Текст книги "Мутанты. Окаянные 90-е"

– Красавец! – раздался сзади голос Тимона. – Спиртягу, будто родниковую водичку выхлестал! Видал, Жорик?

Невидимый Семёну Жорик что-то неразборчиво буркнул в ответ, и они расхохотались.

Семёна схватили за плечо, развернули, подтолкнули к выходу.

– Давай, гнида, шевелись, некогда с тобой цацкаться – дела ждут…

Тимон уселся сзади, рядом с Семёном, Жорик за руль.

Выезжая за складские ворота, он спросил, не оборачиваясь: – Куда ехать? Адресок давай…

Тимон тяжёлым взглядом обжёг Семёна.

– Шишкова, двенадцать. Я покажу… – помедлив, обронил Семён. Жорик кивнул, прибавил скорость.

«Может, убежать удастся? А что? Запросто… Выскочу в коридор, захлопну дверь, пока откроют… Только бы не было там никого… вдруг Аглая сдала квартиру… Только бы не было…» – размышлял Семён, хватаясь за бок при очередном толчке.

«Помяли они меня основательно, кажется, рёбра поломаны и с головой что-то… кружится, кружится…»

Семён повалился на Тимона, пришёл в себя от сильной оплеухи.

– Не придуривайся, сволочь! Пару пинков дали, а ты уже сдыхаешь? Потерпи, скоро в кроватку ляжешь, отлежишься… Отлежится, верно говорю, Жорик?

Водитель обернулся, скосил насмешливые глаза на Семёна.

– А как же, конечно! – и парни снова заржали.

– «Отлежишься…» – сумрачно подумал Семён, – «придавят как щенка, и прости – прощай… То-то морды довольные, на деньги лёгкие надеются… Да… попал я в капкан…»

Машина подкатила к знакомому жёлтому дому. Они вылезли, направились к подъезду.

– Какая квартира? – пробасил Тимон.

– Девятая, но мне сначала ключи надо взять… в восьмой…

Жорик открыл скрипнувшую пружиной дверь, придержал плечом. – Погоди, – подозрительно прищурился он, – ключи на столе лежали, что ж ты их не взял?

– То не отсюда ключи…, от другой хаты… Но мы здесь сначала, а потом там… потом…, – бормотал запутавшийся Семён, с трудом карабкаясь на второй этаж.

К Аглаиной двери он припал ничком, тяжело поднял руку, и, опираясь на дверной косяк, позвонил. Дверь распахнул давешний Аглаин парень.

Поймав умоляющий взгляд избитого Семёна, посмотрел на маячивших за ним высоких накачанных братков в лёгких спортивных костюмах, мгновенно оценил ситуацию, деловито спросил: – Тебе ключи, что ли?

Семён кивнул головой, отчего его чуть не стошнило, поморщившись, приложил руку к виску.

Парень вынес ключи. – Чего не поделили, братаны? – поинтересовался он.

– Слышь, барыжник, отвянь, – скривился Тимон. – Сделал дело и закройся.

Парень медленно наклонил голову, исподлобья взглянул на Тимона. Еле заметная судорога дёрнула угол его рта, но в квартиру он не ушёл, просто прислонился к косяку, стал, как всегда равнодушно наблюдать за Семёновой вознёй у двери.

– Хатку бобрятам сдаёт, – пояснил Тимон напарнику, – даже не бобрятам, а жирным бобрам…

– На завод бы его, да лом в руки! – поддержал Жорик.

– Это точно… Развелось скотов, работать не хотят… – Тимон покосился на парня, хотел что-то добавить, но щёлкнул замок и сначала Семён, потом Жорик и, наконец, ухмыляющийся Тимон, вошли в квартиру.

Семён, не разуваясь, проплёлся на кухню, сунул разламывающуюся от боли голову под прохладную воду. – « Ну, вот и всё, отплясался… – отстранённо подумалось ему, – опять бить будут. Убить не убьют, конечно, сберкнижка у них на моё имя, а искалечить – это запросто…»

Вода шумела, сбегала проворными струйками за воротник, на затёкшее синяками лицо, приятно холодила шею. Дальше тянуть время уже не было смысла.

Семён вздохнул, закрутил кран, развернулся, покачиваясь, и увидел неожиданную картину.

У кухонного стола, на табуретке, сидел наглый сосед, с интересом поглядывая на него. Ни Тимона, ни Жорика, смирившийся уже с неизбежным, Семён на кухне не обнаружил.

