Текст книги "Тайна «Семи грехов»"

Валерий Ильичев
Тайна «Семи грехов»

© Ильичев В. А., 2017

© Литео, 2017

Глава 1. Зловещее пари

И подошёл Авраам и сказал: Неужели ты погубишь праведного с нечестивыми?

Быт., 18:23

Иномарка с киллерами заехала в узкий арбатский переулок и остановилась возле небольшого старинного особняка. Огнев нервно осмотрелся:

«Все спокойно. Типичный московский дворик. Детишки мучают скрипучие качели и копаются в песочнице. Опрятно одетые старушки сидят на скамеечке. Дворник усердно подметает двор, поднимая тучи пыли. Он какой-то безликий, словно не имеет возраста. И глаз не видно из-за темных очков. Зачем они ему в такую пасмурную погоду, от пыли что ли?»

Его размышления нетерпеливо прервал Зев:

– Ну чего мы ждем? Это здесь? Нет, конечно. Не дурак же я прямо к дому Желтова на своей машине подкатывать! Этот двор – проходной. Через него выйдем в соседний переулок. Поднимемся. Вы укроетесь на лестнице этажом выше. Я позвоню. Хозяин откроет дверь. Дальше уже ваши заботы.

– Ну, не скажи! Дым приказал забрать все документы по делам фирмы. В этих цифрах мы с Серой ничего не понимаем. Так что тебе придется войти туда вместе с нами.

– Это и без тебя понятно! Только я переступлю порог, когда вы Желтка повяжете. И не перегните палку. Он мне нужен живой и невредимый, пока не укажет, где находится тайник. Ликвидируйте его лишь после того, как я получу все бумаги. Не теряй время. Дым уже раз десять нас инструктировал. Ну, тогда вперед! Здесь в машине все равно ничего не высидишь!

Взяв пустую спортивную сумку, Огнев выбрался из «Мерседеса». На плохо гнущихся ногах направился к виднеющейся в глубине двора арке. Поравнявшись со странным дворником, чихнул от поднятой пыли и поморщился:

«Этот странный тип только беспорядочно разбрасывает грязь и пыль. Неужели роль мусорщика неумело выполняет переодетый сыщик, и мы идём прямиком в засаду?! Ну, это вряд ли: даже тупой ментяра знает, как правильно махать метелкой. Да и отменить операцию уже нельзя. Дым приказал без документов не возвращаться. А с ним шутки плохи».

И Огнев решительно пересек двор. Перед тем как войти под арку, обернулся. Но странного человека в очках и синем комбинезоне уже нигде не было видно. За ним лишь неторопливо двигались Зев и Сера.

Пройдя под низкими выщербленными сводами арки, Огнев остановился в нерешительности напротив высокого старинного особняка. Ему повсюду мерещилась опасность. Он вновь настороженно осмотрелся. Мимо прошли начинающий седеть мужчина и старательно внимающая ему девушка в коротком сарафане. До Огнева донеслись обрывки разговора:

– Понимаете, Вера, необычная форма повествования должна подчеркнуть и усилить впечатление от оригинальности избранного мною сюжета.

– Как вы, Илья Антонович известный журналист и писатель, не понимаете, что есть общепризнанные законы литературы и нарушать их нельзя!

– А вы не допускаете, что обязанность настоящего писателя нарушать эти законы и создавать свои. Если он действительно творец, а не жалкий эпигон.

Спорящая парочка скрылась в подъезде, где жил обречённый на смерть Желтов. Огнев скептически усмехнулся:

«Этого журналиста Волина, пудрящего мозги юной девчонке, я видел на одной из презентаций. Теперь в переулке нет никого кроме щеголя в шляпе, прогуливающего грязную неухоженную дворнягу. Стоп! Этот тип напоминает мне внешностью дворника, метущего соседний двор. Что за чертовщина лезет в голову из-за излишней подозрительности!»

Огнев вновь нервно осмотрелся по сторонам. Сзади под аркой нетерпеливо переминались с ноги на ногу Зев и Сера, не понимая, почему он медлит. И Огнев решительно миновал проезжую часть и набрал знакомый номер дверного кода. В подъезде навстречу ему из лифта вышла худенькая низкорослая старушка, на седых жиденьких волосах которой чудом ухитрялась держаться красная шляпка с пером. Старушка тут же атаковала Огнева:

– Вы не из нашего дома! Я всех жильцов прекрасно знаю. Живу здесь уже полвека. Разрешите представиться: Раиса Федоровна вдова члена-корреспондента Флерова. Я умоляю вас подняться ко мне в квартиру и посмотреть картинную галерею, созданную покойным мужем. Он был известным математиком, но всю жизнь рисовал картины. Петр Андреевич был намного старше меня и умер более тридцати лет назад. Теперь настало время показать его шедевры широкой публике.

