Текст книги "Месть привидения"

1.3. Похищение

Маршрутное такси остановилось рядом с главными воротами больницы и Николай, а за ним и Ирина с ребенком, сошли на тротуар.

– Николай, зайди-ка в магазин и купи хлеба. Можно еще взять колбасы и помидор, чтобы было чем пообедать, – распоряжается Ирина, – Мама на первое что-то, наверное, сварит, борщ или суп, а на второе будут макароны с колбасой и свежими помидорами.

– Хорошо, сейчас зайду, – отвечает Николай, – а вы здесь меня подождите.

Магазин находится рядом с главными воротами больницы. В нем продаются продовольственные товары и бакалея. Сюда приходят и больные, которые лечатся на стационаре, и жители окружающих улиц.

Николай не обратил внимания на то, что одновременно с ними из маршрутки вышел и сержант. А если бы обратил внимание, то бы увидел, как тот, немного отойдя в сторону, вынул из внутреннего кармана кителя мобильный телефон и набрал какой-то номер. Сержант сказал несколько слов и снова спрятал трубку. Незадолго после того, где-то минут через пять, рядом с ним остановился милицейский УАЗ-469. Из него вышло еще двое, тоже в милицейской форме, и подошли к сержанту.

Возвратившись с покупками к жене, Николай увидел двух милиционеров, которые приближались к ним. Когда те подошли ближе, то старший в форме старшего лейтенанта, сказал:

– Николай Григорьевич! Мы очень вибачаємось, но вас срочно вызывают на работу. Там нужно принять решение о госпитализации одного из заключенных для проведения операции, а дежурный фельдшер отказывается брать это решение на себя. Только что позвонили по телефону в наше отделение и попросили дежурную машину подъехать за вами. А ваш сын сообщил по телефону, где вы можете сейчас быть.

Даже в эту минуту у Николая не возникло никаких подозрений на этот счет. Его и раньше иногда срочно вызвали на работу и использовали для этого милицейские патрули. Не возникло подозрений и у его жены, видела она уже и не такое с его врачебно-тюремной работой. Милиционеры остановили одну из машин, которые проезжали по улице. И попросили подвезти Ирину с ребенком прямо к дому родителей, хотя им здесь оставалось идти пешком не более десяти минут. Простившись с Николаем, те сели в машину и уехали.

Николая посадили на заднее сидение милицейской машины между двумя служивыми. Лейтенант сел на переднее сидение рядом с водителем. Машина тронулась с места, развернулась, и поехала в обратном направлении. Ехали молча и только когда, выезжая на улицу Данилы Нечая, машина свернула не налево, а направо, Николай забеспокоился:

– Лейтенант! А куда это мы свернули? – спросил он.

– Ничего страшного, Николай Григорьевич. Нам просто еще нужно посетить по вызову одну из дач возле Луки-Мелешковской. Это ненадолго, – ответил спокойным тоном старший лейтенант.

Ну что же – бывает и такое. Николай снова успокоился и больше не задавал вопросов даже тогда, когда УАЗ свернул за авторынком в направлении на Луку, а потом заехал во двор двухэтажной дачи. Таких дач в периоды перестройки и в начале независимости Украины выросло вокруг Винницы, как грибов после теплого осеннего дождя. В большинстве случаев в эти застройки вкладывались деньги, нажитые нечестными путями руководителями разных мастей, начиная от клерков государственных организаций и предприятий и заканчивая руководителями города и области. Один из таких дачно-застройных микрорайонов и находится по дороге к пригородному селу Лука-Мелешковская. Расстояние от этого микрорайона до окраины Винницы составляет где-то около двух километров.

Дачный участок, на который заехала машина, имел общую площадь где-то около десяти сотых и был со всех сторон огражден высоким забором. На участке располагался двухэтажный домик с каменным подвалом-гаражом, и были насаждены молодые плодовые деревья. Судя по всему, здесь еще никто не жил. Наверное, хозяева недавно закончили строительство и приезжали только на выходные.

