Текст книги "Тайна «Семи грехов»"

Глава 2. Расстрел у спортзала

Просмотрев доставленные ему бумаги, Дым остался доволен:

– Все в порядке! Здесь то, что нужно. Молодцы – хорошо сработали!

И Дым небрежно сдвинул на край стола пачку долларов, изъятых из тайника Желтова:

– Это возьми себе за труды и выдели долю Зеву и Сере. Не поскупись: они мне сегодня еще понадобятся!

– Зачем? Хвоста кончать будем. Я обид никому не прощаю!

– Ты всерьез хочешь войну затеять?.. Кровавые разборки нам сейчас совсем ни к чему. Да и без этих компрометирующих документов Хвост тебе не опасен.

– Я этого отморозка лучше тебя знаю: на зоне вместе парились. У Хвоста хватка бульдожья. Если положил глаз на нашу фирму, то уже не отстанет. Я не могу быть спокоен, пока он жив и притаился где-то рядом. Своими бы руками из этой падлы ремней нарезал.

Глядя на побагровевшее, искаженное яростью лицо шефа, Огнев невольно содрогнулся и осторожно предупредил:

– Неужели ты думаешь, что это легко будет сделать? Ведь Хвост без охраны даже в туалет не ходит.

– Есть у меня одна идейка. Нам поможет тот, кто предупредил о сделке Хвоста с Желтком. Я уверен, что узнал голос Куста. Он решил собственную игру затеять, устранив своего благодетеля нашими руками. Нельзя терять времени! Я проверю свою догадку и позвоню Кусту прямо сейчас.

Сверившись с записной книжкой, Дым набрал номер и сказал без всяких предисловий:

– Привет, Куст, надеюсь, узнал? Спасибо тебе за предупреждение!

– Я не понимаю, о чем ты толкуешь.

– И не надо. Я только хотел сказать, что умею быть благодарным.

– По-моему, ты что-то путаешь. Но если у тебя какие-то дела к Хвосту, то и разговаривай с ним.

– Вот я и звоню, чтобы узнать, где его можно будет застать сегодня вечером или завтра с утра до обеда.

В трубке наступила пауза. Но Куст колебался недолго:

– Сегодня вечером он будет жир сгонять в сауне на старом стадионе. Ты это место знаешь. А завтра с утра у себя в офисе будет. Решай сам, где ваши пути пересекутся.

– Хорошо, Куст. Спасибо за подсказку! Я добро не забываю.

– О чем ты говоришь, я и в толк не возьму.

– Ну ладно, потом разберемся!

Положив трубку, Дым жестко приказал:

– Мочить Хвоста надо уже сегодня. Он не ждет столь быстрого ответного удара. К спортзалу поедут Зев и Сера, а тебе туда соваться нечего. Ты у нас интеллектуал и не по части перестрелок. Пусть возьмут с собой в качестве водилы Кита. Надо проверить новенького паренька в деле.

– Я вижу, ты все решил окончательно. Поступай, как хочешь. А я умываю руки.

И Огнев демонстративно потер ладонью о ладонь, словно очищая их от налипшей грязи. Покидая кабинет шефа, он с тревогой думал о грядущих событиях.

Лихо вписавшись в поворот, Кит резко затормозил у невысокой металлической ограды. Поморщившись от резкого визга тормозов, Зев злобно выругался:

– Тише, зачем внимание привлекаешь?! Мокрое дело тишины требует. Потихонечку разверни машину и поставь вон у того щита с рекламой.

– Зачем? Здесь же удобнее и подъезду других машин не мешаем.

– А вход в спортзал отсюда виден? Как мы узнаем, что Хвост из бани выходит? К тому же, после того как отстреляемся, надо будет быстрее отсюда смотаться. А с этого места, где сейчас стоим, прямо под «кирпич», что ли, поедешь? Не хватало еще за грубое нарушение правил перед ГИБДД засветиться!

– Хорошо, сейчас переставлю тачку.

– Подожди, пусть сначала Сера выйдет. Пока ты разворачиваться будешь, он сходит и посмотрит, что возле входа в спортзал творится.

