Текст книги "Диверсанты"

– Убедительно поет, – каждый раз восхищался арией задиристый Витька Бойцов – Так и хочется дать кому-нибудь в морду.

– Чего ты такой шебутной, Витек? – добродушно гудел Бойко. – И фамилия у тебя того, уркаганская.

– Фамилия обычная, как у всех, – обижался Бойцов, а окружающие смеялись.

Если же вечер был ненастный, ребята активно забивали «морского козла», в кубрике за раскладным столом, или слушали песни Сани Вишневского, исполняемые тем под гитару. Обладавший похожим тенором, он колоритно выдавал напевы Лещенко, в том числе «У самовара», «Ах эти черные глаза» и другие. Когда же переходил к особо популярному на флоте «Чубчику», на середину кубрика выходил гибкий Витька Книжников и, засунув руки в карманы штанов, дробно выбивал ботинками чечетку.

– Давай, корешок, наяривай! – с восторгом вопили сослуживцы, и кто-нибудь, сунув в рот пальцы, издавал разбойничий свист.

В такие дни, после вечерней поверки, улегшись в койки, еще больше сдружившиеся Легостаев с Усатовым, разговаривали о жизни. Мишка был родом из Казахстана, до службы окончил техникум, работал санитарным инспектором, а потом секретарем райкома комсомола в своем районе.

Говорили в основном о будущем. Легостаев мечтал, как оставшись на флоте, предложит Маше руку и сердце, а Усатов собирался отправиться в Москву и выучиться там на журналиста.

– Нравится мне эта профессия, Юрок, – говорил он, заложив за голову руки. – Встречи с новыми людьми, беседы, командировки. Опять же можно посмотреть весь Союз и побывать на комсомольских стройках.

В оставшийся месяц подводные диверсанты (теперь их можно было так называть) кроме всего прочего прошли огневую подготовку. До этого стрелять им доводилось только один раз. В учебных отрядах из винтовки. Да и то курам на смех. По тройке боевых патронов. Теперь же, под руководством Гусева, моряки каждый второй вечер отправлялись в неглубокую лесную долину, ограниченную скалой, где до заката палили по мишеням из пистолетов «ТТ», автоматов «ППД» и ручного пулемета.

Проявились и свои снайперы. Молчаливый и спокойный Женя Бобров с тридцати метров точно всаживал из пистолета все восемь пуль в яблочко, а Илья Плюшкин на предельной дистанции разносил короткими очередями из «дегтярева» мишени в щепки.

Гусев рассказал подопечным, что одним из закрытых НИИ Ленинграда начата разработка пневматического оружия для боевых пловцов. Но когда оно поступит на вооружение, неизвестно.

За неделю до окончания срока подготовки в ночное время, группа выполнила боевой подрыв баржи магнитной миной с часовым механизмом. Судно переломило надвое, и вскоре оно затонуло, а на его месте долго вертелась сатанинская воронка.

– Ну вот, уничтожена ваша первая цель, – сказал по этому поводу Васильев. – Пока учебная.

– Хотелось бы боевую, – сказал кто-то из ребят. – И чтобы побольше тарарама.

– Всему свое время, – ответил офицер. – Только тарарама не надо.

А потом настало время расставаться.

За время учебы теперь уже бывшие курсанты сплотились в единый воинский коллектив и стали серьезной боевой единицей. Готовой к выполнению разного рода тайных операций.

– Теперь пройдете дополнительную подготовку в ВДВ, и мы, возможно, встретимся, – сказал застывшему перед ним парадному строю капитан 3 ранга Орлов. – А пока благодарю за службу, – приложил к лаковому козырьку руку. То же самое сделали все присутствующие офицеры.

– Служим трудовому народу! – набрав воздух в грудь, дружно гаркнули военморы.

– Нале-во! – сделал шаг вперед стоявший рядом с командиром Гусев.

– Бах-бах, – стукнули каблуки ботинок.

– Правое плечо вперед, ша-агом марш!