– Привет! – сказал парень.

– Привет… – машинально ответил растерявшийся Семён, и вдруг кухня пошатнулась, стены поплыли куда-то вверх, поплыл парень на табуретке и, последнее что увидел и запомнил Семён, перед тем как грохнуться в обморок, были чьи-то неподвижные ноги в кроссовках, торчавшие из маленького коридора.

Приказав запереть Витька в одной из камер склада, Змей поехал домой.

Пообедал, журнальчик пролистал, телевизор включил и тут же выключил.

Маясь, походил по комнате, разглядывая узоры навощённого паркета под ногами. Не давало ему что-то покоя; какая-то маленькая деталь, казалось, выскочила из общего строя, портила всю картину…

«Что же это может быть? – хмурился Змей. – Папа? Может, кто Папе сдал про их с Тимоном дела? Да нет… маловероятно, глупости всё это… Ладно, если даже и так… ну узнал Папа, вызовет, спросит, так денег нет ещё… Всех делов-то пока – сберкнижка… наличными штук пять, да… кстати, что там ещё было у него в карманах?

Змей мысленно представил складской стол, разложенные на нём вещи Семёна, угрюмо подумал: – « Вот оно… Ключи! Твою мать… Вот что занозой сидело… Ключи от квартиры! Не взял их с собой козёл этот, наверняка не собирался он туда их вести. Липовый адресок втюхал… Или не липовый, а другой, самый настоящий, нужный ему… А это уже опасно… это уже очень опасно… мало ли кто там, на адресе этом ошиваться может… Прокололся я выходит и сильно… Не появляются что-то Тимон с Жориком, два часа прошло, а нет их, не звонят даже. Не к добру, не к добру это…»

Змей достал мобильник, набрал номер Тимона. Ответа не было. Телефона Жорика он, конечно, не знал.

Змей отбросил трубку в сторону, нервно постучал пальцами по столу. « Идиот! И адрес спросить не догадался… Бабки дармовые в башку ударили… Как младенца провели! Ладно, остаётся только ждать. Тревогу бить пока рано, Папу в известность ставить тем более… Может, объявится вскоре братва, подождать только надо… подождать…»

Прошёл ещё час.

Змей кусал губы, злился всё больше и больше.

Звонки были, но не те и не от тех, он разговаривал, что-то спрашивал, отвечал, кому-то приказывал, но в голове билась-кружилась одна мысль:

«Где же парни? Почему знать о себе не дают?»

Не сиделось ему на одном месте, метался из угла в угол, гипнотизируя мобильник и, вдруг, почудилось, завертелось перед глазами – стоят Тимон и Жорик в зале аэропорта, с чемоданами, деньгами под завязку набитыми, и над ним, над Змеем потешаются, провели, мол, придурка…

Змей кулаки сжал, но расслабился тут же. Нет, это вряд ли, на такое у них ни ума, ни смелости не хватит, должны понять, что искать их будут, и если найдут, не миновать им расправы медленной мучительной, лёгкой смерти не будет…

Ближе к вечеру, когда Змей не знал уже что и думать, позвонил Темрюк.

Увидев высветившееся на экране телефона имя, Змей не удивился, понял внезапно, что ждал он этого звонка, неосознанно, но ждал.

Встретиться договорились на нейтральной территории – в рестораны, опекаемые Папиной братвой, Темрюк не ходил принципиально.

«Что-то нарыл капитан… – помрачнев, подумал Змей, – и что-то плохое, отлагательств не требующее…

Капитана милиции Темрюкова Петра Петровича Змей знал уже лет пять. Любил деньги Пётр Петрович, очень любил… Поставлял он за них Змею ценную информацию, столь необходимую в это смутное время; иногда и Змей в долгу не оставался, разузнав какую-нибудь мелочь, вроде подростков ограбивших пьяного или взломавших квартиру наркоманов, сливал всё Темрюку, зная, что тот не проболтается, умело данные на стол начальству подкинет, ну а те уж рады стараться, капитану – благодарность, себе – премия, процент раскрываемости повышается – ещё несколько шестёрок на зону отправились…

Змей первым подъехал к неприметному полуподвальному помещению, где разместился ресторан « На привале», вылез из машины, огляделся.

Синего капитанского жигулёнка ещё не было. Заработки свои левые Темрюк предпочитал не афишировать, ездил на « Жигулях», в рестораны ходил редко и только по служебным делам.

