Текст книги "Комиссар госбезопасности"

Глава 3. От Особого отдела до республиканского ГПУ[25]25
  ГПУ – Государственное политической управление при НКВД СССР.


[Закрыть]

– Так, Судоплатов, зашифруешь этот документ, – протянул начальник Пашке грифованную[26]26
  Грифованная бумага – документ с обозначением грифа секретности.


[Закрыть] бумагу, – и передашь телеграфом в штаб армии.

– Слушаюсь, – Павел взял его в руки и вышел из кабинета.

Шёл август двадцать первого, Судоплатов служил в секретной части Особого отдела ВЧК 44-й Киевской советской дивизии. Туда была влита отведенная из Бессарабии бригада.

В контрразведку попал случайно.

Дивизия зачищала Киевскую и прилегающие к ней области от националистических банд, самой крупной из которых, численностью в девятьсот сабель, была банда атамана Струка. Он громил советские учреждения и небольшие местечки, захватывал речные пароходы, курсирующие по Днепру, зверски уничтожая захваченных пассажиров – коммунистов, красноармейцев и евреев.

В одном из боев с атаманом Особый отдел попал в засаду, потеряв двух сотрудников – телефониста и шифровальщика. Телефонисту быстро нашли замену, а второго следовало подбирать. Начальник по фамилии Потажевич обратился к комиссару, и Трибой, не задумываясь, порекомендовал Судоплатова, дав ему лучшую характеристику.

Когда Павла пригласили в контрразведку, он немного забеспокоился, с чего бы это? Грехов за собой не знал, вот только разве браунинг. С оружием в частях наводили порядок, неучтённое требовалось сдавать. Но он не сделал этого, храня память о товарище.

Начальник принял кандидата лично, для начала поинтересовавшись: «Сколько лет?» Пришлось отвечать честно – четырнадцать.

– А по виду не скажешь, выглядишь старше, – оглядел его начальник. – На фронте давно?

– Третий год.

– Как насчёт продолжить службу в ЧК?

– А я справлюсь? – удивлённо расширил глаза.

– Там поглядим.

– Ну, я, в принципе, не против, – порозовел Павел.

– Тогда пиши биографию с указанием всех родственников, где живут и чем занимаются, – подвинул чернильницу с ручкой и лист бумаги.

Когда тот написал, начальник внимательно прочел написанное.

– Значит, брат тоже в Красной Армии?

– Да, в последний раз встречался с ним в Одессе. Жив ли теперь, не знаю.

– Хорошо, иди. О решении сообщим.

Павел встал и вышел из кабинета.

Чуть позже Потажевич вызвал к себе оперуполномоченного Ивашова.

– Держи! – протянул биографию. – Дашь запрос по месту жительства его родни и через агентуру проверь, что за парень.

Через неделю начальник снова вызвал Павла к себе и сказал:

– Поздравляю, зачисляем тебя в штат Особого отдела. Кстати, твой брат Николай жив и продолжает службу в погранвойсках на польской границе.

– Спасибо, товарищ начальник, – повлажнел глазами Павел.

– Не за что, а теперь иди в канцелярию. Получишь удостоверение и револьвер…

Зашифровав в отдельном помещении спец-сообщение и отстучав его на ключе, Судоплатов получил квитанцию-подтверждение, сделал в журнале отметку и положил документы в сейф. А из сейфа достал тоже грифованную брошюру под названием «Основы агентурно-оперативной деятельности».

Ему нравилась новая служба, но хотелось стать оперативником.

Наставник Павла, старший оперуполномоченный Крамаренко, понемногу приобщал парня к розыскному делу. Тот уже знал, кто такие секретные сотрудники, именовавшиеся агентами, с которыми работают на конспиративной основе, имел представление об их подборе и вербовке, а также явочных квартирах и местах, где негласно проходят встречи.