С последними словами, рубя шаг, строй двинулся вперед, а со стороны дебаркадера, у которого стоял морской охотник, грянул марш «Прощание славянки». Поднявшись на палубу, краснофлотцы увидели улыбающихся рядом с граммофоном Гудзя с Лацисом. Ветераны крепко пожали каждому руки (комендант даже прослезился), а затем Гусев, у которого через плечо висела планшетка, объявил посадку. Ребята взяли в руки заранее сложенные на палубе вещи и вместе с офицером перешли по сходне на корабль.

Отдав концы, он дал прощальный гудок и взял курс по мелкой ряби в сторону выхода из гавани.

 
Прощай, отчий край,
Ты нас вспоминай,
Прощай, милый взгляд,
Не все из нас придут назад!
 

– волнующе летело за кормой, а потом стихло.

Глава 3
Крылатая пехота

Начало созданию воздушно-десантных войск положило постановление Реввоенсовета СССР, принятое 11 декабря 1932 года. В нём, в частности, отмечалось, что развитие авиационной техники, а также достигнутые результаты в конструировании и сбрасыванию с самолётов бойцов, грузов и боевых машин требуют организации новых боевых подразделений и соединений РККА.

В целях развития воздушно-десантного дела в РККА, подготовки соответствующих кадров и подразделений, Реввоенсовет постановил развернуть на базе авиадесантного отряда Ленинградского военного округа бригаду, возложив на неё обучение инструкторов по воздушно-десантной подготовке и отработку оперативно-тактических нормативов. Одновременно намечалось сформировать к марту 1933 года по одному авиадесантному отряду в Белорусском, Украинском, Московском и Приволжском военных округах. Начался новый этап в развитии воздушно-десантных войск.

А уже в начале 1933 года в этих округах были сформированы авиационные батальоны особого назначения.

(Из истории воздушно-десантных войск)

Против ожиданий (Юрка надеялся, что их сначала доставят в Кронштадт), охотник закончил свой путь в Ораниенбауме.

Это был небольшой, основанный еще князем Меншиковым городок, в котором во время подавления кронштадтского мятежа находился штаб маршала Тухачевского. Там группа выгрузилась на причал, и ждавший ее военный грузовик доставил моряков в форт Красная Горка, находившийся в нескольких километрах от города. Построенный Петром I-м, он являлся одним из двух мощных береговых крепостей кронштадтской минно-артиллерийской позиции, надежно защищавшей подступы к Петербургу от подхода крупных боевых кораблей противника.

На вещевом складе форта, у которого молодой матросик-первогодок красил известью стену, всех переодели в солдатское х/б без знаков различия, защитного цвета пилотки и сапоги, изъяв флотское обмундирование, что вызвало ряд шуток.

– Ну и штаны, – оттянув в стороны галифе, критически оглядел их Мишка Ивашутин. – Все наоборот. Вверху широкие, а по низу узкие. Умора!

– Зато с мотней и подчеркивают стройность ног, – виляя задом, прошелся по проходу Колька Быков.

– А у меня гимнастерка на плече лопнула, и сапоги не лезут – пробурчал Бойко в окошко, откуда выглядывал мордастый интендант – сверхсрочник.

Тот исчез, долго копался, а потом возник снова, брякнув на стойку сорок пятого размера кирзачи и положив рядом аккуратно свернутую гимнастерку.

– На. Самые большие. И где вас таких делают?

– Известно где, в Сибири, – уселся Иван на лавку у стены, с кряхтеньем натягивая обновки. – Ну как? – шлепнув на затылок пилотку, обернулся к Томилину.

– М-да, – почесал тот затылок. – Форменный бандит.

Остальные дружно заржали.

Когда группа, переобмундировавшись, направлялась вслед за Гусевым к машине, один, уже видевший ее береговой матрос, удивленно выпучил глаза.

– Вас, кореша, никак турнули с флота? – Подошел ближе.

– Типа того, – подмигнул ему Вовка Крючков.

– За что?

– Исключительно за раздолбайство, сынок, – ответил Ваня Самохвалов. – Так что служи исправно.

– Ну и дела, – покачал тот головою.

Затем ребята погрузились в кузов, Гусев сел рядом с шофером в кабину, и грузовик, урча, выехал за ворота.