– А сегодня, по всему видно, дело не только служебное, но и срочное, очень срочное… – прошептал Змей, направляясь к входу. Водителя-охранника он оставил в машине, не станут тут его трогать, да и мент будет рядом, – прикрытие не то что бы надёжное, но всё же…

Метрдотель издали узнал Змея, сразу растеряв всю важность, поспешил навстречу дорогому гостю.

– Миша, кабинет… Накрой на двоих… – тихо процедил Змей, осторожно оглядывая полутёмный зал.

Ничего подозрительного, несколько парочек, в углу одинокая дамочка постбальзаковского возраста скучает над бокалом шампанского. Уловив на себе её оценивающий взгляд, Змей равнодушно отвернулся, проследовал за метрдотелем через зал, оказался в еле освещённом красными светильниками коридоре. Сюда выходило несколько дверей. Миша открыл одну из них, вопросительно посмотрел на клиента.

– Коньяк, минералка, утка по-охотничьи, салаты, – не глядя на метрдотеля, сообщил тот пустому кабинету.

Миша исчез мгновенно.

Змей вошёл в небольшое, отделанное в загородном стиле помещение.

Подойдя к окну, плотно задёрнул тёмно-коричневые шторы, провёл рукой под подоконником, затем, уже у стола, приподняв белоснежную накрахмаленную скатерть, пошарил под крышкой. По крайней мере, на виду, ничего подслушивающего нет.

Змей с сомнением посмотрел на головы кабана и оленя, украшавшие деревянные с лаковыми подпалинами, стены кабинета, но проверять их не стал, прошёл в угол, включил большой телевизор, пощёлкал пультом, наткнулся на концерт симфонического оркестра, врубил на полную мощь.

Дверь тихо отворилась, показался метрдотель с передвижным столиком-тележкой. Не обращая внимания на орущий телевизор, он быстро сервировал стол и, перекинув салфетку через руку, покатил тележку в коридор. У самой двери Змей кинул на неё несколько крупных купюр, приблизил лицо к Мишиному уху: – Дружок мой вскоре подъехать должен…

Метрдотель понимающе кивнул, выкатился из кабинета.

Змей присел к накрытому столу, плеснул на дно бокала выдержанный коньяк, выпил одним глотком.

Неизвестность нервировала его, ещё больше раздражал опаздывающий Темрюк.

Змей походил по кабинету, присел снова, с ненавистью глядя на машущего руками дирижёра и тут, наконец, дверь открылась.

Темрюк, одетый в штатский костюм, мрачно прошествовал к столу, поморщился в сторону телевизора, пожал Змею руку и с трудом втиснулся в кресло.

Змей специально сделал небольшой заказ, хотя Темрюк поесть любил и делал это в основном за чужой счёт. – « Перебьёшься… И так уже за центнер весишь… – зло подумал Змей, – а дело не ждёт…»

Капитан, однако, разговор начинать не спешил.

В молчании выпили по первой, Пётр Петрович подтянул поближе утку, стал с удовольствием разламывать её.

Змей положил на тарелку немного салата, не глядя, ковырял в нём вилкой. Не выдержал, налил по второй.

Темрюк облизал жирные пальцы, взял бокал, заглотнул содержимое. Смачно обсасывая утиную косточку, спросил: – Вы чего это фортеля выкидывать стали?

– Что? – не понял Змей, наклонился вперёд.

– Что-что… А то! У нас сейчас всех на уши поставили. Усов Тимур, Колесников Георгий – твои бандюки были?

Змей не сразу понял вопрос, откинулся на мягкую спинку кресла, смотрел на жующего Темрюка. – « Усов Тимур, Колесников… Тимур… Тимур… Господи! – дёрнулся Змей, – да это же Тимон с Жориком, ну конечно!»

Он снова наклонился вперёд. – Что с ними?

– Жмурики. Оба, – лаконично пояснил капитан.

– Не может быть… – вмиг пересохшими губами прошептал Змей. Он хоть и готов был подсознательно к чему-то плохому, но не к такому же…

– Ещё как может. Не веришь, в морг при мединституте поезжай. Там тебя быстро в оборот возьмут. Усов этот, как его… Тимон, кажется, хорошо у нас известен, да ты и сам знаешь… Ствол у него, по всей видимости, с собой был. Был, да как говорится, сплыл. Пустая кобура под мышкой осталась, и где этот ствол теперь вынырнет, никому не известно. Что по данному факту имеете показать, гражданин?

