Текст книги "Терская крепость. Реквием Двести сорок пятому полку"

Машины на платформы – как старший механик-водитель роты и исполнявший обязанности техника роты – загрузил сам, без проблем. Все одиннадцать машин были исправны процентов на восемьдесят, но все поехали. Качество подготовки механиков-водителей было разным… Нормальный опыт был процентов у семидесяти. Чем больше ездишь, тем больше и опыт.

БМП – машина такая, что не ломается по заказу, надежная. Если она работает, то она работает.

«Как средняя температура по больнице…»

Вячеслав Лесин, зам. командира 2-го мотострелкового батальона по вооружению, гвардии капитан:

– Состояние техники в батальоне перед отправкой было как средняя температура по больнице. Поскольку в 1998 году мы передали часть своих БМП на базу хранения, то летом 1999-го нас укомплектовали техникой из расформированной 166-й Тверской мотострелковой бригады. Техника нам досталась не высшей категории. В течение года титаническими усилиями мы по возможности привели ее в «чувство», но не совсем. Поэтому перед отправкой заменили часть БМП на машины третьего батальона.

В ходе кампании текущий ремонт вели или своими силами, или в ремроте полка. С ремротой у нас были хорошие отношения, а самое главное – с зампотехом полка подполковником Бублием Павлом Ивановичем. Мы с ним хорошо работали. Обновления техники в ходе кампании не было, только стрелкового вооружения – в основном восполнение боевых потерь. С запчастями особых проблем не возникало.

Личный состав батальона, обслуживавший технику, подготовлен был по-разному. Но ведь и люди разные. Те, кто отслужил больше года, были на уровне, но были и молодые. Некоторые из молодых быстро втянулись и освоили технику, но если нет особого желания учиться, то и не научишь. Кого-то и просить не надо было – сам все сделает, а если подскажешь, то и постарается; а кого-то хоть дубиной гоняй и над душой стой. Легче самому было сделать. Но за всех работать не будешь.

«Куда-то отправят…»

Андрей Кузьменко, командир 3-го взвода 5-й мотострелковой роты, гвардии лейтенант:

– В полк я пришел после окончания Новосибирского военного командного училища в начале мая 1999 года на должность командира второго взвода восьмой мотострелковой роты. Командир роты гвардии старший лейтенант Мухамедов в начале августа ушел в отпуск, оставив меня и. о. командира роты. В роте из офицеров также были командир первого взвода старший лейтенант Сергей Кононов и старший техник роты прапорщик Пархоменко. Полк находился на учениях. Слухи, что полк «куда-то отправят», ходили как среди офицеров, так и в солдатской среде.

Десятого сентября командир нашего третьего батальона подполковник Найденов прибыл с полкового совещания, собрал всех офицеров и прапорщиков батальона и довел до нас информацию, что завтра погрузка полка в эшелон для последующего убытия в Чечню. Сообщил также, что сейчас прибудут представители из первого и второго батальонов, мы им передаем личный состав, лучшую технику. Комбат определил каждому офицеру, кто на какую должность убывает: «Лейтенант Кузьменко – третий взвод пятой роты, лейтенант Кононов – первый взвод шестой роты, прапорщик Пархоменко – старший техник четвертой роты». Конечно, мы обрадовались, что попали в один батальон. Практически вся восьмая рота, естественно, изъявила желание идти во второй батальон. Так оно и вышло. Минометная батарея третьего батальона стала батареей второго батальона, командовал ею старший лейтенант Белов. После передачи личного состава и техники мы заехали домой, взяли вещи и прибыли в расположение второго батальона, где представились комбату капитану Булавинцеву.

На следующее утро началась погрузка на станции «Красные ударники». Шла она весь день. Опыта погрузки, естественно, у нас не было, тем не менее завершили мы ее вовремя.

