Текст книги "Тусовка на острове Скелета"

Глава II
«А ГДЕ БОЦМАН?»

Мы сделали небольшой крюк, чтобы показать, будто идем с лагуны, после неудачной охоты за рыбой. Не успели мы подойти к баньяну, как из-за него вышел Алешин. Он был сердит и встревожен. И с автоматом на плече.

– Вы где бегали? – спросил он. – Полковник в гневе. Сейчас вам будет!

– А мы – что? Мы – ничего, – ответил Алешка с обидой в голосе. – Мы рыбу ловили. Чтоб вас накормить. Вы так много жрё… едите.

Алешин оглядел нас, сердито пыхтя. И сказал:

– Пошли в «па». Будете до вертолета там сидеть.

– Еще чего!

Алешин вздохнул и сказал негромко:

– Боцман удрал.

– Подумаешь! – как-то странно фыркнул Алешка, будто это и не новость. – Куда ему бежать-то? К акулам?

– Вот и я думаю: куда ему бежать? Но ведь нет его нигде. Я весь остров уже обошел.

– В гроте смотрели? – спросил я.

– А то! В первую очередь.

– А в хижинах? – озабоченно спросил Алешка. – Прячется у кого-нибудь в чемодане.

Алешин покачал головой.

– Может, он утопился с горя? – предположил Алешка.

И тут до нас кое-что дошло: так вот куда делась наша лодка с автоматом!

Алешка нахмурился, соображая.

– Не понял, – признался он. – А как же он через пролив перебрался? Его бы там живо акулы схавали…

– В чем дело? – спросил Алешин.

– Да так… – Алешка пожал плечами. – Мелочи жизни.

– Вы что, его видели? – насторожился Алешин и поправил на плече автомат.

– Не то чтобы… – сказал я.

– Не в этом смысле, – добавил Алешка.

– Так, – протянул Алешин. – Пошли к товарищу полковнику. Пусть сам с вами разбирается. И что он прикажет с вами сделать, то я и сделаю. Беспощадно. Даже с удовольствием.

– Как вам не стыдно, – хихикнул Алешка, – маленьким угрожать.

– Пошли, пошли. Вы – вперед, а я пока подходящих веточек наломаю. С колючками.

– Товарищ полковник, ваши дети что-то знают, – доложил Алешин.

– И что вы знаете? – спросил папа.

– Много чего, – ответил я.

– Ну, например?

– Ну… – протянул Алешка. – Например: солнце утром всходит, а вечером заходит.

– Что еще? – папа был терпелив.

– Ну… Луна бывает большая и маленькая.

– Капитан Алешин, – сказал папа, не меняя тона, – отстегните ремень от вашего автомата.

– Да ладно уж, – поспешил Алешка. – Сразу за автомат. Дим, расскажи им. Мне они все равно не поверят. Да еще ругаться будут.

– Там, – я куда-то махнул рукой, – на маленьком островке полудикий ученый человек живет. Ваня.

Я не ожидал такого эффекта. Папа вскочил:

– Иван?

– Ваня, – поправил Алешка.

А папа повернулся к Алешину:

– Это Чижов! Ты понял, Алешин?

Тут еще один эффект: Алешин открыл рот и выронил автомат. Себе на ногу. И сказал:

– Не может быть, Сергей Александрович!

– У них все может быть, – жестко ответил папа.

– Два года! – Алешин подобрал автомат. – Два года, Сергей Александрович!

– Видимо, не теряют надежды. Деньги-то какие!

Мы внимательно прислушивались, но ничего понять не могли. Этот разговор напомнил нам мутные речи Ва-ни. Алешка даже незаметно коснулся пальцем виска и сказал мне:

– Гы, Дим?

– У-у-у, – ответил я.

Тут папа вспомнил о нас. Встал.

– Пошли. Нужно доставить его сюда.

– Он не пойдет, – сказал Алешка.

– Табу, – добавил я. – Он боится, что его тут съедят.

– Кто? – удивился папа.

