Текст книги "Время первых"

Валерий Рощин
Время первых

Авторы сценария О. Погодин, Ю. Коротков, С. Калужанов, И. Пивоварова, Д. Пинчуков

ООО «Студия Третий Рим», ООО «ТаББаК»

ООО «Диджитал», кинофильм, сценарий, 2017

© ООО «Диджитал», кинофильм, сценарий, 2017

© Рощин В., 2017

© Авторы сценария О. Погодин, Ю. Коротков, С. Калужанов, И. Пивоварова, Д. Пинчуков

© ООО «Студия Третий Рим», ООО «ТаББаК».

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2017

* * *

Пролог

Советский Союз; Украина;

аэродром 10-й Гвардейской дивизии

69-й Воздушной армии.

Лето 1959 года.

Маленький Алексей быстро бежал по бескрайнему полю. Над головой синело безоблачное небо, а вокруг цвело жаркое солнечное лето: по кустам щебетали птицы, в траве стрекотали кузнечики, а на ближайшей к полю опушке шелестела листва молодых берез.

Внезапно – на склоне неглубокого овражка – Леша поскользнулся на скошенной траве и, вскрикнув, покатился вниз.

Докатившись до дна, замер, съежившись, закрыв глаза и вцепившись ручонками в колосья.

Он дрожал и был очень напуган. Все звуки, ранее окружавшие его, куда-то исчезли. Наступила тишина.

Алексей открыл глаза и осторожно поднял голову. Вокруг почему-то было темно, а слева и справа загорались крохотные огоньки. Словно мириады светлячков вылетали из травы и уносились высоко в черное небо.

Перестав дышать, он завороженно любовался этой сказочной картиной. Затем разжал ладони, оттолкнулся. И в ту же секунду ощутил, как лишенное веса тело парит над землей.

Душу переполнял восторг, смешанный с испугом и новизной ощущений.

Он медленно перевернулся, обратившись лицом к небу. И улыбнулся: вместе с ним над землей парили миллионы светлячков…

– Ноль Двенадцатый, я – Маяк! Ноль Двенадцатый, ответь!..

В далекие картинки из детства стал прорываться гул. Вскоре этот звук превратился в рев реактивного двигателя.

Алексей открыл глаза.

Первое, что он увидел, – знакомый изогнутый переплет остекления истребителя «МиГ-15» с заваленным горизонтом; под остеклением чернела и подмигивала бликами приборная доска: высотомер, авиагоризонт, вариометр, радиокомпас… Правая ладонь крепко сжимала ручку управления.

«Кажется, я на несколько секунд потерял сознание, – подумал он, выравнивая самолет. – Немудрено от таких перегрузок…»

Из наушников шлемофона доносился требовательный голос командира части, руководившего полетами.

– Ноль Двенадцатый! Я – Маяк. Ноль Двенадцатый, почему молчишь?!

Алексей выровнял машину, дал вперед левую ногу и, повернув голову вправо, посмотрел назад.

За самолетом тянулся дымный след. А на левом боковом щитке тревожно моргала сигнальная лампа «Пожар».

– Ноль Двенадцатый – на связи, – нажав на кнопку «радио», как можно спокойнее ответил он.

– Почему не отвечал? – в голосе командира прозвучало раздражение.

– Пожар в двигателе. Задействую противопожарную систему.

– Ноль Двенадцатый, отставить пожаротушение – двигатель потом не запустишь! Бери курс на безлюдную местность, снижайся до тысячи метров и катапультируйся. Как понял?

Леонов посмотрел на приборную доску. Давление в гидросистеме упало до минимального значения. Электрика не работала, часть приборов отказала.

Толкнув ручку от себя, пилот заставил машину начать снижение.

– Вас понял, Маяк, – ответил он. – Снижаюсь…

Продолжая экстренное снижение, истребитель дважды сменил курс и наконец приблизился к безлюдной зоне – впереди и внизу под самолетом пилот не увидел ни городов, ни поселков.