А как-то Крамаренко взял его на одну такую встречу. Парень изрядно волновался, поскольку представлял агентов какими-то особыми людьми, непохожими на прочих. Как выяснилось, ошибся. Секретный сотрудник оказался самым обычным человеком, с невыразительной внешностью и к тому же заикой. Но информация, которую сообщил агент, была интересной. Она касалась банды Струка, куда был внедрен этот человек.

Павел уже знал, что в отделе ведётся разработка по уничтожению банды, но, увы, пока безуспешно. О чекистских и военных планах Струк узнавал заранее, устраиваемые засады обходил, оставаясь неуловимым.

«Бриль» (такой псевдоним носил агент) сообщил, что у Струка в штабе дивизии есть свой человек, и дал его подробное описание. Судя по всему выходило, таким являлся старший писарь по фамилии Черемисов, за ним решили установить наблюдение. А поскольку Судоплатов в Особом отделе служил недавно и не успел примелькаться, это дело под контролем наставника поручили ему.

Для начала оба изучили распорядок дня объекта, установив, что значительную часть времени тот проводит на службе, добросовестно исполняя штабные документы, а по воскресеньям ходит в город. Проследили маршрут. И установили, что потолкавшись на Подоле[27]27
  Подол – исторический район Киева.


[Закрыть], объект заходит в шинок[28]28
  Шинок – кабак (укр.)


[Закрыть], где обычно пьет пиво, оттуда следует на старое кладбище, раположенное по соседству, и там под плитой одной из могил делает закладку[29]29
  Закладка – тайный способ связи.


[Закрыть].

После очередной закладки, когда Черемисов, перекрестившись, удалился, Крамаренко с Судоплатовым изъяли её и доставили начальнику.

В бумажке, спрятанной в патронной гильзе, значилось время проведения очередного рейда подразделений дивизии в отношении банды Струка, маршрут и численный состав.

– Хорошо подготовленная сволочь, – прочтя, хмыкнул Потажевич. – Немедленно арестовать по-тихому и ко мне.

Чуть позже бледный писарь сидел в его кабинете под охраной двух сотрудников.

– Что скажешь на это? – достав из ящика стола, начальник продемонстрировал гильзу с запиской.

– Я всё расскажу, всё. Только не губите! – брякнулся Черемисов со стула на колени.

– Сядь на место, подлец, – сжал Потажевич губы. – Слушаю.

И Черемисов, сбиваясь, сообщил, что работает на банду несколько месяцев, в чём глубоко раскаивается.

– На твоё раскаяние мне наплевать, – подался вперёд начальник. – Жить хочешь?

– Хочу, – хлюпнул писарь носом.

– Тогда слушай меня внимательно.

Спустя ещё час, под негласным контролем особистов[30]30
  Особист – сотрудник военной контрразведки.


[Закрыть] предатель оставил в том же месте вторую закладку. В послании, исполненном его рукой, сообщалось, что в следующую субботу, утром по Днепру в Кременчуг отправляется речной буксир «Незаможник» с грузом конфискованной в Киево-Печорской Лавре золотой утвари. Охрана – несколько сотрудников ЧК и отделение красноармейцев.

– Такое явно заинтересует атамана, – сказал начальник, когда послание было готово. – И, думаю, он лично возглавит нападение.

В указанное время буксир отвалил от пристани и, дымя трубой, двинулся вниз по течению. По палубе прохаживались несколько человек в кожанках, на полу рубки стоял «льюис»[31]31
  Льюис – модель английского пулемёта.


[Закрыть] (рядом сидел расчёт), в трюме укрылся стрелковый взвод ещё с двумя пулемётами и гранатами.

По бортам поплыли широкие, поросшие густыми лесами берега, над простором вод звонили колокола Лавры, призывая паству к заутрене. По мере удаления от города колокола становились тише, спустя час вокруг установилась тишина, нарушаемая лишь стуком двигателя в машинном отделении.

Операцией руководил лично Потажевич, прихвативший с собой Крамаренко с тремя оперативниками и Павла, напросившегося вторым номером к пулемёту.