Подождав, пока Сера выберется из салона, Кит, совершив несложный маневр, припарковал машину возле плаката, с которого юная красавица, белозубо улыбаясь, призывала покупать кондитерские изделия:

«С этой рекламой легко себе кариес заработать. Но это меньшее зло по сравнению с тем, что ожидает меня, если бандиты узнают, что я работаю на уголовный розыск».

В этот момент Сера вернулся к машине и доложил:

– Хвост со своими хлопцами еще не подъехал. Во всяком случае, его «Джипа» нет еще на стоянке. Шеф сказал, что Хвост обычно сюда подъезжает к восьми часам вечера. Так что скоро должен появиться. Ты, Зев, его хорошо знаешь?

– Не очень, видел пару раз, когда они с Дымом еще окончательно не рассорились. А потом меж ними кошка пробежала, и я шефа сюда в баню больше не возил.

– Но узнать сможешь?

– Да разве этого плечистого коротышку с кем-нибудь спутаешь?

Кит облизнул пересохшие от волнения губы:

– А почему вы сразу не хотите Хвоста кончить, когда он подъедет к спортзалу?

– Молодой ты, Кит, и совсем необученный! Сейчас по летнему времени еще светло. Стоять у всех на виду возле автостоянки с «калашами» наперевес мы не можем. А бежать отсюда из-под рекламного щита метров двадцать по открытому пространству это самим под стволы охраны Хвоста подставиться! К тому же после бани и выпивки Хвост и его ребята будут в благодушном и расслабленном состоянии. Их будет легче застать врасплох. Да и наступившая через пару часов темнота поможет нам скрыться. Так что придется подождать.

– Я все понял. Ты прав, Зев!

– Ну, так учись, пока я с тобой в деле.

И вновь Кит с тревогой подумал:

«Зев побоялся сказать «пока я жив». Значит, не вполне верит в успех. И угораздило же меня ввязаться в эти кровавые дела! Приходится крутиться между ментами и братвой, не зная, откуда придет погибель. А может, все-таки удастся остаться живым?»

И понимая, что надежд на благополучный исход мало, Кит прикрыл глаза и попытался отключиться от тревожащих его мыслей.

В этот момент Зев шепотом, словно его могли услышать в сворачивающем к спортзалу «джипе», предупредил:

– Внимание, ребята! Прибыл Хвост. На всякий случай, Сера, давай пригнемся. А тебя, Кит, никто здесь не знает. Наблюдай и говори, что там происходит.

И Кит, как заправский спортивный комментатор, начал рассказывать о происходящем:

– Из «джипа» вышел высокий блондин в темных очках. Осмотрелся. Приоткрыв заднюю дверцу, выпустил крепкого приземистого мужика в спортивном костюме. Следом из «джипа» вывалился еще один охранник. Тоже осмотрелся. Открыл багажник. Достал две спортивные сумки. Еще раз оглянулся. Все трое отправились в спортзал. Один телохранитель прикрывает Хвоста спереди, а блондин идет сзади. Скрылись в боковую дверь с надписью «Запасный выход». Все.

Зев разогнулся и сел удобнее:

– Видел, как они его берегут? Хорошо еще Хвост не знает о гибели Желтка и начавшейся за ним самим охоте. Так что шеф прав: кончать его надо обязательно сегодня! Завтра это будет еще труднее. Хвост пробудет в парилке часа два. Будем следить за выходом из спортзала по очереди, меняясь каждые десять минут. Все понятно? Тогда начнешь ты, Сера.

Опытный Зев прикрыл глаза, готовясь к долгому ожиданию. А Кит нервно барабанил пальцами по «баранке», обреченно понимая, что чувство тревожного ожидания развязки не покинет его ни на мгновение.

А ничего не подозревающий о грядущих событиях инженер Сонин тоже пришёл в спортзал. Невысокого роста с большой лысиной сорокалетний холостяк, стремясь к успеху у женщин, старательно следил за своей фигурой. Его накаченные гирями и штангой рельефные мускулы неизменно вызывали восхищение прекрасных дам на пляже и в бассейне. Именно поэтому на занятия в тренажерный зал он ходил регулярно, как на работу. Здесь его знали уже много лет и иногда разрешали бесплатно попариться, если сауна была свободна.