«Военный из меня был никакой…»

Сергей Гирин, заместитель командира 2-й мотострелковой роты по воспитательной работе, гвардии лейтенант:

– В полк я прибыл в начале сентября 1999 года с группой таких же лейтенантов-двухгодичников («пиджаков»). В части в это время шли учения, так что мы попали сразу на полигон. Полковник Сергей Сергеевич Юдин провел с нами беседу и отправил в первый мотострелковый батальон. Сначала были слухи, что полк отправят в Югославию, все воспрянули духом, однако потом все резко изменилось. Командир батальона собрал совещание и объявил: «В соответствии с директивой Генерального штаба полк собирается и отбывает в Дагестан. Будем стоять на границе с Чечней». Тут уже стало всем не очень весело, вольнонаемные стали увольняться. Страх у меня, конечно, был – мне всего 23 года, но я решил: «Поеду!..»

Военный из меня, конечно, был никакой – две недели в армии, да к тому же после военной кафедры гражданского вуза. Но другие офицеры во всем помогали – командир роты Юрий Пименов, командиры взводов Андрей Дорогань и Сергей Можаев – прекрасные ребята! Они были кадровые офицеры, после военного училища.

Запомнилась выдача новых автоматов – они были еще в масле. Двое срочников в роте перед погрузкой напились до бесчувственного состояния, их занесли в вагон и положили на полки.

«Нехорошо было на душе, тревожно…»

Михаил Хрыков, пулеметчик 4-й роты 2-го мотострелкового батальона, гвардии рядовой:

– В конце мая девяносто девятого со сборного пункта в Дзержинске нас, молодых, привезли в полк. Реально боевая учеба началась не сразу, а когда попали на полигон. РПК (ручной пулемет Калашникова. – Авт.) знал нормально, мне любая техника давалась легко. Пулемет на спор с офицером разбирал, отставал от него на секунды.

Скоро пошли слухи, что полк могут куда-то отправить, но из офицеров никто ничего точно не говорил. Было какое-то напряжение, спать стали с оружием, но пока еще без патронов. Политработы с нами не было никакой, вообще мы не в курсе были, что там, на Северном Кавказе, происходит, что там накаляется.

Ночью, в дождь, всех нас подняли по тревоге, построили, выдали смертники, и мы на машинах поехали на станцию, грузиться. Сердце щемило, нехорошо было на душе, тревожно. Понимали, что не на картошку едем. Потом как-то себя переборол. Пошли и пошли, все вместе же… Не было у меня такой мысли, чтобы откосить.

«Мама начала плакать…»

Александр Кованов, наводчик-оператор АГС, гвардии рядовой:

– Двадцать третьего июня у меня был день рождения, а двадцать седьмого я был уже в армии. После КМБ принял присягу и попал служить в гранатометный взвод второго батальона. Забирал меня во взвод сержант Алексей Хлебников. Во взводе нас было человек пятнадцать, ребята все оказались хорошие. Жили дружно, все делили поровну. Занимались очень много, Алексей Хлебников учил меня навыкам обращения с АГС. Свое оружие я знал хорошо.

День 13 сентября мне запомнился особенно хорошо. Ребята маршем поехали с полевых занятий грузиться в эшелон, а сержант Хлебников заехал в расположение полка. Я как раз там был, надо было забрать новые АГС, в масле, и боекомплект. Я помогал ему все это грузить, и как раз ко мне мать с отцом и с дядей приехали. Я их не ждал. Они поняли, что мы собираемся на войну в Чечню. «Может быть, не поедешь?» – спросил меня дядя. «Я не могу не ехать!» У меня было огромное желание ехать на войну. Мама начала плакать, как будто я маленький ребенок. Я тоже расстроился от ее слез, но сдерживался. Наконец я прыгнул в кузов машины, и мы поехали на станцию. Там суета, идет погрузка техники в эшелон, местные жители собрались, руками нам машут на прощание…

«Никто из строя не вышел…»

Владимир Комков, водитель зенитной установки (ЗУ), гвардии младший сержант:

– Прицепил к своему «Уралу» одну из ЗУ – и направились, как потом выяснилось, к месту погрузки. Там опять построение. Рядом стояла большая полевая баня. Пошли мыться, а после бани нам выдали новое обмундирование. Как сейчас помню – белоснежное нательное белье.