– Я верю вам, мадам, но очень спешу. В другой раз непременно зайду.

Сзади открылась дверь и, увидев в подъезде Зева и Серу, Огнев, решительно отстранив энергичную старушку, вошел в лифт. Уже поднимаясь, с ехидной улыбкой наблюдал как киллеры, стараясь не поднимать шума, отбиваются от приглашения настырной дамы.

Огнев вышел из лифта и, ожидая, когда поднимутся пешком по лестнице киллеры, вытер носовым платком вспотевшие ладони:

«Эта выжившая из ума старуха и странного вида дворник предзнаменуют беду. Надо было зайти перед приходом сюда в церковь и поставить свечу во спасение».

В этот момент щёголь, прогуливающий взлохмаченного пса, беззвучно рассмеялся, показав два ряда крепких белых зубов:

«До каких же небывалых размеров может дойти человеческая глупость! Этот Огнев додумался просить у Всевышнего помощи в убийстве! Ему сейчас выгоднее пообещать мне новую кочергу. Вот умора! И зачем люди ходят в театр, если вокруг ежеминутно разворачиваются любопытнейшие сюжеты»?

Повернувшись к собачке, щёголь с упрёком произнёс:

– А ты, Себ, опять подвел меня своей отталкивающей неряшливостью. Неужели нельзя было принять вид благородной овчарки?

Песик открыл пасть и произнес неожиданно писклявым фальцетом:

– А зачем, Анатас, зря утруждаться? Противник-то не очень достойный: компания мелких, ничтожных и запутавшихся в своих нелепых страстях человечков.

– Вон как ты заговорил! Будут тебе в затеянной мной интриге и достойные противники. Мы ведь только в самом начале сюжета. А как тебе нравится, что я собрал основных задействованных в моей пьесе лиц в одном месте и в одно время? Ни одному из них даже не приходит в голову, что они уже связаны между собой невидимыми нитями.

Пес глухо заворчал и неожиданно перешел с фальцета на густой бас:

– Нашел чем удивить! С твоими возможностями мог бы придумать что-нибудь и эффектнее. Уж я-то видывал кое-что и посильнее из твоих фантасмагорий.

– Ладно, умолкни! Сюда идут. И не требуй от меня слишком многого. В этом подлунном мире уже не может быть ничего нового. По крайней мере, для нас с тобой.

– Да, это так! Как утверждал великий писатель: «Скучно жить на свете, господа!» Хватит философствовать, Себ! Давай лучше вкусим радости от очередного кровавого побоища.

Пес послушно присел и поднял торчком уши. Он жаждал не только увидеть всепроникающим магическим зрением детали предстоящей драмы, но и ловить каждый стон жертвы и ругань распаляющих в себе ярость палачей.

И словно приподнимая занавес перед застывшей в нетерпении публикой, Огнев нажал черную кнопку звонка. За дверью раздались тяжелые шаги. Понимая, что его рассматривают через дверной «глазок», Огнев попытался придать своему лицу безмятежное выражение.

– Это ты, Константин?

– Нет, мой брат близнец! Давай быстрее: Дым рвет и мечет. Ему акт о списании стройматериалов срочно понадобился. Он же тебе звонил, предупредил, что я подъеду. А ты мне глупые вопросы задаешь: я это или не я.

Услышав лязг открывающихся замков, Огнев с удовлетворением подумал:

«Поверил, старый хрен! Сейчас ему будет несладко. Но сам виноват: нечего было за спиной Дыма нечестную игру затевать».

Дверь отворилась и тут же сбежавшие сверху боевики, грубо оттолкнув Огнева, влетели в квартиру. Поспешно войдя следом и захлопнув за собой дверь, Огнев увидел опрокинутого на спину хозяина. Возле его бледного от страха лица Зеб держал нож и угрожающе предупреждал, чтобы тот лежал тихо.