Я промолчал, а Лешка вполголоса заметил:

– Какой-нибудь полковник.

Папа на эти слова не обратил внимания, сказал Алешину:

– Останешься здесь, гляди в оба.

– Не беспокойтесь, Сергей Александрович.

– Надо на лодке плыть, – сказал Алешка.

«Афалина» оставила нам свою моторную шлюпку. Мы ею не пользовались, чтобы зря не расходовать бензин. Но сейчас не тот случай.

Папа сунул зачем-то за пояс пистолет, и мы пошли на берег. Шлюпка лежала на песке. Тут же набежали веселые коричневые островитяне и с песнями и прыжками помогли нам столкнуть ее на воду.

Папа опустил мотор, дернул шнур стартера. Мы вышли подальше в море, чтобы не цеплять днищем рифы, обогнули остров, вошли в пролив. Все это время папа смотрел не в море, а на берег. Наверное, все боцмана искал. Глазами.

Пристали к берегу Скелета.

– Ну и где он? – спросил папа.

– Наверное, в хижине, – Алешка пожал плечами. – Ест. Он все время ест. Проголодался в одиночестве. – И заорал изо всех сил: – Гы!

Папа даже шарахнулся от него. Однако – сработало. Кусты осторожно раздвинулись – и появился Ва-ня. Но не весь, одна голова. Он долго изучал папу, потом подошел. Папа протянул ему руку. Ва-ня сначала резво отпрыгнул, затем вернулся на место и ответил робким рукопожатием.

– Чижов? – спросил папа.

Ва-ня нахмурился. Он будто что-то вспоминал. Потом его лицо осветилось улыбкой:

– Чи-жов! Гы!

– У-у-у! – сказал Алешка.

– Прекрати! – оборвал его папа. – С ним нужно разговаривать нормально. Тогда он быстрее придет в себя. А вообще ему врач нужен. – И папа еще раз спросил: – Чижов?

Ва-ня закивал.

– Теплоход «Айвазовский»? Круиз?

– Вазовски! Гы! Круизм.

– Пора домой, – сказал папа. – В Россию.

Ва-ня вдруг заплакал.

– До-мой! Мос-ква! Квар-ти-ра! Катя! Дом! – Вытер ладонью слезы. – Вазовски?

– Нет. Самолет.

– Лай-нер?

Мы были поражены, как быстро этот одичавший человек, отвыкший от человеческой речи, приходил в себя. Вот тебе и «Гы!».

Папа сделал понятный жест, приглашая Ваню в лодку. Не тут-то было. Ваня сморщился и опять чуть не заплакал.

– Табу! Ням-ням!

– Нет табу, – твердо сказал папа. – Все хорошо. Нет ням-ням.

Вот это Ваня понял совершенно. А я ничего не понимал. Говорят они с папой вроде почти нормальным языком, а по сути все вроде «Гы» и «У-у-у».

Я посмотрел на Алешку. Он внимательно слушал весь этот тарабарский разговор, но в его глазах непонимания не было. Ему было все ясно. Я дернул его за рукав. Он отмахнулся от меня, как от мухи.

– Потом, Дим! Дай послушать!

– Домой, – повторил папа. – Нет табу.

– Вещи, – ответил Ваня. – Барахло. Книга.

– Пошли.

И мы пошли в его хижину за вещами. Папа, когда мы пришли, с интересом огляделся. Улыбнулся. И сказал:

– Робинзон.

Ваня засмеялся и ответил:

– Хватит! Много люди – хорошо. Один люди – плохо. Домой! – И он стал хлопотливо собирать свои пожитки. – Нет Робинзон!

Вещей было не так много. Ваня сложил их на полу хижины. Кучка получилась: рукопись из пальмовых листьев, кастрюля, мятая и черная от копоти, чайник без носика, нож без ручки, несколько гнутых ложек, лук со стрелами, копье со страшным наконечником из акульего зуба.

Папа поднял лук, осмотрел его и сказал:

– Оставь его здесь. В Москве охота с луком запрещена.

