Текст книги "Страшная тайна братьев Кораблевых"

5. Бессонная ночь

Когда Иван вернулся домой, Колька с Сашкой уже легли спать. Как он и думал, легли они не в чулане, где спали все лето, а на сеновале. Это могло означать только одно: у братьев появилась новая и очень серьезная тайна. Даже их отец давно уже знал, что если они подались спать на сеновал – значит, надо быть готовым к тому, что на следующий день близнецы будут молчаливыми, а сопли у Сашки потекут непрерывным ручьем. Не от того потекут, что он простудится на сеновале, а от того, что думать он может только с таким усердием, от какого у него усиливается насморк. Так уж он был устроен. Вот только ни сам Сашка, ни Колька этого не замечали, и им казалось, что никто об их новой тайне даже и не догадывается.

– Чего-то опять насупились, – сказал дядя Петя Ивану. – Видать, удумали старый мотоцикл перебирать.

– Почему мотоцикл? – спросил Иван, застыв у порога.

– А чего ж им в сенном амбаре делать? Он ведь там стоит. Как весной затащили туда, так там и стоит.

– Какой мотоцикл, отец! Им завтра на работу, – напомнил Иван.

– Ну, они молодые, им и четырех часов хватит, чтобы выспаться, – рассудил дядя Петя. – Вот увидишь: как чуть рассветет, так и вскочат, чтобы тайну свою начать воплощать.

– Ладно, – согласился Иван. – Пускай воплощают.

– Вот и я о том! – обрадовался отец. – Пусть воплощают. Только матери, Иван, это сильно не нравится. Переживает! «Беды бы, – говорит, – не натворили».

– Какая же беда может быть от мотоцикла! – усмехнулся Иван. – Если починят, только польза будет. Не надо будет его выбрасывать…

– Это ты правильно заметил! – засмеялся дядя Петя и поднялся из-за стола, на котором оставался опустошенный им до последней капли самовар. – Пойду спать. Завтра мне рано вставать.

– Зачем? – спросил Иван. – Снова в Москву собрался?

– Пока только посоветоваться с бригадой надо. Поеду в город. А ты будь готов: скоро опять за старшего тут останешься…

Иван проводил отца понимающим взглядом и, когда тот прикрыл за собой дверь своей спальни, потихоньку вышел во двор. Уже наступила глубокая ночь. Улеглась на чистой соломенной подстилке в закуте корова, продолжая и во сне пожевывать свежее сенцо, изредка квохтали на своем шестке под потолком куры, чуть слышно похрюкивал поросенок в омшанике. Было уютно здесь, в этом мире большого двора, и Иван не удержался от того, чтобы не присесть на широкую скамью, пристроенную к стене дома, и вдохнуть родные с малолетства запахи.

Невольно ему вспомнилось собственное детство. Вспомнилось, как любил он больше всего на свете именно свой двор и эту скамью в нем, на какой часто даже спал, принося из дома набитый соломой матрац и одеяло с подушкой. Часто потом, особенно во время воинской службы на Кавказе, ему снились те теплые, наполненные паром коровьего дыхания ночи. И как ни красивы были окружавшие его горы со снеговыми вершинами и пушистой зеленью густых лесов по склонам – лучше места, чем Архарово, с озером, высоченными соснами, зарослями сирени на улицах и вот этим двором в родительском доме, он и вообразить не мог.

Конечно, Кавказ во время службы на нем Ивана был сильно испорчен войной с озверевшими бандами, чье присутствие ощущалось и на лесных склонах величавых гор, и даже на их покрытых снегом и ослепляющих своим сиянием вершинах, но не это было главным. Главным было то, что Иван очень скучал по своей родине и мечтал поскорее вернуться сюда, под крышу этого двора. И он наотрез отказывался понимать старшего своего брата Федора, сменявшего родную землю на море, а теперь и Вовку, писавшего матери, что лучшего места, чем Москва, на всей земле не сыщешь.

