Текст книги "Информаторы (Стукачи под прикрытием)"

Глава 5

Григорий подошел к таксофону и огляделся по сторонам. Не заметив ничего подозрительного, набрал свой домашний номер. Трубку подняли почти сразу.

– Да?! – полный отчаяния вскрик матери, больше похожий на печальный голос чайки, послышался в трубке.

– Мама, я уезжаю из города. Надолго, – сказал он и повесил трубку, откуда еще доносилось: «Сынок, сынок!»

Опять защемило в груди, и Григорий быстро пошел прочь от таксофона на другую сторону улицы. Сев в автобус, он добрался до Пионерской. Первая задача – забрать деньги из квартиры. Свои и Вадима. Теперь они тому были уже не нужны. Весь остаток ночного времени они обсуждали с Татьяной этот вопрос. Девушка предлагала сама сходить за деньгами, но Парфен категорически отказался. Он совершенно не хотел подставлять ее, хотя не мог себе представить, каким образом менты могли вычислить их хату – ведь даже пацаны не все знали, где их «берлога».

– Ну что? – поинтересовалась Татьяна, встретившись с ним на остановке метро.

– Дома уже побывали, – хлопнув по машинально сорванному кленовому листу ладонью, с кислой миной констатировал Парфен сей грустный факт.

– Может, не стоит идти? – не сводя с молодого человека испуганных глаз, в который раз спросила Татьяна.

– Стоит, – выдохнул Григорий. Другого выхода просто не существовало – без денег нечего было и думать, чтобы куда-то податься. Он решительно направился по улице к девятиэтажке, предупредив девушку:

– Стой здесь и жди меня.

Григорий неторопливой походкой подошел к подъезду и, как ему казалось, незаметно посмотрел по сторонам.

Ничего особенного он не обнаружил. Глиняного цвета старая «Нива» стояла у зеленого забора и раньше. Судя по слою пыли, владелец оставил ее там давным-давно. Резвая дворовая малышня не обращала на него никакого внимания. Пенсионерок на лавочках он интересовал еще меньше. Облегченно вздохнув, Парфен торопливо поднялся. У двери он остановился и замер.

«Как же я сразу не подумал! – мысленно хлопнул себя ладонью по лбу парень. – Зачем им торчать на улице, когда они могут меня и в квартире спокойно взять!»

От неожиданной мысли выступил холодный пот на висках.

Григорий застыл, не решаясь открыть дверь и войти в квартиру. Некоторое время он стоял и прислушивался, не удастся ли уловить хоть малейший звук. Занятие это оказалось бесполезным, и он только зря потерял минут десять времени. Прошедший вниз по лестнице мужчина с солидным брюшком недоверчивым взглядом посмотрел на Григория.

«Что ты, в самом деле, как баба!» – подстегнул парень сам себя и полез в карман за ключами.

Дверь легко открылась, и Григорий поспешно юркнул в прихожую, закрыл ее за собой. Застыл, было слышно только биение собственного сердца, готового, как ему казалось, выскочить вон из груди. Но шли минуты, и никто не выбегал из комнат, не крутил ему руки. Успокоившись, Парфен прошел в зал, заглянул в спальню, которую занимал Свирид. Собрав все имеющиеся в квартире деньги, он пересчитал их. Вместе с лежащими до этого у него в кармане получилось почти четыре штуки баксов и семь тысяч рублей.

Обрадованный удачей, Парфен захлопнул за собой дверь и быстро сбежал вниз по лестнице. На площадке первого этажа краем глаза он заметил двух мужиков средних лет, ожидающих лифта.

– Ну что он не едет! – Один в раздражении хлопнул ладонью по кнопке. Второй посмотрел на Григория и отвернулся. Все это Парфен отметил про себя автоматически – мысли его уже были у остановки метро, где его дожидалась любимая девушка. Григорий так и не понял, что с ним произошло, все случилось невероятно быстро! Словно неведомая сила подхватила его и шмякнула физиономией о бетон лестничной площадки. Пошевелиться он не мог совершенно – спину придавило чем-то тяжелым. Руки пребольно заломили назад, так, что на мгновение потемнело в глазах. Потом он почувствовал, как на его запястьях сомкнулись два стальных кольца.

«Конец!» – подумал он и тут же услышал подтверждение своей мысли:

– Не дергаться, сука! Уголовный розыск!

* * *

Капитан Тарасов сидел в синей «девятке», припаркованной напротив дома, в котором молодые бандиты сняли квартиру. Отсюда замечательно просматривался подъезд. Тридцатитрехлетний капитан высунул руку с сигаретой в окошко. Сизый дымок лениво поднимался вверх с тлеющего окурка. Безветрие стояло полное.