Огнев поспешил успокоить хозяина:

– Желток, ты у нас человек хоть и подлый, но умный. Зря шуметь не будешь. Я тебя знаю, как любителя женщин, сухих вин и нежных деликатесов. Не заставляй нас причинять тебе боль. Твоя жизнь зависит сейчас исключительно от твоего поведения. Поверь, я к тебе отношусь с пониманием. Ничего личного. Только дело.

– Но я не понимаю, в чем моя вина!

– Не мельтеши! Дым все знает. Ты украл из его фирмы почти миллион баксов. Но это ещё не всё. За спиной Дыма ты снюхался с его конкурентом Хвостом. Собрав документы по нашей фирмы, ты хотел передать их Хвосту за круглую сумму. Но наш доброжелатель в окружении Хвоста успел предупредить, что продажа документов намечена на завтра. И вот я здесь вместе с Зебом и Серой, чтобы не дать тебе совершить ошибку. Теперь говори.

– Все это ложь, и никаких документов у меня нет.

– Ну, зачем ты так? У нас ведь и запись твоей последней беседы с Хвостом имеется. Наш человек постарался. Ты в разговоре своего благодетеля Дыма называешь тупоумным выскочкой. Разве не так? Ну что в лице изменился? Убедился, что я не блефую? Давай, не тяни время, говори, где документы прячешь.

– А какая мне от этого выгода?

– Никакой, если не считать, что избежишь пыток и нестерпимой боли.

– А жизнь? Честно говорю – не знаю! Дым сказал, что сам будет говорить с тобой, когда документы отдашь.

– За дурака меня держишь! Сначала разговор с Дымом, а потом укажу тайник.

– Не в твоем положении условия ставить. Дым ждет звонка с докладом, что бумаги у меня. Ну что, укажешь сам или Зеба с Серой к разговору подключить? Посмотри на их лица: ребята явно жаждут развлечения!

– Раз у меня нет выхода, я укажу тайник. Можно встать? Давай, не тяни!

Желтов встал и направился к окну. Огнев предупреждающе махнул боевикам, и те вплотную приблизились к хозяину. Желтов улыбнулся:

– Не бойтесь, ребятки, я сквозь стекло не выпрыгну. Еще пожить надеюсь. А тайничок у меня здесь оборудован.

Просунув руку за батарею, Желтов нажал невидимую кнопку, и одновременно с щелчком пружины нижний край подоконника начал медленно выдвигаться вперед, обнажая полость, заполненную зелеными банкнотами и документами. Нижняя часть тайника еще продолжала размеренное движение, когда Желтов резко выхватил из-под пачки долларов небольшой браунинг. Он попытался резко развернуться в сторону своих палачей. Но подпорченное годами и бурными развлечениями тело плохо подчинялось воле хозяина. Сера успел перехватить и резко вывернуть кисть с оружием. С глухим стуком браунинг выпал на паркет.

Огнев укоризненно покачал головой:

– Ну, зачем же так?! Уважаемый финансист, а как рядовой боевик за ствол хватаешься! Нехорошо! Отведите его, ребятки, в ванную комнату, пусть там подождет, пока я документы посмотрю. А потом позвоню Дыму. Пусть сам решает, что с этим лихим ковбоем делать.

Быстро просмотрев бумаги, Огнев убедился:

«Тут лежит именно то, что мы искали. Попади эти документы к Хвосту, он бы уж точно заставил Дыма передать ему многомиллионное дело. Вовремя нас предупредил неизвестный доброжелатель. Дым полагает, что с ним говорил изменённым голосом Куст, ближайший подручный Хвоста, который хочет занять его место».

Внезапно внимание Огнева привлёк документ с подписью известного правительственного чиновника, который неосмотрительно оставил след в деле о незаконном кредитовании. Не раздумывая, Огнев спрятал важную улику к себе в карман. Он хотел иметь гарантию своей безопасности. Побросав на дно спортивной сумки документы и деньги, он позвал Зева:

– Мы нашли то, что искали. Можете кончать Желтка. Но только быстро и без лишних мучений с учетом его прежних заслуг и пожилого возраста.

Зев с усмешкой кивнул головой и аккуратно прикрыл за собой дверь. Стараясь не прислушиваться к звукам, доносящимся из ванной комнаты, Огнев прошелся по комнате, разглядывая многочисленные вазочки, подсвечники и статуэтки. Его внимание привлекла фигура Пана с рожками, похотливо подглядывающего из-под густых лохматых бровей за купающимися нимфами.

