Текст книги "В закрытом гарнизоне. Книга 2"

Прихватив с собой канистру, иду к «Каштану» и усаживаюсь на чехол. Делаю еще несколько глотков, вскрываю банку консервов и жадно ем. Затем проваливаюсь в сон.

Пошли третьи сутки после аварии. Снова пытался связаться с другими отсеками. Молчат. Или меня не слышат, или… Об этом стараюсь не думать и лихорадочно соображаю, что еще можно предпринять, чтобы обозначить место затопления лодки. Тогда нас рано или поздно найдут. А времени остается мало. Регенерация на исходе. Осталась всего пару кассет.

И внезапно меня осеняет. Торпеда!!! Нужно выгрузить из аппарата торпеду и выстрелить чем-то, что всплывет на поверхность, и укажет место аварии. А такое в отсеке есть. Это водолазная буй-вьюшка, спасательные жилеты и пробковые матрацы. Все они имеют длительный запас плавучести. К тому же вьюшка ярко-красная, а оранжевые жилеты имеют боевые номера, хорошо понятные каждому моряку.

Через несколько минут все это у торпедных аппаратов: вьюшка, пять жилетов и три матраца. Теперь дело за главным – извлечением из аппарата торпеды. Выбираю нижний – так быстрее и проще.

Торпеда в нем с ядерной боеголовкой и снятыми с предохранения инерционными ударниками. А, значит, действовать следует осторожно. Дело осложняется тем, что я один. Но это ничего, выдюжу, все-таки специалист 1 класса.

В течение часа, подсвечивая себе фонарем, под вой гидромоторов выполняю с пульта автоматики ряд манипуляций, в результате которых освобождаю от запасной торпеды крайний нижний стеллаж. Теперь на него можно выгрузить ту, что в аппарате. Она уже отключена от внешних приборов и стопоров.

Снимаю мастичную гербовую печать с крышки аппарата, нажимаю флажок манипулятора, и она плавно открывается. Затем подгоняю к хвостовому оперению торпеды автоматический зацеп направляющей балки, который выкатывает ее на стеллаж. Все. Самое трудное позади. Провожу ладонью по серебристому зарядному отделению с ураном:

– Эх, ты. Убить можешь тысячи, а вот спасти ни одного.

Затем несколько минут отдыхаю и загружаю в малиновый зев аппарата поочередно вьюшку, жилеты и матрацы. Потом возвращаюсь к пульту, закрываю крышку и готовлю аппарат к выстрелу. Когда стрелка манометра боевого баллона замирает на четырехстах атмосферах, вынимаю чеку из стрельбовой рукоятки и плавно тяну ее на себя.

Знакомый гул в аппарате, скачок давления в отсеке – мой «SOS» унесся в неизвестность.

Интересно, что сейчас на поверхности. Шторм или зыбь? Ночь или день? По моим подсчетам день.

Вероятность обнаружения моего послания достаточно велика. Через этот район наши ракетоносцы возвращаются из походов в Атлантику. И здесь же их караулят норвежские «Орионы» с «Мариатой». И командованию флота известны координаты нашего последнего выхода в эфир.

Кроме того, взрыв на субмарине, а теперь я не сомневаюсь, что это был именно взрыв, непременно засекла НАТОвская противолодочная система «Сосус», установленная в этих местах. Вот только что это было – подрыв на блуждающей мине, которые здесь встречаются с прошлой войны, столкновение со следившим за нами американским атомоходом, или авария в ракетном отсеке, я не знаю.

…В отсеке осязаемая на ощупь темнота. Аварийного освещения больше нет – сели аккумуляторы. Нет регенерации и пусты баллоны «идашек». Экономя силы, я почти все время лежу в полузабытьи, укутавшись в чехлы из-под торпед, и вспоминаю родных и близких. А еще солнце и ковыльную степь. Порой чудятся какие-то звуки за бортом. Приподнимаю голову и прислушиваюсь. Нет, показалось.