Его напарник – оперуполномоченный Ходаков Артем Михайлович, один из двух «вечных старлеев» в их управлении. Он на пять лет старше следователя, и Олегу Андреевичу Тарасову было искренне жалко мужика. У Маркова – другого старшего лейтенанта, переходившего в погонах с тремя звездочками лишних лет десять, – была совсем прозаическая причина. Он был любитель крепко заложить за воротник. Вовку в любой момент могли турнуть из органов, но шеф умудрялся его выгораживать. Марков был опер от бога и умел раздобыть нужную информацию буквально на пустом месте. А Артему, как считал Тарасов, просто хронически не везло. Начало службы у того было вполне хорошее, и к положенному сроку он должен был стать капитаном, но произошла неприятная история – Ходакова обвинили в превышении служебных полномочий. Разобрались, обвинение сняли, но представление перенесли. И с того момента пошло-поехало, словно заговорили мужика! Четвертая звездочка упорно не желала быть на погоне, хоть ты тресни!

Сейчас Артем Михайлович сидел на заднем сиденье и потягивал кефир из бумажного пакета. Он только что сжевал два гамбургера, которые и составили весь обед бывалого опера.

– Вот ты скажи, Олег, откуда они берутся? – решил философией разбавить скуку наблюдения старшой.

– Кто? – лениво переспросил капитан, наблюдая, как из нужного им подъезда вылетел мальчуган лет десяти с мячом в руках.

– Да киллеры эти сопливые! «Киллеры» – тьфу! Убивец – просто, по-русски, раньше называли! А то – «кии-ллеры»! Тьфу!

– Да черт их знает! – отозвался капитан. Ему не хотелось загружать голову чем-то отвлеченным. Мысль в ней сейчас крутилась совсем практическая и очень даже для Олега Тарасова полезная – начальник отдела шел на повышение, и капитан прикидывал свои шансы занять его место.

– Нет, ты мне скажи, – не отставал от него настырный опер, – откуда их такая прорва вдруг образовалась?! Вон по ящику каждый день показывают – тут грохнули, тут у подъезда пристрелили! А то, глядишь, из гранатомета засадили! Прямо Чикаго, а не Москва!

Тарасов опять промолчал, правильно рассудив, что Михалычу нужно просто выговориться. Час назад он беседовал с матерью одного из этой пары сопляков, что прикончили Ваську Улыбку. Того, что ночью скончался в больнице. Опрашивал, а сам стакан и пузырек с валерьянкой под рукой держал. Бедную женщину каждую минуту отпаивать нужно было. Да и родители второго тоже не в лучшем состоянии.

– Раньше ведь как было, – продолжал меж тем свои рассуждения старлей. – На «мокрое» шли в крайнем случае и, главное, – из-за понятий! Принципы свои воровские блюли строго, не то что сейчас! И к нам отношение другое было! Мента замочить – это ж неслыханное дело было! За это сразу – вышка! Да и меж собой резались редко! В основном бытовуха. Перепились, жена утюгом мужу по башке – этого и тогда навалом было, хотя все равно меньше, чем сейчас…

– Погоди, – предостерегающе поднял руку старший группы, прекращая гневный монолог Михалыча. – Кажется, наш идет!

– Где? – сразу забыл обо всем, кроме дела, матерый опер. Он быстро опустил стекло со своей стороны и напряженно всмотрелся в молодого человека, торопливо идущего к контролируемому дому.

– Брать где будем? – сразу осведомился он, проверяя оружие.

Капитан подумал и предложил:

– Давай на выходе из подъезда? С лавочки дернемся и заластаем кабанчика!

– Олег, давай лучше на площадке первого, – поразмыслив совсем немного, посоветовал Михалыч. Он пояснил свою точку зрения: – У этого пащенка ствол. Не дай бог, успеет пальнуть – ранит или подстрелит кого! Потом хлопот не оберешься!

«И то верно!» – мысленно согласился с ним Тарасов.

Меж тем парень боязливо огляделся и вошел в подъезд.

– Пошли, – распорядился Тарасов, и сотрудники милиции быстро покинули свой наблюдательный пост.

– Выходит – пропускаем. Затем – по ногам и в браслеты!

Выслушав капитана, Артем Михайлович согласно кивнул. Последний инструктаж был совершенно лишним – предстоящее задержание не казалось ему трудным. Но старший есть старший!

– Ну, сколько он там будет ковыряться? – раздраженно хлопнул по стене ладонью капитан.

«Нервничает Олег», – подумал, мысленно усмехаясь, бывалый старлей.