На втором часу, когда берега стали чуть уже и обезлюдели (лишь изредка встречались рыбачьи лодки), справа на берегу заметили дым, а затем из протоки, шлепая по воде шлицами, на речной фарватер перед буксиром выполз небольшой колесный пароход. На палубе и надстройках темнела вооруженная толпа, а с мостика проорали в рупор: «Стоп-машина! Я атаман Струк!»

Буксир замедлил ход, пароход начал подворачивать к нему. Когда расстояние сократилось до трёх трёх десятков метров, а на носу «колесника» скопилась основная масса нападавших, из рубки буксира ударил пулемёт. Из трюма стали выскакивать бойцы (заработал второй пулемёт), на нос встречного судна полетели гранаты.

Свинцовый ливень и осколки сметали бандитов в воду, крушили мостик и деревянные надстройки, затем суда столкнулись, красноармейцы ворвались на палубу. Спустя пятнадцать минут всё было кончено. В числе захваченных бандитов атамана не оказалось, зато имелся его заместитель – чубатый, в гайдамацких шароварах и с волчьим взглядом.

– Где Струк? – шагнул к нему Поташевич, ткнув револьвером в зубы.

– Та пишов ты, – харкнул тот на палубу и отвернулся.

– Крамаренко, займитесь, – обернулся начальник к своим. Чубатого, заломив руки, потащили в ближайшую каюту. Пока собирали оружие и загоняли пленных вниз, пленного с пристрастием допросили. Выплевывая зубы и хлюпая разбитым носом, самостийнык[32]32
  Самостийнык – борец «за вильну Украину».


[Закрыть] сообщил, что Струк в нападении не участвовал, а ещё назвал место дислокации штаба. Село Гусинцы в семи верстах выше по реке. Чубатого тут же сопроводили на буксир (туда попрыгали чекисты), и «Незаможник» на полных парах отправился вниз по течению.

Вскоре из города в Гусинцы выдвинулся конный эскадрон с тачанками, штаб изрубили в капусту, но атаман сбежал. Лишенные же управления отряды к осени разгромили полностью.

Начальник оценил сметливого и смелого парнишку, назначив Судоплатова младшим оперуполномоченным. Павел принял в обслуживание стрелковый батальон. Там уже имелась агентура, оставленная предшественником. Он стал приобретать новую. Пригодились знания, полученные от наставника и почерпнутые в «основах», первая вербовка прошла удачно. Заимел Павел и явочную квартиру в городе, с ней помог оперативник, ранее обслуживавший батальон. Звали его Ван Фа, по национальности китаец.

Дивизия была интернациональной, в ней помимо русских с украинцами служили латыши, бессарабцы, греки и немало китайцев. До революции многие работали на шахтах Донбасса, оттуда был и Ван Фа. Он был на шесть лет старше Павла, отлично знал русский, а ещё владел приемами рукопашного боя под названием «ушу». На этой почве подружились, и за месяц коллега обучил Судоплатова основным приемам этого восточного единоборства.

Между тем соединение передислоцировалось в Житомир, где главной задачей Особого отела стала помощь местному ЧК по выявлению проникнувших в партизанское подполье украинских националистов, руководимых Петлюрой и Коновальцем. Их вооруженные отряды устраивали диверсии против органов советской власти на местах, убивали активистов, терроризировали и грабили местное население.

Потажевичу с начальником губернской ЧК Савиным удалось установить диалог с самостийниками и начать ведение переговоров. А для этого в селе Левкове близ Житомира Судоплатову поручили организовать явочную квартиру.

Задание он выполнил – подобрал такую явку на краю села, близ леса, став ее содержателем[33]33
  Содержатель ЯК – содержатель явочной квартиры.


[Закрыть]. Встречи петлюровских атаманов и руководителей ЧК проводились конспиративно, Павел был на подхвате. Он познакомился с несколькими «батьками» и их адъютантами, постигая тактику заговора в подполье.