На какое-то мгновение Огневу показалось, что Пан смотрит на него с мудрым сочувствием. И подчинившись неожиданному внутреннему толчку, он сунул понравившуюся статуэтку в свою спортивную сумку.

В комнату вновь заглянул Зев:

– У нас все в порядке: старик покинул нас навсегда. Уходим?

– Да, конечно. Здесь больше ловить нечего.

Направившись вслед за боевиками к выходу, Огнев осторожно заглянул в приоткрытую дверь ванной. Тело Желтова лежало на полу лицом вниз. В душе у Огнева не было сочувствия. И, осторожно прикрыв дверь, он направился к выходу. Уже сидя в машине, подумал, что зря взял изображение похотливого Пана и, вздрогнув от тревожного предчувствия, резко завел мотор, стараясь отъехать как можно быстрее от дома со старинной лепниной.

Проводив взглядом иномарку, увозящую киллеров, Анатас повернулся к Себу:

– Люди сами творцы своих бед и счастья. Мы, так называемые, потусторонние злые силы лишь показываем им картины притягательного соблазна. А дальше предоставляем им свободный выбор. Ну как тебе начало разыгрываемой нами трагикомедии?

– Ничего потрясающего воображение я не заметил. На этой планете теперь постоянно убивают. И кстати более жестоко и по менее значительному поводу. А дальше будет еще скучнее. Ясно вижу, как едва избежавший разорения Дым вынашивает план мести. И уже сегодня вечером Зев и Сера поедут мочить его врага Хвоста. Похоже, что затеянная нами история, едва начавшись, быстро завершится.

– Ты прилежный ученик, Себ! Но тебе пока не хватает масштабности и воображения. Уж я-то позабочусь, чтобы дальше все смешалось и запуталось. Позволим себе небольшое развлечение! А сейчас после этого пролога напрашивается небольшой антракт. Нелишне будет выпить холодного пива! Только прими человеческий облик. Не могу же я на глазах у почтенной публики в центре Арбата вести серьезную беседу с грязным и неухоженным псом.

Быстро осмотревшись по сторонам, Себ юркнул в дурно пахнущую подворотню. На какое-то мгновение в воздухе ощущался острый запах серы. Вскоре в переулок, смешно семеня кривыми тонкими ножками, выкатился худющий скрюченный радикулитом субъект, одетый в старомодный жилет. Цепочка от карманных часов нервно колыхалась при ходьбе на остром выпирающем вперед брюшке.

Скептически окинув взглядом растущую неопрятными клоками бороду, Анатас с трудом подавил раздражение, но сдержался. В сопровождении своего странного спутника Анатас направился в сторону Арбата. Влившись в неторопливое движение праздношатающихся зевак, они двинулись в сторону Смоленской площади. Несколько раз кряду Анатас вынужден был осаживать рвущегося в дорогие рестораны Себа, придерживая его вместо ошейника за узкий хлястик старомодной жилетки.

Себ жалобно хныкал, гневно упрекая хозяина в жлобстве, но Анатас бормотал о замучивших его проверках, бесчисленных финансовых отчетах и строгой ответственности за перерасход казенных денег, отпущенных на межпланетную миссию.

Достигнув середины Арбата, спутники, наконец, взошли на открытую, слегка возвышающуюся над мостовой, словно эшафот, веранду. Расположившись за длинным деревянным столом, Анатас с легким презрением наблюдал, как его спутник жадно поглощает итальянское блюдо:

«И куда в него влезает столько пиццы?.. Иногда мне кажется, что меня сопровождает робот, специально изготовленный для переработки пищи в органические удобрения. Во всяком случае, у моего ученика это пока получается лучше всего остального. Надо вернуть его в реальность и испытать на сообразительность. Не зря же я получаю надбавку и премии за руководство стажерами. Интересно, как он среагирует на относительно простое заданье?»

– А ну-ка, Себ, попытайся угадать с трех раз, почему именно это горячо любимое мной место по праву можно считать символом новейшей истории России?

– Да потому, что в подаваемой пицце все же иногда попадаются кусочки колбасы!

– Ты опять думаешь только о жратве. Попробуй еще раз.

– Вон в том зоомагазине можно бесплатно посмотреть на экзотических зверей. А ведь всегда приятно видеть в клетке других и потому опрометчиво ощущать себя свободным.

