похрустели, похлюпали. Сняли с веревки свои плавки, забрали удочки и пошли на озеро. Накупались так, что у Алешки застучали зубы и по всему телу побежали мурашки; улеглись на уже согретый солнышком песок.

– Дим, – Алешка на минуту придержал зубную чечетку, – мое дело – наловить карасей, а твое – сделать из них завтрак.

– Завтрак уже был, – сказал я. – Сделаю обед.

Клев был хороший, ведерко быстро наполнилось золотистыми рыбешками, и мы пошли домой. Было жарко, повсюду чирикали птички, каркали вороны. В Пеньках весело лаяли лохматые «лекарственные средства», в ведерке плескались караси. Мы даже немного посочувствовали нашим родителям.

– Ничего, Дим, – сказал Алешка. – Мы им оставим рыбки. Так уж и быть – покормим.

Дома я занялся обедом, почистил рыбу, сварил уху на печурке и сделал карасиную жаренку. Лешка отправился в Пеньки к Анне Степанне уточнять биографию ее брата. А еще я сбегал к магазину и купил у местных бабулек банку настоящего молока.

Пока я возился с обедом, Лешка тоже управился. Вместе с ним заявился и Рекс. Деликатно улегся в уголке на Алешкиной постели. Мы дали ему несколько крекеров, он похрустел и задремал. Только время от времени приоткрывал глаза и подрагивал чуткими ушками.

Сначала мы похлебали ухи, а потом наелись жареных карасей. Немного увлеклись и уставились на пустую сковородку. Оставили бедным родителям, называется.

– Да ладно, Дим, – сказал Алешка, – завтра пораньше встанешь – наловишь рыбки, нажаришь. А на третье у нас что?

Я поставил на стол большую миску с клубникой, посыпал ее сахарным песком, залил молоком.

– Ты, Дим, здорово готовишь, – отдышался Алешка. – Особенно клубнику.

Из-за стола он вылез с трудом, футболка на животе у него оттопырилась, будто под ней прятался футбольный мяч.

– Ща, – сказал Алешка, – подышу немного, растрясусь и буду дяде Боре донос писать.

– Донесение, – поправил я. – Только дашь мне твое «правильнописание» проверить, а то напугаешь генерала.

– Его напугаешь… Рекс, пошли, побегаем немного.

Рекс стукнул хвостом об пол и с готовностью вскочил.

Я поставил на плитку воду для мытья посуды и выглянул в окно. Они там здорово бегали – один свернулся в клубок под березой, другой – в мамином гамаке. Растрясаются.

Спокойных и безопасных часов оставалось все меньше и меньше.

Когда я перемыл посуду, начистил картошку на ужин, подмел и прибрался, явились наши «бегуны».

– Отдыхаешь? – спросил Алешка. – А я вот опять буду работать.

Он сел за столик в углу, достал из карманов шортов бумажные клочки и, высунув язык, стал писать «донос» генералу. Пыхтел, вздыхал, ворчал, потом позвал меня. С гордостью показал свои труды. Я внимательно прочел и не сделал почти никаких замечаний.

– Лех, Серов пишется через «е», «Безъвисти» – такого слова нет.

– А какое есть?

– Есть два: без вести. И не «прапал», а…

– Исчез?

– «Пропал» – через «о».

– Надо же, – удивился Алешка. – Всю жизнь так писал. И – ничего. Ты сам тогда эсэмэску набери, ладно? А то дядя Боря растеряется.

Мы отправили дяде Боре текст и получили лаконичный ответ: «Донесение принял. Конец связи».

Тем временем засинели сумерки, сгустились. Всплыла круглая красная луна и запуталась в ветвях дальней ели. Птички уже замолкали, а которые чирикали, то очень сонно, будто желали друг другу доброй ночи.

Рекс встал, встряхнулся и посмотрел на нас, словно сказал:

– Ну, мне пора. Или остаться с вами? Не боязно вам будет ночью без взрослых? – Он себя тоже, наверное, взрослым считал. А нас – щенками.

– Иди, иди, – сказал Алешка. – Тебя уж дома заждались – целый день по гостям шляешься.

Рекс помахал хвостом, улыбнулся. Лешка открыл ему дверь.

Тут вдруг что-то меня толкнуло – зря мы его отпустили, лучше бы он остался…

Ночь началась беспокойно. Будто подготавливала нас к еще большим неприятностям.

Мы заперли дверь, погасили свет, улеглись. Я уже начал засыпать, а Алешка все вертелся и ворчал.

– Ты будешь спать? – разозлился я.

– Дим, кто-то щипается.

– Где щипается?

– По всем местам. На какой бок ни повернусь.