Но в этот вечер, увидев важных персон, неторопливо шествующих в парилку, Сонин понял, что останется без парилки, а эти новые русские будут пить дорогой коньяк, истекая потом возле горячих камней. Сонин зло посмотрел вслед людям, лишившим его ожидаемого удовольствия. И тут же поймал себя на мысли, что богатенький Буратино, окруженный охраной, очень напоминает его самого широкоплечего, с круглым лицом и лысиной:

«Внешне похожи, а судьба разная: ему деньги девать некуда, а я до зарплаты копейки считаю. Вот только его выпирающее сытое пузо совсем не напоминает мой втянутый мускулистый брюшной пресс. На мне студенты-медики могут анатомию изучать!»

Со злостью схватив гриф штанги, Сонин начал яростными рывками вскидывать ее, словно этот тяжелый снаряд был виноват в его бедности и неустроенности.

С момента, когда Хвост с телохранителями вошел в спортзал, прошло чуть более часа. Внезапно Сера толкнул локтем напарника:

– Смотри, вышел Хвост и направляется к своему «джипу»!

Всмотревшись в едва различимую в темноте приземистую фигуру, увенчанную круглой головой с крупной лысиной, Зев кивнул:

– Точно, это он. И чего это Хвоста понесло одного без охраны к машине?

– Наверное, забыл в ней что-нибудь важное.

– Да какое нам дело? Такой удобный случай упускать нельзя! Я пошел, Сера, прикрой меня. Держи выход из спортзала под прицелом.

Схватив автомат, Зев быстро выскочил из машины и бросился наперерез жертве.

Не подозревая об опасности, Сонин, которого перепутали в темноте бандиты, торопливо шел к своим старым «Жигулям», поставленным по воле случая рядом с дорогим «джипом». Он с досадой ощущал, как спортивный костюм липнет к потному уставшему телу, и с ненавистью думал о наглом богаче, блаженствующем сейчас вместо него в парилке.

Сонин не видел, как подбежавший сзади киллер направил ствол ему в спину против сердца и нажал на курок. Тело Сонина рванулось вперед, словно он неловко споткнулся и потерял равновесие. Для верности Зев еще дважды выстрелил в уже мертвое тело и, не оглядываясь, побежал к припаркованной возле рекламного щита «Ладе». Вскочив на заднее сиденье, крикнул: «Гони!» Нервно оглянувшись, он успел заметить, как из спортзала выскакивают люди и бегут к лежащему телу. Мелькнула злорадная мысль, что охранники прозевали и опоздали. Машина, набрав скорость, скрылась за поворотом, оставив позади зевак, окруживших мертвое тело.

И киллеры уже не могли видеть, как Гром, телохранитель Хвоста, выбежав на грохот выстрелов, тут же поспешил назад в сауну и доложил:

– Хреновые дела, шеф. Только что завалили мужика возле твоего «джипа». Надо срочно делать ноги, а то скоро сюда менты нагрянут. А нам лишний раз светиться ни к чему! Но прежде взгляни на «жмурика».

– Это еще зачем?

– Сам увидишь.

Хвост наскоро обтерся простыней и, натянув спортивный костюм на еще покрытое испариной тело, направился к выходу. Настороженно оглядываясь по сторонам, они прошли к «джипу», грубо раздвигая зевак. Увидев неподвижное тело, Хвост на мгновение остановился. Он сразу понял, почему Гром советовал ему глянуть на жертву:

«Да этот мужик точная моя копия! Немудрено, что киллеры в темноте обознались. Наверняка, это Дым по мою душу послал гонцов. Быстро же он организовал «ответку»! Мне, действительно, надо смотаться отсюда как можно быстрее».

Хвост поспешно втиснул свое громоздкое тело в услужливо открытую дверцу «джипа». Машина, сердито урча, надвинулась на толпу, заставляя расступиться, и, набрав скорость, помчалась подальше от места разыгравшейся недавно трагедии. Хвост тревожно размышлял о создавшемся положении. Поняв, что открытая война ему сейчас ни к чему решил договориться с Дымом о мире.