– Охота – нет! – согласился Ваня. – Музей – да.

Здорово он стал соображать.

Алешка вдруг сказал:

– Лук, посуду и копье надо оставить здесь – вдруг кому-нибудь пригодятся.

Интересно – кому это?

Ваня бережно уложил в корзинку рукопись и чернильницу, стал складывать в плетеный мешочек красивые раковины и белые и розовые кораллы.

Папа вполголоса нам объяснил:

– Иван Чижов – знаменитый коллекционер. Ученый. Всякие редкости – его страсть.

– У меня этих ракушек, – сказал Алешка, – два мешка. Могу один ему подарить.

– Подари лучше оба, – посоветовал папа.

Мы покинули хижину и уселись в лодку.

– Табу нет? – спросил Ваня, указав на наш берег. – Ням-ням нет?

– Давно нет, – сказал Алешка.

Но копье свое Ваня все-таки прихватил.

Папа вывел лодку проливом в открытое море и направил ее к селению.

Для наших островитян возвращение лодки да еще с новым пассажиром – это огромный праздник. Они столпились на берегу – все в венках – и, приплясывая, с нетерпением ждали нашего приближения.

Ваня заволновался.

Папа положил ему на плечо руку и сказал, раздельно и весомо:

– Все хорошо, Иван Васильевич. Это друзья. Бояться не надо.

Ваня Васильевич покивал головой, но копье все-таки притянул поближе.

К нам аборигены уже привыкли. А появление полуголого дяди Вани, длинноволосого и длиннобородого, да еще с копьем, привело их в восторг. Они тут же нахлобучили ему на голову венок, подняли на руки и понесли под баньян. И при этом что-то орали, смеялись и хлопали в ладоши.

– Нового вождя избрали, – хмуро заметил Алешка.

И он не ошибся. Дядю Ваню усадили в кресло из старой раскладушки, поднесли ему вскрытый кокосовый орех и бухнулись перед ним на четвереньки, задрав попы. Одновременно воздев руки в небо. Как это им удалось – не знаю. Алешка тут же попробовал – не получилось, только ткнулся носом в песок.

Алешин, стоя в воротах «па», мрачно наблюдал эту сцену.

– Этого нам только не хватало, – проворчал он. – Сергей Александрович, надо его постричь и побрить. Может, они тогда от него отстанут.

Папа хмурился – прибавилось забот. Нужно сторожить задержанных, нужно контролировать поведение островитян и нужно остерегаться удравшего боцмана Шмагу. А тут еще и новый полудикий вождь. А нас – нормальных людей – всего четверо. К тому же из этих четверых – двое пацаны. Правда, пацаны те еще…

Папа попытался унять этот балаган, ему это отчасти удалось, но островитяне остались недовольны. И когда папа уводил дядю Ваню в «па», они все-таки притащили жезл вождя с черепом и почти силой вручили его своему новому кумиру.

Дядя Ваня повертел палку с черепом в руках, щелкнул его пальцем в лоб и сказал:

– Экспонат. Пепельница. Гы!

Хорошо, что кроме нас никто его не понял. Зато островитянам его «гы» страшно понравилось. Они взялись за руки и запрыгали к морю, повторяя это «гы» под каждый прыжок.

Папа помог дяде Ване привести себя в порядок. Тот сначала побрыкался, но папа сунул ему под нос зеркальце. Дядя Ваня глянул в него и… отпрыгнул в страхе в угол.

– Это ты, – объяснил папа.

– Это ты! – не согласился дядя Ваня.

Тут пришел Алешин, снял с плеча автомат, повесил его на колышек в стене и усадил дикого дядю Ваню на чурбачок. Тот покорно подчинился – он почему-то Алешина побаивался. Алешин живо обкорнал ему буйные кудри и сбрил бороду.

Тут-то и мы отскочили в угол. Борода – ладно, а вот стрижка…

– Что ты наделал? – спросил папа.