Погода была замечательная: тепло, солнце светит. В такие моменты ни о какой войне и не думаешь… Просто хочется жить… На полевой кухне нам приготовили обед. Потом опять построение: приехал какой-то генерал. Разговаривал с нами по-простому. Наверняка знал, куда нас отправляют и что может кто-то не вернуться… Это мы поняли спустя годы, а тогда был какой-то мальчишеский задор. Генерал несколько раз спросил: «Кто не хочет ехать в Чечню? Какие-то, может быть, есть проблемы с родителями? Такие солдаты могут просто дослуживать в полку». Никто из строя не вышел…

Затем нас направили на станцию, на погрузку. Сидим, ждем распоряжений – идет взводный с каким-то офицером: «Ты Комков? Пошли, к тебе родители приехали!» Сам не знаю, что было тогда со мной… Приехала моя мама… Это мой самый близкий и родной человек, я у нее первенец. Наверное, и самый любимый… У меня и сейчас душа болит, когда вспоминаю, как она приехала. Сел в машину, о чем разговаривали – вообще не помню. Мама плакала, говорила, чтобы остался в полку: «Увезу, – говорит, – домой и спрячу!» Даже смешно… Но я же не трус какой-то, да и парни на погрузке остались… Маме сказал, что если сейчас отступлю, то никогда себе этого не прощу. Папа сидел молча, он у меня тот еще воин, всю жизнь в милиции опером. Взял у мамы пакет с едой, сколько-то денег, попрощался и ушел… Что было с мамой, когда я ушел, даже думать не хочу…

У нас во взводе был один парнишка – Дмитрий Чувилин, из Москвы. Его после института призвали на один год, в конце осени у него должен был быть дембель. Худенький такой, все время у него фурункулы были. К нему тоже родители приезжали, он у них один. Родители старенькие, тоже уговаривали остаться, да и ему служить осталось пару месяцев. А он: «Нет, поеду». Он был писарем, таких в армии не любят – сиди в штабе дивизиона в тепле и сытости. А после этого к нему стали относиться по-другому – зауважали, что ли.

«Все сразу закричали: «Поедем! Поедем!»

Алексей Хмель, механик-водитель БРДМ противотанковой батареи, рядовой:

– К моменту отправки в Чечню я прослужил почти два года, ездить на БРДМ приноровился. Двадцатого августа весь полк выехал в Гороховецкий учебный центр. Проходили тактические полковые учения, в которых мне довелось участвовать. Комбат, гвардии капитан Каблуков, тогда выбрал меня водителем. Задача была – заехать в капонир и выстрелить по макету танка из ПТУР. Капонир был выкопан около наблюдательной вышки, где стояли генералы. Заехал. Когда пехота прошла, комбат стукнул меня по плечу: «Газу!», наводчик поймал цель, пуск, машину затрясло, ракета сошла. Потом комбат сказал, что попали. Интересно было.

В жизни все радовало, до приказа на дембель оставался месяц, но как-то вечером вместо обычного «Выходи строиться!» комбат с грустным лицом сказал: «Пацаны, надо поговорить». Собрал всю батарею перед палатками, сел на землю, сказал нам: «Садитесь» – и спросил в лоб: «Кто со мной поедет в Чечню?» Все сразу закричали: «Поедем! Поедем!» – «Ну, а вы что молчите?» – спросил он у нас с Шиленковым. Мы переглянулись с Виталием: «А что мы? Нам до дембеля месяц. Не, вы уж как-нибудь без нас, вон у вас сколько героев».

Жалею я о той слабости: комбат надеялся на нас. Ведь все водилы – молодые, кто машины погонит? «Хотя бы до Моздока, а там я вас с первой заменой отправлю». А мы снова: «Нет!» Комбат обиделся, наверное. Он у нас хороший был командир, в первой кампании в Чечне взводным в минометной батарее воевал. Рассказывали, что, когда на фугасе «ГАЗ-66» подорвалась, его контузило.

