Текст книги "Крымский выбор"

Ситуация складывалась так, что сначала автобусы остановили, хотя один или два из них попытались уехать, но в итоге были подожжены. Ехавшие в одном из них разбежались, а из второго всех выгнали нарушу и в салон бросили несколько бутылок с зажигательной смесью. Женщин отвели в сторону, а мужчин начали избивать, ставить на колени, заставляя петь гимн Украины.

Потом уже опомнившиеся местные власти начали собирать разбежавшихся людей, свозить их на железнодорожную станцию Корсунь-Шевченковский, но и там не обошлось без эксцессов: на вокзале собрались и националисты, которые потребовали от крымчан показывать паспорта для фотографирования, угрожали, что, мол, если будете болтать, то мы приедем к вам и разберемся, продолжали унижать испуганных людей, заставили снова петь гимн Украины и только после этого погрузили их в электричку, идущую в сторону полуострова. Причем представители правоохранительных органов демонстративно не стали защищать людей от очередных издевательств. Несколько человек, которые отстали, потом добирались самостоятельно, на перекладных, а раненый водитель, которого многие посчитали убитым, попал в местную больницу, и затем его перевезли в Крым. Но по итоговым данным получалось, что вернулись все, хотя некоторые пострадали очень серьезно. Документальных фактов о гибели людей в трагедии под Корсунь-Шевченковским нет.

Работа Комитета, причем исключительно на общественных началах, продолжалась с февраля по июль 2014 года. Большую помощь нам оказали волонтеры, которые записывали показания людей, а затем мы готовили пакеты документов и направляли их на Украину – по месту совершения преступления для возбуждения уголовных дел. Но ответа оттуда так и не получили. А потом были события в Одессе, началась гражданская война на Донбассе, и это отвело произошедшее в Черкасской области на второй план… Тем не менее эффект от работы нашего Комитета все же был.

Во-первых, наша работа не позволила скрыть от широкой общественности трагические события под Корсунью, о них был снят документальный фильм, объективная картина случившегося получила широкую огласку в средствах массовой информации, а во-вторых, пострадавшие люди нашли у нас поддержку и защиту, и следственным комитетом было возбуждено и в настоящее время расследуется уголовное дело по фактам нарушения нескольких статей Уголовного кодекса РФ.

* * *

Действительно, под Корсунью, по сути, произошло первое массовое избиение украинцами украинцев. Безоружных и беззащитных. Это было своеобразным переломным моментом. Для нас было шоком, что на юге Украины избивали крымчан с особой жестокостью только за то, что они поехали на «Антимайдан». Знаем мы и как встречали тех, кому удалось убежать, в населенных пунктах, через которые им пришлось пробираться в Крым пешком. В одних селах им сочувствовали, помогали, давали хлеб, соль, какую-то еду, спички, фонарики, показывали дорогу.

Но были и такие, где кричали: «Убирайтесь отсюда, а то сейчас вызовем правый сектор!» Всякое было… А потом наступило 26 февраля.

Глава 5

25 февраля состоялось заседание президиума крымского парламента, на котором на 26 февраля была назначена внеочередная сессия Верховного Совета. В ее повестку были включены отчет Совета министров Крыма (причем об отставке правительства Анатолия Могилева речь даже не шла) и назначение референдума, на который предполагалось вынести вопрос с очень «деликатной» формулировкой: крымчанам предлагалось высказаться «за» или «против» по следующему вопросу: Автономная Республика Крым обладает государственной самостоятельностью и входит в состав Украины на основе договоров и соглашений?

На следующий день я приехал на работу, как обычно, к 8 часам и сразу начал заниматься рутинными делами своей комиссии, готовился к сессии. Возле здания Верховного Совета еще никого не было, но к 9 часам люди начали собираться, а к 10, как мне хорошо было видно из окна моего кабинета, площадь оказалась уже полностью заполнена. К этому времени так называемый меджлис подтянул несколько тысяч крымских татар, которым противостояла небольшая горстка ополченцев и подъехавших казаков – человек 50.