– Идет. Пешком идет, – едва заслышав звук торопливо спускающегося по лестнице человека, сразу решил Ходаков. На преступника у него с годами уже выработался профессиональный нюх.

Действительно, навстречу им спешил Парфенов Григорий – их «клиент». Ходаков зевнул и отвернулся, стараясь ничем не показать свой интерес к убийце. Олег раздраженно хлопнул ладонью по кнопке лифта и выругался.

– Сколько его там держать будут!

Парень посмотрел в их сторону, но ничего не заподозрил. Едва молодой преступник повернулся к ним спиной, Тарасов подсек ему ноги и придавил коленом. Парень настолько был ошеломлен, что даже и не дернулся. Ходаков вытащил «браслеты» и защелкнул на запястьях преступника.

– Не дергаться, падла! Уголовный розыск! – объявил капитан, рывком поднимая преступника на ноги. Михалыч помог ему.

Приподъездные бабули неотрывно провожали взглядом двух сотрудников милиции, ведущих преступника.

– Такой молодой! – услышал чью-то жалостливую реплику Тарасов.

Парень шел спокойно, даже не пытаясь дернуться. Он единственный раз только затормозил, посмотрев долгим взглядом на противоположную сторону улицы.

Капитан сразу же приметил видную девушку в желтом платье. Обменявшись взглядом с Михалычем, он так же молча указал тому на объект внимания задержанного. Старому оперу ничего не нужно было объяснять, к тому же он сам еще раньше капитана все увидел.

Девушка не собиралась уходить. Она внимательно смотрела за происходящим. Профессиональная память тут же выдала Ходакову, где он видел ее раньше – дежурная медсестра Солнцевской больницы. Той, где ночью оперировали второго недоноска!

– Все нормально, поехали, – чуть улыбнувшись капитану, спокойно сказал Михалыч и, пригнув парню голову, впихнул того на заднее сиденье.

– Видел? – на всякий случай поинтересовался Тарасов, явно имея в виду девушку.

– Да, конечно, – отозвался старлей, усаживаясь на заднее сиденье. – Все нормально!

– Ну раз так – погнали! – успокоился капитан и включил зажигание.

* * *

Григория охватила апатия ко всему. «Жигули» подкидывало на кочках и выбоинах, дородный мент неизменно при каждой кочке толкал его локтем в бок. Перед глазами все еще стояла фигурка в желтом платье, напряженно застывшая и не сводившая глаз с парня в наручниках, уводимого двумя сотрудниками.

«Засекли ее или нет?» – стучал в голове вопрос, поднимая в груди тревогу за любимого человека.

– Ну что, красавец? – как-то даже чуточку весело спросил Тарасов, ставя в слове «красавец» ударение на «е». – Допрыгался? Два убийства – на пожизненное тянет! Что молчишь? Язык отнялся? А людей мочить – не отнимался?

Старлей, сидевший рядом, заехал Григорию локтем в бок так, что у того перехватило дыхание.

– Это только аванс, – доверительно шепнул ему на ухо Ходаков. – Потом что буу-дет! Так что лучше сразу колись!

Парфен продолжал хранить молчание и напряженно размышлял, как ему вести себя.

Менты отстали от него, поскольку «жигуль» подкатил к известному на всю страну зданию на Петровке. Довольно грубо его вытолкнули из машины, и старлей, уцепив за руку, потащил Григория к высокой деревянной двери.

– Оформи его в ИВС, – будничным голосом попросил дежурного Тарасов и бросил Ходакову, подмигивая: – Давай поднимемся. Пошепчемся чуть-чуть!

Артем Михайлович даже не взглянул на арестованного ими паренька и поспешил к лестнице.

– За что его? – полюбопытствовал у капитана дежурный.

– Убивец, – коротко охарактеризовал Гришку Тарасов.

– Обыскивали?

– Не успели. Вам оставили это удовольствие. Санек, давай его как положено, потом мне звякнешь!

Дежурный офицер милиции в чине майора коротко распорядился:

– Лицом к стене! Ноги шире, руки за голову!

Парфенов выполнил все требования и застыл, от напряжения переминаясь с ноги на ногу.

– Ты что, бля, танцуешь? Стой спокойно! Ноги шире, я сказал! – услышал он гневный окрик дежурного. Белобрысый майор довольно больно стукнул Парфену по щиколоткам, отчего тот едва не сел на шпагат.

«А какого обращения ты хотел? – иронично заметил он сам себе. – Ты – убийца! Ты теперь в их глазах – не человек!»