Змей закусил нижнюю губу, подумал о Семёне. – Сука! Растерзаю! На ленточки порежу! – с ненавистью выдохнул он, сузив глаза.

– Ты чего? – насторожился капитан.

– Да так… Это не в твой адрес…, – отвернулся к телевизору Змей, – есть думка одна…

– Думка, говоришь? Ну давай – выкладывай! Нам тоже неохота, ни с того ни с сего, двух мертвяков на шее иметь.

Темрюк подождал минуты две, но Змей молчал.

– Звонок поступил зафиксированный, от свидетеля. Мужик звонил, имя, фамилию назвал, всё честь по чести. Взяли показания… Он у бабы одной то ли сожитель, то ли охранник, а может и то и другое вместе. Баба эта квартиры внаём сдаёт, там её «восточные» пасут, так их трясти уже начали. Короче… – Темрюк отломил корочку батона, подобрал им остатки соуса на тарелке, отправил в рот. – Короче, сдал этот парень квартиру на сутки некоему Ковригину Семёну Михайловичу, а вместе с ним, говорит, ещё двое присутствовали, как раз твои, Змей, ребятки… Тихо у них было, до самого вечера, а потом вдруг крики, шум, задрались они вроде, дверь хлопнула. Вылез свидетель на площадку: – хата открыта, двое в коридоре на полу валяются, третьего нет. Он и давай в милицию да в «Скорую» названивать. А чего – «Скорая»? Дело уж верное было – трупы…

– Это почему ты так решил? – тупо смотря в телевизор, спросил Змей.

– А потому, что убиты были профессионально. У обоих шейные позвонки переломаны. Как в боевике американском, сечёшь?

– И что?

– Свидетель этот в спецназе служил, в горячих точках, комиссован по болезни, сейчас на хорошем счету… Крутят его, но отпустят скоро, сверху приказа прессовать не поступало. Следовательно, искать надо, а без тебя здесь дело не вязалось, нюхом чую… Так что колись по-хорошему, дружище…

Змей очнулся, перевёл мутный взгляд на Темрюка, скривившись, покачал головой: – Не мог он…, физически не мог…

– Кто? Кто не мог? – быстро придвинулся Темрюк.

«Ишь, ментяра, шустрый какой… впрочем, ему по службе положено…» – подумал Змей, вслух же сказал: – Ладно, Пётр Петрович, только я тут ни с какого боку не подхожу, и если что, откажусь от всего, учти это!

– Учту, а как же… – насмешливо покивал капитан, – чист как трубочист…

– Ты погоди смеяться! – Змей хлопнул ладонью по столу. – Дело тут такое… В общем, взяли Тимон с Жориком бомжа одного в оборот, тот вроде им проговорился, что дружок у него был, такой же помоечник. Был, был, да исчез где-то с полгодика назад… Ну, исчез и исчез, наверняка никто горевать и не думал. Только вот недавно бомж своего дружка опять повстречал… И вот… такая штука… Злоба его стала душить, злость на дружка своего бывшего.

– Это отчего ж злоба? – Темрюк даже жевать перестал, внимательно прислушивался.

Змей хмыкнул.

– Да, якобы, дружку его один мужичок повстречался и подарил сторублёвку неразменную… Вот так, не больше и не меньше… Что ни покупай, она всё равно назад возвращается. Туфта, конечно, полнейшая, только, что интересно – дружок после этого бомжевать завязал. Вот и копнул его Тимон, хотел на бабки раскрутить, а оно вон как всё повернулось… А деньги у Семёна, помоечника бывшего, имеются, и в большом количестве, вот в чём вся соль. И откуда он их берёт, непонятно. Книжку сберегательную Тимон у него надыбал, говорил, за четверть лимона на ней перевалило. Ну, наверняка прижал немного беднягу, не без этого, тот и повёз их денежкой поделиться. Вот и поделился… Каюсь, недооценил я… да что там, как лох последний проворонил… А чтоб шеи парням переломать, так я того Семёна мельком видел, хлюпик… Нет, не мог он такое сделать, сучара, физически не мог… Кто-то ещё там был, на хате, падлой буду, ищи Пётр Петрович, ищи, мы в долгу не останемся…

Темрюк тяжёлым, пронизывающим взглядом придавил Змея к креслу.

– Набрехал?

– Всё до последнего слова – чистая правда! Я сам искать буду и, если первый найду, не обессудь, господин капитан, трупов у тебя прибавится.