Первая попытка прорваться в здание была предпринята около 11 часов, но эти полсотни человек каким-то образом умудрились удержать многотысячную толпу, а потом число защитников парламента стало увеличиваться за счет подошедших симферопольцев и приехавших из других регионов Крыма. И к часу дня под стенами Верховного Совета было уже около 10 тысяч человек. Стороны разделяла небольшая свободная дорожка, по которой к зданию с видом победителя прошел Рефат Чубаров с угрозами и ультиматумом: в течение десяти дней снести все памятники Ленину. Но само противостояние на площади пока еще ограничивалось мелкими перебранками. Все это я наблюдал сверху и пытался фотографировать на мобильный телефон.

И вдруг в толпе неожиданно появились люди вполне славянской внешности в медицинских масках – потом мы узнали, что это прибыли бойцы «Правого сектора». Они достали баллончики с газом, пакеты с каким-то белым порошком, и все это полетело в лица первых рядов людей, обороняющих Верховный Совет. Отравленные газом начали отступать назад, толпа атакующих радикалов начала выдавливать защитников на газоны и клумбы соседней улицы, кто-то крикнул: «Газы!», началась паника… В давке, как потом выяснилось, получили травмы несколько человек, а двое погибли…

Вспоминают коллеги, очевидцы, участники

Константин Бахарев:

– Что может сделать горстка депутатов? Хотя надо отдать должное и этой горстке, потому что большинство из них оказались достойны и смогли соответствовать той миссии, которую нужно было выполнить. Потому что после свержения Януковича Верховный Совет Крыма остался единственным легитимным органом власти в стране. В стране, а не только в Крыму! Верховная Рада Украины перестала быть легитимной, поскольку она приняла целый ряд нелегитимных решений – об импичменте Януковичу, о назначении Турчинова «исполняющим обязанности президента», о назначении силовиков, правительства и т. д., включая и назначение «президентских выборов». Государственный переворот породил за собой цепочку незаконных действий, что естественно определило и неправомочность органа, принявшего эти решения.

Правительства нет, президента нет, власти нет, конституция растоптана на майдане. Все! Страны нет по большому счету! А есть территория, которая захвачена бандой головорезов, управляемых извне. И есть полуостров, который не желает с этим смириться, но там, к сожалению, действовали эмиссары Украины, входившие на тот момент в состав крымского правительства, которые мешали нам провести судьбоносную сессию, которые вели – и это мы уже знаем – сепаратные переговоры с путчистами. И я уверен, они сдали бы Крым, если бы не депутаты.

Депутаты с самого начала, с первых дней даже не крымской весны и зимы, а крымской осени – с последних чисел ноября, когда только начинался майдан, четко и недвусмысленно декларировали свою политическую позицию. Во всех наших заявлениях, начиная с № 1 22 ноября и до № 43 17 марта, была выражена политическая позиция, которая была воплощена в конкретные действия. Поэтому надо отдать должное: если бы не крымский парламент, то события могли бы развиваться совсем по-другому. И не стоит удивляться тому, что именно крымский парламент и был избран мишенью хунты, потому что она понимали, что это единственный реальный очаг сопротивления. Потому 26 февраля и была совершена попытка захвата крымского парламента. И она оставила еще одно яркое, но страшное впечатление от февраля 2014 года.

Все произошедшее в тот день, в том числе в его решающие минуты, когда пролилась кровь и погибли люди – кстати, единственные жертвы «крымской весны», – случилось у меня на глазах. Так сложилось, что именно мне Владимир Андреевич Константинов поручил выйти к митингующей толпе и зачитать им в микрофон текст решений, которые мы собирались принять в ходе сессии. Мы искали любой способ успокоить и погасить страсти, и это было предложено сделать, в том числе чтобы как-то унять митингующих, и в первую очередь экстремистов, подогреваемых лидерами меджлиса.

Спустившись вниз с текстом заявления, я вышел на крыльцо парламента, но микрофоны там почему-то не работали. Я попросил дать мне громкоговоритель, и, как раз пока его искали, буквально за минуту, словно по команде, толпа сторонников меджлиса смяла оппонентов (в это время и погибли два человека в давке, а один умер чуть позже в карете скорой помощи от сердечного приступа).

Меня буквально за шиворот милиционеры втащили внутрь здания и закрыли входные двери. Однако экстремисты выломали двери бокового входа и ворвались в фойе первого этажа с горящими глазами и криками «Аллаху акбар!», размахивая дубинками и битами. Причем в толстые концы дубин были вбиты гвозди, превратившие их в страшное оружие.