Переговоры закончились компромиссом – главари приняли амнистию от советской власти, правда, лишь после того, как кавалерийский отряд в две тысячи сабель, посланный Коновальцем в Житомир, был окружен частями РККА, потерпел сокрушительное поражение и сдался. В этих боях погиб старший брат Павла – Николай, служивший в погранвойсках на польской границе.

В октябре 1922-го Гражданская война закончилась, пятимиллионная Красная Армия стала сокращаться, и весной следующего года Павел подал рапорт о переводе в Мелитополь, чтобы нести службу поблизости от семьи и оказывать ей помощь.

Особый отдел армии просьбу удовлетворил, Судоплатов был назначен младшим оперуполномоченным окружного отдела ГПУ в родной город. На прощание товарищи устроили ему теплые проводы, а начальник вручил на память хромовую куртку: «Носи, Паша, и пусть дрожат враги революции!»

Мелитополь, в котором Павел Судоплатов не был четыре года, практически не изменился. Окраины утопали в кипени цветущих садов, на солнце блестели маковки церквей, но заводы и фабрики не работали.

Стоял воскресный день, на улицах было много народу. Выйдя с железнодорожного вокзала, Павел отправился на базар купить домашним гостинцев. Был он в фуражке со звездой, в летнем обмундировании и куртке, на плече – тощий вещмешок.

Мелитопольский базар, как и все базары на юге, отличался многолюдностью. Торговали тут в основном селяне из окрестных сёл, спекулянты и цыгане. В воздухе стоял разноголосый шум, меж покупателей шныряли беспризорники. Потолкавшись среди палаток и лотков, Павел купил матери пуховый платок, сёстрам яркие шали, а в съестном ряду приобрёл три фунта шинки[34]34
  Шинка – окорок.


[Закрыть], вязку бубликов и паляницу[35]35
  Паляница – украинский хлеб из пшеничной муки


[Закрыть]. Затягивая горловину мешка, обратил внимание на молодого хлюста[36]36
  Хлюст – вертлявый человек (жарг.)


[Закрыть] в вышиванке и со скользким взглядом – тот сразу же исчез.

На выходе с базара, рядом с которым находился участок милиции, Павел купил у старушки горсть насиння[37]37
  Насиння – подсолнечные семечки


[Закрыть] и, лузгая на ходу, направился дальше. А чтобы сократить расстояние до дома, пошел заросшими молодой травой переулками. Когда свернул в очередной, из-за куста сирени нарисовались двое. Тот самый хлюст и второй, постарше, широкоплечий, с рябой рожей.

– Тпру, военный, – оскалил зубы хлюст, – разблокайся, – и потянул из-за пазухи обрез. Но не успел. Жертва прыгнула вперед, рубанув ладонью по шее. Захрипев, хлюст повалился набок. Второй сиганул через плетень, замелькал пятками меж деревьев.

Нагнувшись, Павел взял обрез, передернул затвор и пнул рябого сапогом в бок:

– Вставай, гад!

Повел, толкая куцым стволом обратно. В участке сдал его милицейским, те составили протокол. Спустя час Павел подходил к родительскому дому. Точнее не к родительскому, а съемному, его семья арендовала у местного богатея Хроленко.

Стоял дом на окраине, в мешанине улиц спускавшихся к реке, окруженный небольшим садом. В огороде копалась женщина. На скрип калитки обернулась и, охнув, побежала навстречу.

– Ну, вот я и вернулся, мама, – обнял её сын. – Здравствуй.

Спустя час прибежали сёстры, работавшие у немецкого колониста, Павел вручил всем гостинцы, семья собралась за столом. Домашние засыпали вопросами: кем воевал и в каких местах, а мать спросила о брате – пришлось рассказать. Женщины расплакались, а сын, нахмурившись, поиграл желваками на щеках: «Будет. Давайте лучше помянем Николая».

На следующее утро, начистив сапоги, отправился в окружное ГПУ. Оно находилось в центре города в здании бывшей гимназии, у двери стоял часовой. Войдя внутрь, Павел предъявил дежурному направление, и тот сопроводил в кабинет начальника на втором этаже.