При всей немыслимости такого положения вещей Парфен невольно заставлял себя верить, что теперь это – горькая правда и с этим придется считаться!

Он спокойно стоял, пока торопливые ладони хлопали по его телу.

– Повернись. Что в карманах?!

– Деньги, ключи от квартиры!

– Что еще? Наркотики, колюще-режущие предметы, оружие?

– Нет.

Содержимое его карманов перекочевало в ящик. Туда же попал и его брючный ремень. На ногах были кроссовки, и Григорию пришлось вытаскивать из них шнурки.

– Фамилия, имя, отчество?

После стандартной процедуры Парфенов был водворен в изолятор временного содержания. Сокращенно – ИВС.

Тяжелая стальная дверь захлопнулась за ним. Григорий потер руки и опустился на деревянное седалище. За решеткой «аквариума», как меж собой называли ИВС частые его клиенты, кроме Парфена, на этот раз никого не было. Молодой человек ловил себя на мысли, что совершенно не представляет, что ему делать. В таком состоянии он пребывал со вчерашнего утра, когда его палец нажал на курок пистолета. Все происходящее напоминало кошмарный сон, и Парфен все надеялся, что он вот-вот закончится. Единственным светлым пятном среди этого нелепого нагромождения было знакомство с Танюшей. Да и то – одно светлое мгновение и опять – жуть, полная жуть!

Григорий ненавидел себя лютой ненавистью за то, что за каких-то два-три дня, не думая, сумел изуродовать свою жизнь, состарить до предела родителей. И даже Татьяну, которую знал меньше суток, уже успел втянуть в эту грязь.

Тем не менее время бежало, а Гришку никто не беспокоил. Как бы то ни было, а одиночное заключение играло ему на руку. Совершенно шокированный неожиданным задержанием, молодой человек постепенно пришел в себя. Поначалу он не был ни на что способен, кроме самобичевания. Успокоившись, Григорий волей-неволей принялся анализировать положение, в котором оказался.

«Почему на допрос не вызывают?» – этот вопрос мучил его сейчас больше всего.

Из кинофильмов и детективных романов Григорий Парфенов знал, что преступника всегда стараются допросить по горячим следам, пока он не пришел в себя и не успел подготовиться.

«А может, взяли всех наших и трясут сейчас, а меня на потом оставили? – начал задавать себе вопросы парень, от напряжения морща лоб. – Откуда-то узнали, что стрелял я! А вдруг менты ничего не знают и просто на понт меня брали?! – родилась в голове робкая надежда. – Вадька Свирид вряд ли им мог что сказать, а так… откуда они знают, что я стрелял? Может, я просто в машине сидел! Интересно, Свирид пришел в сознание или нет? – была его следующая мысль. – Как он там? Выплывет или… нет?!»

Неожиданно Парфен поймал себя на том, что к приятелю, которого он еще вчера старался спасти всеми силами, сегодня у него было не такое однозначное отношение. Невольно закрадывалась тревога, что, спасая свою жизнь, Вадим сдаст его ментам. И тревога эта заставляла его невольно желать, чтобы Свирид не очнулся как можно дольше…

«Или, может быть, ты теперь хочешь, чтобы он вообще не очнулся? – откровенно задал себе Парфен нелегкий вопрос и не смог на него ответить. – Сколько же осталось в тебе человеческого?» – неумолимо вновь поинтересовалась совесть.

Но сейчас ее голос заглушался чувством страха. Элементарным животным страхом за свою жизнь, которой угрожала реальная опасность – настолько реальная, что дальше некуда!

«Мент не просто так сказал: «Убийца!» Он с-сказал это не-спроста! А вдруг… вдруг Свирид уже пришел в себя и дал показания?! Тогда все – кранты! Можно подчистую сдаваться! Ну нет! Я еще поборюсь! Смертную казнь заморозили, славу богу, а пожизненное – за что? За бандита, убийцу? Который народу за свою жизнь поубивал пропасть, наверное? Да они еще и благодарны мне должны быть!»

Взвинчивая сам себя таким образом, Григорий метался по камере. Он не мог оставаться на месте – нервы были слишком напряжены от долгого ожидания. Но проходили томительные минуты, а дверь камеры не открывалась и не открывалась. Парфен начал уже ловить себя на мысли, что чутко прислушивается к шагам в коридоре и досадует, когда они заканчиваются не у его двери!

* * *

Так-так – продолжают выстукивать колеса поезда.