У меня кровоточат десны и отекли ноги. Так иногда бывает в конце автономки. А эта перевалила уже за 90 суток. Надо же, прошли в Атлантике тысячи миль, а дома, в Баренцевом утонули. И не выйти. Обидно.

По щекам катятся слезы, и я их не утираю. Дышать становится все тяжелее, в висках толчками пульсирует кровь.

Ждать, пока начнутся муки удушья я не желаю, и, пошатываясь, на ощупь бреду к отсечному сейфу. Там спасение…

PS. Рассказ посвящен военным морякам, погибшим в отсеках затонувших подводных лодок.

«Апокалипсис»

13.00. Где-то в глубинах Атлантики.

Борт подводного ракетоносца. Идет очередной сеанс спутниковой связи со штабом.

Через несколько минут после его завершения, в центральном посту появляется шифровальщик и передает командиру радиограмму – вскрыть находящийся в сейфе особый пакет. Там приказ на применение ядерного оружия и стрельбовые перфокарты.

На лодке объявляется тревога, ракетный комплекс корабля приводится в боевую готовность и включается «ядерная кнопка».

Затем рев стартующих из-под воды ракет и субмарина растворяется в океанской пучине…

13.05. Атлантика. Борт того же ракетоносца.

Акустик докладывает о шумах винтов неизвестной подводной лодки. На корабле взвывает ревун, экипаж замирает на боевых постах.

Крейсер увеличивает ход, маневрирует и готовится к отражению атаки.

Новый доклад – по пеленгу шум торпед.

И через несколько секунд титанические удары по корпусу. В отсеках звон лопающихся плафонов, рев океанской воды и крики подводников.

На поверхности океана вспучивается огромный столб воды…

13.10. Столица одного из государств. Яркое солнце, голубое небо, зелень парков. Жизнь в городе бьет ключом. Миллионы людей заняты своими насущными делами. Они работают и бездельничают, веселятся и грустят, любят и страдают.

Внезапно земля вздрагивает. Затем слепящая глаза вспышка, и над городом вырастает ядерный гриб. Он ширится, растет и достигает небес. В его апокалипсическом свете рушатся кварталы небоскребов, и заживо сгорает все живое. Белый свет меркнет и день становится ночью…

13.15. Околоземная орбита. Борт межпланетной космической станции.

Международный экипаж выполняет программу полета.

Космонавты наблюдают за приборами, звездным небом и Землей. Внезапно на ней возникает серия вспышек, затем планета воспламеняется подобно солнцу и… исчезает. Вместо нее туманное облако и тысячи плывущих в пространстве осколков.

Сама станция срывается с орбиты, и, набирая скорость, несется в бесконечные просторы Галактики…

«Пьяное озеро»

В тот год осень в Заполярье была необычно красива. Покончив с делами в Особом отделе флота я, вместе с приятелем, капитан – лейтенантом Толей Ворониным, на его «шестерке» возвращался из Североморска в свой гарнизон. Ехать до него было не близко, но мы не спешили. Через сутки предстоял длительный выход в Атлантику и хотелось немного побыть на природе. Миновав КПП с полосаты шлагбаумом, мы выехали на извилистый, тянущийся вдоль залива серпантин, и направились по нему на север. С каждым километром ландшафт менялся и становился все более диким. Слева, вплотную к дороге, подступали темные гряды сопок, за которыми в тундре холодно синели озера, высоко в обесцвеченном небе, к югу, неспешно тянули разноголосые птичьи стаи.

– Десять лет на Севере, – а к осени все не привыкну, – сказал Воронин. Особенная она тут.

– Да, – согласился я с приятелем, после чего мы закурили и надолго замолчали, каждый думая о своем.