– А что? Модельная стрижка, – не смутившись, ответил Алешин. И протянул дяде Ване зеркало. Щас что-то будет!

А ничего и не было – дяде Ване его новый облик понравился. Он засмеялся, выдернул из жезла перо покрасивее и воткнул его в остатки волос на макушке.

– Точно, – шепнул мне Алешка. – Экспонат.

А папа с Алешиным вышли из «па» и о чем-то долго шептались. Вернулись. Приняли решение.

Папа откинул дубинку, которая подпирала дверь, и сказал:

– На выход. Живо.

Из комнаты вышли наши враги – сам Оленин и два его телохранителя – здоровенные парни.

– Самое простое, – сказал папа, – это быстренько вас расстрелять.

– Или акулам скормить, – вставил Алешка. И получил от папы подзатыльник.

– Но я представляю закон, – продолжил папа, – и не могу его нарушать. В то же время – вы мне мешаете. Я принял решение. Сейчас мы переправим вас на остров Скелета. Там есть хижина, где вы будете дожидаться вертолета.

– Мы лучше с вами, – сказал один амбал. – С вами будем вертолет дожидаться.

– Вот фиг! – сказал Алешка. – Полковник из-за вас не спит. Ни днем, ни ночью. И кормить вас приходится.

– А мы не люди? – с обидой сказал другой амбал.

– Разговорчики! – предупредил Алешин. Он не любил бандитов. – Ваши ручки, фрау-мадамы.

Алешин двумя парами наручников объединил эту троицу и повел их на берег.

– Дима, – сказал мне папа. – Следи здесь за порядком.

– Да, – сказал Алешка, – следи, Дим, а мы…

– А мы без тебя обойдемся, – осадил его Алешин.

В общем, они отправили задержанных на остров Скелета, и нам стало немного спокойнее. Только Алешка ворчал:

– А где-то шляется на моей лодке боцман Шмага с моим автоматом. Вот он к ним приплывет, и как они на нас ночью набросятся!..

– У них патронов нет, сам сказал, – возразил Алешин. – Ты точно знаешь, что автомат пустой?

– Точно, точно, я все патроны расстрелял по акулам.

– Ну! – сказал папа, – вернемся домой, я тебе покажу.

– Вернемся… – Алешка нахмурился. – Лет через сто. Где твой вертолет?

А вертолета все не было.

Глава III
«ГЫ!»

Папа несколько раз пытался связаться по рации с Интерполом. Но батарейки в его рации безнадежно сели, и Интерпол не отвечал. А у нас кончалось не только терпение, но и продукты. Правда, на острове были всякие фрукты, а в океане была всякая рыба, но нам эта диета уже надоела.

Алешин ворчал больше всех:

– Я столько ночей уже не спал, караулил, мне много калорий надо. В виде мяса.

– А я домой хочу, – поддерживал его Алешка. – Мне ваш океан надоел.

Неожиданно к ним присоединился Ваня Васильевич. Сначала он сказал: «Гы!», а потом объяснил:

– Хочу водопровод. Хочу телевизор. Хочу собаку.

На что папа вполголоса заметил Алешину:

– Кажется, он приходит в себя. Память возвращается.

Алешин покачал головой с сочувствием:

– Досталось мужику.

А что ему досталось? Папа не торопился раскрывать эту тайну. Но мы все-таки поймали его на берегу, когда он сидел на перевернутой лодке, курил и тоскливо смотрел в небо – ждал вертолет. Алешка сел с ним рядом, вздохнул, положил ему руку на плечо.

– Ничего, пап, – сказал он, – нам и без телевизора хорошо.

– Без собаки плохо, – улыбнулся папа. – Не подлизывайся, ничего тебе не расскажу. Потому что сам не все знаю.

– А ты расскажи, что знаешь.

У наших ног тихо плескались маленькие волны, набегая на песок и оставляя на нем мелкую белоснежную пену. И так повторялось, наверное, уже миллиард лет. А может, и больше. Кто их считал?