Сначала он покатил по наезженной дороге в сторону хвойного леса, миновал его стороной и выбрался на ухабистый проселок. Километров через десять автомобиль свернул к полосатому шлагбауму с часовым и после проверки документов въехал на территорию полевого военного аэродрома, где стояли защитного цвета краснозвездные самолеты. Громоздкие и неуклюжие.

– С машины! – вылез офицер из кабины, когда полуторка, скрипнув тормозами, остановилась на краю обширного летного поля.

Прихватив вещи, моряки спрыгнули вниз, а старший лейтенант, приказав ждать, натянул поглубже мичманку и пошагал в штаб. Оставшиеся присели на траву в тени машины, некоторые вытащили папиросы и закурили.

– Вот с таких мы, наверное, и будем прыгать, – показал рукой в сторону крылатых машин Вовка Курочкин. – Это ТБ-три, тяжелые бомбардировщики.

– Откуда знаешь? – спросил Вишневский, пожевывая в губах травинку.

– Поступал в летное училище. Не получилось.

– Ну и как они? – поинтересовался Шаулин.

– Машины будь здоров, – значительно сказал Курочкин. – Потолок восемь тысяч метров, дальность полета две тысячи километров, скорость триста километров в час. Вооружение – четыре пулемета калибра семь шестьдесят две, бомбовая нагрузка три тонны.

– Впечатляет, – согласился Вовка.

Спустя минут двадцать вернулся Гусев (группа встала) и сообщил, что через час будет погрузка в самолет, а затем перелет в Белоруссию.

– Однако, – переглянулись ребята, но ничего не сказали.

Затем Гусев отщелкнул кнопки на планшетке и вручил Легостаеву засургученный пакет. – Отдашь представителю части, старшина. Вас встретят.

– Слушаюсь, – козырнул Юрка.

– Ну, а теперь прощайте, – тряхнул руку каждому старший лейтенант. – Не поминайте лихом.

Затем сел в кабину, водитель запустил двигатель, и грузовик выехал с территории.

– Ну, вот и простились с флотом, – глядя ему вслед, вздохнул Зорин.

– Почему простились? – обернулся к нему Сафронов. – Флагман с командиром обещали, что мы вернемся.

– Да это я так, к слову.

После этого все снова уселись на траву, потянулись тягостные минуты ожидания. На исходе второго часа (солнце стояло в зените) ребята перекусили захваченным в дорогу сухпаем, запивая его водой из фляг. Из одноэтажного кирпичного здания неподалеку, появились шесть летчиков в кожаных шлемах и комбинезонах и направились в сторону самолетов. Одновременно из штаба вышел какой-то человек и помахал в сторону группы рукой. Моряки встали, разобрали вещи и пошагали к штабу.

Человек оказался лейтенантом в синем галифе и такой же фуражке с крабом, лихо заломленной набекрень.

– Так, орлы, построиться по двое и за мной, – оглядел парней офицер.

Спустя минуту диверсанты следовали за авиатором по серому бетону к взлетной полосе, где уже ревел двигателями тяжело выкативший туда бомбардировщик. Из открытой двери фюзеляжа в бетон упирался короткий алюминиевый трап, а в проеме темнел человек в шлеме.

– Всем в машину! – громко заорал лейтенант, придерживая рукой фуражку.

Поднявшись по одному наверх, моряки оказались в довольно просторном отсеке с длинными металлическими скамейками по бортам, где и расселись. Через минуту самолет вздрогнул (от рева заложило уши), и все почувствовали, как началось движение. Далее оно ускорилось, последовали несколько толчков, а потом возникло непонятное ощущение.

– Никак летим, Юрок! – наклонился к тому сидевший рядом Мишка Усатов.

– Вроде того! – откликнулся приятель и поднял кверху большой палец.

За ребристой, дюралевой обшивкой монотонно гудели двигатели, крылатая машина уносила их все дальше.

Спустя три часа, на закате, ТБ-3 приземлился. На другом аэродроме: поменьше первого, с зеленой травой и с трех сторон окруженном высоким лесом. Группа, прихватив вещи, выгрузилась из бомбардировщика и на взлетной полосе была встречена загорелым офицером в сопровождении старшего сержанта с медалью «За отвагу» на гимнастерке. Старший лейтенант принял от Легостаева пакет, сунул его в полевую сумку, а затем упруго прошелся перед шеренгами.