Был Иван и у Вовки в Москве, и у Федора в Мурманске. И там и там было на что посмотреть – и только. Поглазел по сторонам, потолкался в метро, подышал морским воздухом и захотел домой. Потому что нечего было ему делать ни в Москве, ни на берегу студеного Баренцева моря. Не для них он родился на свет. Да и люди, что на Кавказе, что в Москве, что на Кольском полуострове показались Ивану какими-то не совсем здоровыми и как будто недовольными тем, что Бог определил им такие места жительства.

«Или все они родились в других местах, – думал тогда Иван, – а тут оказались поневоле, отчего и ходили по земле с оглядкой, веселились с напряжением, плакали от неосознанной тоски по своей настоящей родине. А вот Колька с Сашкой, хотя и мечтают поскорее уйти в армию, останутся в Архарове на всю жизнь», – решил вдруг Иван. И даже улыбнулся этой мысли, как будто сам стал таким же мальчишкой, как братья, которым всегда находилось чем заняться в их дворе и в их родном селе.

Другие их сверстники только о том и мечтали, чтобы поскорее окончить школу и уехать из Архарова куда-нибудь подальше, а братья нет. Они еще и в первый класс не ходили, а уже чертили план дома, какой построят себе на озере. Даже не дом им виделся, а большой корабль-ледокол, с «вечным двигателем» и выходом в открытый космос, откуда будет им видно всю Землю и все нужды живущих на ней людей, которых они будут спасать и от голода, и от холода, и от всякого зла.

Удивительно, что, взрослея с каждым годом и получая и в школе, и Интернете знания о мире и жизни в нем человечества, парни не забывали ту свою детскую мечту и только о ней всегда и говорили. И не просто говорили, а не проводили ни одной свободной от уроков или домашних дел минуты впустую. Постоянно в их руках были гаечные ключи, столярные и слесарные инструменты, паяльник и тетрадки с какими-то схемами и рисунками невиданных кораблей, летательных аппаратов и этих самых «вечных двигателей».

И себя они готовили к полету в космос, укрепляя свою силу и на озере, и на сделанном еще старшим братом Федором во дворе турнике, и лыжными гонками по озерным берегам, и даже долгими голодовками, которыми сводили с ума и мать и отца.

Когда Иван вернулся с Чеченской войны, братья проходу ему не давали, всё расспрашивали об оружии, какое пришлось ему видеть или держать в руках, о вертолетах и танках, о мужестве и героизме его однополчан. Сам Иван приехал с той войны увешанный медалями и орденами, и братья так ему завидовали, что совсем не спали целую неделю, шепчась о чем-то на сеновале и пугая мать возможным побегом из дома на Кавказ. Только Иван знал, что из дома убегать они не собираются и тайну придумали такую, что если у них получится – все войны на земле враз прекратятся.

Об этом Иван узнал, случайно подслушав ночью мальчишеский разговор на сеновале.

В ту ночь он поздно вернулся из клуба, где в первые дни после дембеля повадился появляться в своей парадной форме десантника, но, открыв дверь в дом, заходить передумал и решил посидеть в саду под своей любимой яблонькой. Он сам ее посадил, когда был еще маленьким. Тоненький росточек в землю возле сенного амбара воткнул да и забыл о нем, а тут, вернувшись с войны, увидел на его месте в саду усыпанную пушистыми белыми цветами яблоню. Так густо усыпанную, что ни ствола, ни веток не было видно.

Иван подошел к яблоне тихо, как будто ступал по горной тропе, осторожно пробираясь по густым зарослям кавказского леса. Возле амбара нашел пенек от старой груши, которую спилил перед отправкой в армию, и сел на него, вдыхая аромат яблоневого цвета полной грудью. И вдруг услышал громкий шепот на сеновале.

Видимо, Колька с Сашкой очень увлеклись своей тайной, что происходило с ними всегда, поэтому скоро их секреты становились известными и отцу с матерью, и живущей по соседству с Кораблёвыми Алёнке Стремневой. Алёнка умела молчать, а вот мать с отцом хранили их тайны недолго, и скоро уже о них знали не только в доме, но и за его пределами. Вот и опять братья утратили бдительность, и скоро Иван узнал, что они хотят сделать такой аппарат, который будет похож на пожарную машину, только воду он должен разбрызгивать над землей не простую, а святую, настоянную на серебре. На кого такая серебряная капля попадет, тот сразу станет добрым, потому что в этой воде будет Божья благодать.