Николай вышел из машины, чтобы размять немного затекшие ноги, и начал исподволь осматриваться вокруг. Однако это его занятие неожиданно, без особого предупреждения, прервали те два милиционера, которые сидели рядом в машине на заднем сидении. Они, не спеша, подошли к Николаю, словно бы собираясь о чем-то поговорить, а затем вдруг вывернули ему за спину обе руки. Сухим металлическим звуком щелкнули наручники.

– Ребята! Что же это вы такое делаете, – завопил Николай, – это что за шутки?

Ребята молчали и, не обращая внимания на сопротивление Николая, потянули его к подвально-гаражной части дома. Гараж уже был открыт, наверное, старшим лейтенантом, так как никого из жителей дома не было заметно. За гаражом находилось несколько подвальных комнат, и в одну из них затолкали Николая.

В этой комнате находился деревянный стол с двумя табуретками и железная пружинная кровать с ватным матрасом, накрытый цветастой простыней. На матрасе лежало войлочное одеяло и небольшая подушка, одетая в темную наволочку. Николая подвели к кровати, разомкнули наручники на одной из рук и пристегнули его к трубе водяного отопления, которая шла рядом с кроватью к батарее. Все это делалось молча. И, только когда милиционеры выходили из комнаты, лейтенант буркнул:

– Сиди здесь и думай! К тебе скоро придут.

Щелкнул замок на противоположной стороне двери комнаты, тихо загудел двигатель машины, которая выезжала из двора, и все стихло. Николай остался наедине со своими догадками и мыслями.

1.4. В камере «предварительного заключения»

«От суммы и от тюрьмы не зарекайся» – это известное выражение народной мудрости было первым, что пришло Николаю в голову, когда за его тюремщиками закрылись дверь импровизированной камеры предварительного заключения. Эта маленькая комната действительно имела почти все признаки тюремной камеры – она хорошо закрывалась извне, была небольшого размера, где-то около десяти метров квадратных. В комнате возле стены стояла железная кровать, рядом с кроватью две табуретки. Возле табуреток было поставленное ведро для туалета. Внешне это ведро очень напоминало Николаю тюремную «парашу».

На противоположной стене комнаты было небольшое зарешеченное окошко, забрызганное темными пятнами штукатурного раствора. Через это окошко в комнату все же пробивался рассеянный дневной свет. Пятна, судя по всему, остались со времени проведения строительных работ и к ним еще руки хозяев не дошли. Смотря на ведро для оправления, Николай понял, что ему здесь придется, наверное, пробыть не один час. Иначе о ведре, те, кто хотел его видеть здесь, не подумали бы.

«Придется располагаться», – подумал Николай и начал досконально изучать свою «камеру». Он сразу же заметил, что наручники можно кое-как передвигать по трубе отопления. И это давало нему некоторое пространство для движения. Во-первых, довольно просто было добраться, при необходимости, к параше. Во-вторых, целиком обеспечивалась возможность довольно удобно расположиться в постели и даже подремать. Тем не менее, сон в голову Николая почему-то совсем не шел. Разумеется, не на отдых же его сюда привезли.

Еще раз, внимательно осмотрев свою камеру, Николай увидел, что система отопления в ней, очевидно, только недавно была установлена и, наверное, еще и не была в эксплуатации. Это было заметно из того, что трубопроводы и батарею отопления даже не успели покрасить, и они были натурального черного цвета. Чугунная семисекционная батарея отопления, располагавшаяся прямо возле кровати, была подвешена к стене на железных кронштейнах и имела резьбовое соединение с той трубой, к которой приковали наручниками Николая.

Посмотрев на это соединение, Николай подумал, что было бы неразумным не попробовать его на прочность. Тем, кто имел дело с новым строительством, хорошо известно, что мастера не всегда добросовестно выполняют свою работу, и иногда те соединения сразу же начинают пропускать воду вследствие недостаточной длины хода резьбы, или чего-то подобного. А тогда довольно бывает небольшого усилия, чтобы ту трубу сорвать из места.