– Слушать меня внимательно! – остановился в центре.

– Вы прибыли в двести четырнадцатую воздушно-десантную бригаду под командованием полковника Левашова. Я ваш командир роты старший лейтенант Романенко. Сейчас всех отведут в часть, накормят и определят в казарму. Дорошенко! – обернулся назад.

– Я! – вытянулся старший сержант.

– Выполняйте.

После этого офицер направился к самолету, у которого стояли летчики, а Ковальчук повел группу к выходу с аэродрома.

– И де ж вы раньше служили, хлопцы? – шагая сбоку, поинтересовался у Легостаева сопровождавший. – По виду вроде не новобранцы.

– Мы, товарищ старший сержант, из стройбата, – ответил Юрка. – Оттуда перевели к вам.

– Вон оно шо, – хмыкнул Дорошенко. – Стройбата нам токо не хватало.

Оставив позади аэродром и пройдя по грунтовой дороге километра три, группа оказалась на КПП части. Старший сержант предъявил вышедшему из будки дежурному с наганом в кобуре пропуск, и прибывшие вошли на территорию. Там, разделенные бетонным плацем, располагались шесть кирпичных трехэтажных казарм, а за ними виднелись разных размеров и высоты другие здания.

– Ось тут будете жить, – ткнул пальцем старший сержант в первую казарму слева, после чего группа вслед за ним поднялась на третий этаж, где за дверью у тумбочки стоял дневальный, а справа и слева имелись два просторных, с высокими потолками помещения.

Судя по заправленным постелям и висящим в изголовьях вафельным полотенцам, одно было обитаемым, а второе нет. На койках лежали только голые полосатые матрацы и подушки без наволочек.

– Ваша спальня, – завел в него подопечных старший сержант. – Оставляйте тут вещи.

– А там кто живет? – кивнул Сафронов на смежную.

– Первый взвод, – ответил Дорошенко. – Он щас на учениях в поле. Я, до сведения, ваш старшина роты.

Затем, что-то сказав дневальному, он отвел всех в столовую. Там на прибывших был оставлен расход[30]30
  Расход – пища для военного наряда, вахты (жарг.)


[Закрыть], и моряки подкрепились мясной рисовой кашей, горячим чаем и ржаным хлебом с маслом.

Во время ужина старший сержант исчез, а потом возник снова. Когда бойцы вернулись в казарму, на каждой кровати лежало постельное белье, а еще Дорошенко извлек из карманов галифе и вручил всем синие петлицы на гимнастерки.

– До отбоя пришить уместе з подворотничками, – нахмурил густые брови. – А то ходите як те партизаны.

Далее он пригласил ребят за собой в каптерку, где новички получили половину чистой простыни на подворотнички. Иголки с нитками у всех имелись. Пока подшивались, ребята выяснили у словоохотливого старшины, что часть дислоцируется рядом с местечком Марьина Горка, в шестидесяти километрах от столицы Белоруссии Минска.

– Далековато нас занесло, братва, – даже присвистнул Быков.

Еще Дорошенко (его звали как Чапаева – Василий Иваныч), рассказал, что десантная бригада имеет боевое прошлое. Сформированная в 1938 году, она приняла участие в войне с белофиннами, а еще имела отношение к освобождению Бессарабии в составе Южного фронта от гнета румынских помещиков и капиталистов.

– Так медаль у вас за финскую? – поинтересовался Ивашутин.

– Эгэ ж, – ответил Дорошенко. – Я тогда був командиром отделения, и в поиске мы захватили финского капитана.

А еще моряки выяснили, что в бригаде существуют увольнения, чему весьма обрадовались. Очень уж хотелось побывать в гражданкой обстановке, да и пообщаться с женским полом.

– Белорусские девчата как, симпатичные? – поинтересовался Шаулин.

– Ничо, тикы мелковатые и сиськи малэньки, – ответствовал старший сержант. – Самые лучшие наши хохлушки, есть за шо взяться.