Я включил свет, осмотрелся. Ни комаров, ни жуков, ни лягушек. И кто его там «щипает».

– Спи давай, – строго сказал я и выключил свет.

Настала тишина. Только доносились кузнечики со двора и лягушки с озера. Я уснул и тотчас подскочил.

– Догадался! – радостно взвизгнул Алешка, включил свет и начал яростно перетряхивать постель. – Это песок, Дим, с озера!

Я тоже догадался. Когда мы, повалявшись на песочке, собрались уходить, я еще раз купнулся, чтобы смыть с себя песок. Алешка окунаться не стал, замерз.

– Обсыплется, Дим, по дороге, – отстучал он зубами.

Не обсыпался, значит. Я выгнал его на середину комнаты и обмахнул платяной щеткой, а потом полотенцем.

– Все? Обсыпался наконец?

– Ага, только в ушах еще осталось. Утром, ладно, Дим?

Мы снова выключили свет и улеглись. И тут кто-то тихо постучал в темное окошко.

Знаете, это не очень приятно, когда ты один дома ночью и кто-то к тебе стучится. А тут еще младший брат при тебе. С песочком в ушах.

– Кто там? – по возможности строго и бесстрашно спросил я.

– Откройте, пожалуйста, – попросил кто-то тихо и вежливо.

– А зачем? – резонно спросил Алешка.

А я пожалел, что рядом с нами не было в эту минуту нашего верного охранника Рекса.

– Я заблудился, – послышалось за дверью, все так же тихо.

Похоже, что ночной гость говорил так, словно боялся, что его услышит кто-нибудь кроме нас.

– А куда вы идете? – Я не то чтобы не торопился отпереть дверь – я вообще это делать не собирался. Нас уже многому научили в школе на занятиях по ОБЖ, родители да еще и телевизор.

– Мне нужно попасть в Петровки. Это далеко?

– Сначала прямо, – вмешался Алешка, – а потом два раза налево, в северном направлении прямо на юг. – Объяснил!

– Откройте, пожалуйста. За мной гонятся нехорошие люди. – Голос был уже не просто тихий, а даже испуганный.

Вот тут мы растерялись. Как быть? Не помочь человеку в беде? Человеку, за которым гонятся нехорошие люди? Нас этому не учили. Нас учили совсем другому. Ну, а если он сам нехороший человек?

Мы с Алешкой переглянулись. А я понял: решать мне! Как старшему брату. Вот задачка! Человек в опасности. А если я его впущу, в опасности может оказаться мой младший брат, наш Алешка…

– Открывай, Дим, – сказал Алешка и достал из-под подушки свою любимую рогатку. – В случае чего засветим ему в лоб – мало не покажется. – И он зарядил рогатку стальным шариком.

Эту знаменитую рогатку папа отбирал у него сколько раз. Даже пригрозил, что сдаст ее в Музей криминалистики. Как образец полухолодного оружия.

Ночной гость опять тихо постучал в дверь.

Стучал он тихо и даже как-то жалобно. Будто поскуливал под дождем голодный бездомный щенок.

Алешка отошел в угол, держа руку с рогаткой в кармане, а я подошел к двери и щелкнул задвижкой.

Человек за дверью вошел не сразу, постоял на крыльце, озираясь, потом шагнул внутрь. Немного зажмурился от света и сказал:

– Спасибо. Здравствуйте. – Правую руку он, как и Алешка, держал в кармане куртки.

Тоже, небось, с рогаткой. Или с пистолетом. Я уже пожалел, что мы его впустили. Но на первый взгляд он не показался мне опасным. Так себе прохожий, молодых лет и невыразительной комплекции. И лицо тоже какое-то невнятное. То ли спать хочет, то ли еще не совсем проснулся.

– Как у вас светло! – сказал он вроде даже с недовольством. – И с улицы все видно.

– А нам скрывать нечего, – сказал Алешка.

– Да я не об этом. – Он прошел к столу и сел на табуретку. – Я почему к вам-то постучался? Потому что на весь поселок только у вас окошко светилось. Вот я и подумал: раз люди не спят, то можно их побеспокоить.

Я понял, что он совсем не то хотел сказать. Он хотел сказать, что свет в нашем окошке может привлечь нехороших людей, которые зачем-то за ним бегают. И я задернул на окне шторку, выключил свет и зажег свечи.

У нас ведь иногда отключают электричество. Время от времени. Ну, перед дождем, во время дождя, после дождя. А то и задолго до дождя. Поэтому у нас всегда под рукой запас свечей и керосина для лампы.

– Вот, – с удовольствием сказал наш незваный гость. – Так уютнее. А если у вас найдутся три корочки хлеба голодному путнику…

– Три ложечки ухи найдется, – буркнул Алешка.