В небе над океаном курчавились облака, между ними сияло и жарило солнце, а чуть пониже летали чайки и щебетали морские ласточки. Довольно прожорливые существа, кстати.

Папа отнял от глаз бинокль, положил его рядом, на днище лодки.

– Да что тут рассказывать? История какая-то непонятная… Иван Васильевич Чижов по профессии – биолог, по призванию – коллекционер. Его знаменитой коллекции положил начало еще прадед Чижова. Этой коллекции завидуют все музеи мира.

– Чего это они? – спросил Алешка с интересом.

– А потому, – объяснил папа, – что коллекция у него не простая, а именная.

– Это как? Имени кого-нибудь?

– Не совсем… Вот лежит, например, в витрине музея какой-нибудь глиняный черепок, и написано: «Фрагмент горшка IX века».

– Понял, – сказал поспешно Алешка. – А у Вани написано: «Фрагмент ночного горшка имени Наполеона».

Папа рассмеялся. Но поправил:

– «Из этого черепка лакала молоко любимая кошка Льва Толстого». Теперь ясно?

– Ясно.

– И вот вся его коллекция такая…

– Кошачьи черепки? – разочаровался Алешка. – Да их на любой помойке…

– Не черепки, – прервал его папа. – Я не очень хорошо знаю его коллекцию, но помню, что она содержала, например, саблю Дениса Давыдова, единственный орден русского богатыря Ивана Поддубного, письма Чехова, велосипед Льва Толстого, подковы с копыт коня Дмитрия Пожарского, бальную книжку жены Пушкина…

– Интересно! – воскликнул Алешка. – Она что, на бал ездила книжки читать?

Алешка фыркнул, а папа хмыкнул:

– Темный ты человек, Алексей. Бальная книжка – это записная книжка. Дама на балу записывала туда все приглашения кавалеров на танцы. Кому – кадриль, кому – мазурку, кому – полонез. Это понятно?

– Понятно. Чтобы не перепутать. А то все королевы… то есть кавалеры на дуэлях передерутся.

– Примерно так.

– Пап, – спросил я, – а как же эта книжка сохранилась? За столько лет.

– Интересный вопрос. Дело в том, что странички в такой книжке были не бумажные, а из тоненьких пластинок слоновой кости.

– Здорово! – сказал Алешка. – Вот куда все слоны подевались!

– Записи в книжке делали специальным карандашиком, а после бала их стирали. И книжка была готова к новому балу, к новым записям… Но мы отвлеклись. Коллекция Ивана Чижова была бесценной. И на нее зарились не только музеи, но и другие коллекционеры. Особенно, как мне помнится, старался ее заполучить писатель Красильников. Он, подлец такой, даже сговорился с жуликами, чтобы они ограбили Чижова.

Теперь понятно, откуда папа знает эту историю.

– Да, – кивнул он, – нам с Алешиным пришлось заниматься этой кражей.

– И чего? – спросил Алешка. – Нашли?

– Нашли. И все украденные вещи удалось вернуть Чижову. Но через некоторое время он исчез.

– Спрятался? – спросил Алешка.

– Не знаю… – Папа снова взял бинокль, поднес его к глазам. – Исчез – и все. По некоторым данным, он отправился в путешествие на теплоходе «Айвазовский». И исчез.

– А я его нашел! – похвалился Алешка. – Теперь он нам все расскажет.

– Боюсь, что нет. Он провел два года в одиночестве, потерял память, говорит с трудом. Ему потребуется помощь врачей. И тогда, может быть… – Папа опустил бинокль и таким же ровным голосом добавил: – Собирайте вещи: карета подана.

Мы вскочили. Далеко в море, низко над водой летело какое-то странное сооружение. Когда оно приблизилось, Лешка сказал:

– Никакой не вертолет. Лодка с крыльями.

Точно, лодка с крыльями. Корпус как у катера, по бокам крылья, на их концах что-то вроде поплавков. А на корпусе – башенка с винтом, который яростно вращался, блестя сплошным кругом под солнцем.