– Ох, я б сейчас взялся, – прищурил зеленые глаза Шаулин. – А ты, Никола? – толкнул локтем Зорина, орудовавшего рядом иголкой.

– Я к девушкам отношусь серьезно, не то, что ты, балаболка, – покраснел Зорин.

– Так и я серьезно, – сделал удивленную рожу Вовка. Кубрик грохнул смехом.

Когда закончили с шитьем и надели гимнастерки, Дорошенко всех построил на среднем проходе и осмотрел. Скрипя по доскам пола хромовыми офицерскими сапогами.

– Вот теперь настоящие бойцы, – довольно крякнул он. А потом достал из нагрудного кармана список и провел вечернюю поверку.

– Теперь всем умываться и отдыхать, – сказал в завершении. – Завтра подъем в шесть. После чего ушел к себе в каптерку.

Ровно в двадцать три ноль-ноль дневальный заорал со своего места «Отбой!» и вырубил на этаже свет, включив ночное освещение. Вскоре в разных концах спальни раздался храп. Диверсанты крепко спали.

На следующее утро, после зарядки и завтрака, в казарме состоялось знакомство с командиром взвода лейтенантом Иванченко. Тот был примерно их лет, подтянутый и спортивного вида. Офицер сообщил, что во взвод будут добавлены еще десять человек из молодого, принявшего присягу пополнения, занятия начнутся после обеда.

– Разрешите вопрос? – поднял вверх руку Андреев.

– Разрешаю.

– А письма домой отсюда писать можно? Не возбраняется?

– Не возбраняется, – чуть улыбнулся офицер. – У нас, кстати, своя почта.

Во второй половине дня все тридцать сидели в одном из учебных классов бригады, и Иванченко знакомил бойцов с азами десантной подготовки. При этом рассказал, что ВДВ – род войск, предназначенный для охвата противника по воздуху и выполнения задач в его тылу по нарушению управления войсками, срыву выдвижения и развертывания резервов, нарушению работы тыла и коммуникаций, а также по прикрытию отдельных направлений, районов, открытых флангов. Блокированию и уничтожению высаженных воздушных десантов, прорвавшихся группировок противника и выполнения других задач. Основным способом его доставки является десантирование как парашютным, так и посадочным порядком. На самолетах или планерах.

Первое применение воздушного десанта в СССР произошло весной 1929-го года. В осаждённом басмачами городе Гарм была высажена с воздуха группа вооружённых красноармейцев, которая при поддержке местных жителей разгромила банду, вторгшуюся из-за границы на территорию Таджикистана.

Лекция впечатлила бойцов, они почувствовали свою значимость.

– Да, – сказал по этому поводу во время перерыва в курилке Николай Зорин. – Десантные войска это тебе ни хухры-мухры. Тут все серьезно, почти как на флоте.

– Совершенно центрально, – поддержали его Легостаев с Усатовым.

Потом все завертелось, как в калейдоскопе. От теории перешли к практике (укладке парашютов), а вскоре к прыжкам с вышки. Она, в числе других тренировочных сооружений, имелась на учебном полигоне. Тот располагался за жилым городком и был отлично оборудован. Имел полосу препятствий, наземный тир, а также всевозможные спортивные снаряды. Которые содержались в образцовом порядке. Штатная численность бригады составляла тысячу семьсот десантников, сведенных в парашютный и мотомеханизированный батальоны, а также артиллерийский дивизион.

Скрыть то, что ребята военные моряки, не удалось. В первую же баню, где мылись поротно, многие из их новых сослуживцев обратили внимание на флотские наколки. Да и приобретенный за годы службы на кораблях жаргон давал о себе знать. Вновь прибывшие называли табуретки банками, свое спальное помещение – кубриком, пол в нем – палубой, а порции белого хлеба – птюхами. Впрочем, особых вопросов в этом плане ни у кого не возникало. Дисциплина в бригаде была на высоте, командиры строгие, и десантники лишнего не болтали. Кстати, новые сослуживцы, которые добавились в группу, тоже захотели иметь наколки. На что Бойко авторитетно заявил – вам еще рано, потому как салажата.