Достав мобильный телефон, он набрал номер:

– Привет, Дым! Тебе уже доложили, что я покойник? Так вот в первых строках своего послания спешу сообщить, что я жив, здоров, чего и тебе желаю. А твои тупые лохи обознались, завалив возле бани двойника, на меня похожего.

– Не гони волну, Хвост! Если где-то в городе кого-то убили на тебя похожего, то это не значит, что заказ исходит от меня. Ведь я же не верю, что ты вел тайные переговоры за моей спиной с Желтком.

– Правильно делаешь! Давай встретимся и поговорим. Нам сейчас гробить друг друга нельзя. Конкуренты налетят на нас, как вороны на падаль. Мало не покажется! Что скажешь?

– Я согласен. Но чтобы без подвохов.

– Хорошо, договорились. Вычеркни из памяти сегодняшний день.

– Я уже забыл, где был и что делал.

– Ну и хорошо! Надеюсь, ты сдержишь свое слово. Услышав гудки отбоя, Хвост прикрыл глаза:

«Согласие Дыма на мир ничего не стоит. Как и мое обещание оставить его в покое. Пока он жив, я в опасности. Мне нужна короткая передышка. Хорошо бы уговорить Татьяну поехать со мной в Сочи на пару дней. Сидящий рядом охранник Гром даже не подозревает о моих отношениях с его женой. Беда, если этот блондин узнает. Тогда придётся его валить. Но мечты мечтами, а в ближайшие дни мне расслабляться никак нельзя».

Хвост не сомневался, что и Дым, легко согласившись на перемирие, тоже обдумывает новые шаги к его ликвидации. И не ошибался.

Расхаживая по кабинету, Дым, злобно матерясь, давал волю своей ярости:

– Вы пара отмороженных придурков! Завалили у спортзала какого-то качка-одиночку! А мне докладываете, что Хвоста больше нет. Я только что с ним разговаривал. Он явно мне звонил не из преисподней! К тому же у покойников с чувством юмора плоховато. А Хвост назвал вас тупыми лохами. Правильно назвал!

– Так что же делать?

– Исправлять ошибку. Чего вскочил, Зев? Не прямо же сейчас ты собрался ехать Хвоста мочить! Теперь придется ждать другого удобного момента. Пока отдыхайте, а то вы очень утомились от собственной дурости!

Выйдя из офиса, Зев и Сера сели в машину:

– Отвези нас в кабак, Кит. Надо с горя напиться.

– А что случилось?

– Ошибка в объекте вышла. В темноте у спортзала мы не Хвоста шлепнули, а какого-то лысого «качка», внешне с ним схожего.

– И что теперь?

– Задание осталось прежним. Только выполнить его будет труднее.

– А как же тот мужик, у спортзала?

– Это ты о чем? Да, какое нам дело до этого чудака, оказавшегося не в том месте и не в то время?! Спишем его в графу «издержки» и забудем. Давай, гони: в горле уже пересохло и стресс снять надо!

Кит резко набрал скорость:

«Ну и сволочи: убили ни в чем не повинного человека и хоть бы что! Так и меня когда-нибудь спишут как отработанный материал. Но я не жертвенный баран, чтобы безропотно ждать, когда мне перережут горло! Сегодня же сообщу моему куратору из МУРа Кондратову об убийстве у спортзала. Пусть решает, что с этими бандитами делать».

Телефонный звонок, раздавшийся поздно вечером в кабинете Кондратова, застал его уже в дверях. Услышав просьбу Кита о встрече, немедленно согласился. Ему удалось завербовать этого агента, защитив от ответственности за драку в ресторане. Встретились, как обычно, в тихом Денежном переулке.

Сбивчиво рассказывая об убийстве возле спортзала, Кит недоумевал, почему у опера такой спокойный вид. И сыщик попытался его успокоить.

– Чего ты так разволновался! Тебе ничего не грозит: в крайнем случае, пройдешь по мокрому делу свидетелем. На допросах скажешь, что не знал, зачем тебя эти отморозки отрядили к спортзалу ехать. Спрос с тебя невелик.

– А вы Зева и Серу сегодня брать будете или до завтра подождете?