– Наблюдение не такое уж глупое и к тому же ответ близок к разгадке. Но не буду тебя больше мучить. Здесь находятся в символической близости друг от друга военный суд, зоомагазин и дом, в котором жил сошедший с ума художник. Разве это не собранные воедино символы гнетущей несвободы?

– Ты еще забыл упомянуть находящуюся за углом «Стену плача и славы» в честь культового певца Цоя! Разве она не свидетельствует, что истинному таланту в России нет места? И ранняя гибель – еще не самая худшая судьба для творческой личности.

Словно спохватившись, что наговорил лишнего, Себ, урча, наклонил голову и жадно слизнул с бумажной тарелки последние крошки съеденной пиццы. И тут же жадно уставился на нетронутую порцию своего спутника. Подняв смуглый указательный палец с длинным грязным ногтем, назидательно произнес:

– Остывшая пицца теряет свои лучшие вкусовые качества!

– Если хочешь – можешь съесть и мою порцию!

Даже не поблагодарив щедрого благодетеля, Себ начал рвать руками тесто, облепленное смесью помидоров и колбасы, и, подбрасывая вверх, ловко ловить желтыми крепкими зубами. Заметив предостерегающий взгляд Анатаса, смущенно произнес:

– Извини, слишком вжился в роль уличного пса. А все же, признай, я здорово научился на лету хватать лакомые кусочки!

– Оторвись ты, наконец, от еды, Себ! Посмотри лучше на всех этих людей, неторопливо прохаживающихся мимо нас.

– Чего на них глазеть? Все скучно и серо. Они лукавят, грешат, дают волю страстям. Если их раньше испортил, как сказал классик, квартирный вопрос, то теперь больше волнуют деньги в карманах соседей и собственная безопасность.

– Да разве можно их за это осуждать? Людям в отличие от животных свойственно беспокоиться о своем здоровье. Они хотят жить долго.

– Ха-ха! Это меня больше всего и забавляет. Люди самонадеянно ввели в оборот понятие времени и думают, что кроме настоящего есть еще и прошлое, и будущее…

Человек напоминает мне муху, ползающую по грандиозному художественному полотну. Муха ощущает своими лапками лишь отдельные грубые мазки и думает, что место, где она только что проползла, уже прошлое, а впереди ее ждет будущее – такой же нелепый бесформенный мазок. И это в то время как гениальная картина начала и конца этого мира уже давно создана! И воспринять её смысл и красоту могут только отдельные личности.

– И себя ты, конечно, причисляешь к одному из посвященных в тайны мироздания? Великое заблуждение, приятель. Твои лукавые глазки тоже смотрят, а не видят. Этот мир – не застывшая картина, а постоянно меняющаяся гениальная с непредсказуемым эпилогом пьеса, допускающая импровизацию актеров. Нам только остается направлять их устремления и энергию в нужном направлении.

– Да разве же можно уследить за каждым из этой массы расплодившихся двуногих тварей?

– Это и не нужно! Большинство людей играет по нашим правилам без всякого принуждения. И у нас настоящий охотничий азарт должен просыпаться, когда человек стремится к добру и справедливости. Эти абстрактные нафантазированные понятия вызывают у меня раздражение, как и те, кто внушает людям надежды их реальное существование.

– Как, например, вон тот литератор Волин, со счастливой улыбкой бредущий по Арбату? В своих книгах он с завидным постоянством искренне призывает к жизни по совести. С ним нелегко будет справиться и заставить окончательно впасть в бездну греха. Давай заключим пари, сумеешь ли ты одержать над ним победу.

Анатас отдал должное уловке стажёра:

«Ловко он расставляет мне ловушку! Наверняка, метит на мое место. Но уклоняться от вызова я не буду. Этот хитрец сам попадет в приготовленный им же капкан».

– Хорошо, Себ! Я согласен заключить с тобой пари на душу этого литератора. Что ставим на кон?

Ни секунды не раздумывая, Себ, изобразив наивное простодушие, протянул смуглую поросшую густыми черными волосами тонкую руку:

– На две порции пиццы!

Анатас с демонстративной готовностью с размаху хлопнул по ладони конкурента. Себ вкрадчиво поинтересовался:

– Ну и как ты это планируешь сделать?

– Сначала скажи-ка мне, который час?