А затем состоялся первый прыжок с ТБ-3. В составе взвода.

Ранним росистым утром, когда над травой таял ночной туман, подразделение во главе с лейтенантом, экипированное в комбинезоны и парашюты, проследовало на аэродром. Там, построив его у готового к взлету самолету, в кабине которого чернели головы пилотов, командир взвода провел последний инструктаж. После этого была дана команда «на погрузку!», и сапоги застучали по металлу трапа.

В отсеке все расселись двумя рядами по скамейкам, бортмеханик захлопнул боковую дверь, а пилоты запустили двигатели. Затем бомбардировщик тяжело покатил по взлетке, набрал ход и с ревом, от которого заложило уши, оторвался от земли. Начав набор высоты. Через несколько минут полета на подволоке отсека зажегся желтый фонарь, и Иванченко дал команду «зацепить карабины» за протянутые сверху тросы, что проверил лично. Спустя еще некоторое время замигал второй – зеленый, лейтенант крикнул – «Приготовиться!», бортмеханик распахнул дверь, а вся группа встала, подойдя ближе, и изготовилась к прыжку.

– Пошел! – заорал командир взвода, и Сафронов, сложив на груди руки, первым шагнул в холодный, выжимающий слезы ветер.

Далее, с короткими интервалами, последовали Бойко с Мартыновским. Легостаев, сделав глубокий вдох, сиганул четвертым.

Сначала в ушах раздался свист воздуха (в глазах зарябило), а затем последовали резкий хлопок с рывком, и над ним широко раскрылся купол.

– Даешь! – в восторге завопил Юрка.

Потом вспомнил, что следует подрабатывать стропами, взглянул вниз и потянул одну из них. Парашют чуть изменил направление. Взвод выбросили над обширной пустошью, окаймленной с одной стороны рекой, а с другой опушкой уходившего к горизонту леса.

Перед самой землей Легостаев сгруппировался, чуть подогнув колени, далее последовал сильный толчок в подошвы, десантник повалился на бок. Его немного протащило по траве, потом, зацепившись за кочку каблуком, Юрка вскочил, подтянул за стропы опавший купол и задрал голову к небу. Там, приближаясь к земле, белели остальные, а затем один за другим опадали по всему поросшему мелким кустарником ландшафту.

Как было оговорено заранее, взвод собрался у просеки на опушке, где стоял бортовой «ЯАЗ» с дремавшим в кабине водителем. Рядом, на пеньке, отмахиваясь веткой от комаров, сидел Дорошенко, у ног которого стоял перехваченный лямкой сидор.

– С почином, вас, хлопцы – встал старшина навстречу. – А де ж товарыш лейтенант? – оглядел группу.

Не оказалось и рядового Гриши Юдина, из пополнения.

– М-да, незадача, – сдвинул на затылок синюю фуражку Дорошенко. – Будем ждать.

– Да вон они, вон! – показал в дальнюю часть пустоши кто-то из ребят. Там возникли два темных, со светлыми блестками человечка.

– Видать отнесло, – приложил к глазам руку старшина. – Бувають случаи.

После чего приказал всем приступить к укладке парашютов. Переходя от одного к другому, внимательно наблюдая, при необходимости оказывал помощь.

Спустя полчаса подошли, неся свои парашюты в охапках, командир взвода с Юдиным.

– Отнесло? – поинтересовался Дорошенко у лейтенанта.

– Немного.

Далее укладка продолжилась, затем ранцы поместили в кузов, а вслед за этим, построив взвод в две шеренги, Иванченко произвел разбор. Отметив в завершение, что с поставленной задачей бойцы справились.

– Теперь разрешаю двадцать минут отдохнуть, – взглянул на наручные часы и распустил строй.

Старшина раздернул горловину мешка и вручил каждому десантнику (командиру первому) по ломтю хлеба с тонкой пластиной сала: «Трэба пополнить калории».

Усевшись, кто где, все дружно заработали челюстями.

– Я бы десять таких срубал, – прикончив свой бутерброд, облизнулся Мишка Ивашутин.