«Самое время», – подумал он.

Убрав ноги с педалей, Алексей взялся ладонью за красную рукоятку и попытался привести в действие катапультируемое кресло.

Но ничего не произошло. Пиропатроны не сработали, фонарь не отстрелился, а кресло осталось на месте.

«Чека! Вероятно, техник забыл выдернуть предохранительную чеку», – пронеслось в голове летчика.

И пока он раздумывал над планом дальнейших действий, из наушников доносился настойчивый голос руководителя полетов:

– Ноль Двенадцатый, почему не прыгаешь? Ноль Двенадцатый!..

* * *

Техник-стажер Маркелов стоял между технических домиков и, поглядывая в небо, нервно затягивался табачным дымком, приканчивая вторую подряд папиросу.

В это время по тропинке от КДП быстрым шагом приближался один из летчиков эскадрильи. Узнав молодого техника, он свернул с тропинки и, подойдя вплотную, спросил:

– Маркелов, ты машину готовил?

Но тот, торопливо облизнув губы, по-прежнему пытался что-то рассмотреть в небе.

– Маркелов, оглох, что ли?! – повысил голос летчик.

– Что?.. – растерянно оглянулся тот.

И только теперь увидел стоящего рядом офицера.

– Ты чеку с катапульты снял? – вперил в него тот грозный взгляд.

* * *

Сгруппировавшись, Алексей еще несколько раз попытался привести в действие катапульту.

Безрезультатно. Либо вышла из строя система приведения в действие пиропатронов, либо технический состав забыл снять предохранительную чеку.

– Ноль Двенадцатый, ответь Маяку! – донимал командир. – Ноль Двенадцатый!..

Стрелка высотомера упрямо ползла вниз. Поняв, что покинуть аварийный борт не получится, летчик развернул машину в сторону аэродрома.

В какой-то момент полковник не выдержал и, позабыв инструкции, перешел на открытый текст:

– Леонов! Ты слышишь меня, Леонов?! Какого черта у тебя там происходит?!

Тому было не до радиообмена. Его взгляд рыскал по поверхности земли в поисках взлетно-посадочной полосы.

– Леонов, почему молчишь?! Приказываю: прыгай! Слышишь?! Приказываю…

Летчик не дал командиру договорить, выключив приемо-передающую станцию. ВПП аэродрома находилась точно по курсу, но скорость для посадки была слишком велика.

Он убрал РУД до минимального значения, перекрыл краном подачу топлива и, откинув красный колпачок, нажал на кнопку системы пожаротушения.

Гул турбины стал стихать, а из специального баллона в двигатель под большим давлением начал поступать огнегасящий состав. Шлейф из черного дыма, растянувшийся за самолетом на многие километры, сменился белесой полоской.

Теперь все внимание Алексея было приковано к приборам. Обороты турбины почти достигли нуля, скорость и высота падали.

Отдав ручку управления от себя, он предотвратил сваливание, но при этом самолет стремительно терял последний запас высоты.

* * *

– Черт, кажется, он остановил двигатель! – в сердцах бросил микрофон командир части. – Ну что за разгильдяй, ей-богу?! Все делает по-своему!

– Может, продувает после пожара? – предположил кто-то из присутствующих.

В этот момент с балкончика, окружавшего периметр вышки, вернулся помощник руководителя полетов.

– Там кортеж какой-то подъезжает, – робко проинформировал он.

– Какой еще кортеж?! – раздраженно процедил командир.

ПРП решил больше не беспокоить руководителя не относящейся к полетам информацией и тихо сел на свое место.

* * *

От гарнизона к аэродрому ехал кортеж из черной «Волги» и двух сопровождавших «газиков». Сидевший рядом с водителем «Волги» генерал Каманин заметил резко снижавшийся «МиГ-15».

– А ну-ка помедленней, – опуская стекло своей дверцы, приказал он водителю.