«Можно просто впрыскивать эту воду в тучи, – шептал брату Колька. – И все тучи сделаются благодатными. Так отец Максим говорил: „Святой-то воды и капли достаточно, чтобы хоть целая бочка, хоть наше озеро святыми сделались…”»

«Точно! – громко воскликнул Сашка. – Зачем тучи, когда они, как все облака, из земной воды образуются? Значит, надо нашу серебряную воду во все моря и реки добавить… То есть во все воды…»

«Да! – согласился Колька. – В океан капнуть – и со временем все воды на земле будут благодатными. Перемешаются они круговоротом-то, и все люди будут одну и ту же воду пить».

«Но сперва надо на архаровских испытать».

«Сперва надо серебра, хоть кусочек, найти…»

«У мамки кольцо серебряное есть».

Как братья воплотили свою тайну, Иван не мог вспоминать без смеха. Кольцо у матери они сперли в то же утро и целый день химичили с ним возле сарая, натаскав целую железную бочку воды из колодца. А потом, уже вечером, пошли по селу, разбрызгивая из пластиковых бутылок свою «святую» воду и на встречавшихся на их пути соседей, и во все сельские колодцы, и с берега над озером… За ними бежала и Алёнка с маленькой бутылочкой, крича во весь голос: «Это мирная вода! Теперь никто в Архарове не будет ругаться и злиться!»

Алёнку изловчилась поймать и отшлепать ее мать, однако, как это ни странно, ругань между соседями в Архарове прекратилась, и все скоро стали добрыми по отношению друг к другу. Иван даже слышал, как местные пьяницы у магазина взялись рассуждать о пользе от изобретенной братьями Кораблёвыми «мирной воды».

«Вот ведь беда какая! – говорил вечно пьяный и злой Витёк Кияев собутыльникам. – Даже в морду никому дать не хочется».

«А мне и вина-то пить что-то неохота, – жаловался ему Димка Шляхин, имевший привычку пьяным падать, не дойдя до дома всего один проулок. – Неужто их вода и впрямь так действует?»

«Что болтать! – воскликнул Витек, озираясь на Ивана. – Гениев тетка Женя Кораблёва нарожала! Скоро они нас по ранжиру строить будут и вести, куда им вздумается».

«За чем вести-то?» – не понял Шляхин, тоже испуганно оглядываясь.

«Не за чем, а за кем! За собой, Шлях! А куда – не нашего ума дело…»

Сейчас Иван, вспомнив этот случай, опять собрался улыбнуться, но улыбка вдруг застыла на губах. Тут же подумал Иван об угрожавшей братьям опасности и стал размышлять о том, как их от нее защитить.

Прежде всего нужно было понять, каким образом хочет воспользоваться их помощью в своем преступном замысле Нос. А в том, что замысел его именно преступный, Иван не сомневался. Охранник хотел, чтобы Колька с Сашкой что-то перевезли ему с сельского берега на турбазу. Он знал, что они каждый день рано утром переплывают озеро на лодке. Знал, что и в селе, и на турбазе привыкли видеть их плывущими через озеро и, значит, никто не обратит на них никакого внимания. Оставалось понять, что за штуку такую нужно переправить с этого берега на тот, а там уж нетрудно будет вычислить, кто и когда им ее в село доставит.

В том, что это может быть бомба, Иван сомневался, хотя от Носа можно было ожидать и какого-нибудь террористического акта. Вот только зачем ему нужен теракт на охраняемой им же турбазе? А если он собрался рыбу в озере этой бомбой глушить, то и секретность тут не поможет, потому что, где бы он ее ни взорвал, грохот будет слышен и в Архарове, и на турбазе, и на полях Кутасова, так что по-тихому собрать с озера весь улов ему не удастся. Да и на что ему столько рыбы? Где он ее продаст?