Николай передвинул наручники поближе к соединению и начал его потихоньку расшатывать. Одна рука у Николая оставалась свободной и он, охватив этой рукой стояк трубы, поворачивал его то в одну, то в другую сторону. Получасовая борьба с трубой привела только к тому, что Николаю удалось вытянуть несколько кронштейнов, которыми труба была прикреплена к стене. Однако на том все и закончилось. Все дальнейшие усилия не приводили к наименьшим сдвигам по этой дороге к свободе.

Попробовал также Николай вытянуть руку из наручников. В каком-то детективном фильме он видел эпизод, когда такая попытка артиста увенчалась успехом. Николай с большим усилием периодически сгибал кисть руки трубочкой и, легенько прокручивая ее в наручниках, старался их сдвинуть вниз. Хотя эта операция доставляла Николаю значительную боль, он совсем не обращал на нее внимания, догадываясь, что его может ожидать в дальнейшем. То ли у киношного артиста рука была более гибкой и тоньше, то ли у Николая она была более грубой и закостенелой, тем не менее, и эти почти часовые упражнения значительного успеха не принесли.

В конце концов, Николай еще попытался отомкнуть наручники. Для этого он тщательно обыскал карманы своего пиджака и брюк на предмет наличия там какой-нибудь завалящей скрепки. Он на работе часто имел дело с разнообразными бумагами, которые приходилось периодически скреплять металлическими скрепками, и была надежда, что в карманах она где-то может отыскаться. Вывернув все карманы пиджака, Николай все же нашел за подкладкой небольшую металлическую скрепку, и с усилием вытянул ее на свет божий.

Разогнув скрепку и предоставив ей соответствующую форму, Николай начал упорно ковыряться ею в замковом глазке наручников. Такую процедуру он тоже иногда наблюдал в телевизионных триллерах. Было бы, конечно, очень желательно иметь на шее на шелковом шнурке заветный ключик, например, такой как у подполковника Грязнова из «Марша Турецкого». Однако Николай не был милиционером, не был он и лицом с криминальными наклонностями, а, поэтому, совсем не предусмотрел такого развития событий.

Как правило, киношным героям всегда удавалось успешно завершить дело своего освобождения. В то же время, наш герой не стал их достойным подражателем. Промучившись, значительное время в попытках освободиться от наручников, Николай и не заметил, как на улице начало темнеть. Прошло уже больше четырех часов с того момента, когда за ментами перед Николаем закрылись дверь этой камеры. Устав от напрасных попыток освободиться от наручников, Николай притих и из-за этого немного задремал. Неизвестно сколько он проспал, однако проснулся он от того что, услышал, как отворились ворота усадьбы, и во двор заехало два автомобиля.

1.5. Допрос

Дверь «камеры» медленно отворились, и в нее вошли два лица в гражданской одежде, явно криминальной внешности. Первый из вошедших имел рост выше среднего, отличался бычьим телосложением и опухло свекловичным, наверное, от частого употребления спиртного, лицом. Его глаза прикрывали темные очки в позолоченной оправе, на шее под воротом рубашки просматривались контуры, золотой цепочки. Из-под расстегнутого пиджака явным образом оттопыривалась рукоять пистолета. Судя по его внешнему виду, этот господин занимал некоторое руководящее положение в криминальной структурах, и был в этой компании за старшего.

Второй посетитель больше походил на подручных дел мастера и потребителя наркотических средств. Он был среднего роста, имел худощавое телосложение, и бледное лицо, на котором горели нездоровым блеском глубоко посаженные в орбитах глаза. Под теми глазами выделялись темными пятнами отекшие мешки, которые явно указывали на проблемы их обладателя с печенью, или почками. В руках у второго господина был небольшой саквояж, который внешне очень напоминал врачебный, и резиновая милицейская дубинка.

Старший внимательно осмотрел камеру и Николая, который сидел, крепко вцепившись руками в свою кровать. Он пододвинул себе под задницу одну из табуреток и тяжело сел на нее. Минут пять авторитет молчал, пристально рассматривая Николая, наверное, желал произвести на того соответствующее впечатление, а потом медленно проговорил:

– Ну что же, господин эскулап, для знакомства сообщу тебе, что зовут меня Саша Мельник, и пришел я сюда не базар с тобой травить, а для задушевного разговора по поводу тебе хорошо известному. А это мой помощник Колюня Санитар, он поможет тебе язык развязать, если у нас разговор не будет хорошо складываться. А теперь я тебя, друг Григорыч, очень внимательно слушаю.