Я разогрел остатки ухи, и наш гость на нее навалился. Ложку он держал в левой руке, а правую руку так и не вытаскивал из кармана. Заметил мой взгляд и объяснил:

– Я вообще-то левша. А правую поранил, когда отбивался от нехороших людей.

Уху он ел старательно и с аппетитом. А когда тарелка опустела, вздохнул и сказал:

– Из карасей уха, конечно, не уха. Так, вроде рыбного супа. А вот я делаю уху из десяти сортов рыбы. Наловлю всякой – тут тебе стерлядь, там осетрина, здесь пара линей, треска, навага, ершики… Все не упомню даже. Вот это уха!

– Разноцветная, – сказал Алешка.

– Многоэтажная, – сказал я.

– Именно что! А из карасей, конечно, не уха.

– Спасибо, что хоть такая нашлась, – неприветливо проворчал Алешка.

А гость спохватился:

– Ах да, конечно! Спасибо! Вы хорошие ребята. Я как из Петровок вернусь, обязательно вам что-нибудь подарю.

– Подводную лодку, – сказал Алешка мечтательно. С иронией.

– Можно и лодку.

– У вас их полно?

– Пара штук найдется. Не у меня, так у родни. У меня ее полно в Петровках.

Я понял, что он нас совсем не слушает. Он прислушивается к тому, что там, за дверью. Видно здорово его напугали нехорошие люди.

А за дверью уже была глубокая ночная тишина.

– Ну, спасибо вам, приютили, накормили. – Он встал и подошел к двери. – Только повторите все-таки, как мне до Петровок добраться. А то что-то я не понял: два раза на юг, один раз на север?

– Наоборот, – сказал Алешка. И стал подробно объяснять дорогу.

Если бы мне так объясняли, то я уже сто раз бы заблудился. Особенно меня насторожило, что Алешка настойчиво советовал ему идти через мост, мол, так намного короче. Но я промолчал – знал по опыту, что наш Алешка просто так никогда не врет: либо с целью, либо с пользой.

Наконец, незнакомец встал, направился к двери. Выглянул наружу и осторожно вышел.

– Ты зачем его на мост направил? – зашипел я на Алешку. – Он и так дорогу не найдет!

Дело в том, что моста через речку Еленку давно уже не было – его снесло прошлой весной ледоходом.

Алешка не поторопился с ответом, долго смотрел на меня, потом как-то увесисто и с сожалением сказал:

– Как ты живешь, Дим? Ты ничего вокруг себя не видишь.

Я даже машинально оглянулся.

– Ведь он все врет, Дим. А ты и не заметил.

Нет, кое-что я заметил. Про свою рыбалку и про разноцветную уху он наврал здорово. Для такой многоэтажной ухи надо наловить рыбы со всего света, из разных рек и озер и даже из морей и океанов. Но это вранье простительное. Каждый рыбак невольно возводит свой улов в какую-нибудь степень.

– Дим, он сказал, что у него в Петровках полно родни. А в Петровках живет только одинокий дедушка. Без всяких подводных лодок. Но главное вранье – что он поранил руку. Ты знаешь, почему он держал ее все время в кармане?

Я промолчал. Хотя мог бы сказать, что у него там пистолет.

Алешка тоже помолчал, а потом ляпнул:

– Я, Дим, не то что ты. Я кое-что все-таки углядел. Знаешь, что у него с рукой?

– Закрытый перелом? Золото, брильянты?

– У него на правой руке наручники!

Опа! Вот это очень плохо. Это вам не уха из десяти сортов разных рыб. Это очень подозрительно. Разные плохие мысли возникают.

– Лех, давай Степанычу позвоним.

Степаныч – это участковый нашей округи, очень хороший человек.

– Ага, – сказал Алешка. – Он здорово обрадуется, когда ему ночью позвонят братья Оболенские.

– А чего делать?

– Давай поспим до утра. Все равно этот рыбак будет всю ночь бродить.

– А если он обратно припрется?

– А мы замок на дверь повесим снаружи. Потопчется и опять мост пойдет искать.

Мы так и сделали. Я запер дверь снаружи – замок у нас большой, висячий, его издалека видно – и забрался через чердак в комнату.

Мы задули свечу и улеглись на свои надувные матрасы. И долго молчали, раздумывая. А потом Алешка сонно пробормотал:

– Не забыть бы завтра ухи от песка отряхнуть.

Про «ухи» мы, конечно, забыли. Да к тому же и заспались. Проснулись от тревожных голосов наших родителей за дверью.

– И куда они умелись? – говорила мама.

– Где-нибудь в гостях, – отвечал папа. – Завтракают. После обеда явятся.