– Товарищ старшина, так будет после каждого прыжка? – отхлебнув из фляжки тепловатой воды, поинтересовался у старшего сержанта Диденко.

– Ни, – захлестнул тот лямкой опустевший мешок. – Тикы после первого. В бригаде така традиция.

Затем курящие задымили выданной махоркой, а не подверженные вредной привычке с удовольствием растянулись на траве, глядя в небо. Чистое и бездонное. Несколько позже, подрагивая на рытвинах, грузовик ехал по лесной дороге в сторону части, до которой, со слов лейтенанта, было тридцать шесть километров

 
Ехали казаки из Дона до дома,
Подманули Галю, забрали с собою.
Ой, ты Галя, Галя молодая,
Теперь будешь с нами, гарная такая!
 

– весело пели в кузове диверсанты, и им вторило лесное эхо.

Уже вечером, после отбоя Юдин рассказал ребятам, что прыгая предпоследним замешкался, и командир дал ему здоровенного пинка.

– Ну а ты? – с интересом спросили несколько.

– Вылетел как пробка из бутылки.

– Правильно сделал лейтенант – заявил Бойцов. – Здесь тебе не у мамы дома, а десантные войска. Не фиг обижаться.

– Да я не к тому, – продолжил Юдин. – Он ведь мог меня поставить перед строем и наказать. Однако не стал. Видать, мужик нормальный.

– Ладно, давайте спать, – сладко зевнул Курочкин. – Поживем-увидим.

После этого были новые прыжки: на точность приземления, с полной выкладкой, в дневное, а потом ночное время. Десантировались на пересеченную местность и лес, а однажды в неглубокое, поросшее осокой озеро. При этом имел место трагикомичный случай.

Как-то раз взвод выбросили на большое, уже сжатое ржаное поле, неподалеку от белорусского колхоза. У Пашки Григорьева перехлестнуло стропу, а потом ветром отнесло к строениям, где при посадке он проломил собой крышу, убив насмерть свиноматку и осиротив девять ее детенышей. По такому случаю состоялся скандал с набежавшими селянами, и ремонт пришлось выполнять за счет части. Свиноматку командование выкупило на мясо, а Пашке за небрежную укладку парашюта влепили семь суток гауптвахты.

– Целых семь за какую-то свинью, – расстроился Григорьев.

– Не горюй, браток, – успокаивали его друзья. – Могли дать на полную катушку. Опять же поросята остались без мамки. Так что легко отделался.

Одновременно с парашютной подготовкой продолжились занятия по рукопашному бою, стрельбе из всех видов стрелкового оружия, метанию гранат, а также подрывному делу. К этому добавились обучение работе на передатчике, ориентирование на местности по компасу и топографической карте.

Рукопашным боем с взводом занимался Иванченко. Основное внимание при этом он уделял новому пополнению, а старшие оттачивали уже имевшиеся знания в парах. Впрочем, обучил лейтенант всех и нескольким приемам джиу-джитсу, заключавшимся в нанесении противнику обездвиживающих ударов. Головой, руками и ногами. Но коньком командира взвода, являлось метание ножей и остро заточенных саперных лопаток. Ими он точно поражал цели на расстоянии до десяти метров. Через три недели многие во взводе приобрели в этом деле неплохие навыки.

Устанавливать разного рода мины с толовыми шашками и их взрывать десантников натаскивали на специальном полигоне в лесу, в трех километрах от части. Полигон был оборудован фрагментами железнодорожного полотна, бетонными надолбами и другими подобными объектами.

Ориентирование на местности и радиосвязь выполнялись в составе отделений, командирами которых назначили Бойко с Сафроновым и Легостаева. Каждому отделению выдавались компас с картой и рация, после чего они вывозились «в поле», выходили к контрольным точкам и устанавливали между собой связь. Получалось не сразу, но постепенно опыт накапливался.

В октябре, когда окружающие леса окрасились багрянцем, а в поблекшем небе закурлыкали журавли, Юрка получил долгожданное письмо от Маши (он написал ей в Кронштадт сразу после прибытия в часть, узнав номер полевой почты).