– Мы их пока трогать не будем. Вот если бы они реально Хвоста замочили, тогда другое дело. А пока пусть эти гориллы на воле погуляют. Нам важнее до Дыма и Хвоста добраться.

– А как же тот мужик, у спортзала застреленный?

– Выбрось из головы! Ему теперь все равно, когда мы его обидчиков повяжем: завтра или через месяц. Пусть пока подождет ради высоких государственных интересов.

Кит был разочарован:

«Этот опер, как и бандиты, легко списал убитого мужика в графу «издержки». Для него расстрел случайного прохожего лишь досадное препятствие к уничтожению бандитов руками их противников. В случае необходимости он так же хладнокровно и от меня откажется».

Словно угадав невеселые мысли агента, Кондратов дружески хлопнул Кита по плечу:

– Ты чего пригорюнился? Думаешь, я бездушный, злой человек? Ты не прав! Посуди сам: надолго ли хватит мента из убойного отдела, если он будет за каждого жмурика переживать? А за себя не волнуйся: ты мне нужен, и я буду беречь тебя как зеница ока.

Заверение сыщика не успокоило Кита, и он поспешно уехал от места их тайной встречи.

А Кондратов, спускаясь по длинному эскалатору метро, тщеславно думал:

«Я угадал, когда отмазал этого бывшего десантника от «хулиганки». Он сумел внедриться в группировку Дыма и добыть интересную информацию! Жаль, что выбор у него невелик: либо братва изобличит и кончит, либо мы сами его посадим, если нарушит закон».

И Кондратов невольно вздохнул. Занятый мыслями о тяжелой доле сыщика, он не замечал двух странных субъектов, спускающихся вслед за ним по эскалатору. Высокий в длинном габардиновом плаще господин, поблескивая старомодным пенсне, наклонившись к низенькому бородатому субъекту в тирольской зеленой шляпе с пером, весело вопрошал:

– Тебе, Себ, понравилось выражение киллера: списать жертву в графу «издержки»?

– А что в нем привлекательного?

– Неужели непонятно? Ты только представь: дети отправляют родителей в дом престарелых, правители создают все условия для вымирания пенсионеров, а военные посылают тысячи молодых парней под пули. И миллионы несчастных легко вписываются в графу «издержки». Согласись, Себ, столь удобную формулировку трудно придумать!

– Ты прав, эти двуногие твари постоянно выстилают дорогу в «светлое будущее» телами жертв собственных амбиций! Смотри, сыщик садится в вагон! Мы едем за ним?

– Это излишне. Следить за человеком, мыслящим понятными и приятными для нас категориями пустая трата времени. Что бы он ни делал, куда бы ни направлялся, все равно наши пути пересекутся. Глупо гоняться за собственной тенью, Себ.

– Так куда же мы отправимся сейчас, на ночь глядя?

– К студенту Косину. Настала очередь его выхода на авансцену. Он призван сыграть важную роль в затеянной нами игре против литератора.

– Почему сразу не взять в оборот этого работника пера?

– Тебе надо учиться у только что уехавшего сыщика из МУРа. Он-то хорошо знает, что жизнь не подчиняется законам геометрии и прямой путь к цели не всегда самый короткий. И потому свою паутину обычно плетет осторожно и искусно. Мы тоже зайдем издалека и, чтобы добраться до литератора, нам сначала понадобится студент.

– Время позднее, и он сейчас, наверное, уже спит.

– Вот и хорошо. Мы поможем ему увидеть в сладких сновидениях дневные мечты. Он ощутит, как прекрасно иметь деньги и с их помощью властвовать над людьми. Все в этом мире взаимосвязано и закручено в один тугой узел. Нам с тобой только остается придать грядущим событиям форму притягательной западни, в которой лежит аппетитный кусочек сала.

– И эта ловушка называется «Искушение»?

– Ты способный ученик, Себ! Я скоро буду гордиться своим знакомством с тобой.

Заметив обнаженные в самодовольной улыбке крепкие резцы стажера, Анатас умиротворенно прикрыл глаза в мелких старческих прожилках веками:

«Он воспринимает мою лесть всерьез и, подобно презираемым им людям, самонадеянно считает, что ловушки существуют для кого угодно, но только не для него. Положительно, в этом подлунном мире нет ничего нового, а одна лишь суета сует. Однако, нам пора».