Николай внимательно прослушал то вступление и, словно бы, не разобрав, откуда ветер дует, завел в ответ свое:

– Чего же меня засадили в эту кутузку? Это что за беспредел? Я буду жаловаться в прокуратуру!

В ответ он услышал следующее:

– Ты что же, падаль Григорьевич, не понял, с кем имеешь дело. Это тебе же не камера в изоляторе предварительного содержания. Это простая темная хаза и о твоем здесь местонахождении не известно почти никому. А если бы и было известно, даже высочайшим городским ментам или прокурорам, то и здесь тебе ничего ловить, так как зацепил ты здесь и наших и ваших. Поэтому, падаль, умолкай и сливай нам свой базар с Черным. Ты, наверное, думал, что мы не в курсах и тебе тот фарт одному припрет в зеленых.

Николай теперь понял, что предчувствие чего-то недоброго, которое мучило его последними днями, таки не обмануло. Проведало все же бандитское кодло о том, в чем он и сам себе в последнее время не хотел сознаваться. Ему больно защемило под сердцем, и холодный пот выступил на лбу. Николай не боялся пыток и побоев, так как знал, за что придется бороться, и очень уж часто встречался с чужой болью. Из рассказов пациентов он знал, что если при сильных болях очень громко кричать, и в то же время внушать себе, что боли нет, то она таки со временем отступит. Он опасался лишь одного – чтобы эти ублюдки не применили к нему «уколы правды», тогда все его старания сойдут на нет. Николай только и промолвил:

– Братва, я совсем не понимаю, о чем идет речь и, потому, прошу объяснений. С арестантом Черным я разговаривал в санчасти только о его состоянии при обследовании и совсем ничего о каких-то там зеленых не знаю.

Увидев, что пленник замолк и, судя по всему, не желает ничего больше рассказывать, старший процедил сквозь зубы:

– Ну, что же, Григорыч, ты видимо таки желаешь получить по полной программе. Давай но, Колюня, подымись-ка наверх и найди там хорошенькое креслице. Мы привяжем к нему эту падаль и задушевно с ним поболтаем.

Коля Санитар быстро вышел из комнаты, где-то там с минут десять бродил по комнатам обширного дома, после чего возвратился с довольно массивным поворотным креслом на металлической основе. Саша Мельник удовлетворенно замычал:

– Добро, Колюня, добро! Красивое седельце ты нашел для нашего Григорыча. И позови ребят, чтобы помогли тебе его туда пристроить.

Братки были, судя по всему, хорошо упакованы, потому, что Колюня по той команде старшего уже никуда не пошел, а только вынул из внутреннего кармана пиджака портативную радиостанцию и вызвал на помощь еще двух помощников. Николая отстегнули от трубы отопления, посадили в кресло, завернули ему руки назад за то кресло и там соединили их наручниками. Причем наручники еще и продернули сквозь металлический каркас кресла. Вышла такая себе красивая конструкция, при которой дополнительно привязывать пленника уже и не было потребности.

Усадив, таким образом, своего подопечного в то кресло, братки по знаку Мельника начали его методически обрабатывать кулаками и резиновой дубинкой. Николай барахтался в кресле, уклонялся, как мог, от ударов, неистово кричал, лелея в то же время надежду, что те вопли кто-то таки услышит, и прибежит на помощь. Однако его били, Николай кричал, а помощи не было.

После очередной порции дубинок, кулаков и подзатыльников Николая периодически приглашали к откровенному разговору. Он упрямо цедил сквозь разбитые губы, что ничего о зеленых не знает, и процесс продолжался. Прошло с полчаса, и Мельник решил перейти к следующему этапу дознания. Он недаром взял с собою Санитара с его профессиональными прибамбасами. Придя к заключению что, упрямый узник так ничего интересного и не скажет, он промолвил:

– Ну что же ребята отдохните, дайте немного и Колюне поработать.