Несмотря на поднявшийся шлагбаум, колонна автомобилей сбавила скорость.

Высунув голову, генерал несколько секунд наблюдал за эволюциями бесшумно летящего истребителя.

Затем крикнул:

– Езжай прямо к полосе!

Оставив позади машины сопровождения, черная «Волга» рванула к ближайшей рулежной дорожке…

* * *

Скорость полета восстановилась и стала расти. А вот высота по-прежнему уменьшалась. Не помогли даже выпущенные закрылки.

Внизу под самолетом промелькнуло строение дальнего привода. До начала взлетно-посадочной полосы оставалось три километра, но Алексей понимал: с неработающим двигателем до нее не дотянуть.

Нащупав большим пальцем левой ладони кнопку запуска, он нажал на нее. Двигатель натужно погудел, но запуска не произошло.

Поверхность земли приближалась с угрожающей скоростью. Под брюхом истребителя проносились ровные ряды кукурузы, которой было засажено огромное поле по соседству с военным аэродромом.

Леонов вторично вдавил кнопку запуска и одновременно потянул на себя ручку управления, стараясь оттянуть момент встречи с землей.

Движок снова издал неприятный звук. И вдруг ожил: из сопла сыпанули искры, а следом появилась ровная струя раскаленных газов.

– Давай, родной, давай!.. – пробормотал пилот, подбирая на себя ручку.

С каждым последующим мгновением истребитель становился послушнее. Его крутое снижение удалось выровнять в последний момент, когда фюзеляж прошелестел по верхушкам кукурузных початков.

Убедившись в том, что самолет слушается рулей, летчик выпустил шасси. Колеса вышли и встали на замки, о чем сигнализировали три зеленые лампы на приборной доске.

Оставляя за собой след из поднятых в воздух листьев и початков, небольшой истребитель преодолел последние пятьсот метров и плюхнулся на бетон.

Скорость была выше рекомендованной, поэтому самолет пару раз подпрыгнул. Удерживая педалями направление, Алексей приступил к торможению.

* * *

– Это еще кто? – недовольно спросил командир, заметив неподалеку от ВПП черную «Волгу».

– Кортеж приехал – я же вам докладывал, – напомнил сидящий рядом помощник.

– А почему он возле взлетной полосы?..

В этот момент на верхний этаж КДП ворвался взволнованный заместитель.

– Командир, комиссия пожаловала!

– Комиссия?.. А кто именно?

– Сам генерал Каманин.

Подтянув ослабленный узел галстука, командир поморщился:

– Как же он не вовремя…

* * *

Из-под заторможенных колес истребителя валил черный дым.

От прыжков и юза по полосе Леонова нещадно мотало в пилотском кресле. Спасали привязные ремни.

Скорость на середине ВПП оставалась довольно большой, и пилот опасался, как бы самолет не вылетел за ее пределы. Но вновь помогло чудо: истребитель остановился буквально на последней плите.

Резина колес дымилась, на передней стойке застрял слегка запеченный кукурузный початок.

Освободив лицо от маски, Алексей вдохнул полной грудью. Затем расстегнул привязные ремни и подвесную систему парашюта, сдвинул назад фонарь и, приподнявшись над креслом, с трудом дотянулся до наземного предохранительного механизма.

Так и есть – чека торчала на месте, лишая пилота возможности привести катапульту в действие.

Выдернув ее, Леонов посмотрел на красный «брелок» с четкой и довольно большой надписью «Снять перед полетом».

– Эх, Маркелов… – пробормотал он, пряча в карман улику. – Лоботряс…

* * *

«Газик» командира части настиг черную «Волгу», когда та тормознула метрах в ста от стоящего на краю бетонной полосы истребителя.

– Товарищ генерал-лейтенант, командир двести девяносто четвертого разведывательного… – начал он бойко докладывать вышедшему из машины Каманину.