Это было жуткое зрелище, и я в ту же секунду поднялся наверх, в кабинет спикера, и сказал, что надо срочно эвакуировать из здания сотрудников Верховного Совета. Помню, что, когда выводил женщин через черный ход, в фойе уже стоял Рефат Чубаров, и я боковым зрением увидел, как он на камеры раздает победные интервью и громогласно заявляет, что «завтра в Крыму будет другая власть – другой спикер, другое правительство и другой парламент». И все это провозглашалось уже тоном победителя. То есть, пока мы эвакуировали людей, он красовался перед журналистами и докладывал о своей и своих сторонников победе.

Конечно, это был самый тяжелый день. На этом он не закончился. Вечером мы с однопартийцами встретились в офисе Партии регионов на улице Шполянской и еще раз убедились в том, что члены правительства республики и глава крымского отделения Партии регионов – на тот момент премьер Крыма Анатолий Могилев – не собираются даже сопротивляться киевской хунте. Потому что реакцией на произошедшее с их стороны было не возмущение, а предложение исключить Владимира Константинова из партии якобы «за сепаратизм». С этим предложением выступили Ольга Максимовна Удовина, которая тогда была руководителем аппарата – вице-премьером правительства Крыма, и глава Совмина автономии Анатолий Могилев. Вот тогда стало всем очевидно, что Могилев и компания сдают Крым бандеровцам. Не просто нас, депутатов, а всех крымчан. И завтра здесь будет действительно другая власть и порядки, и все, за что мы боролись после 1991 года, обернется крахом. Вот это был самый тяжелый момент… К тому же погибли люди, и, когда такое происходит на твоих глазах, это страшно.

Депутатов по одному приглашали и вызывали к Могилеву, чтобы они не шли на сессию. Давление осуществлялось разными способами. Тем, кто представлял государственные предприятия, учреждения и организации, звонили и предупреждали: если сегодня придешь на сессию – завтра работать не будешь. Людей, которые занимали должности, руководителей райгосадминистраций, просто собрали у премьера, закрыли дверь и сказали: вы никуда не идете. Так было, это абсолютная правда. Но все же тех, кто готов был нас поддержать, было большинство, что бы кто ни говорил. И голосование 27 февраля, когда депутатам обеспечили свободный доступ в здание, это подтвердило. Сразу появился и кворум – сначала 53 человека, потом и больше.

Эдип Гафаров, в дни «Крымской весны» – член Постоянной комиссии Верховного Совета Крыма по межнациональным отношениям и проблемам депортированных граждан:

– 26 февраля я находился в здании Верховного Совета. На этот день была назначена внеочередная сессия, на которой должен был заслушиваться отчет Совета министров. Под стенами парламента бушевал митинг, но мне удалось зайти внутрь чуть раньше, когда проход был еще свободен, и я поднялся на пятый этаж в кабинет председателя Постоянной комиссии по межнациональным отношениям и проблемам депортированных граждан Энвера Абдураимова. Мы с ним посидели, вполне конструктивно обменялись мнениями о происходящих событиях, даже несмотря на то, что были депутатами от разных политических сил (я входил в Партию регионов, а он был членом фракции «Курултай-Pyx»). При этом никакой агрессии или угроз в мой адрес ни в этот, ни в другие дни не поступало: всякие отношения с меджлисом я прекратил еще в 2003 году, и его члены знали мою вполне четкую позицию – давить на меня было бесполезно. При этом в разговоре я высказал озабоченность, что в такой обстановке кворум для участия в пленарном заседании будет собрать трудно. В какой-то момент Абдураимов вышел из кабинета, и я, подождав его немного, тоже направился к дверям, но неожиданно обнаружил, что они заперты.

Умышленно это произошло или случайно – я не знаю до сих пор. Но ситуация складывалась какая-то глупая. Сняв трубку городского телефона, я обнаружил, что он не работает, свой мобильный я оставил в машине, а на мой настойчивый стук в дверь никто не отзывался. Так я просидел часа два, и затем, наконец, из приемной послышались голоса – оказалось, туда буквально ворвался мой коллега Петр Петрович Запорожец с кем-то еще из депутатов и, услышав мои удары в дверь, потребовал немедленно открыть кабинет председателя Комитета, угрожая вызвать милицию. После этого, пусть и не сразу, но запасные ключи быстро нашлись, и я, таким образом, был вызволен из этого непонятного «заключения».