Санитар, услышав эти слова, начал упорно ковыряться в своем саквояже. Оттуда он вынул несколько одноразовых шприцев и две каких-то ампулы. Осторожно надрезав одну из ампул, Колюня заполнил из нее первый шприц, и сказал помощникам:

– А ну, пацаны, подержите эту падаль крепче за руки.

Он закатил рукав на правой руке Николая и, найдя вену, медленно выпустил у нее два кубика раствора. Потом набрал другим шприцом еще кубик из другой ампулы и ввел его в ту же руку. Мельник с любопытством наблюдал за манипуляциями Санитара и по тому спросил:

– Что это за дрянь ты нему впрыснул, брат?

На что услышал в ответ:

– Это я его немного подкормил скополамином, чтобы он стал к нам добрее. А из второй ампулы добавил кубик триптизина.

– И что это за зверь?

– Это такая штука, которая даст возможность языку нашего клиента отвечать на твой вопрос независимо от желания его владельца.

Николай понял, что его коллега таки имеет понятие в этих делах и, наверное, работает, или длительное время работал в областной больнице имени Ющенко, где такие препараты в основном и могли применяться. Он осознал, что теперь у него уже не будет скрытых от его мучителей мыслей и все скоро закончится. От этой мысли и, наверное, от уколов, которые уже начали действовать, Николаю стало легко на душе. По всему телу разлилось приятное тепло, фигуры присутствующих в комнате расплылись, как в тумане.

– Так расскажи нам все же друг Григорьевич, о чем тебе исповедовался наш брат Черный?

В ответ на этот вопрос язык Николая задвигался как бы сам по себе, и он медленно, в состоянии похожем на сильное опьянение, начал свой рассказ. Из того рассказа становился ясным – «Узник тюрьмы с режимом сурового содержания Черный хорошо понимал, что его время на этой грешной земле исчерпано и решил попросить помощи у своего тюремного врача. Черный знал, что убийство его жены и дочери было организованно именно с целью выдавить из него те проклятые деньги. Определенное время он занимался организацией и собиранием черным налом средств в тайный фонд поддержки милицейских и властных структур. За эти средства обеспечивалось определенное финансирование и прикрытие теми структурами не всегда законной деятельности и бизнеса криминальных группировок. В определенный момент времени, вследствие кровавых разборок между винницкими кланами, контроль над средствами фонда ими был временно утрачен, и Черный решил эти средства потихоньку присвоить.

Однако с течением времени заинтересованные лица о тех средствах вспомнили и начали жесткий прессинг авторитета, в результате которого он и попал в тюрьму, будто бы за убийство своей жены и младшей дочурки. Тем не менее, это убийство только дополнительно укрепило Черного в мысли не возвращать средства. За время отсидки он обратился к богу, изучал и анализировал библию, даже разработал свой „божий календарь“ в котором было тринадцать месяцев и очень интересные нумерологические свойства. В результате такого обращения он решил передать часть тех средств церкви на благотворительные цели, а часть израсходовать на обеспечение своей старшей дочери».

Николай медленно, чуть вращая языком во рту, рассказывал историю криминального авторитета Черного. Во время рассказа он стал периодически смолкать, неразборчиво вращая языком, при этом голова его безвольно падала на грудь. Тогда Санитар подносил к его носу какой-то флакончик, и Николай снова медленно продолжал свой рассказ: «Черный конвертировал средства в доллары и спрятал сверток с зелеными в тайнике на даче».

Здесь голова Николая окончательно склонилась на грудь, он смолк и, даже флакончик Санитара на него больше не действовал. Подергав некоторое время Николая, и увидев, что тот упал в полную прострацию, Мельник решил, что полученной информации для начала хватит. Он вынул из кармана мобильный телефон и кому-то позвонил по телефону:

– Шеф, мы закончили работу с объектом, он сейчас находится в полной отключке. Тем не менее, информация о месте нахождения кассы Черного у меня есть, детально доложу Вам, когда вернусь. Что нам теперь делать с эскулапом?

В ответ трубка что-то грозно прогремела.

– Хорошо шеф, так мы и сделаем.