Очередной состав, с грохотом набирая скорость, подхватил и увлек в мрачный проем тоннеля доверившихся ему пассажиров. Быстро оглядев опустевший перрон, Анатас кивнул ученику, и оба одновременно согнув колени, наклонились вперед и резко выпрямились. Оторвавшись от перрона, понеслись вверх, мгновенно растаяв в воздухе. И только легкое дуновение затхлого подземного воздуха свидетельствовало о недавнем присутствии на этом месте двух фантастических, но всецело принадлежащих этому грешному миру существ.

Глава 3. Старая картина

На следующий день Павел Косин проснулся рано утром и сразу решил:

«В институт сегодня не пойду. После радужных ночных видений сидеть на скучных лекциях свыше моих сил. Кто я был в том другом нереальном мире? Крупный финансист, лауреат Нобелевской премии или популярный шоумен? Да и не все ли равно? Главное, я не хочу вновь низвергнуться в прозябающую бедность. А что если этот яркий сон предвестник притаившейся где-то рядом удачи?»

Внезапно вспыхнувшая надежда заставила Косина вскочить с постели и одеться. Словно подталкиваемый незримой могучей силой он оставил нетронутым приготовленный матерью завтрак и, не дожидаясь лифта, бегом спустился по лестнице. Пересекая пыльный двор, студент не обратил внимания на мирно лузгающих семечки двух благообразных старичков, опрятно одетых в одинаковые костюмы из старомодного серого шевиота. А зря! Глядя спешащему навстречу неизвестности студенту, Себ с неподдельным восхищением произнес:

– Прекрасно сработано, шеф. Он полностью подчинен твоей воле.

– Ничего подобного! Студент вполне свободен в своих поступках. Наш выбор пал на него лишь потому, что внутренне он уже готов ради славы и денег участвовать в кровавой охоте. Мы лишь обеспечим его появление в нужное время и в нужном месте. А уж как он поступит в предложенных ему обстоятельствах, пусть решает сам. Несправедливо все беды и мелкие житейские неурядицы этого видимого людям мира сваливать на нас!

– Ты прав, учитель, ох как прав! Сейчас студент, бесцельно гуляя, неминуемо приближается к изогнутому как лекало арбатскому переулку. Это ты здорово придумал – разыграть новый акт трагедии в доме, где еще лежит пока необнаруженное тело несчастного Желтка. По крайней мере, не надо тратиться на новые декорации.

Похвала льстила, и Анатас, с трудом удержав самодовольную улыбку, сурово приказал:

– Поспешим, Себ. В отличие от сторонних зрителей нам нельзя опаздывать к началу красочного представления.

Почтенные старички разом, словно по команде, поднялись, неряшливо стряхнули с колен на землю шелуху от семечек и деловито направились по узкой тропинке за гаражи-ракушки. Очутившись в узком пространстве, начали быстро уменьшаться в размерах, пока не превратились в юрких вездесущих воробьев. Тут же суетливо взмыли ввысь, сделали прощальный круг над колодцем окруженного домами двора и полетели в сторону венчающего Арбат высотного здания МИДа.

Косин неторопливо брел по гладким плитам.

На него никто не обращал внимания. И только два пронырливых воробья, беспорядочно скакали вокруг мусорной урны и весело чирикали в ожидании лёгкой добычи. С неприязнью оглядывая посетителей дорогих пабов и ресторанчиков, Косин судорожно сжимал прозрачные бока недопитой бутылки пива. Внезапно он почувствовал голод. Но денег после приобретения противного теплого напитка не осталось. И навеянное радужным сновидением ожидание удачи сменилось разочарованием и тоской. Он явно был не нужен никому в этом равнодушном к жалким неудачникам миру.

Кто-то нерешительно потянул его за рукав рубашки. Косин с раздражением обернулся. На него смотрели выцветшие старческие глаза. Пестрый шарфик, кокетливо завязанный вокруг морщинистой шеи, красная юбка и зеленая кофта, свободно болтающиеся на высушенном годами тщедушном тельце очередной нищенки, окончательно вывели Косина из себя:

– Мадам, идите от меня прочь! Я по пятницам не подаю!