Однако к тому времени вопрос наличия кворума для проведения в этот день сессии уже стал неактуальным – в Верховный Совет ворвалась толпа митингующих, и мне поручили вывести из здания женщин. Около 10 сотрудниц аппарата я эвакуировал через задний двор, но вернуться уже не смог: правоохранители и митингующие блокировали все входы. А на следующий день я попал с высокой температурой в больницу, из которой вышел, не долечившись, только накануне сессии, где мы определились с окончательной датой референдума, назначив его на 16 марта…

Сергей Турчиненко:

– В противостоянии 26 февраля возле Верховного Совета мне тоже пришлось принять участие, и я считаю, что это была спланированная провокация. Потому что мы шли на мирный митинг поддержать Верховный Совет, чтобы состоялась запланированная внеочередная сессия, и не думали ни о каком силовом сценарии…

Было очевидно, что эта провокация со всеми ее атрибутами готовилась заранее. Когда ополченцев и казаков оттеснили в сторону толпа ворвалась в здание через главный вход, смяв немногочисленную охрану, на первый этаж здания. Но там уже стоял ОМОН, и атакующие, увидев, что дорогу на второй этаж и в коридоры преграждают хорошо вооруженные бойцы, начали громить холл – ломали мебель, рвали какие-то портреты, крушили Доску почета. Фактически они захватили только часть первого этажа, а, набесившись и получив команду от своих лидеров, вполне организовано начали выходить из здания и покидать площадь.

В это время ко мне в кабинет поднялся командир ополченцев Сергей Турчиненко, промыл глаза, после чего к нам присоединился мой коллега по депутатскому корпусу Сергей Аксенов (впоследствии ставший Главой Крыма), и мы направились к выходу. Было около 18–19 часов, и мы еще видели остатки толпы нападавших, которые бегали в масках возле здания. Состояние у нас было сродни шоковому, а Аксенов удрученно повторял: «Боже мой, ведь мы же договорились с Чубаровым, что все будет мирно! Чубаров меня подвел, обманул, он же обещал, что ничего применять не будут, а противостояние пройдет без эксцессов…» Потом, попрощавшись, мы разъехались по домам.

Глава 5

А в половине пятого утра меня разбудил звонок на мобильный телефон: «Срочно приезжай в милицейский Главк на проспекте Кирова, собираются все члены Президиума. Здания Верховного Совета и Совета министров Крыма захвачены неизвестными вооруженными людьми». Через 20 минут я уже был на месте, там вместе с депутатами были и руководители крымской милиции. Но на вопрос, что происходит, они и сами не могли дать внятного ответа. И Владимир Константинов предложил: «Сейчас соберемся все и поедем к зданию Верховного Совета, чтобы понять, кто эти люди». Было уже около 6 часов утра.

Потом, задним числом, начала появляться информация, что спикер тогда уже знал, кто на самом деле занял здания правительства и парламента, но, во всяком случае, нам он тогда ничего подобного не объяснил.

Мы подъехали к Верховному Совету и обратили внимание, что подходы к зданию преграждают небольшие баррикады, которые мы легко обошли, а разбитые окна были завалены мебелью, как и главный вход. Так получилось, что к парламенту мы подошли одновременно – 12 человек членов Президиума и председатель Совмина Анатолий Могилев. К нам вышел товарищ в маске, поздоровался и попросил представиться. Константинов назвал себя и добавил: «Со мной Президиум».

Представился и Могилев: «Я – глава крымского правительства!» После чего человек в маске снова повернулся к крымскому спикеру: «Владимир Андреевич, с вами и членами Президиума мы уполномочены разговаривать, а с вами, – обратился он к Могилеву, – извините, разговаривать мы не будем». Премьер резко развернулся и ушел, а мы через груды обломков мебели, стекол и досок проследовали в здание парламента.

В холле находились разношерстно одетые вооруженные люди – разного возраста, телосложения, безо всякого камуфляжа. Но на что мы обратили внимание, так это на их отличную экипировку стрелковым оружием. Возле двух столов у входа нам вежливо предложили: «Единственная просьба, оставьте здесь, пожалуйста, мобильные телефоны!»