Вечером в палатку прибежал знакомый писарь начальника артиллерии подполковника Зинченко. Говорит, слышал разговор, как комбат сказал, что у него двое не едут. Начальник артиллерии сказал: «Готовить на них документы под трибунал». По лицу было видно, что не врет. Мы с Шиленковым испугались: а вдруг и правда полгода дисбата впаяют? А тут, глядишь, обойдется, вернемся. Мы подошли к комбату: «Подумали и решили ехать». – «Ну, вот и хорошо. Ты, Шиленков, давай сегодня сцепление на старом «ЗИЛе» поменяй, а то я твою машину уже контрактнику отдал. А с тобой, Хмель, мы пойдем командирский БРДМ получать, будешь меня возить».

Поздно вечером отвез комбата домой в Новосмолинский, с женой попрощаться. Ехали на БРДМ по военному городку – у прогуливающихся парочек глаза округлялись…

«Нас готовят к серьезной войне…»

Александр Швидков, старший офицер самоходной артиллерийской батареи (СОБ), старший лейтенант:

– Летом 1999-го я служил в 100-м танковом полку СОБом в артдивизионе, куда попал после окончания артиллерийского училища. Все события тогда были так выстроены, что казалось – нас готовят к серьезной войне. Начиная с того, что нас выпустили досрочно, в феврале. Мы успели отгулять свой первый офицерский отпуск, приехали в часть и сразу попали на полковые учения.

В августе 1999 года я находился на полевом выходе в Гороховецком учебном центре вблизи Мулино. Учения по своим масштабам были грандиозные, на них не жалели ни солярки, ни боеприпасов. Все было организовано по правилам, прописанным в Боевом уставе артиллерии Сухопутных войск. Было ощущение того, что готовимся к чему-то серьезному, как будто проходит боевое слаживание подразделений.

Как-то резко все закончилось, срочно приказали ехать в часть. По прибытии нас полностью экипировали, и я получил приказ на откомандирование для усиления личного состава 245-го полка. Я знал, куда готовят полк, и, если сказать честно, даже хотел написать рапорт на увольнение, но оказалось, что мой друг и соратник по училищу Стас тоже едет, и я решил, что не буду отказываться. Чему быть, того не миновать.

Нас распределили в разные батареи СОБами, и всю войну мы потом прошли рядом. Между нашими батареями даже была некая конкуренция. Я выигрывал в точности, он – в скорости.

Грузились на рампу тяжело: солдаты-срочники – никто ничего не знает, делать не умеет. Полтора суток буквально на ногах, даже присесть негде, не то что поспать.

«Командир стоял и плакал…»

Максим Гуляев, командир орудия САДН, гвардии сержант:

– Меня призвали в армию седьмого декабря 1998 года. Полгода в учебке 335-й артиллерийской бригады обучали на командира САУ «Акация». Обучали – громко сказано. Я в армию пошел охотно и, чтобы не тратить два года впустую, решил и сам чему-нибудь научиться. Брал в руки учебник артиллериста и учил. После окончания учебки нас стали распределять по частям. Не знаю почему, но про 245-й полк ходили плохие слухи, но когда я туда попал, понял, что это чушь. Сейчас я горжусь, что там служил. За четыре месяца службы в мирное время я не вылезал из учений. Сначала батальонные, потом полковые. С полковых нас и отправили в Чечню. Помню, как собрали всю технику в лагерь, выдали новое обмундирование и оружие. Вызывали в палатку по одному, в руки – жетон с номером на случай гибели, подпись, что получил, и – «Следующий!». Куда едем – военная тайна. Но мы и так поняли, что ничего хорошего нас не ждет.

Утром поехали грузить технику на эшелон. Помню командира дивизиона подполковника Дымчака – он стоял и плакал, отдавая нам воинское приветствие, когда мы проезжали мимо на погрузку.

Технику грузили механики-водители. На перегонах проверяли крепления, подтягивали. Одного молодого как-то отыскали родители. Когда пришло время отправляться, мать обняла его и сказала: «Не отдам!» А он стоял, как телок, и молчал. Если призвали в армию, то служи, а не за мамкин подол прячься. Ему тогда было больше 20 лет. Через много лет случайно нашел его в Интернете – уже офицер!