– Вы меня неправильно поняли, молодой человек. Я не клянчу милостыню, а приглашаю посетить домашний музей живописи, и при этом совершенно бесплатно. Мой покойный муж, потомственный дворянин Петр Андреевич Флеров, был прекрасным живописцем.

Обиженно трясущиеся губы женщины вызвали невольное сочувствие:

«А почему ради развлечения не сходить в гости к этой нелепо разодетой Шапокляк?».

Внезапно откуда-то из глубин сознания всплыло предчувствие опасности, и чей-то настойчивый голос принялся внушать ему отказаться от бесплатной экскурсии. Но из чувства противоречия непрошеному советчику Косин решительно тряхнул длинными волосами:

– Хорошо, согласен. А далеко ли идти?

– Спасибо, уважили меня. Это здесь рядом. Пойдемте, получите удовольствие.

Едва поспевая за неожиданно проворно шагающей старухой, Косин не мог избавиться от чувства все нарастающей тревоги от неизвестности, ожидающей его в арбатской квартире. Поднявшись на лифте, старушка достала из сумочки маленький ключик и вставила его в английский замок, свободно болтающийся в рассохшейся и потрескавшейся от времени двери, которую легко было выбить одним ударом.

Зайдя в квартиру, Косин настороженно заглянул в комнаты и, убедившись, что в квартире никого нет, немного успокоился. Он рассеянно слушал объяснения старухи о фантазиях ее мужа, рисовавшего красные кроны сосен, коричневые воды рек, синие пшеничные поля. Эти нелепые пейзажи наводили на него тоску. Лишь упоминание о том, что часть работ Флеров рисовал еще юношей в своём поместье, пробудило его интерес:

– Подождите, я что-то не пойму, сколько же вам лет? Более ста, что ли?

Обнажив беззубый рот, старуха кокетливо рассмеялась:

– Ну что вы, мне всего только 85 лет. В 1940 году перед самой войной я, двадцатилетняя девчонка, дала согласие выйти замуж за известного ученого Флерова. Он родился в 1897 году, и ему тогда было сорок три года. Разница в возрасте существенная, но я была очарована этим образованным человеком с изысканными манерами потомственного аристократа. И поверьте, никогда не пожалела об этом! Вплоть до его смерти в 1971 году я продолжала относиться к мужу заботливо и с почтением. Когда он скончался, я едва перевалила через полувековой юбилей и еще была полна сил и желаний. Но осталась верной его памяти. По крайней мере, замуж официально больше не выходила.

И старуха залилась хрипловатым надтреснутым смехом, кокетливо подернув плечиками. Затем она прозорливо заметила:

– Я вижу, что пейзажи вас не особенно впечатляют. Давайте пройдем в другую комнату. Там собраны портреты и жанровая живопись.

Косин нехотя последовал за хозяйкой. Но переступив порог, замер от неожиданности. С прямоугольника картины в раме из красного дерева прямо на него испытующе смотрели изображенные в полный рост дамы в длинных платьях и кавалеры в средневековых камзолах. Художник поместил их на полотне строго симметрично: в вертикальный ряд по три с каждой стороны на равном расстоянии от расположенного в центре изображения надменно взирающей на окружающий мир красавицы с вплетенной в искусственные волосы ядовито желтой лентой. Художник не пожалел черной краски для общего мрачного фона картины. А мужские и женские фигуры поместил в светлые овалы. И это создало эффект присутствия на представлении феерической пьесы, в прологе которой на затемненной сцене высвечиваются театральными прожекторами все действующие лица приближающейся трагедии.

Косин, испытывая необъяснимый страх перед устремленными на него семью парами глаз, осторожно приблизился к картине. Сразу стали различимы тщательно выписанные старославянской вязью надписи, венчающие, словно красно-огненные нимбы, головы персонажей. На первый взгляд казалось, что художник всё перепутал. «Блуд» олицетворяла дама с потупившимся скромным взором. Красавица «Зависть» излучала благодушие, а на губах юной девушки «Уныние» навечно застыла веселая улыбка, и казалось, что она сейчас прыснет от жизнерадостного смеха. Да и нарисованные на противоположной стороне кавалеры не оправдывали обозначенных художником аллегорическихназваний. «Сребролюбие» с его мягкими, добрыми чертами лица больше напоминал простодушного увальня, готового отдать последнюю рубаху ближнему. «Гнев» воплощал добродушный толстяк, не способный даже муху обидеть. А худой пожилой господин с изможденным лицом, словно, в насмешку воплощал «Чревоугодие».