Мы обратились к старшему по виду из «вежливых людей»: «Ребята, вы кто, что здесь делаете?» – на что получили лаконичный ответ: «Кто мы – пока говорить не будем, но здесь находимся только для того, чтобы вы смогли спокойно работать в соответствии с Конституцией Крыма и проводить заседания Верховного Совета. Мы пришли вас охранять!» Один из членов Президиума, не буду называть его фамилию, тем временем решил ретироваться. Он стоял как раз сзади меня и вполголоса шепнул: «У меня с собой пистолет, отнесу его в машину и вернусь». Больше мы его до завершения «крымской весны» не видели.

Вспоминают коллеги, очевидцы, участники

Константин Бахарев:

– Утро 27 февраля и для меня началось с телефонного звонка примерно в 5 утра с предложением срочно приехать в крымский Главк МВД. А уже там от коллег я узнал, что здания парламента и правительства Крыма ночью захвачены неизвестными, и я был абсолютно уверен, что это наши крымские ополченцы. Потому что, во-первых, эти люди представляли собой определенную силу, а во-вторых, у нас было понимание, что ситуация никем не управляется, и можно было предположить, что, посмотрев по телевизору на происходящее у стен крымского парламента, те, кто 23 февраля записался в ополчение и выразил готовность отстаивать Крым, в том числе и с оружием в руках от бандеровцев, смогли мобилизоваться и перешли к активным действиям. По крайней мере, мы на это очень рассчитывали. Чтобы выяснить, так ли это, нужно было начать с ними переговоры, которые вызвался провести Анатолий Могилев. Но с премьером эти люди отказались даже разговаривать, а Владимиру Константинову и членам президиума предложили вернуться в парламент и приступить к работе, то есть провести ту сессию, которая не состоялась накануне.

Мы приехали в Верховный Совет и по битым стеклам прошли в здание парламента через внутренний двор, где накануне пролилась кровь, еще валялись разбросанные шины и стояли фанерные щиты, которые играли роль заграждения. Здесь мы и увидели тех, кого позже назовут «вежливыми людьми».

Они действительно были вежливыми и предупредительными, и мы поверили и убедились, что единственная их цель – дать нам возможность работать и принять те решения, которые мы и собирались, и больше ничего. Ни с чем другим они к нам не обращались, ничего не требовали, а просто обеспечивали нам возможность работать и принимать решения, которые были нами намечены. Потому что накануне только беснующаяся толпа и угроза многочисленных человеческих жертв не позволили нам провести сессию. Наверное, если бы перед нами стояла задача провести пленарное заседание 26 февраля любой ценой, то, наверное, мы бы это сделали – люди для кворума были, особенно если посчитать тех депутатов, которые не смогли попасть в здание, но находились рядом и звонили, сообщая об этом. Но, во-первых, какую цену пришлось бы за это заплатить, а во-вторых, мы все же старались выдерживать легитимность, хотя сессию можно было бы провести и не в сессионном зале, а собраться в другом месте. Однако мы стремились следовать строго в соответствии с нашим регламентом, законами и т. д., хотя для всех остальных никакие законы на тот момент не действовали. Вот это я и имел в виду, когда говорил, что Крым должен был пройти свою часть пути… Это и была суть произошедшего в тот день.

Петр Запорожец:

– Прибыв после телефонного звонка о захвате неизвестными людьми здания Верховного Совета 27 февраля в 5 утра в Главк МВД на улице Кирова, мы отдавали себе отчет, что не все депутаты готовы участвовать в решении возникшей проблемы. Да и руководство милиции, как мне показалось, выглядело растерянным. Хотя к ним еще до этого поступали сигналы о том, что на полуостров в каждом поезде прибывают молодые люди спортивного телосложения, с характерным западноукраинским акцентом, не похожие на туристов. И мы предполагали, что в Крым проникают экстремисты, чтобы устраивать здесь бесчинства и дестабилизировать обстановку с целью оправдания ввода в республику украинских войск. На эту тему мы неоднократно беседовали в составе Президиума и обсуждали, какие меры надо принимать для обороны. Так мы пришли к выводу о необходимости создания добровольных дружин, которые поручили курировать Сергею Доничу, тогда занимавшему пост первого зампреда Верховного Совета Крыма. Была поставлена задача сформировать несколько отрядов, чтобы контролировать вокзал, аэропорт, поставить дозоры в Армянске и на Чонгаре. И все это воспринимали в принципе нормально, за исключением членов правительства Анатолия Могилева, которые отказывались для защиты Крыма предпринимать какие-либо меры, в том числе общественно-политические, без команды сверху, от президента. Хотя я лично ездил в аэропорт, встречался с диспетчерами и просил: если они увидят, что прибывают транспортные самолеты с целью дестабилизации обстановки – закрыть небо над Крымом.