– Но-но…, ты полегче, раскидался тут трупами… – проворчал Темрюк. – А может всё же «восточные» нашалили?

– Ни хрена себе, нашалили… – изумился Змей. – Нет, у нас всё давно поделено, войны пока никто не хочет, я прознал бы, да и не будут они такой нагляк подставлять… хотя, конечно, с ними я на стрелке перетру, чтоб непоняток не было, но не они это, сто процентов не они!

Капитан вытер салфеткой губы, тщательно протёр каждый палец, кинул смятый комок в тарелку.

– Кстати, бомж где?

– Какой бомж?

– Который тебя на деньги навёл.

Змей напрягся, ответил с секундным промедлением: – Во-первых, не меня, а Тимона, во-вторых, не знаю я, смотался он, а куда – понятия не имею…

Темрюк ухмыльнулся, кивнул согласно: – Конечно, не имеешь… артист ты Змей… разговорного жанра…

– Ты же меня знаешь, как объявится, к тебе отправлю…

– Знаю, Змей, знаю… Не хочешь, значит, бомжа отдавать, надеешься на что-то, ну да я не неволю… Нужен будет, найду, всему своё время. А пока, налей…

Допив коньяк, Темрюк, тяжело дыша, выбрался из-за стола.

– Ладно, ежели чего, номерок мой у тебя имеется… и приготовься, вызывать будут…

Пётр Петрович стоял, волосы руками приглаживая.

Не стал его Змей задерживать, опустил в карман пиджака конверт.

Капитан довольно откашлялся и вразвалку вышел из кабинета.

Часть 2. Кореец

Очнулся Семён внезапно, от резкой, взрывной боли в голове.

Сквозь щёлочки припухших век разглядел: слепящее-белое пятно, посередине него лампочка с зелёным абажуром, и человек сидит рядом, заносит руку для очередной оплеухи.

Семён сжался, застонал, инстинктивно поднял локоть вверх, защищаясь.

– Ну, наконец-то, блин, очухался, – услышал он.

Семёна приподняли, аккуратно усадили на табурет. Он тут же бессильно навалился грудью на стол, медленно приподнял голову, пытаясь сфокусировать нестойкий взгляд на фигуре, сидевшей напротив.

– А я, было, думал, кранты тебе…, – жизнерадостно сообщила фигура, в которой Семён с удивлением опознал соседа из Аглаиной квартиры.

– Слабоват ты, однако… Тебе бы не с бандосами шариться, а где-нибудь в ателье портки шить. Что за хрень, вроде ничего не сломано, попробовал пульс – бьётся, дай, думаю, по щекам похлопаю, как барышень в чувство приводят… Точно! Не соврали книжки… Ожил мой товарищ и даже можно сказать расцвел, будто майская роза… Да не морщься, я же не сильно… Курить будешь?

Семён не смог двинуть головой, помахал рукой налево-направо.

– Не будешь, значит. А водочки примешь? Разотрёшься изнутри…

Семён молчал, покачиваясь.

– Плохо дело… – поцокал языком парень и неожиданно, выставив раскрытую ладонь, быстро спросил: – Сколько пальцев?

– Пятьдесят восемь… – прохрипел Семён, с трудом разлепив спёкшиеся губы и заметив рядом с собой на столе металлический чайник, сообразил, что очень хочет пить.

– С юмором, пацанчик… Одобряю, – засмеялся сосед и, заметив жадный взгляд Семёна, взял чайник и набулькав воды в большую чайную кружку, подвинул к нему. Семён вцепился в кружку, поднёс ко рту, выхлебал в несколько глотков.

– Ты… кто? – медленно спросил он.

– Кореец, – охотно объяснил новый знакомец. – Кареев моя фамилия, вот Корейцем и прозвали… С детства ещё тянется…

Он горестно скривил губы и махнул рукой, как бы сожалея о таком факте своей биографии, но тут же оживился: – Чего они хотели от тебя?

– Кто? – выдохнул Семён.

Сосед посерьёзнел, внимательно посмотрел на Семёна.

– Магнитофон заело? Кто да кто… Козлы эти. То-то гляжу не их ты поля ягода… Сюда, к Аглайке, такие же морды несколько раз в месяц припираются. Бабки им гони, девок, да ещё пойла немеряно… Но эти, что-то, незнакомые.

Дружки твои или как?