Начальник оказался мужчиной лет тридцати, с орденом Красного Знамени на гимнастёрке, чем-то похожий на Будённого.

– Прибыл для дальнейшего прохождения службы, – козырнув, Судоплатов прошёл вперед и положил направление на стол.

– Садись, – начальник взял документ и внимательно прочёл. – Твоё личное дело уже у нас, – подняв глаза, отложил бумагу в сторону. – Значит, успел повоевать и послужить в Особом отделе?

– Успел, – снял фуражку Судоплатов.

– А на вид выглядишь старше шестнадцати.

Павел молча пожал плечами.

– Поскольку ты человек военный, примешь в обслуживание греческие, болгарские и немецкие поселения в округе, – начальник потянулся к телефону и, покрутив рукоятку, снял трубку: – Маневич, зайди.

Через несколько минут дверь кабинета открылась, появился смуглый парень, чуть старше Павла, в галифе и с наганом на боку.

– Знакомься, это наш новый оперативник Судоплатов, – кивнул на Павла начальник. – Передашь ему литерные дела[38]38
  Литерное дело – обобщенные оперативные материалы на объект.


[Закрыть] по поселенцам и введёшь в курс дела.

Передашь ему литерные дела[38]38
  Литерное дело – обобщенные оперативные материалы на объект.


[Закрыть] по поселенцам и введёшь в курс дела.

– Слушаюсь, – тряхнул тот смоляным чубом, – пошли со мной.

Так началась служба на новом месте.

Окружной отдел ГПУ включал в себя сорок человек, коллектив молодой, но спаянный, начальник по фамилии Решетняк был опытным чекистом. Обстановка же в округе, входящем в состав Екатеринославской губернии, была сложной. В Гражданскую войну здесь шли кровопролитные бои, а в Гуляй-поле была вотчина Нестора Махно[39]39
  Нестор Махно – известный анархист, активный участник Гражданской войны.


[Закрыть]. В лесах, степных буераках и плавнях до сих пор скрывались мелкие банды всевозможных петлюровских «батек» и атаманов, нападавших на советские учреждения, на продотряды с хлебом, сельскохозяйственные коммуны и небольшие местечки.

Принимая от Маневича дела, Павел удивился их состоянию. Документы исполнялись безграмотно и не систематизировались, из них невозможно было уяснить оперативную обстановку на объектах. Агентуры и доверенных лиц было явно недостаточно, а их сообщения напоминали бред сивой кобылы.

– Как же ты работаешь? – возмутился Судоплатов.

– Нормально, – ухмыльнулся тот. – Вот мой главный помощник, – вынув из кобуры, Маневич потряс в кулаке револьвером. – Чуть что, рукояткой по зубам и любой сообщает всё, что знает.

Докладывать начальнику Павел не стал, принялся восполнять пробелы.

Основную часть дня, заседлав в конюшне выделенную лошадку, проводил в посёлках колонистов. В отличие от украинских, разорённых войной сёл, они были в основном зажиточными – на полях колосились хлеба, бродила тучная скотина, имелись бахчи с виноградниками и пасеки.

Там Павел знакомился с людьми, подбирая и вербуя негласных сотрудников, а вернувшись в отдел, до поздней ночи просиживал в кабинете, работая с документами.

Спустя месяц он получил заслуживающую внимания информацию.

Вновь приобретенный агент «Фёдор» из немецких колонистов сообщил, что их староста Шварц снабжает продуктами банду атамана Лютого. По непроверенным данным банда насчитывала от трёх трёх до семи десятков сабель при двух тачанках. Банда была дерзкая и опасная. Лютый, в прошлом сотник у Петлюры[40]40
  Петлюра С. В. – украинский военный и политический деятель, глава Директории Украинской народной республики в 1919–1920 годах.


[Закрыть], нападал на сёла, вырезая сельский актив, убивал милиционеров и грабил местное население.