Километров через сорок, углубившись в пустынное море тундр, решили остановиться и перекусить на берегу открывшегося за очередным поворотом озера. Оно блестело внизу под обрывом и выглядело весьма живописно. Остановив машину на небольшой площадке у скалы, мы вышли из нее и, прихватив из багажника морскую плащ-палатку и пакет с продуктами, купленными в военторге, стали осторожно спускаться вниз.

Вблизи, окаймленное негустой порослью из золотящихся на солнце карликовых березок, озеро оказалось еще красивее. Расстелив плащ-палатку у большого замшелого валуна, неподалеку от которого виднелись следы старого костра, мы быстро организовали импровизированный стол и, выпив коньяка, принялись с аппетитом закусывать.

– А ты знаешь, как называется это озеро? – спросил у меня приятель.

– Да вроде «Пьяное», – неуверенно ответил я.

– Точно, – кивнул он головой. А почему?

– Не знаю, – пожал я плечами. Может быть из-за воздуха.

– И не только, – рассмеялся Анатолий. Вот послушай.

Лет пять назад, перед самым Новым годом, из Североморска в Полярный решили завезти машину водки. Где-то под сотню ящиков. А накануне ударила оттепель и дорога стала что каток. На том самом месте, где мы встали, грузовик занесло, он не вписался в поворот и с обрыва сорвался прямо в озеро. Водитель каким-то макаром успел выпрыгнуть. А весь груз тю-тю: ушел вместе с машиной под лед. Потом, как водится, составили акт – на севере таких случаев полно. Водку и грузовик списали, и начальство про все забыло. Но слух об утонувшей водке с быстротою молнии разнесся по трассе, и по весне сюда потянулись желающие ее достать. Приезжали в основном моряки из близлежащих гарнизонов. Пытались вытралить груз самодельными «кошками», а самые шустрые даже спускались под-воду в «идашках». Но глубина оказалась приличной, а дно илистым. Одним словом, утерлись.

– Так она что, так здесь и лежит? – кивнул я на прозрачную гладь озера.

– Ну да, – кивнул головой Анатолий. Тут нередко останавливаются машины. Водители спускаются вниз и пробуют воду. Авось пробки растворились.

Через полчаса, собравшись в путь, мы подошли к кромке берега и, присев на корточки, зачерпнули ладонями из озера.

– Ну, как? – вопросительно взглянул на меня приятель, утирая губы.

– Да пока пресная, – сказал я, и мы рассмеялись…

На рейде «Могильный»

Осень. Низкое небо над заливом. Смутно виднеющиеся в тумане сопки. Идем к рейду Могильный на размагничивание. Суть его заключается в том, что корабль обматывается электрическим кабелем, по которому пропускается ток для снижения магнитного поля в целях исключения подрыва на магнитных минах, и повышения точности работы навигационного комплекса.

Рейд встречает нас свинцовой рябью волн, вселенской тишиной и безлюдьем. Нет даже вездесущих бакланов.

Через полчаса, встав в заданном квадрате на бочки, подводный крейсер замирает на воде и взмыленные швартовые команды, гремя сапогами, спускаются вниз.

Утром весь экипаж выстраивают на ракетной палубе и, прохаживаясь перед строем, командир ставит задачу. А она не из легких. Кабелем, толщиной в руку, предстоит обмотать всю громадину крейсера, который по величине не уступает пятиэтажному дому.

Чуть позже к борту швартуется длинная самоходная баржа, на палубе которой установлены гигантские катушки, а в трюме и рубке – аппаратура размагничивания. На баржу подаются лини, к которым крепятся кабели и работа начинается.

По команде старпома, оскальзываясь и тихо матерясь, мы сматываем с катушек тяжеленные кабели, втаскиваем их на корпус, затем пропускаем под днище крейсера и снова извлекаем наружу. Время от времени лодочные электрики сращивают их концы, и тогда мы перекуриваем. С перерывами на обед и ужин, вся эта работа длится до глубокой ночи и здорово всех изматывает.