– А что… с ними? – пробормотал Семён, глядя на торчащие из коридора ноги в бело-синих кроссовках.

– Да убил я их… так уж вышло, – равнодушно сказал Кореец, закуривая сигарету. Едкий запах табачного дыма полез Семёну в ноздри, он отпрянул, замер в ужасе.

– Как… ты их… как убил?

– Очень просто, – пожал плечами сосед, – Если тебе интересны подробности – руками…

Он согнул руки в локтях, продемонстрировал Семёну ладони, пошевелил пальцами.

– Да не бойся ты, дрожишь, будто лист осиновый… Спор у нас вышел небольшой. Бугай этот… – Кореец мотнул головой в сторону коридора, – предложил мне проследовать к Аглае в одно место, я убедительно выдвинул противоположное предложение, он дёргаться начал… А я, ведь, Сёма, заметь, просто возле своей конуры стоял, никого не трогал… Две контузии имею, нельзя так со мной… Заколотило всего, жуть просто…

Сигарета дотлела до фильтра, Кореец с удивлением посмотрел на окурок, замял его в пепельнице.

– К тому же, Сема, ненавижу я бандюков, давно они мне душу поганят… вот сегодня не сдержался.

Семён, не в состоянии стряхнуть с себя навалившееся гранитной плитой оцепенение, молчал, очумело уставившись на парня.

События сегодняшнего дня, как кругляшки на деревянных счётах, нанизывались на его память, отщёлкивали: сберкасса… доллары… ангар… сберкнижка… побои… и, наконец, убийство… убийство…

Кореец что-то говорил ещё, Семён не слушал, не вникал в суть его слов, пока не уловил царапнувшую ум фразу: – и просто так, со стволом, не пришли бы, верно?

– Верно, – подтвердил он, успев вклиниться в бесконечно льющийся монолог Корейца. – Верно, не просто так они пришли, – пережидая приступ головной боли, Семён замолчал, раздумывая, можно ли довериться незнакомцу, по сути – убийце, что ему стоит и Семёна придушить как свидетеля.

Наконец решился, как в омут нырнул, всё равно деваться некуда и, хочешь – не хочешь, а картина вырисовывается одна – делиться. Всё-таки, спас его сосед, хоть и ненадолго, но спас…

– Я, так понимаю, время ещё у нас есть, – произнёс он, потирая переносицу и физически ощущая, как оседает боль в голове, прячется куда-то вглубь, – Кроме них никто не знал, куда мы поехали…

– Это радует… – согласился сосед.

– Тише… Слушай сюда, Кореец, слушай внимательно… Жизнь теперь наша с тобой меняется конкретно… Сейчас спрятаться мне надо, подлечиться, да и тебе вроде не резон отсвечивать, после такого… Я богат, братишка, и ещё богаче буду… если ты мне поможешь.

Семён, морщась, полез в карман, нащупал сторублёвку, вытащил бережно, протянул Корейцу.

– Ну-ка, взгляни, скажи что это?

– Сто рублей, – прищурившись, ответил парень. – Да, Сёма, богаче тебя, в целом свете не сыщешь… Чем-то только ты её запачкал…

Кореец попытался ногтём потереть чёрный уголок купюры.

– Не надо, не ототрёшь.

Семён отодвинул его руку, забрал стольник, спрятал обратно в карман.

– Да не смотри так на меня, всё в порядке, а псих я, такой же, как и ты, только без контузий… – Семён сглотнул, ощущая подкатывающую тошноту, откашлялся. – Я тебе быстро, суть дела… постарайся не перебивать. В общих словах, так… бомжевал я раньше, на помойках побирался…

Кореец, несмотря на то, что чертил пальцем замысловатые узоры по клеёнке, весь обратился в слух, иногда поглядывая на Семёна цепким, умным взглядом.

Говорил Семён недолго, вкратце обрисовал ситуацию и закончил словами: – Я тебе записку черкну, съездишь ко мне на Дегтярную. Не бойся, адрес не паленый, бабка тебе ключ запасной даст. Заберёшь там мой паспорт, под плитой газовой сберкнижки. Да, ещё на парашу сходить попросись, там справа, в стенке, кулёк с деньгами, это на моё лечение… и вообще нам на первое время. Бабке скажешь, в больнице, мол, геолог, документ ему нужен, вещи пусть остаются. За хату заплачено, первое время заявлять не будет, надеюсь, а потом разберёмся.

Кореец помолчал немного, ухмыльнулся скептически.