Но тот отмахнулся и сердито спросил:

– Что это вы тут устроили?

Полковник лихорадочно формулировал в голове внятный доклад.

– Я вас спрашиваю! – настаивал генерал. – Что за цирковое представление с дымовыми эффектами?..

* * *

Покинув кабину, Леонов сделал несколько шагов по бетону. Ватные после перенапряжения ноги слушались плохо. Хотелось присесть и, закрыв глаза, полностью расслабиться.

Но позади послышались торопливые шаги.

Он обернулся. По полю со всех ног бежал техник-стажер Маркелов. Взмыленный. Испуганный.

– Леха, цел? – подскочив к летчику, взволнованно спросил он.

Тот кивнул.

– Ты чего не прыгнул? Мы тут все чуть не поседели!..

Леонов поднял руку и разжал кулак. На ладони лежала чека с красным «брелком».

Проглотив вставший в горле ком, стажер сдавленно прошептал:

– Господи… Меня ж теперь под суд…

– Возьми. И спрячь, – сунул чеку в его руку Алексей.

– Чего?.. А как… А что ты скажешь, Леха?.. – лепетал тот, пряча чеку в карман.

– Ну, чего-чего… Скажу, что спасал дорогостоящую советскую технику…

К самолету с воем сирены подкатила пожарная машина. Рядом с ней остановился грузовичок технической службы.

Хлопнув Маркелова по плечу, Леонов побрел навстречу бежавшим к нему сослуживцам: летчикам, врачам, техникам…

– Леха, ну ты красавец! – поздравлял с удачной посадкой один.

– Вся эскадрилья смотрела, как ты садился. Молоток!.. – вторил ему другой.

* * *

– Техника, товарищ генерал, старая. Вот двигатель и сдох, – семенил рядом с начальством командир части. – Но мы разберемся и накажем виновных в отказе.

Остановившись у края бетонной полосы, Каманин пристально рассматривал невысокого летчика, окруженного сослуживцами. Те громко обсуждали посадку, поздравляли, хлопали его по спине…

– Кто пилот? – спросил генерал.

– Лейтенант Леонов. С ним у меня будет отдельный разговор.

– Он давал для этого повод?

– В принципе, нет, – замялся полковник. – Но не сумасшедший ли?! Выключил в полете двигатель, потом едва успел запустить!

– Давай-ка его ко мне.

– Есть.

Каманин чему-то усмехнулся и, направляясь к черной «Волге», тихо сказал:

– Нам как раз нужны такие сумасшедшие…

Глава первая

СССР; Московская область.

1964 год.

Алексей Леонов родился тридцатого мая 1934 года в маленькой деревеньке Листвянка, затерявшейся на просторах Западной Сибири, на шестьсот верст севернее города Кемерово. Алексей стал в семье девятым ребенком.

Задолго до рождения Леши в эту глубинку царское правительство сослало его деда, причастного к революционным событиям 1905 года. Затем уж сюда перебрались и его будущие родители. Мама – Евдокия Минаевна – поступила на службу деревенской учительницей; папа – Леонов Архип Алексеевич – вначале работал зоотехником, позже стал председателем сельского совета.

Будущие родители Алексея познакомились в церкви и полюбили друг друга с первого взгляда, но сразу создать семью не получалось – пришлось отстаивать свои чувства. Обе родни воспротивились выбору своих детей. Родня по отцовской линии заявляла: «Евдокия хоть и умна – на одни пятерки церковноприходскую школу закончила, да не красавица. К тому же из бедной семьи». Родня по материнской линии не оставалась в долгу: «Архип – слишком красив, голосист и хорошо пляшет; все на него заглядываются. Нет на такого надежи. А семья слишком богата». Но Евдокия твердо заявила: «Или пойду под венец за Архипочку, или отправлюсь в монастырь!»