Григорий лежал, положив локоть под голову. Вспоминая свои первые минуты за решеткой, он невольно усмехнулся. Усмешка вышла не его – жесткая, злая. Хотя… за последние три месяца он здорово изменился. Беспутная Ленка из соседнего подъезда, та, что стала причиной их неожиданной встречи с бывшим сослуживцем и другом Мишкой, сразу бы это заметила. Лицо парня осунулось, стало какое-то заостренное. Оно и понятно – на казенных харчах здорово не разживешься! Волосы так же коротко стрижены, только будто потемнели. А сам Григорий побледнел. Губы стали бесцветными и сложились в одну тонкую линию. Но главное – изменился взгляд. Раньше серые глаза Парфенова Григория смотрели ласково, внимательно, иногда любопытно. Когда сердился – загорались гневом. Но всегда во взгляде чувствовалась открытость. Словно говорил вам молодой привлекательный парень: «Вот он я, весь на ладони!»

Сейчас этого не было. Взгляд стал колючим и настороженным. Едва столкнувшись с кем взглядом, осужденный словно говорил: «Не лезь! Что мое – то мое! Только попробуй сунуться – не поздоровится!» Этот взгляд предупреждал и одновременно сразу же пытался прощупать вас, узнать, что вы за птица и какой гадости можно ждать от данного человека.

Не зря говорят: глаза – зеркало души. Сегодняшний взгляд больше всего подходил внутреннему состоянию Григория. Он за последние три месяца испытал больше, чем за всю предыдущую жизнь. Поэтому ему так смешно было вспоминать то первое сумасшедшее волнение в «аквариуме», когда он ждал прихода следователя. Тогда он, дурачок, думал, что Тарасов забыл про него. Наоборот, капитан отлично знал, что делает.

* * *

Олег Андреевич, едва они с Ходаковым поднялись к нему в кабинет, радостно плюхнулся в кресло.

– Ну вот, полдела сделано, – объявил он.

– Ты как будто знал, что он в этой хате объявится? – полувопросительно, полуутвердительно сказал Артем Михайлович.

– А куда ему было деваться? – вопросом на вопрос ответил капитан.

– Ладно, это понятно, – присаживаясь прямо на крышку стола, Ходаков решил сменить тему: – Как ты так быстро на адрес вышел? Раненый в себя пришел?

– Не-а, – загадочно ухмыльнулся капитан.

– Понятно, – понимающе отозвался «вечный старлей» и красноречиво постучал костяшками пальцев по столу – тук-тук. – «Наша служба и опасна, и трудна!» – стараясь подделать голос хоть чуть-чуть под известного исполнителя этой песни, вывел он.

– Вот-вот! – поддакнул капитан своему оперу. – Ты совершенно правильно уловил суть!

– Ну, тогда можно сказать – дело в шляпе! – весело подвел итог Ходаков.

– Убийство, считай, раскрыто, – согласился с ним Тарасов. Согласился и замолчал, детально обдумывая следующую мысль. Перед глазами опять замаячило кресло начальника отдела по расследованию особо тяжких. – Мне, если честно сказать, по большому счету все равно, кто из этих двоих придурков оприходовал Ваську Улыбку. А может, и оба! Мы им памятник с тобой должны еще поставить за этого кровососа!

– Ну, так уж и памятник, – вяло отозвался Ходаков. Впрочем, в его интонации протестующих ноток было гораздо меньше необходимого количества. Зачем спорить раньше времени, тем более с начальством. А Олега Артем Михайлович уважал, несмотря на то что тот был значительно моложе его. – Хотя, – поспешил добавить он на всякий случай, посмотрев на капитана, – может, ты и прав!

Ходаков сразу догадался, что Тарасов потянул его наверх в кабинет неспроста. Значит, хотел сказать что-то важное. Зря Олег молоть не будет.

– Так вот я и говорю, – спокойно продолжал Тарасов, однако взгляд его улавливал малейшую реакцию подчиненного. – Можно точку на этих сосунках не ставить, а сделать очень даже интересную вещь! Кстати, Артем Михайлович, ты еще не распрощался с мыслями стать капитаном? Если дело выгорит, то шанс просто огромный!

– Ты меня заинтриговал, Олег, – придвинулся к нему ближе Ходаков. Переходом на «ты» он как бы подчеркнул, что готов на разговор тета-тет. Без официального, как говорится, протокола.

– Тогда, Михалыч, слушай сюда.

В течение десяти минут Тарасов излагал свои мысли, и старый опер слушал его, не перебивая.

– А что, очень даже разумно! – уверенно закивал он, вынося резюме проекту следователя.

– Ну что, действуем?

– Обязательно! – азартно откликнулся Ходаков и спрыгнул с начальственного стола.

– Я – в больницу! – объявил он у порога.

– Давай! – согласился с ним следователь и тоже поднялся.