– Добровольно помогает? – спросил осведомителя на явке Судоплатов.

– Нет, по принуждению. В противном случае банда грозит сжечь мельницу и село.

– Где она скрывается, знаешь?

– То ведает только староста и два его работника.

О полученной информации Павел тут же доложил начальнику, тот вызвал заместителя, всё обсудили и приступили к реализации.

Для начала в следующее воскресенье на базаре по-тихому задержали приехавшего туда по делам старосту и допросили на явочной квартире. Шварц сначала запирался, а когда пригрозили расстрелом за помощь «самостийныкам», всё признал.

Банда пряталась на Литовских хуторах в двадцати верстах от города, откуда совершала налёты. Хутора считались покинутыми и находились в степной балке, скрытно подойти к ней днем было невозможно.

– Сколько народу у Лютого? – спросил у старосты Решетняк.

– Точно не знаю, пан-товарищ, – староста утёр картузом потный лоб. – Может, человек сто или больше.

– Когда везешь провиант в очередной раз? – поинтересовался заместитель.

– В ночь на Ивана Купала.

– А что именно?

– Воз фуража и второй – с салом, мукой и горилкой.

– Ладно, теперь езжай домой и никому ни гу-гу, – наклонился к Шварцу начальник. – Или сам понимаешь, – похлопал по кобуре нагана.

Когда Павел вывел старосту с явочной квартиры и вернулся, втроем стали думать, что предпринять дальше…

Ночь на Ивана Купала наступила. В фиолетовом небе висела луна, пушисто мерцали звезды, у далекого горизонта мерцали костры. По ночному шляху катили две груженые пароконные телеги. На передней сидели староста и Павел в свитке и полотняных штанах, на задней – немой работник Шварца Клаус.

У древнего кургана обоз свернул дальше в степь, двинувшись по бездорожью. Изредка всхрапывала лошадь, да побрякивала уздечка. Проехали ещё пару верст, спустились в поросшую бурьяном низину, впереди затемнела балка. Внезапно из-за ближайшего куста возникли две тени, клацнули затворы.

– Стоять!

– Тпру, – натянул Шварц вожжи.

– А, цэ ты нимыць, – материализовалась одна из теней, подойдя ближе. – Доставляешь провиант?

– Как приказано, – кивнул картузом староста.

– А горилки привиз?

– Само собой.

– Оцэ гарно, бо хлопци заждалысь, – и исчез.

Двинулись дальше, на опушке замигали огни хутора, въехали в короткую улицу. Посередине ярко горел костер, вокруг сидели и стояли люди с винтовками.

– Разговление[41]41
  Разговление – употребление скоромной пищи после поста.


[Закрыть] прывэзлы, хлопци! – радостно загоготал кто-то.

Обоз окружили. Хлопнула дверь ближайшей хаты, появился человек в сопровождении второго.

– Ша, бисовы диты! – рявкнул он густым голосом. Хлопцы расступились. Человек подошёл к телегам.

«Вот ты какой, Лютый», – подумал Павел, а староста слез с седелки и поклонился.

– Всё привёз, пан атаман, как велели.

Атаман выглядел впечатляюще: рослый, черноусый, в офицерском френче, широких шароварах, через плечо маузер, сбоку шашка.

– А цэ хто такый? Раниш у тэбэ був инший? – подозрительно уставился на Судоплатова.

– Тот захворал, а это мой племянник. Надежный парень, – заверил Лютого Шварц.

– Ну-ну, – поиграл Лютый темляком шашки. – Нэхай хлопци разгружають, а ты зи мною до хаты.

Староста достал из сена четверть горилки и оклунок[42]42
  Оклунок – узел (укр.)


[Закрыть] с закуской. Втроем ушли в дом. Бандиты стали таскать мешки и кадки в недалекий сарай, а Павел, отойдя к колодцу, присел на лежавшую там колоду, стал незаметно осматриваться. За мазанкой напротив виднелся загон, там стояли десятка четыре лошадей, под вербами угадывалась пулемётная тачанка.