Тем временем Анатолий Могилев и его заместитель Павел Бурлаков, которые тоже прибыли в милицейский Главк, пытались дать понять депутатам, что сами «разрулят ситуацию» и без них. Однако по Конституции Верховный Совет имел определенные полномочия в таких случаях, и поэтому мы не могли просто так отдать инициативу исполнительной власти, тем более зная кланов ость этих ребят: они представляли донецкую команду, державшую на тот момент власть в Киеве, а команда эта, к сожалению, в трудный момент дрогнула и не стала принимать никаких решений. Поэтому нам ничего не оставалось, кроме как надеяться только на себя и свои силы.

В здание крымского парламента мы, члены Президиума, вошли беспрепятственно, познакомились с ребятами, которые там находились, и увидели, что никаких негативных намерений у них нет. Более того, когда нам предложили сдать на проходной мобильные телефоны, один из двух своих аппаратов я оставил у себя, сказал: «Это – мой личный, и я его не отдам!» – и никто этому не препятствовал. А люди, которые находились в здании, явно обладали о каждом из нас информацией. Например, один из них обратился ко мне, бывшему военному, по званию: «Товарищ полковник!»

Кстати, потом несколько телефонов нам вернули, чтобы мы могли обзванивать депутатов и приглашать их на сессию. А со стороны правительства, например того же Бурлакова, этому началось противодействие: параллельно крымских парламентариев с периферии стали вызывать в Совет министров от имени Могилева и вести с ними какие-то бессмысленные беседы, лишь бы они не попали на пленарное заседание, а от других по надуманным поводам требовали прибыть в офис Партии регионов на улице Шполянской, где в аппарате работали преимущественно «донецкие товарищи». Некоторые депутаты – шесть человек – приехали в Верховный Совет без карточек, и мне, как председателю комиссии по электронному голосованию, пришлось вскрывать дополнительный комплект и выдать им дубликаты по актам при свидетелях и с подписями всех членов комиссии. И что бы потом ни говорили о законности снятия с должности Анатолия Могилева, то я утверждаю и знаю на 100%, что согласие на это от президента Украины было получено.

Ефим Фикс:

– Еще перед сессией, которую мы пытались собрать 26 февраля, мне позвонил очень близкий для меня человек и попросил о встрече за пределами здания Верхового Совета. Он ждал меня возле кукольного театра и сходу меня огорошил: «Тебе просили передать, чтобы ты на сессию не шел!»

«Понимаешь, в чем дело, – отвечаю, – не пойти на пленарное заседание – это неправильно, я не имею на это право как депутат. Другой вопрос – как я буду голосовать?»

А события начала дня 27 февраля, как сегодня я воспринимаю, прошли очень быстро и сплошной чередой – заседание президиума, сессия, отставка Могилева и избрание премьером Сергея Аксенова, назначение референдума… Но вот вид первого этажа здания крымского парламента, когда мы вошли туда 27 февраля в сопровождении «вежливых людей», лично у меня вызвал ассоциацию с Брестской крепостью на 40-й день ее обороны. Пасмурная сырая погода, все вокруг как-то мертво, стоит оцепление…

После заседания мы вышли на площадь, и на мой мобильный телефон неожиданно раздался звонок. Звонил заместитель командующего военно-морскими силами по береговой обороне (сегодня он – командующий военно-морскими силами Украины в Одессе, вице-адмирал) Игорь Воронченко, который заявил мне: «Ефим Зисьевич, передайте Константинову, что над зданием Верховного Совета Крыма вывешен флаг Российской Федерации. Снимите его или я за себя не отвечаю!»

Я поднял голову и увидел над зданием крымского парламента вместо флага Украины триколор. Наверное, он висел там уже с ночи, но никто не обращал внимания, а мы, депутаты, зайдя в здание утром, до этого на улицу не выходили, занимались сессией. И вот вид российского триколора на шпиле Верховного Совета Крыма для меня стал точкой невозврата: флаги поднимают не для того, чтобы потом их снимать! Хотя на самой сессии 27 февраля о возвращении Крыма в Россию речи не шло, а на референдум предполагалось вынести вопрос всего лишь о расширении конституционных полномочий автономии в составе Украины!