Значит, это не бомба. А что же, если не бомба, Иван придумать не мог и решил все же попытаться опять подслушать лежавших в сенном амбаре братьев. Он осторожно, чтобы не выдать себя громким треском ветки под ногами или случайным покашливанием, приблизился к любимой яблоне и сел на пенек. Долго сидел и уже хотел было встать и вернуться в дом, как вдруг услышал какой-то шорох в дальнем углу сада, за которым начиналась пологая луговина, уходящая к берегу озера. Иван вскочил с пня и быстро спрятался за высокую дощатую стену сеновала, почти вплотную примыкавшую к стремневскому забору, притаился там и стал ждать.

В дальнем углу сада у Кораблёвых, как и у всех жителей Архарова, чьи огороды смотрели на озеро, была сделана калитка, через которую они выводили на луг теленка, а Колька с Сашкой ходили к привязанной под берегом лодке. Через калитку им было ближе, чем по улице до прогона, а потом по дороге мимо сгнивших колхозных сараев и ржавевших в бурьяне останков брошенных там косилок, ворошилок и прочей ни на что уже не годной техники. За забором росла сирень, и даже когда она уже отцветала, листья ее продолжали хранить цветочный запах, который был особенно свеж по ночам.

Вот и теперь Иван сначала уловил влетевший в сад из распахнувшейся калитки сиреневый дух и только потом услышал шелест быстрых шагов по скошенной траве. Шаги были тяжелыми, явно не мальчишескими, и Иван приготовился к встрече с непрошеным гостем – присмотрел стоявшую у забора лопату и висевшие на стене амбара вожжи, когда-то давным-давно повешенные здесь дедом Федором, отцом их отца, работавшим в колхозе конюхом. Вожжи были еще крепкие, и связать ими вора можно было надежно.

Иван уже не сомневался, что этим вором был Нос или кто-то из его охранников, переплывшие ночью на сельский берег. Вот только, что ему понадобилось в саду у Кораблёвых, предстояло выяснить, и Иван не спешил покидать свою засаду, хотя вор уже остановился в нескольких шагах от него, перед амбарными воротами, и тихонько свистнул. Несмотря на то что небо было светлым от множества звезд и луна уже поднималась по нему, озаряя туманным светом верхушки деревьев, Ивана скрывала густая тень от его любимой яблони, и увидеть его незнакомец не мог.

Скоро он услышал, как внутри амбара спрыгнул с сеновала кто-то из парней и протяжно скрипнули ворота. Значит, братья этого гостя ждали. Поняв это, Иван даже обрадовался: вот-вот тайна Кольки и Сашки для него должна была открыться.

– Спите, что ли? – вполголоса спросил гость. – Почему не пришли к обрыву?

– Так мы… это… еще не решили, – ответил Колька.

– Вам что, деньги не нужны? – услышал Иван строгий вопрос и потянулся к лопате. – Решайте же, а то Нос других охотников в селе найдет.

– А чего перевозить-то надо? – осведомился спрыгнувший с сена Сашка.

– А вот это вам знать необязательно, – был ему грубый ответ. – Меньше знаешь – крепче спишь. Ваше дело – переправить посылку на наш берег, и всё.

– А сам-то чего не переправишь? – заметил Колька. – Сюда приплыл – значит, это не проблема.

– Значит, есть проблема! – перешел мужчина на шепот. – Думаете, вы одни такие умные? Нос неделю не спал – кумекал, что и как. Такие «бабки» за просто так и абы кому не платят…

– Ты врешь, – заявил вдруг Колька. – Кому ни попадя Нос не предложил. Значит, именно мы ему нужны. Чего-то ты не договариваешь…

– Я же говорю, – поддержал брата Сашка. – Ему надо не просто перевезти что-то на тот берег и там спрятать. Он еще чего-нибудь попросит, а откажемся – никаких «бабок» не получим. Нет, брат, я на такую удочку попадаться не хочу…

Видимо, посланец Носа растерялся от такого заявления. Он долго молчал, потом достал из кармана сигареты, но Колька предупредил: «У нас тут не курят», и гость, тяжело вздохнув, сказал:

– Ладно, умники. Я передам шефу, что вы хотите знать больше. Только… я ведь и сам ничего больше не знаю. Нос велел узнать, согласились ли вы…

– Скажи ему, что мы не знаем, на что соглашаться, – твердо сказал Колька и прикрыл скрипнувшие ворота.