А тогда были и такие, что ночью в дороге с эшелона спрыгивали.

На третьи сутки пути нам разрешили написать письма домой.

«Времена были шальные…»

Олег Иванов, командир батареи САДН, старший лейтенант:

– Читал рабочий вариант этой книги и вспоминал, как все было…

Как нас откомандировали в полк… После окончания военного ракетного училища я служил в артиллерийской бригаде командиром батареи и находился на полигоне, готовил КП для полевого выхода. В один из дней конца августа приехал водитель комбрига и сказал, что всех офицеров собирают в тактическом классе. Я прибыл в часть и получил приказ о назначении в артиллерийский дивизион на должность зам. командира батареи. Из нашей части в этот полк были откомандированы майор Борис Асатрян, на должность помощника командира батальона по артиллерии, и в артдивизион – капитан Майер.

Времена были шальные, на таких должностях, как командир взвода и командир роты, офицеров не хватало. По прибытии после окончания ракетного училища в артбригад, постоянно проводили занятия, и я был неплохо подготовлен. Многие штатные офицеры с полком в Чечню не поехали, а мы, вновь прибывшие, до отправки еще не успели ознакомиться с личным составом. Взаимоотношения в дивизионе в полку и в бригаде были – небо и земля. Очень не хватало своих офицеров из бригады.

О том, что мы пойдем в Чечню, узнали, когда разгрузились в Моздоке, и то не сразу. Цель была одна: наведение конституционного порядка.

Помню, как в дождливую ночь перед погрузкой на эшелон с «молодыми» солдатами грузил боеприпасы, а «старики» в это время распивали водку…

Как принимал командование батареей с двумя САУ, а сдавал ее уже с шестью…

Как перед принятием батареи командир дивизиона грозился отдать меня под трибунал за то, что во время марша вышла из строя очередная машина.

Как сдавал в рембат САУ, вышедшие из строя…

Как искал танковые тросы, чтобы тащить САУ, т. к.штатные рвались, как нитки, а прочные никто не давал…

Как после боя возле села Виноградного на ночь выставил охрану батареи, а некоторые бойцы разожгли костерок и на сделанное замечание наставили на меня оружие… Заходили в Чечню со стороны Ставрополья, а после боя под населенным пунктом Виноградное вернулись обратно. Потом только шли вдоль Терского хребта. Когда задерживались на стоянке пять-семь дней, то приезжали так называемые учителя из вышестоящего штаба и умничали: «Где карандаши, ручки, тетрадки у солдат?» Как только начиналось передвижение и боевая работа – этих учителей уже не было…

Как некоторые офицеры занимались коммерцией: сдавали гильзы на цветмет, а на вырученные деньги закупали водку, сигареты… И этим благом пользовались избранные… А по возвращении с войны получали медали «За отвагу», ордена Мужества…

А батарею я сдал по просьбе командира дивизиона, т. к. он сказал, что ему нужен сейчас командир взвода связи.

«Приступили к выдаче оружия…»

Виталий Заврайский, командир 4-й мотострелковой роты, гвардии старший лейтенант:

– В начале сентября 99-го я вернулся из отпуска и вклинился в подготовку к показным учениям. Но на следующий день нас, офицеров и прапорщиков, собрали в палатке командира батальона, где объявили, что учения прекращаются. Батальону поставлена задача на отправку для выполнения боевых задач. Так как сроки были сжатыми, буквально за одну ночь нас доукомплектовали личным составом, заменили неблагонадежных людей. Днем приступили к замене техники, в которой мы были не уверены. В мирной жизни всегда есть такая техника – учебные боевые машины пехоты, которые каждый день задействованы на стрельбе или на вождении. Из-за этого у них возникают поломки, которые мы постоянно устраняем, а они все равно ломаются. После замены техники приступили к выдаче оружия. Нас доукомплектовали вещевым имуществом и продовольствием, дозаправили технику горюче-смазочными материалами.