Маша сообщала, что сначала была очень расстроена переводом Легостаева к другому месту службы, но теперь знает, где он, и успокоилась. Надеется встретиться снова. Еще девушка писала, что из экспедиции вернулись родители и теперь в доме веселее. Далее шли еще несколько новостей из городской жизни. А еще передавался привет от деда. «Жду ответа, как соловей лета», значилось в конце. «Целую».

Писем Юрка никогда не получал, тем более от любимой, и несказанно обрадовался. От полноты ощущений он сгреб в охапку подвернувшегося под руку Книжникова и закружил вокруг себя.

– Ты чего, сдурел? – выпучил тот глаза.

– Самую малость, Витек, – весело рассмеялся Легостаев.

За истекшее время парни побывали в увольнении только один раз. Ими командование бригады не баловало.

Было это в воскресенье и группа из пяти человек (Усатов с Легостаевым, Андреев, Бойко и Сафронов) отправились в Марьину Горку. На парнях было чисто выстиранное и отутюженное х/б со свежими подворотничками и начищенные до блеска сапоги. Местечко находилось в нескольких километрах от бригады, населяли его порядка трех тысяч человек. В былое время оно входило в состав Речи Посполитой, а во время ее второго раздела отошло к России.

Пройдясь по главной, вымощенной булыжником улице, застроенной каменными и деревянными домами, с католическим костелом в центре, ребята выпили шипучей газировки у тележки рядом с магазином под бормотанье висящего на столбе репродуктора, а затем отправились на местный рынок. Со слов ротных старожилов, по воскресеньям туда стекались чего-нибудь купить или продать многочисленные селяне из окрестных деревень, иногда наезжал из Минска передвижной цирк-шапито, да и вообще было интересно.

Рынок, по местному базар, раскинувшийся на окраине, впечатлял своим видом и колоритом. В разных его местах стояли палатки промкооперации, между ними тянулись торговые ряды, а с многочисленных телег продавали фрукты с овощами, различный инвентарь и всяческую живность. И над всем этим стоял разноголосый шум. Слышался белорусский, польский и даже еврейский говор.

– Ну, просто Вавилон, – восхищенно покачал головой Миша Андреев.

Для начала ребята потолкались между рядами, где купили по стакану каленых семечек и послушали, как носатый еврей с грустными глазами виртуозно играет на скрипке «Семь-сорок»; затем полюбовались на красивую девицу, сидевшую на телеге, откуда небритый мужик в шляпе, продавал расписные глечики[31]31
  ^Глечик– глиняный гошок, крынка.


[Закрыть] и другую глиняную посуду.

– Эй, красотка! – подмигнул девушке Сафронов. – Пошли с нами!

– Няможна, – улыбнулась та, опустив ресницы. – Я замужам.

Заметив вдали полосатый купол шапито, десантники сквозь толпу направились туда и вскоре стояли у входа.

– Проходите, служивые! – заорал, увидев их, веселый администратор с пучком билетов в руке. – Дитя́м и солдатам у нас бесплатно.

– Ну, коли так, зайдем, – рассмеялись ребята.

Внутри тоже было полно народа, пахло табаком и потом, а на помосте жонглировали кольцами одетые в светлые трико женщина и мужчина. Потом, закончив номер, они сделали реверанс и под аплодисменты удалились, а на их место выскочили клоуны. Те пищали тонкими голосами, смеша публику, и кувыркались, а потом исчезли. Когда же тощий конферансье во фраке объявил номер канатоходцев, и те заскользили под куполом с шестами, снаружи раздались все усиливающиеся крики. Часть стоявшей сзади публики (и уволенные вместе с ними), тут же поспешили наружу.

Метрах в ста от цирка, бурлил людской поток, слышался женский визг, а потом кто-то завопил: «Ратуйте!» Десантники, работая локтями, протолкались вперед, где увидели занимательную картину.

Между телегами носился здоровенный, с кольцом в носу пятнистый бык, а от него во все стороны разбегались люди. Когда пространство передним животным освободилось, он встал, роя землю задними копытами, наклонил рогатую голову, а потом угрожающе заревел, поводя налитыми кровью глазами.

– Тякайте, забьеть! – проорал с одной из телег с капустой вскочивший туда хозяин.