Гость потоптался еще немного у амбара и нехотя подался обратно к калитке, а Ивану пришлось дожидаться, когда братья уснут. Не хотелось, чтобы они догадались о его посвящении в их тайну. Разговоры близнецов утихли уже на рассвете, когда свет большой луны начал меркнуть, а небо проясняться в ожидании солнечных лучей.

6. Тревожные новости

Это раннее июльское утро выдалось суетливым. Колька с Сашкой долго не хотели просыпаться, как ни старался докричаться до них озадаченный их неожиданной ленью отец. Уже тетя Женя подоила и вывела на улицу корову, уже и Иван вылил на себя в саду ведро холодной воды и сделал сто подъемов переворотом на турнике, а парни все не выходили из амбара.

– Да что с вами?! – крикнул им дядя Петя, распахнув амбарные ворота. – Заболели, что ли?

– Это сенной дух их пьянит, – сказал Иван, спрыгнув с турника и собираясь вылить на себя еще одно ведро воды. – На сене-то душистом сладко спится…

– Так не нанимались бы к Кутасову. Кто их заставлял? – отозвался отец. – А коли нанялись, так стыдно опаздывать на работу. Тоже мне комбайнеры!.. А вот тебе, – обратился он к Ивану, – можно бы и подольше сегодня поспать. Или ты и в воскресенье в свой лес поедешь?

– Поеду, – соврал отцу Иван и опрокинул себе на голову ведро, после чего принялся растирать свое мускулистое тело жестким вафельным полотенцем. – Надо на дальнюю делянку наведаться. Подозреваю, что там воры завелись и сегодня придут пилить. Давно уже сосны пометили…

Только когда он, выпив пару сырых яиц и кружку парного молока, открыл гараж и завел свой «уазик», парни вышли из амбара, потирая ладонями заспанные глаза. Колька повис на турнике, несколько раз подтянулся на нем и спрыгнул, а Сашка и вовсе к снаряду не подошел, только поднял над головой стоявшую у поленницы пудовую гирю и вяло бросил ее в траву.

Дождавшись, когда Иван выедет из гаража, дядя Петя завел стоявшую за «уазиком» «шестерку» и скоро запылил по селу к асфальтированной дороге, начинавшейся от магазина. Иван же направился в обратную сторону, по укрепленной гравием грунтовке, ведущей вдоль озерного берега. Въехав на высокий холм с сельским храмом на нем, оглянулся на село и увидел братьев, спешащих по лугу к берегу.

«Надо успеть поговорить с Кутасовым до их появления на ферме», – подумал он и поддал газу. «Уазик» взревел, как разъяренный медведь, и помчался по дороге так, словно за ним гнались на квадроциклах безжалостные браконьеры с заряженными ружьями.

…Фермерские земли Кутасова примыкали к огороженной высоким дощатым забором территории турбазы. Забор огибал подковой всю турбазу и с двух сторон спускался прямо в озеро. По верху его тянулась колючая проволока, так что проникнуть за границу старой барской усадьбы было непросто. Да никто и не стремился перелезать через забор. Можно было пройти или проехать через большие железные ворота, где в кирпичном домике и летом и зимой сидели охранники в камуфляжной форме, так что приезжающим на отдых к озеру новичкам казалось, что здесь расположена воинская часть. Однако по вечерам на устраиваемую для отдыхающих дискотеку легко попадали все желающие из архаровской молодежи, так что и непонятно было, от кого эта турбаза так тщательно охраняется.

Большой дом Кутасова с верандой, рубленым двором, двумя высокими сараями, баней и украшенным резьбой колодцем стоял недалеко от турбазовского забора, на опушке соснового леса, а дальше простирались поля, размежеванные полосами березовых посадок. На ближнем к дому поле паслись кутасовские коровы, а дальше тянулись овсяные и ржаные посевы, на каких теперь работали три комбайна, один из которых фермер доверил братьям Кораблёвым, а два других вели его сыновья, учившиеся в архаровской школе в старших классах. Они-то и позвали братьев на помощь, когда началась уборка ржи, а те и рады были покататься на настоящем комбайне и почувствовать себя в четырнадцать лет взрослыми.