Утром 12 сентября мы совершили марш в район станции погрузки на боевой технике, где приступили к загрузке боевых машин на железнодорожные платформы и имущества по вагонам. Когда было все загружено, нам пришлось долго ждать отправки. Состав тронулся только в час ночи следующего дня.

«Начало старого конца…»

Александр Федорченко, начальник штаба 2-го мотострелкового батальона, гвардии майор:

– Нам объявили, что полк отправляется в Дагестан для обеспечения охраны какого-то нефтепровода, хотя многим было ясно, что это «начало старого конца». Ночью, во время выдачи личному составу оружия, личных номеров (жетонов), ко мне на полигон приехали два друга, с которыми я прошел первую кампанию – Ткачев Сергей Иванович и Шленев Юра. Они, с разрешения командира батальона, свозили меня на два часа домой, за что я им очень благодарен. На следующий день при оформлении документов эшелона я обнаружил, что станция назначения числится – Моздок. Вспомнил, как три года назад именно там выпившим кричал, идя по взлетной полосе, что «в Моздок я больше не ездок!». Об этом я решил доложить только комбату, хотя эта тайна была, скорее всего, только для нас.

Перевозка прошла достаточно организованно, новые офицеры «знакомились» с коллективом. Наверное, недовольным был лишь лейтенант Ткаченко, который, согласно Уставу, был назначен на весь период следования эшелона начальником караула и справился со своими обязанностями отлично. А я для себя пробовал новую обязанность: ведение Журнала боевых действий.

«Утром из отпуска, вечером – на войну…»

Михаил Кашеваров, начальник службы снабжения горючим тыла полка, гвардии майор:

– Я приехал из отпуска, с бородой еще был, и вижу, что в полку идут сборы. Пришел в парк, там стоят мои 14 машин для подвоза горючего. Техника была в нормальном состоянии, как и всегда. Парни-водители на меня смотрят вопросительно – поеду я, их командир, с ними или нет. Поеду! Так утром я приехал из отпуска, а вечером – уехал на войну.

Андрей Смирнов, психолог полка, майор:

– В двести сорок пятый я был прикомандирован из зенитно-ракетного полка. Естественно, что никого из офицеров полка я не знал.

Приехал утром в полк, и как раз началась погрузка в эшелон. Все на ходу, быстро-быстро, бегом… Я с командиром полка познакомился только в Моздоке… Мне было легко: всю первую кампанию служил в 205-й мотострелковой бригаде.

Настроение у офицеров и солдат перед отправкой в Чечню было нормальное. Офицеры знали, куда идут, солдаты – тоже. Хотя сначала нам говорили, что едем в Дагестан. Никаких политических задач нам не ставили. Скоро, уже в Чечне, стал замечать, что в этой кампании нам, военным, политики наконец-то развязали руки. Если командир полка принимал решение уничтожить противника, то и уничтожали уже без оглядки на политиков.

Александр Цыбаев, зам. командира 3-й мотострелковой роты по воспитательной работе, гвардии лейтенант:

– На эту должность в полк, не по своей военной специальности, я попал после окончания училища тыла. Стрелять за годы учебы довелось всего несколько раз. Особой боевой подготовки у меня не было. Основной специальностью, которой я владел, было обеспечение личного состава подразделений вещевым имуществом и продовольствием. Вот то, что я знал и умел. БМП и некоторые другие образцы техники впервые увидел в полку. Приходилось учиться у командиров взводов, командира роты – все они были профессионалами своего дела, и даже чему-то у солдат.

На станции погрузки техники перед отправкой я был назначен начальником караула эшелона. На каждой остановке я должен был расставлять солдат, входящих в караул, по всему периметру поезда и не допускать к эшелону посторонних лиц.

До Моздока ехали 3–4 дня. В дороге подружился с лейтенантом Алексеем Маркеловым, прикомандированным к нам в полк. Он был сапером, окончил Кстовское военно-инженерное училище. Алексей рассказывал, что в этом училище преподавал его отец, ветеран войны в Афганистане.