– Гидросамолет, – сказал папа.

Что тут началось! Все население острова высыпало на берег. Вот теперь у них еще один вождь будет. Еще важнее. Бескрылый олень спустился к ним с неба (Оленин прилетел на остров Кокос на вертолете), а новый вождь – сначала с неба, а потом из океана. Интересно, как они его назовут. Крылатая рыба? Или Плавающий орел?

Гидросамолет плавно коснулся поверхности воды своим брюхом и поплыл к берегу. Вздымая носом волны и баламутя воду потоком воздуха от винта.

Не приближаясь к острову, гидросамолет сбавил ход, остановился. Его поплавки коснулись воды, и он замер. Похожий на громадную птицу, которая, распластав крылья, улеглась отдыхать от дальнего перелета.

Из брюха гидросамолета вывалилась оранжевая лодка, будто водяная птица яйцо снесла; в лодку прыгнули люди, завели мотор – помчались к берегу.

Островитяне на лодках и вплавь бросились в море – встречать дорогих гостей.

– Как бы они их не напугали, – проворчал Алешка. – А то как развернутся, как улетят!

Не развернулись и не улетели. Сошли на берег. Один человек – в обычной одежде: белые шорты, кроссовки, пробковый шлем, а двое других – в легком камуфляже и с автоматами. Папа обменялся рукопожатием с пробковым шлемом (тот назвался: мистер Икс), кивнул его бойцам, и они о чем-то заговорили. Мы стояли рядом, но ничего не поняли – разговор шел на английском языке.

Потом папа объяснил нам, что с вертолетом вышла неувязка. Он мог лететь только на двести миль – сто к нам и сто обратно. А до нас было почти пятьсот. Поэтому пришлось срочно искать другой транспорт, и это «срочно» растянулось почти на две недели.

– Ждите меня здесь, – сказал нам папа. И они все уселись в шлюпку и отправились на гидросамолет.

Островитяне взвыли от горя. Они решили, что сейчас эта морская птица взмахнет крыльями и унесет их любимых белых вождей в какую-нибудь туманную даль. Алешка тоже что-то заволновался.

– Дим, он нас не бросит? Пусть только попробует!

Папа тем временем вместе с прибывшими скрылся в брюхе гидросамолета. Подошел Алешин.

– За нами? – спросил он. – Красивая птичка.

А красивая птичка вдруг громко заговорила папиным голосом. Через мегафон.

– Боцман Шмага! Предлагаем вам немедленно явиться на борт воздушно-морского судна для отправки на материк. Даю вам тридцать минут. Время пошло.

Островитяне от этого громового голоса чуть не попадали на песок. А Лешка сказал:

– Он не явится. Не медленно, не немедленно. Он здесь останется.

– Откуда ты знаешь? – удивился Алешин.

– А чего ему на материке делать? В тюрьме сидеть? Уж лучше в океане. Любому дураку ясно.

– Я вот не дурак… – начал объяснять Алешин.

– Наверное, – посмотрел на него Лешка.

Алешин погрозил ему кулаком и продолжил:

– Я вот не дурак, а понимаю, что все-таки лучше среди людей, даже в тюрьме, чем в одиночестве на острове.

– А он тут, когда мы все уедем, великим вождем останется. По кличке Красный шмыгающий нос. Его будут кормить и оказывать почести. А когда им надоест…

– Они его съедят, – закончил фразу Алешин.

– И все заразятся насморком, – рассмеялся Алешка.

– Ладно, – вздохнул Алешин, – надо задержанных доставить. Кто со мной?

Мы забрались в катер и отправились на остров Скелета. Услышав шум мотора, задержанные вышли на берег. Они были хмурые и злые. Им очень не хотелось улетать с острова. Поэтому Алешин был очень внимателен и бдителен. И скомандовал нам:

– Лешка – за штурвал. Чуть что – дуй отсюда. Дима, возьми наручники – и на берег, окольцуй их.

Сам Алешин взял всю троицу на прицел:

– Без шуток, господа. Стреляю без предупреждения.