– Возвращается, говоришь… Читал я в детстве сказочку про рубль неразменный, но чтоб вот так… не ожидал… А, в конце концов, что я теряю? В сущности, поверить можно… и проверить. Жаль, конечно, если всё враньём окажется.

– Не вру я… – Семён снова жадно пил воду, – сам увидишь.

– Ну-ну… А не боишься, парнишка?

Семён намёк понял, вытер мокрый рот. – Убьёшь, не достанется она тебе, пойдёт другого хозяина искать, неужели не догнал ещё? Видно, только по желанию передаётся, причём обоюдному, что-то вроде колдовского дара, слыхал? Так что, тебе беречь меня надо, в оба глаза смотреть.

Кореец обдумал что-то, поколупал клеёнку, потом решился, вскочил, ссыпал окурки в кулёк.

– Идти сможешь? – деловито спросил он, подходя к окну и осторожно из-за занавески, оглядывая двор.

– Смогу… наверное…

– Сможешь, это точно. Ниссан у подъезда – их машинка?

– Да.

– Значит так. Я пока здесь задержусь маленько, марафет наведу. Ты во двор спустись, пойдёшь влево, там, через два дома, бутылки принимают, посидишь немного за складом, на ящичке. Я подъеду, посигналю. Ума достанет не свалить? Мы с тобой теперь крепко повязаны, ферштейн?

Семён кивнул, поднялся, побрёл коридором вдоль стенки, стараясь не наступить на лежащие тела.

У самой двери он оглянулся, замялся. – Слушай, Кореец, а как ты имя моё узнал?

Парень с сожалением посмотрел на него.

– Да, Сёма, видать крепко тебя по башке огрели. И фамилия твоя, и имя-отчество с марта ещё в Аглаину тетрадь вписаны, так что у ментов ты под прицелом, кандидат на самое первое место, как манекен на витрине…

Семён уныло покивал головой, стал, вцепившись в перила, спускаться по лестнице. Его заметно шатало.

«Сотрясение мозга, как минимум…» – определил Кореец, смотря ему вслед, – «ничего, ещё пару часов потерпит. Пусть пока на улице посидит, свежим воздухом подышит, там, возле приёмщиков алкашня крутится, не так заметен будет…»

Небольшой, аккуратный домик, куда Кореец привёз Семёна, притаился за рекой, в старой тенистой роще, недалеко от многочисленных баз отдыха.

Семён с трудом добрался до застеленной выцветшим потёртым покрывалом кровати, повалился на неё ничком. Кореец неодобрительно покачал головой, перевернул Семёна, стащил с него обувь.

– Полежи пока… – сказал он, озабоченно поглядывая на наручные часы, – я скоро… Из дома, значится, ни на шаг…

К кровати придвинул ведро с водой и выщербленный эмалированный таз, рядом поставил помятую алюминиевую кружку, вышел на улицу.

Взревел приглушённо мотор, затих, постепенно удаляясь. Кореец уехал.

Семён лежал тяжёлым кулем, часто проваливаясь в минутную, тягостную дремоту.

Очнувшись, пил невкусную тёплую воду, тотчас наклонялся к тазу, жестокие спазмы выворачивали внутренности, но рвать было нечем, в глазах взрывались, кружась, мелкие белесые точки, били вверх, в самое темя.

Болели грудь и спина, Семён елозил по скрипучей кровати, с трудом выискивая положение, при котором было не так больно, но, задремав, судорожно дёргался, беззвучно матерясь побелевшими губами.

В обрывках рваных сновидений чудилось что-то страшное, смертельно опасное для него, для Витька, для Корейца…

Чёрный, плотный туман накрывал его с головой, вязко обволакивал, давил куда-то вниз, в угрожающую пустоту, в хватающий за ноги холод… Семён вздрагивал, моргал невидящими глазами, стирал дрожащей рукой едкий пот с лица и шеи, и снова забывался тревожным липким сном.

Уже давно сгустилась ароматная фиолетовая ночь за маленьким окошком, всё тише становилась музыка, гремевшая на базах отдыха, дневной, привычный шум улёгся, уступая место прохладной тишине, когда возле домика послышалось урчание подъезжающей машины.

Хруст гравия насторожил мгновенно пробудившегося Семёна. Слышно было – Кореец шёл не один, переговариваясь с кем-то вполголоса.