На станции Моздок при разгрузке инженерной техники у одной машины, которой управлял боец, колесо вышло за пределы платформы. Была опасность, что машина может свалиться. Алексей приказал солдату выйти, сел за руль сам, но наклон машины был большой, она упала и перевернулась. Кабина была смята так сильно, что удивляюсь, как он тогда жив остался.

Потом судьба нас развела, но видел Алексея в Чечне еще два раза. Первый – в Надтеречном районе, в разведроте, когда на отдыхе они пекли блины. Поел блинчиков с ними, и Алексей решил надо мной подшутить: «Видишь «ГАЗ-66»? Посмотри, что в ней». Хотел было идти, но боец сказал, что там трупы боевиков. Только что съеденные блины чуть из меня не вылетели… Второй раз видел Алексея Маркелова под Первомайским, он сидел на броне БТР с красиво развевающимся российским флагом. Помахали друг другу руками… Потом, уже в Урус-Мартане, я узнал, что Алексей был ранен в шею осколком вражеской мины. Врачи полковой медроты в полевых условиях сделали ему операцию. Сначала военный госпиталь, потом гражданская больница, Алексей шел на поправку… Он умер, как мне рассказывал один офицер его подразделения, на руках у отца. Видимо, что-то пошло не так после ранения. Для меня его смерть была шоком… Никак не могу понять, почему военные врачи в полевых условиях сумели спасти ему жизнь, а гражданские – с таким то оборудованием! – не смогли…

Алексей был отличный парень, настоящий герой.

«Ушли, готовые к полевой жизни…»

Виктор Зинченко, начальник артиллерии полка, гвардии подполковник:

– Погрузка артиллерии шла на станции Инженерной. Хотя и все было рассчитано, но САУ – они как мамонты… Грузили, конечно, тяжело. Офицеров, которые прошли службу и практически умели загружать технику на платформы, было немного. Контролировали весь этот процесс я, офицеры – командир дивизиона Сергей Костюченко, Петр Дымчак, полковник Захаров, начальник артиллерии армии.

Солдатики были молоденькие, опыту у них немного. Главное было – заехать на платформу. Ничего не видно, поэтому механики-водители руководствовались только сигналами. Все обошлось, у нас лишь машина передового разведывательного пункта соскочила, зацепила гусянкой.

Мы ушли в Чечню, готовые к полевой жизни. Личный состав и офицеры навыки службы имели. Самый болезненный вопрос был – кадры, второй – подготовка кадров. Надо же было выполнять боевые задачи. Старшие офицеры батареи – это те, кто отвечает за точность, умение стрелять, боевую работу, они пришли из училища, и то не наши, а с сотого танкового полка. Были лейтенанты, только что выпущенные из училища, некоторые – из Саратовского ракетного: этим надо было на ствольную артиллерию переучиваться.

Чтобы сделать первый выстрел, надо выбрать огневую, разбить фронт батареи, сориентировать орудия, координаты определить – вся артиллерия основана на расчетах. По прибытии в Чечню весь октябрь, где вставали на один-два дня, мы поднатаскивали людей. Потому что некоторые офицеры пришли к нам после окончания Саратовского вертолетного среднего технического училища. Им сказали: «Хотите служить в армии – идите в Сухопутные войска». Вот они и пришли ко мне: «Возьмете?» – «В минометную батарею возьму, в дивизион САУ – нет». В минометных батареях они все освоились, разобрались быстро.

Срочников потихоньку меняли, к ноябрю их не осталось, контрактники были из бывших срочников. Контрактники – разные люди. Кто-то после первой кампании хорошо себя показал, но некоторые были и балбесы. И спали не там, где надо было, и подворовывали, били таких по рукам. Некоторые не могли привыкнуть всегда автомат держать при себе…

«Учились по ходу пьесы…»

Дмитрий Усиков, старший помощник начальника артиллерии полка, гвардии майор:

– В конце августа 1999-го я должен был переводиться на Дальний Восток. Уже были все документы, кроме предписания, меня даже рассчитали в полку. Поехал в отпуск на неделю, к родителям в Кинешму. Вдруг позвонил начальник артиллерии полка, полковник Зинченко Виктор Александрович. «Что случилось?» – спрашиваю. «Хочешь остаться в полку? Нас отправляют в Чечню. Если хочешь, то приезжай, вместе поедем». – «Ладно, я приеду».