Себ с показной театральной неторопливостью вытянул из жилетного кармашка за массивную цепочку луковицу старинных часов и со звоном открыл крышку. Анатас с любопытством посмотрел на антикварное изделие: большая секундная стрелка в виде длинного копья, суетливо дергаясь, приближалась к часовой, изображающей массивный топор палача. Грозное остриё указывало строго на римскую цифру VI, под которой было изображено лицо придворной красавицы фрейлины с высокой прической. Под другими цифрами виднелись головы молодых и старых людей в богатых камзолах и в нищем рубище. Не оставалось сомнений, что они неминуемо станут жертвами палача, когда настанет их черед.

Анатас вновь насторожился:

«Такие часы получают по нашему ведомству лишь за особые отличия! Себ даже не считает нужным скрывать, что пришел по мою голову. Ну что же, он молод, напорист, и хочет получить такой лакомый кусочек, как старый Арбат, со всей его славной и страшной историей. Но за мной опыт и умение драться до конца. Я ведь тоже не сразу стал здесь наместником. И легко уступить центр Москвы какому-то тщеславному выскочке не намерен».

– Послушай, Себ! Сейчас ровно шесть часов вечера. Я утверждаю, что не успеет этот грозный топор пробежать один круг, как в разных концах города совершатся новые кровавые преступления. Со сцены исчезнут еще два действующих персонажа затеянного мной представления. Я ясно вижу, как именно в этот момент инженер Сонин кладет в сумку мочалку, а студент Косин уже выходит из дома.

– А почему его фамилия не Раскольников? Зря иронизируешь! Косин даже не знает, что скоро станет убийцей. Да и в Наполеоны он не метит! Правда от безденежья мучается и богатых ненавидит.

– Нашел чем удивить – здесь, в Москве, таких людей полно бродит по улицам!

– Ты прав, но не все решаются на убийство.

– Но и не каждого полубезумные старухи приглашают к себе домой осмотреть коллекцию картин.

«Опасен стажер, ох как опасен! Он даже не скрывает от меня свои способности предвидеть будущее. Но его слабое звено – тщеславие. Стану ему в этом потакать, а в удобный момент нанесу удар в самое уязвимое место. Мне, в отличие от него, спешить некуда».

Изобразив на лице восхищение, Анатас одобрительно заметил:

– Ты очень способный, Себ! Не всякий способен разгадать ход закрученной мной интриги. Пожалуй, ты скоро сумеешь превзойти даже меня своего учителя. А теперь приготовимся наблюдать предстоящее яркое и красочное зрелище.

Всячески демонстрируя готовность к послушанию, Себ выбрался из-за столика и устремился вслед за своим спутником. Анатас шагал широко, злорадно наблюдая, как едва успевает за ним своими короткими ножками Себ. Наконец, запыхавшийся ученик взмолился:

– Подожди, позволь мне принять более привычный облик. На четырех лапах я управляюсь сноровистее.

Анатас благосклонно едва наклонил голову, и обрадованный Себ свернул в Плотников переулок. Забежав за летнее кафе, настороженно осмотрелся по сторонам. Убедившись, что рядом нет свидетелей, растянулся ничком, упершись остреньким животиком в асфальт. И тут же вновь принял облик лохматого грязного пса. Шустро выбежав на Арбат, Себ в своем привычном виде с ходу атаковал маленькую, одетую в клоунскую шапочку собачку. Пожилая толстая нищенка одной рукой схватила свою визжащую от страха компаньонку, а другой накрыла лежащую на коврике мелочь. Не обращая внимания на ругательства попрошайки, Себ промчался вперед и, не без изящества задрав ногу, с наслаждением справил нужду возле стилизованного под старину уличного фонаря. Он был доволен:

«В разыгранной мною партии я выиграю в любом случае! Если литератор попадет в расставленные сети и потеряет свою душу, я получу награду за участие в столь важном деле. Ну а если Анатаса ждет неудача, то в ответе будет только он. Что взять с юного неопытного стажера? И тогда дядюшка позаботится, чтобы именно я занял открывшуюся вакансию».

Искоса наблюдая за наглыми выходками пса, Анатас угрюмо подумал, что напарник рано радуется и, сделав вид, что не имеет к грязному псу никакого отношения, зашагал в сторону Смоленской площади.

До нового убийства оставалось чуть менее двух часов.