А утром, по команде специалистов, находящихся на барже, все происходит в обратном порядке. Теперь, действуя в том же режиме, мы освобождаем корпус от оплетки и сматываем кабели на барабаны. В полдень баржа отваливает и уползает в сторону материка, а оттуда появляется чихающий дизелем катер. Начинается второй этап работ.

На нем, действуя носовым и кормовым шпилями, нам предстоит ворочать крейсер вокруг своей оси для выверки штурманского комплекса. Операция тоже трудоемкая и, учитывая его вес, весьма непростая.

Поочередно натягивая и ослабляя шпилями заведенные на бочки швартовы, корабль устанавливают в нужные положения и выверяют компасы. Теперь работают только штурмана да швартовые команды. Штурмана сидят внизу, в своих рубках, а мы, корячимся на надстройке.

Под командный лай с мостика и утробный вой шпиля, со шкива которого летят снопы искр, мы поочередно травим и выбираем вибрирующие от напряжения швартовы, переваливая крейсер на очередной румб. Время от времени, для завершения оборота, в болтающийся у борта катер прыгают ракетчики – Осмачко и Тигарев с кувалдой, после чего он несется к нужной бочке. Там ребята высаживаются на нее, отдают швартов и, осев кормой, суденышко тащит швартов к следующей. Закрепив огон за рым, они делают отмашку, катер отваливает в сторону и под натужный вой шпиля, крейсер завершает полное вращение.

Потом, все повторяется в той же последовательности. Вертится горизонт, корабль и мы вместе с ними.

В какой-то момент, когда сидя на бочке, лихие ракетчики, орудуя кувалдой, в очередной раз пытаются отдать швартов, на шпиле пропадает электропитание, и мы не успеваем его потравить. Стальная струна опасно натягивается, затем следует короткий звон и над нашими головами что-то мелькает.

– Все целы!? – металлически гавкает с мостика мегафон.

Мы молчим и испуганно таращимся в сторону бочки.

А ее нету. В том месте только пляшущий на волнах катер.

– Кранты парням, утопли…, – бормочет кто-то побелевшими губами.

Но вот рядом с катером вспучивается громадный пузырь, затем он лопается и в фонтане брызг возникает исчезнувшая бочка. А на ней, намертво вцепившись в рым, скрючились наши ракетчики.

– А-а– а– а!! – радостно орем мы и машем парням шапками.

Через несколько минут катер подваливает к борту, мокрых Осмачко с Тигаревым втаскивают на надстройку и бережно спускают вниз.

– Да, а могло быть и хуже, – лаконично бросает наш старшина мичман Ксенженко и показывает рукой на обвод рубки. Там, чуть ниже иллюминаторов, солидная вмятина на металле – след удара лопнувшего швартова.

Спустя полчаса снова натужно воет шпиль, по рейду снует катер, вертится горизонт, крейсер и мы вместе с ними…

«Везунец»

Вторую неделю мы болтаемся в горле Белого моря, проводя очередной этап испытаний. Наверху штормит, а внизу тишина. Народу на лодке что муравьев. Тут и гражданские специалисты с завода, и представители различных НИИ и военпреды.

Кают для всех не хватает, и человек двадцать ютятся в торпедном отсеке, на так называемых «самолетах». Это фанерные топчаны, раскрепленные по бортам на направляющих балках.

Сейчас ночь, но спят далеко не все. Устроившись на пробковых матрацах, одни играют в традиционные на флоте нарды, другие занимаются травлей, а несколько человек вяжут какие-то снасти.

Я сижу в кресле у стрельбового пульта и борюсь с дремотой. До конца вахты еще целых два часа. Внезапно загорается глазок «каштана» и меня вызывают в центральный.

Помимо вахты, там командир со старпомом и корабельный врач.

– Сейчас будем всплывать, – хмуро глядя на меня, говорит старпом. – Поднимешься наверх и пришвартуешь в районе ракетной палубы буксир. Передадим на него больного.