– Шо, цикаво? – выйдя из тени, грузно уселся рядом чубатый гайдамак[43]43
  Гайдамак – разбойник на Украине.


[Закрыть].

– Да, серьезный у вас отряд, – восхищенно сказал Павел.

– Був побильше, – вздохнул тот. – Тэпэр полусотня.

– Гляжу, и тачанка есть?

– Дви, – поднял собеседник два пальца. – Слухай, хлопэць, купы у мэнэ годыннык, нэдорого виддам, – достал из шаровар карманные часы.

– Рад бы, да грошей нема, – пожал тот плечами.

– Ну бувай, – снова вздохнул чубатый и заорал на грузчиков: – Скориш тягайтэ!

Спустя ещё час пустые телеги катили обратно.

– О чем говорили? – спросил Павел старосту.

– Интересовался, много ли войск в городе, и ещё наказал привезти кузнеца. У них половина лошадей расковались.

– Ясно.

Через сутки из Мелитополя в ночь ушел десяток чекистов и конный отряд ЧОНа[44]44
  ЧОН – части особого назначения в Гражданскую войну.


[Закрыть]. Возглавил операцию Решетняк, в прошлом лихой рубака, Павел был за проводника.

Секрет у хутора незаметно сняли, а затем молча пошли в атаку. Бой был жестокий и короткий. Практически всю банду вырубили, захватив десяток пленных вместе с атаманом. Три чоновца и два оперативники погибли.

– Так, говоришь, «племянник»? – скривился разбитыми губами Лютый, увидев Судоплатова, когда связанного атамана везли обратно.

– Молчи, сволочь, застрелю, – побелел глазами Павел. В бою погиб Маневич, с которым они стали друзьями.

После были другие операции, успешные и не очень. Судоплатов нарабатывал оперативный опыт и участвовал в борьбе с националистическим подпольем, в которое ушли недобитые петлюровцы и сечевые стрельцы гетмана Скоропадского[45]45
  Скоропадский П. П. – украинский военный и политический деятель, «гетьман всея Украины» с 29 апреля по 14 декабря 1918 года.


[Закрыть], а ещё изучал их идеологию. Главным её посылом являлось отделение от советской России и создание враждебного националистического украинского государства «без большевиков и коммунистов», лютая ненависть ко всему русскому.

Особенно поразил Павла один случай. За войну он повидал немало, но этот случай был вопиющим. В селе Заречном банда «самостий-ныкив» напала на продотряд мелитопольских рабочих, уничтожив его поголовно. Прибывшая туда оперативно-следственная группа, в которой был и Судоплатов, увидела страшную картину. Животы у всех были распороты и набиты зерном, на груди двоих вырезаны красные звезды, ещё пришпилены листки: «Так будэ з кожным москалем»[46]46
  Москаль – презрительное название русских украинцами.


[Закрыть].

В перестрелках, стычках с бандитами и задержаниях пролетели три года, а летом 27-го года в окружное ГПУ приехала республиканская проверка. Её возглавлял один из заместителей Председателя, была она плановой. Работу отдела комиссия оценила положительно, а затем её руководитель захотел встретиться с лучшими оперативниками. В их число попал и Судоплатов, имевший довольно высокие результаты.

– Давно служите? – пообщавшись с другими, задал он вопрос Павлу.

– С девятнадцатого, – одёрнув гимнастерку, встал тот.

– И сколько же вам сейчас лет?

– Двадцать.

– Получается, начали в двенадцать? – вскинул брови республиканский начальник.

– Да. Сначала в РККА, затем в Особом отделе, а теперь здесь, – доложил Павел.

– Интересно, – покачал головой тот, что-то чиркнув карандашом в блокноте. На следующий день комиссия уехала, а спустя неделю из Харькова пришла шифровка: «Откомандировать оперуполномоченного Судоплатова Павла Анатольевича в распоряжение ОГПУ Украинской ССР».