Мне никогда не приходилось надевать на людей наручники. Не скажу, что это приятное дело, даже если приходится их надевать на заведомых негодяев.

Но я это сделал; задержанные, соединенные наручниками, погрузились в катер, и мы благополучно доставили их на наш берег. Где их принял мистер Икс и отправил на гидросамолет.

Пока его загружали оружием из грота, мы быстренько собрали свои вещи. А было их – по карманам распихать. Алешка, конечно, поскандалил, пытаясь загрузить в шлюпку мешки с раковинами. Не удалось. Тогда он их щедро рассыпал по берегу, а одну раковину – самую большую и красивую – подарил Ване Васильевичу со словами:

– Это в вашу коллекцию. Вы только напишите на ней: «Раковина имени Алексея Оболенского».

Здорово! Валенки его имени уже имеются.

При слове «коллекция» в глазах Чижова что-то засветилось – разумное и вечное. И он сказал:

– Гы! Да. Раковина. Ковш Петра Великого. – И тут его глаза опять затуманились.

При чем тут ковш? Мне совершенно не ясно. Алешке-то ясно:

– Он из этой раковины сделает ковш Петра Великого. Дим, а кто такой Петр Великий? Знаменитый экскаваторщик? С ковшом?

Пришлось объяснить, что Петр Великий – это российский император в давнее время. Что он воевал со шведами и строил корабли.

– И ковши делал? – поспешил Алешка. – Для коллекции?

– Марш в лодку, – сказал папа. – Пора. Мама вас заждалась.

При этих словах Алешкины глаза стали круглыми. Он решил, что мама заждалась нас в гидросамолете. И ворвался в него, как маленький ураган. Но мама ждала нас не в самолете, а в Москве.

Мы расселись по креслам, уставились в иллюминаторы. На берегу рыдали островитяне и махали нам букетами цветов. Над головой заревел двигатель. От самолета побежала по воде рябь, и он, медленно развернувшись, набрал скорость как глиссер, оторвался от воды и, сделав круг над островом, взял курс на Тихоокеанскую базу Интерпола.

В салоне было свободно и уютно. Даже телевизор работал. Офицер в морской форме принес нам всякие напитки и кое-какую одежду для Ва-ни. Он приоделся и с интересом оглядывал себя в зеркале, привыкал, а мы никак не могли оторваться от иллюминаторов.

Океан сверху тоже был красивый. Цвет воды его все время менялся: то бледно-голубой, то зеленый, а потом стал густо-синим с изумрудными кляксами островов, окаймленных золотым песком.

На базе мы пересели на вертолет, и он доставил нас еще на какой-то остров, где был настоящий аэропорт. Там мы всей командой разместились в большом воздушном лайнере. Долго летели, несколько раз садились на заправку, спали, ели. А потом папа сказал:

– Просыпайтесь – Москва!

Вокруг было черное ночное небо. А внизу – море огней. Вдруг это огненное море накренилось, исчезло, появилось вновь, и в ушах закололо – самолет пошел на посадку в столице нашей Родины.

Немного ошалевшие, мы вышли в здание аэровокзала, и первым человеком, которого мы встретили в Москве, была наша мама. С букетом цветов.

Мама нам очень обрадовалась. Она соскучилась. Правда, в первую минуту мама, когда Алешка бросился к ней, шарахнулась в сторону. Потом объяснила:

– Я боюсь, когда негритята бросаются мне на шею.

– Они не кусаются, – засмеялся Алешка.

Нам-то было незаметно, что Алешка за время плавания сильно загорел и стал похож на негритенка с голубыми глазами.

Тут к нам подошли папа с Ваней.

– Это Иван Васильевич, – сказал папа.

– Очень приятно, – сказала мама.

– Гы? – Ваня указал на ее букет.

– Какой там «гы»? – Мама махнула рукой. – Сто рублей штучка.

– У-у! – Ваня покачал головой. А мама с интересом рассматривала его прическу.