– Есть, – бормочу я и прикладываю руку к пилотке.

Несколько часов назад с одним из спецов на лодке случился эпилептический припадок, он здорово расшиб себе голову и был отправлен в изолятор.

Через десять минут крейсер всплывает и, облаченный в швартовую экипировку, я неуклюже карабкаюсь наверх. На мостике меня встречают помощник с боцманом и инструктируют.

– Так ты все понял!? – стараясь перекричать рев ветра и гул моря, – орет мне в ухо помощник.

– Ага! – ору я в ответ, – понял!

– Главное пристегнись, и не ссы! – хлопает меня по плечу боцман. А я подстрахую!

Затем мы спускаемся в рубку, боцман отдраивает тяжелую дверь, и мы выходим на узкий обвод. Уцепившись руками за поручень, преодолеваем его, с трудом отдраиваем вторую и оказываемся под легким корпусом ракетной палубы. Здесь тоже все гудит, во мраке, между шахтами, плещется вода и пена. Подсвечивая себе фонарем, отваливаем массивный выходной люк, ставим его на стопор и я выбираюсь наружу.

Метрах в двадцати к корме, у левого борта, в ярком свете прожекторов уже болтается буксир, от которого наносит запахом перегоревшего соляра.

Скользя сапогами по палубе, я делаю несколько шагов вперед, наклоняюсь и страховочной цепью пытаюсь пристегнуться к направляющей. Не получается – обледенела. А спустя мгновение палуба уходит из-под ног и я, балансируя руками, неудержимо скольжу в сторону кормы, к чернеющему из воды стабилизатору. Там мутно всплескивает фонарь и вскипает бурун от работающего винта. В последнее мгновение, метрах в десяти от него, падаю и, извернувшись, цепляюсь рукой за решетку шпигата. Затем, чуть отдышавшись, ползу назад.

А через минуту с ракетной палубы в мою сторону летит бросательный конец. Это боцман. Встав на колени, я цепляюсь за легость и мичман тянет меня к себе.

Затем, под лай мегафона с мостика буксира, мы швартуем его к борту и принимаем сходню.

Пристегнутого к носилкам спеца подтягиваем к ней вшестером и, улучив момент, когда палубы кораблей на мгновение застывают на одном уровне, передаем на буксир.

Как только переваливаясь на волнах он отваливает в сторону, мы, поддерживая друг друга, скользим к люку, поочередно сваливаемся вниз и пробираемся в рубку.

У выдвижных, тяжело дыша и отплевываясь, перекуриваем.

– А ты везунец – подмигивает мне боцман, затягиваясь подмокшей сигаретой.

Я молча киваю в ответ, глотая сладкий дым и прислушиваясь к гулу моря…

«Крысиный король»

После учебы в атомном учебном центре в Палдиски, наш экипаж прибыл в Северодвинск для приемки и испытания нового ракетного крейсера третьего поколения.

Разместили нас на стоящей в порту плавбазе «Иртыш», где проживали еще несколько экипажей находящихся в ремонте лодок. Поселившись в двух кубриках, расположенных под офицерской палубой, мы быстро познакомились с другими ребятами и командой плавбазы. Состояла она из полусотни моряков срочной службы, возглавляемых пожилым капитаном 1 ранга и несколькими мичманами.

В силу преклонности лет «Иртыш» в море не ходил, но содержался в образцовом порядке. Его высокий корпус и надстройки были выкрашены в шаровый цвет, деревянная палуба регулярно драилась и сияла первозданной чистотой, а все машины и механизмы находились в полном порядке.

Был у старой плавбазы единственный недостаток – крысы. Днем они прятались в укромных местах, а с наступлением ночи выходили на охоту, делая набеги на провизионки, камбуз и прочие места, где можно было чем-нибудь поживиться.

Причем, не ограничиваясь продуктами, всеядные разбойники грызли и оплетки электрокабелей, что порой вызывало короткие замыкания в судовой сети.