Сколько Кутасов обещал им заплатить, Иван не спрашивал, но теперь, подъехав к дому фермера, решил первым делом спросить об этом. Конечно, тот мог и не сказать, так как всегда был мужиком хитрым, однако и обманывать близнецов Кораблёвых не стал бы. Знал, что за них есть кому вступиться, и не хотел портить отношения с Иваном, который был ему нужен как лесник, без своего разрешения не позволявший тащить из леса даже сухостой.

Когда Иван вернулся домой из Чечни, Кутасов был еще председателем колхоза, но уже колхоз разваливался, ничего не сеял и кормил коров остатками прошлогодней соломы. Александр Борисович – так звали Кутасова – быстро смекнул, что будет потом, и успел по дешевке выкупить и полсотни коров, и комбайны, и два трактора, один из которых был бульдозерный и необходимый зимой и селу, и турбазе. На этом бульдозере он и начал свое дело – чистил дорогу до самой трассы, беря с бывших своих колхозников по сто рублей ежемесячно с каждого двора. А их в Архарове было больше двухсот, и всем дорога была нужна. С турбазы же, которой она была необходима как воздух и без которой на нее никто бы отдыхать не поехал, мудрый тракторист содрал в три раза больше и сделался к концу той особенно снежной зимы миллионером. Летом он оформил на все колхозные поля аренду, а архаровцам передал наделы вдоль ведущей к трассе через лес дороги.

Несмотря на такое умение не упустить своего, в селе Кутасова все уважали и называли настоящим хозяином, а вот с директором турбазы мира ни у него, ни у селян не было. Может быть, поэтому тот и пригласил к себе Носа, сделав его начальником охраны. Как будто специально подобрал себе человека с фамилией Архаров, заставив сельских жителей крепко призадуматься, а кого-то даже и напугав возможностью возвращения старых царских законов. Время тогда было смутное, и чего можно было ждать от российских властей, никто не знал. По слухам, этот Архаров – Нос был в городе известным криминальным авторитетом, что для расположенного среди лесов на берегу живописного озера села звучало как приговор, ибо городским бандитам ничего не стоило сжечь Архарово дотла и построить на его месте элитный коттеджный поселок.

Между тем и Кутасов числился в области не последним человеком. Как поговаривали в магазине, он возглавлял фермерскую мафию, которая потихоньку прибирала к рукам и все остававшиеся от разоренных колхозов и совхозов земли, и животноводческие комплексы, и сеть бывших кооперативных магазинов, и даже автозаправки, расположенные на фермерских участках. Таким образом, война между турбазой и Кутасовым разгоралась нешуточная, но пока обе стороны ограничивались бесконечными судебными исками, разобраться в которых не могли ни прокуроры, ни судьи.

Главным объектом их внимания было озеро, и каждый хотел стать его хозяином, чтобы не только застроить его поросшие соснами берега турбазами и элитными домами, но и заняться промыслом рыбы, какой в нем расплодилось так много, что хватило бы накормить оба областных центра. Основная, бо́льшая часть озера располагалась среди непроходимых болот, и пробраться в нее можно было только на вёсельной лодке по одной из множества узких проток, густо заросших ивняком и болотной осокой. Даже бывалые архаровские рыболовы не отваживались заплывать туда, боясь не найти обратной дороги, и в селе помнили о нескольких таких не вернувшихся домой в разные годы смельчаках. Но если бы этим занялась рыболовная артель, скоро бы и катера смогли плавать на тот Большак и возвращаться с богатым уловом водившейся в нем форели и стерляди.