Уже позже, 6 марта, когда прошло окончательное решение по формулировке и дате референдума, мне позвонил один человек из правоохранительных органов и предложил встретиться. Мы с ним встретились возле парламента и, прогуливаясь по улице, пообщались. Он очень переживал, какой выбор делать в день голосования, и спросил меня: «Насчет России – это серьезно? Навсегда?» – на что я ему заметил: «Посмотри на здание и флаг над ним. Что бы ни произошло, назад дороги нет!»

Заходя к себе в кабинет, я обратил внимание, что в моей приемной расположилась огневая точка. Вооруженные мужчины пояснили, что из окна здесь «открывается удобный обзор» и хорошо просматриваются подходы к главным дверям здания. А я мысленно лишний раз отметил, что это явно не простые ополченцы. Тем более что у одного из «гостей» был типичный окающий вологодский говор, а, во-вторых, я ближе рассмотрел их вооружение.

Первые два-три дня эти ребята еще ходили в масках, но потом их сняли. Мы с моими сотрудниками угощали этих парней лимонадом, минералкой, конфетами, принесли им чай и кофе – понимали, что они сидят на сухом пайке. Отношения у нас сложились добрые, мы много общались. Когда я приходил по утрам, они сидели в приемной, иногда заходили что-нибудь спросить. Как-то я обратил внимание, что они ночевали на стульях, и предложил им составить кресла, чтобы они могли устроиться хоть немного удобнее.

В первый день, когда мы шли к Константинову в кабинет, а потом в сессионный зал, «вежливые ребята» нас сопровождали, поясняя: нас тут немного, а здание огромное, и мы перекрыли только первый этаж, но проникнуть в здание несложно. Поэтому и принимались поначалу такие меры предосторожности. Да мы и сами понимали, что произойти может всякое: к нам из Киева – причем из разных источников – изначально стала поступать информация о том, что в Верховной Раде Украины готовятся проекты решений о ликвидации автономии Крыма, собираются распускать Верховный Совет Крыма и отправлять в отставку нашего спикера, а через прокуратуру Украины проводятся документы об аресте членов Президиума крымского парламента и части нашего депутатского корпуса якобы «антиукраинской направленности», и на полуостров с этой целью направлены украинские спецподразделения.

В кабинете спикера мы попили чай, а потом отправились в зал заседаний Президиума, где спикер заявил, что состоится заседание по отставке Могилева, и добавил, что надо определяться с новым начальником милиции и кандидатурой будущего премьера, а также решить ряд других неотложных вопросов. Около 11 часов мы начали работу, и Владимир Константинов сразу попросил выйти из зала всех сотрудников аппарата.

«Ситуация очень серьезная, – обратился он к нам. – Могилева надо отправлять в отставку, но он против. Удовина (Ольга Удовина в то время занимала должность руководителя аппарата Совмина в ранге вице-премьера. – Авт.) сегодня обрабатывает депутатов с требованием снятия меня с поста руководителя крымской организации Партии регионов, вызывает их к себе по одному и составляет „бегунок“ – кто согласился, а кто нет. Ситуация, повторюсь, очень обостренная, и мы также предлагаем ставить вопрос о референдуме. Но все вы прекрасно понимаете, что происходит. Здесь, внутри, нас охраняют, а что будет за пределами Верховного Совета с каждым из нас, я сказать не могу. Семьи депутатов разбросаны по Крыму, наших близких никто не охраняет, а мы берем на себя такую серьезную ответственность, последствия которой никто сегодня не знает. Я каждому даю три минуты высказаться, и, учитывая, что сегодня мы будем вести речь о референдуме, который предполагает возможный выход из состава Украины, если кто-то из вас по каким-то причинам – беспокоясь о своей семье или о крупном или среднем бизнесе – примет решение сложить полномочия члена Президиума, встанет и уйдет, никаких обид не будет». И все 11 оставшихся высказались однозначно идти до конца: Могилева – в отставку, избираем нового премьера и объявляем референдум.

На собравшейся в этот же день в 15–00 внеочередной сессии мы отправили в отставку Анатолия Могилева и назначили Председателем Совета министров Крыма Сергея Аксенова. И хотя в первом голосовании приняли участие всего 53 депутата, но потом к нам присоединилась и большая часть остальных.