По этому случаю моряками плавбазы с ними велась непримиримая борьба, одним из главных стимулов которой была возможность получить краткосрочный отпуск с выездом на родину, за двадцать отловленных бестий. А для этого следовало представить командованию указанное их число натурой.

По утрам, перед подъемом флага, дымя сигаретами у обреза на корме, мы не раз наблюдали, как пришпиленные остро заточенными пиками к палубе, крысы отдавали богу душу. А после отбоя, свободные от вахты моряки плавбазы, выходили на ночную охоту.

В один из субботних вечеров, будучи не пущены в увольнение за какую-то провинность, мы втроем: Витька Допиро, Саня Александров и я, загнав местным аборигенам умыкнутый с завода кусок плексигласа для поделок, уединились с двумя из них в румпельной выгородке и пили брагу. Ее на плавбазе «по тихому» делали из яблочного сока, сахара и дрожжей, сбраживая в предварительно выпаренных огнетушителях.

Во время дружеской травли, которая неизбежна в таких случаях, Саня, опорожнив очередную кружку с веселящим напитком, заявил что знает, как можно вывести на судне крыс.

– Иди ты, – недоверчиво хмыкнул один из плавбазовских, со старшинскими лычками. Они тут были всегда, нам мичмана рассказывали.

– А я говорю можно, – ухмыльнулся Саня. Вот послушайте.

Для начала нужно найти железную бочку, а затем отловить пяток крыс. Желательно покрупнее. После этого поместить их туда и не давать жрать.

– Совсем, что ли? – выпучил глаза второй плавбазовец.

– Ну да, – кивнул головой Саня. Ничего, кроме воды.

– Ну ты даешь, так они же подохнут! – не согласился Допиро.

– А вот и нет, – наклонился к нему Саня. Дней пять попостятся, а потом начнут жрать друг друга. Выживет сильнейший, «крысиный король» называется Его надо выпустить и он займется остальными.

– Не, такого не может быть, – не согласились парни с плавбазы. Заливаешь.

– Ну, смотрите, мое дело предложить, – пожал Саня плечами, и мы хлопнули из огнетушителя еще по кружке.

– А кто тебе рассказал эту туфту? – закуривая «Приму», поинтересовался я у Сани.

– Сам ты туфта, – обиделся тот. Это я слышал, когда был на практике на «Крузенштерне», после мореходки. Боцман рассказывал. А он протрубил на флоте лет двадцать.

– Боцман говоришь? – заинтересованно взглянул на Саню плавбазовский старшина. С «Крузенштерна»? Тогда другое дело. А, Серега? – пихнул он в бок, начавшего клевать носом приятеля

– Ага, другое, – очнулся тот. – Наливай…

Утром воскресенья, кряхтя и переругиваясь, наши знакомцы подняли с пристани на «Иртыш» бочку из-под дизтоплива и поволокли ее в низы.

– Думаешь получится? – поинтересовался я у Сани.

– Да хрен его знает, – флегматично ответил приятель, сплевывая за борт. – Я лично не пробовал.

А в понедельник мы вышли на очередную отработку в море, откуда вернулись спустя месяц. Помывшись в плавбазовской бане, поужинали и завалились спать. На следующий день был назначен строевой смотр и мы обретались на базе.

– Интересно, как там у наших крысоловов, получилось чего? – надраивая асидолом потускневшую бляху, – вякнул Допиро.

– Вечером узнаем, – сказал Саня, отпаривая шипящим утюгом клеша.

После ужина, когда в кубрике застрекотала экипажная «Украина», мы втроем поднялись наверх и отыскали своих знакомцев.

– Какие успехи на крысином фронте? – спросил Витька у старшины.

– Ништяк, кореша! – радостно заявил тот. Все получилось. «Тирпиц» давит крыс лучше кошки. А мне во, – очередную соплю навесили, ткнул он пальцем в третью лычку на погоне.