«И этот тоже, падла… Никому верить нельзя… Продал, как пить дать, продал…»

Семён опустил непослушные ноги с кровати, качнулся, держась за стену, в угол, встал сбоку закрытой двери.

Бесцельно шарившими по стене руками нащупал сзади себя палку бамбуковую, с медной трубкой на конце – явно колено от удилища, приподнял, отводя за плечо.

Дверь открылась. Двое, не таясь, вошли в комнату. Семён ударил по идущему первым.

– Оп-па! – распевно произнёс знакомый голос.

Ярко вспыхнула лампочка под дешёвым пластмассовым абажуром.

Семён, не успев опомниться, лежал на полу, а Кореец, присев рядом, придерживал чуть вывернутую кисть Семёновой руки. Бамбуковое колено валялось в стороне, и, глядя на него, Кореец весело и уважительно сказал: – Видишь, Игнатьич, какой нам боец попался, а? Такому пальца в рот не клади, откусит по самое некуда.

Незнакомый мужик в возрасте, которого Кореец назвал Игнатьичем, промолчал, бережно выставил на стол небольшой кожаный саквояж. Они сноровисто подняли Семёна, легко перенесли на кровать.

– Ты не бойся! – шепнул Кореец, – Игнатьич – доктор боевой, живо тебя на ноги поставит.

Он полил доктору на руки воду из кружки, подал вынутый из саквояжа кусок марли.

Игнатьич, всё так же молча, задвинул ногой таз под свисавшее покрывало, присел на кровать.

Снова помог Кореец, приподнял Семёна, стащил с него разноцветную сетчатую рубашку.

Доктор мягко ощупал грудь и плечи. Семён кряхтел, морщился от боли, но терпел послушно, дотрагивался пальцем до носа, водил глазами за карандашом в руках Игнатьича, отвечал на вопросы односложно.

Кореец улыбался, подмигивал и поднимал вверх большой палец.

Наконец, доктор закончил мучить Семёна, сделал укол, туго обмотал его торс эластичным бинтом, насыпал каких-то таблеток. Семён, давясь, проглотил, откинулся на подушку, облегчённо вздохнул.

– От ухода врача больному стало гораздо лучше, – двусмысленно прокомментировал Кореец.

– Не ёрничай… – обращаясь к нему, спокойно сказал Игнатьич, укладывая свой саквояж. – Твой диагноз подтвердился – сотрясение мозга, перелом двух рёбер, не считая ушибов. Били, смотрю, со вкусом, но осторожно, убивать явно не хотели, хотя всё могло быть и хуже. Таблетки оставляю, пусть принимает три раза в день… И, всё-таки, Кореец, рёбра уж… – он укоризненно посмотрел на парня. Тот виновато прижал руки к груди. – Некогда, Игнатьич, было, клянусь. Обтянул бы, да каждая минута на вес золота ценилась.

– Ладно… Снотворное, болеутоляющее – я оставлю. Будет нужда – вколешь. Не разучился ещё?

– Игнатьич… – Кореец развёл руки в стороны.

– Ну, тогда нормально… Ему бы полное обследование пройти. Смотри, станет хуже, не тяни, обращайся сразу.

Доктор изучающе посмотрел на Семёна.

– Заснул. Часов десять проспит минимум, тревожить не рекомендую… И, всё-таки, признавайся Кареев, какую игру затеял? Опять с бандитами сцепился? Сколько раз говорить, тут не поле боя… тебе б и самому подлечиться не мешало. Может, займёмся, путёвку в санаторий выбьем?

– Мне, товарищ капитан, никакие санатории не помогут, – угрюмо смотря в стену, сказал Кореец, – мне бы туда… опять… к ребятам…

– Не возьмут, Андрюша, сам прекрасно знаешь.

– Знаю, не возьмут… – согласно кивнул Кореец, – вот и приходится здесь воевать.

Они помолчали.

– Что ж, Кареев, поздно уже, отвези меня до дому, – вздохнул Игнатьич, берясь за ручку саквояжа.

– Сделаем, с превеликим нашим удовольствием, – заверил Кореец, и, открыв дверь, добавил серьёзно: – Спасибо, товарищ капитан, выручили… А, насчёт бандитов… мы, Игнатьич, теперь бизнесом займёмся, чистым, клянусь! На хрена нам мафия эта сдалась?

– Ну-ну, – сказал доктор, выходя из домика и подслеповато щурясь в темноту, – зарекался кувшин по воду ходить. Бизнесом-то ты уже вроде занимался?