Артиллерия полка в это время была на полевом выходе. За трое суток вся она была погружена в эшелоны. На момент отправки в Чечню артиллерия полка состояла из дивизиона САУ, трех минометных батарей, в каждой из них по девять минометов – шесть «Подносов», 82-миллиметровых, и три «Василька», батареи ПТУР «Конкурс». Был еще взвод управления начальника артиллерии полка. Техникой артиллерия полка была укомплектована полностью. Имелись текущие недостатки, но все САУ были стреляющие, и настрел был не такой большой. Состояние техники было хорошее.

А вот состояние личного состава имело особенности. …Только что пришел из академии новый командир дивизиона майор Сергей Костюченко. Начальником штаба артиллерии полка был капитан Сергей Гасилин, командиром третьей батареи – капитан Крупский (оба с опытом), а командирами еще двух батарей были очень молодые офицеры, только что с военного училища. Командирами двух минометных батарей были офицеры 1998 года выпуска – Белов и Чихляев. Если в первой минометной батарее офицеры были ребята что-то соображающие, то во второй – выпускники 1999 года и из авиационного военно-технического вуза. Готовили их в авиацию, а прислали к нам, в артиллерию. У Белова все офицеры батареи были летчики, как мы их называли. Учились они в нашем полку премудростям артиллерии по ходу пьесы… Помню их фамилии: Кардаш, Симош, Ермаков. Кардаш потом стал начальником бронетанковой службы полка. Солдаты были в основном срочники, а потом примерно половина – контрактники.

Роман Данковцев, радист взвода управления штаба артиллерии полка, гвардии сержант:

– К моменту начала войны в Чечне мне оставалось всего 2–3 месяца службы. Профессионально чувствовал себя хорошо подготовленным. Работал на рации Р-159 и «Историке». Рация простая, надежная. Если вовремя менять аккумуляторы, то все будет нормально.

КМБ прошел в Коврове, в батальоне связи, потом направили в полк. Во взводе нас было всего пять человек. Служба шла потихоньку. Взаимоотношения с офицерами у нас, солдат, были хорошие. В артиллерии вообще отношения покультурней, чем в пехоте.

Александр Московой, командир взвода управления минометной батареи 1-го мотострелкового батальона, гвардии лейтенант:

– В полк я попал в мае 99-го. Командиром нашей батареи, когда поехали в Чечню, был гвардии старший лейтенант Алексей Чихляев, очень грамотный, отличный офицер. Но вот судьба: в Чечне не был даже ранен, а погиб через три месяца после войны – дома поездом сшибло.

Расчеты у нас были очень хорошо подготовлены, надо было всего две-три минуты, чтобы развернуть миномет и начать вести огонь. В батарее было шесть 82-мм минометов «Поднос» и три «Василька». Их чеченцы особенно боялись, и в боевое состояние они приводятся моментом. С боеприпасами у нас проблем не было.

«Подготовлены были теоретически…»

Алексей Задубровский, командир отделения средств управления артиллерийской стрельбой ГСАДн, гвардии старший сержант:

– В армию меня призвали 16 ноября 1998 года. Начинал службу связистом в 1-й батарее. В учебке не был. Перед самой Чечней меня начальник штаба дивизиона забрал к себе во взвод. А в части по специальности ничего не знал, занятий у нас не было. Занимались бытом полка. А когда шли учения перед Чечней, я был в отпуске. Подготовлены перед войной мы были скорее теоретически. Перед отъездом в Чечню ребята постреляли из САУ на полигоне. Я приехал из отпуска, а в части – темнота, в окнах света нет. На КПП выяснил, что все на полигон уехали…