– Как вы отдохнули? – спросила она, когда мы пошли к машине.

– Так себе, – сказал Алешка. – В дурном обществе пиратов и акул. И еще нас чуть не схавали на празднике Голубой луны. У них там такой обычай – как голубая луна, так надо поужинать белым человеком.

– Да какой ты белый, – засмеялась мама, ероша ему волосы.

– Отмоюсь, – отмахнулся Алешка. – Мам, а Ленке Стрельцовой ракушку привезли, не знаешь?

Вот тут мама нахмурилась.

– Я со Стрельцовыми поссорилась. Они тебя хулиганом обозвали.

Я бы тоже его за эту раковину хулиганом обозвал. Надо додуматься – послать в подарок однокласснице раковину величиной с легковую машину.

– Но ничего, – сказала мама, – я все уладила.

Папа усадил нас в машину и помахал нам вслед. Сам он повез Ваню Васильевича в клинику; Алешин отправился сопровождать задержанных в следственный изолятор.

– Как я по дому соскучился, – признался Алешка, когда мы ехали по родной Москве среди желтеющих лип и берез. – Так мне всякие пальмы и ракушки надоели.

Мне тоже, особенно пираты и бананы.

– Вот она – наша родная хижина, – радостно возвестил Алешка, когда мы подъехали к дому.

Он первым ворвался в квартиру и… замер на пороге нашей комнаты.

– Здорово? – спросила мама. – Видите, как я все уладила?

Уладила… Посреди комнаты, ближе к окну стояла на полу эта злосчастная тридакна. Под ней явно прогибался пол.

– Ты рад? – спросила мама. – Я в нее буду складывать белье для прачечной. Здесь много поместится.

В этой раковине, по-моему, белый медведь поместится.

К нашему возвращению мама приготовила праздничный ужин.

– Как я вас сейчас накормлю! – воскликнула она. – Только ничего не трогать до папы. Убери руки, Алексей!

Папа приехал довольно скоро, он сказал, что с Чижовым будут заниматься специалисты и они вернут ему память.

– А ты его родным сообщил? – спросила мама, которая уже знала от нас об этой робинзоновской истории.

Папа покачал головой. И сказал задумчиво:

– Никто пока не должен знать, что Чижов вернулся в Москву.

И этими словами он открыл новую страницу в книге наших приключений. А дальше эти страницы стали листаться все быстрее и быстрее. И жизнь наша становилась все опаснее и опаснее…

В этот вечер мы долго не могли уснуть. В ушах все время стоял шум океанских волн и шелест пальмовых листьев. И звучали песни островитян.

– Как там наш боцман? – вдруг вздохнул Алешка. – Нашел ли он хижину Вани?

– Что? – Я даже вскочил.

Алешка помолчал.

– Да, Дим, это я ему помог совершить побег.

– Клево! Ты одичал, да?

– Ничего я не одичал. Знаешь, Дим, он не такой уж плохой человек. Он просто несчастный. Он хороший моряк, он учил меня на «Афалине» всякие морские узлы вязать. И много про себя рассказывал. Мне его жалко стало. – Алешка опять прерывисто вздохнул. – Понимаешь, Дим, на всех нормальных кораблях над ним всегда посмеивались из-за его насморка. А пираты над ним не смеялись. Они его приютили. Вот он и стал им служить.

Я решил с Алешкой не спорить. А он еще повертелся под одеялом и сказал:

– Я с ним много разговаривал. Он исправился, Дим. И он говорил: «Ну что дальше? Привезут меня в Россию, посадят в тюрьму, а там опять надо мной смеяться будут. Уж лучше бы я здесь остался».

– И ты помог ему бежать?

– Ага.

Вот теперь все ясно – и с лодкой, и с вещами Вани, которые Алешка предложил оставить в хижине.

– Будет он жить на острове, обдумает свое поведение. Может, его островитяне и в вожди выберут.

Ну да, а если не справится, они его съедят. Деревянными вилками.

– Ты только папе не говори, Дим, ладно?