Ко всем этим приятным людям тянулись напоминающие паутину еле видимые красные нити от центральной фигуры «Гордыни». Вот здесь художник не покривил душой. Надменный, свысока взирающий на окружающий мир взгляд строгой госпожи демонстрировал ее уверенность в собственном превосходстве. Подчеркивая особенность и верховенство «Гордыни» над другими грехами, художник любовно выписал детали ее богатого одеяния. Это было сделано мастерски: казалось, складки атласного платья шевелятся и струятся от малейшего ее движения. И не оставляя никаких сомнений в царственном положении «Гордыни», художник водрузил на ее голове корону, в которую поместил разноцветные стекляшки, имитирующие драгоценные камни.

За спиной Косина рассыпался сухой, каркающий, старческий смех:

– Эта картина на всех производит сильное впечатление. Вот и вы неподвижно созерцаете ее уже почти пять минут. Кстати, это единственное произведение, созданное не моим мужем, а его отцом, которого я никогда не видела. Он скончался в конце 1917 года. Так что историю картины я знаю лишь со слов мужа.

– Ваш свекор ошибся в надписях или намеренно шокировал публику?

– Ни то, ни другое. Просто Андрей Николаевич был набожным человеком, и своих детей воспитывал в строгости. А уж воскресные посещения церкви не могли отменить никакие, пусть даже и самые уважительные причины. Призывая к добру, он больше всего боялся, что дети впадут в грех. И задумал написать картину-предупреждение. Он так и назвал ее «Семь смертных грехов» и завещал навсегда хранить в семье и передавать по наследству внукам и правнукам. Но, к сожалению, нам с Петром Андреевичем детей Бог не дал.

– Но если свекор хотел напугать предков, то почему изобразил пороки такими привлекательными?

– Я же сказала, что Андрей Николаевич был православным человеком. А церковь учит, что сатана хитер и изворотлив. Он льстит людям, придает сладкую привлекательность грехам. Вот старик и хотел предупредить своих близких о скрытности пороков. Разве плохие люди не притворяются добрыми, щедрыми, скромными? Да на каждом шагу!

– Ну, а почему Гордыня не скрывает своего надменного превосходства?

– А разве люди скрывают свою гордыню? Все другие грехи утаивают, стыдятся, а гордыню свою напоказ выставляют. Для них крайне важно выделиться из толпы себе подобных, и неважно, через эпатаж или, наоборот, с помощью показной скромности. Вот свекор и показал, что «Гордыне» скрывать нечего. А вы обратили внимание на паутину красных прожилок, раскинутую из центра картины во все стороны? Так Андрей Николаевич хотел подчеркнуть, что «Гордыня» – мать всех пороков!

– Ну, в этом можно и усомниться!

– Это вы по неопытности так считаете. Назовите хотя бы один грех, в основе которого не лежит гордыня?

– Ну, хотя бы блуд.

– Я знала, что вы, юноша, назовете именно этот порок. Он свойственен нам в молодые годы, когда власть чувственности настолько велика, что кажется непреодолимой. Но и в этом грехе незримо присутствует гордыня. Разве в блуде мы не стремимся возобладать над партнером? И не испытываем гордости за очередную победу, приписывая успех своим личным заслугам, а не заблуждениям увлекшихся нашими мнимыми добродетелями любовников?

– И подобным образом можно обнаружить гордыню во всех грехах?

– Еще как! Мы гневаемся, когда поступают вопреки нашей воле. Чревоугодничаем, считая, что заслужили роскошь. Унываем, когда нас недооценивают. И стремимся к богатству, дающему нам возможность возвыситься над другими людьми. Я уж не говорю о зависти к человеку, имеющему то, чего нет у тебя.