Еще в бытность свою председателем Кутасов начал сколачивать такую артель, хотел даже построить новые дома для этих будущих артельщиков, да не успел. Теперь на этот лакомый кусок положил глаз директор турбазы, и Кутасов с его фермерской мафией стал для директора опасным конкурентом. Не менее опасными конкурентами виделись и Кутасову, и директору братья Кораблёвы. Дело в том, что только их дед Степан знал, как можно легко попасть на Большак и вернуться обратно. Никому ни за какие деньги старик эту тайну не открыл бы и сам уже давно на Большак не плавал, но все были уверены, что он показал секретную протоку Ивану, а скоро о ней узнают и Колька с Сашкой. А так как близнецы росли не только крепкими и здоровыми, но и умными, то лет через пять-шесть, вернувшись из армии, они вполне могли сделаться хозяевами всего озера, вместе с турбазой и хозяйством Кутасова…

О всех этих слухах и домыслах Иван знал давно, однако не придавал им никакого значения. Мало ли что люди болтают! Но теперь, после того как братьев надумал взять под свой контроль Нос, Иван почувствовал большую опасность для них. Потому-то и поспешил навестить фермера и разузнать о турбазе как можно больше.

Кутасов рассказывать о своих соседях не спешил. Сначала Ивану показалось даже, что никакой вражды между ними уже и нет. Даже на вопрос о Носе фермер ответил с добродушной улыбкой, что после его появления на турбазе все стало спокойно.

– Он ведь не только турбазу, но и меня стережет, – сказал Александр Борисович, когда Иван осторожно спросил его про начальника охраны, и весело пояснил: – Кто же ко мне сунется, когда рядом целая рота головорезов!

Это было для Ивана второй неприятной новостью. А первую – о заработке парней – он еще обдумывал, чувствуя, что Кутасов скрывает от него правду. Он сказал, что оплата будет зависеть от собранного зерна, но так никогда не бывало даже в колхозе. От урожая зависел размер премии механизаторам, трудившимся на полях от зари до зари, и всякий комбайнер заранее знал, сколько получит по договору с колхозом. Получалось, что парни работали у Кутасова без всякого договора и вряд ли представляют себе, какой урожай будет считаться плохим, а какой – богатым.

Новость же о благодушном отношении Кутасова к Носу заставила Ивана насторожиться. Конечно, он понял, что Александр Борисович здесь просто неловко пошутил, но больно уж мрачной выходила его шутка. Вряд ли фермер был рад роте головорезов у себя под боком. А если не рад, то, значит, ждет какой-то гадости от них.

– Ну а как мои братишки меньшие работают? – спросил Иван, чтобы сменить тему. – Справляются со своим комбайном?

– Еще как! – искренне воскликнул Кутасов. – Я бы хоть сейчас одного из них на второй комбайн посадил!

– В чем же дело? – насторожился Иван. – Денег жалко?

– Не в деньгах дело… – Александр Борисович замялся и старался не смотреть Ивану прямо в глаза. – Тут такое дело… Видел я сегодня ночью, как один из охранников с турбазы к вам на тот берег греб…

– Может, у него в Архарове зазноба завелась? – сказал Иван, почувствовав пробежавший по спине холодок.

– Да нет, Иван… – вздохнул Кутасов. – От зазнобы так быстро не возвращаются. Дело у него какое-то… до твоих братьев.

– Почему ты так решил? – Иван нахмурился и сжал кулаки. – Что у них может быть общего с турбазой? Сопливы еще…

– В том-то и дело, что сопливы. Это-то меня и смущает, – вдруг стал откровенным фермер. – Как бы эти сопли их до беды не довели. От этого Архарова добра ждать не приходится. Стало быть, он замыслил какое-то зло с помощью твоих братьев сотворить. Я ведь видел, как он вчера с ними о чем-то в лодке беседовал. Ты бы проследил за ними, Иван… Они ведь могут и не разобрать, где зло, а где добро. А Нос – баднюга хитрый, и денежка у него водится…

– Ты, Александр Борисович, давай уж, коли начал, все выкладывай, – строго сказал Иван. – Да поскорее. Не хочу, чтобы братья меня здесь видели.

– Они не увидят, так с турбазы тебя уже засекли! – усмехнулся Кутасов. – А выкладывать мне больше и нечего. Сам понимаешь, я тут как на границе живу. Кругом диверсанты шастают…

– Понял, – кивнул Иван и заспешил к своему «уазику». – А Носу скажи, что я тебе делянку в лесу выделил и приезжал тебя известить об этом.

– А ты мне ее, и правда, выделил?! – обрадовался Кутасов.

Но Иван ему не ответил и скоро был уже далеко от его имения, на дороге, идущей вдоль поля к болоту.