Так и поженились. Причем первыми сдались и приняли молодых к себе жить родители Евдокии. Любовь молодых была настолько сильной, а брак настолько удачным, что отец Евдокии – дед Минай – потом не раз говаривал своим внукам: «Я Архипа усыновил, отличный у меня сын – Архипушка…»

И вроде бы все складывалось хорошо – семья росла, обживалась на новом месте в Листвянке. Отец работал от зари до зари, построил добротный дом, наладил хозяйство, поставил на ноги восьмерых детей. Когда создавался колхоз, первым привел на центральную усадьбу всех своих лошадей, коров, свиней и овец. Он искренне верил в звучавшие тогда лозунги и по-другому поступить не мог.

А в тридцать шестом на главу семейства написали донос.

На время уборки его назначили заведующим зерносушилкой. Погода была сырой – постоянно лили дожди; Архип Алексеевич пропадал на сушилке сутками. И тут прибегают односельчане: самая лучшая в колхозе корова не может отелиться, издыхает. Архип заметался – зерно не бросить и корову надо бы спасти. Подчиненные уговорили: «Мы за тебя подежурим, а ты беги в коровник…»

Корову и теленка Архип Алексеевич спас. А вот зерно его подопечные слегка пересушили. И хоть все оно было принято на элеватор, наверх ушел донос. Сыграл в этой ситуации свою роль и другой примечательный случай. Будучи талантливым зоотехником, Леонов-старший специально для жесткого климата Сибири вывел прекрасного жеребца, которым очень гордился. А председатель, чтобы угостить приехавшего к нему родственника кониной, пустил этого коня под нож. Узнав об этом, Архип Алексеевич схватил топор и побежал разбираться. До кровопролития дело не дошло, но председатель затаил обиду и при первом же удобном случае решил расправиться с неудобным подчиненным.

Как тогда водилось, скорый суд, состоявшийся из-за пересушенного зерна, вынес стандартный приговор – «вредительство», от восьми до пятнадцати лет с конфискацией имущества. И новоявленный «враг народа» отправился в сибирский лагерь. А Евдокия Минаевна с восемью детьми на руках лишилась всего, включая крышу над головой. Отобрали даже детскую одежду.

Старшая дочь к тому времени вышла замуж за простого паренька из Могилева и жила с ним в комнатке в одном из кемеровских бараков. Узнав о горе в семье супруги, паренек в тридцатиградусный мороз примчался в село на розвальнях, забрал Евдокию Минаевну с детьми и перевез к себе.

Зятю было всего двадцать два; днем работал на стройке, вечерами учился в техникуме. И не побоялся приютить у себя семью врага народа…

* * *

Вытянувшись по стойке «смирно», Леонов и Беляев стояли у каркаса космического корабля «Восход-2».

Помимо будущих космонавтов в огромном цеху, где производилась сборка корабля, присутствовал Сергей Павлович Королев и несколько его ближайших помощников. Помощники стояли чуть поодаль – у огромного стола со стопкой чертежей. Главный конструктор, заложив руки за спину, прохаживался рядом с космонавтами.

– …Мы приступаем к подготовке и реализации программы «Выход». Задание непростое и сопряжено со смертельным риском, – остановившись, сказал он и внимательно посмотрел на молодых мужчин.

Для всех, кто так или иначе был связан с космонавтикой, Сергей Павлович Королев являлся живой легендой. После стартов первых космонавтов он заметно изменился: тише и короче стали его разносы, он чаще прощал ошибки и внимательнее прислушивался к чужому мнению, больше советовался с коллегами. Он сделался мягче, добрее, спокойнее.

Но более всего коллег удивляла его работоспособность. Он никогда не делал различия между выходными, праздниками и буднями. Каждый день для него был рабочим, а праздники даже раздражали. Поговаривали, что родилось это раздражение Первого мая 1953 года, когда Королеву помешали продолжить испытания ракеты «Р-5». Похожие ситуации часто случались и на Байконуре. Четко выверенный старт «Луны-4» требовал заправки ракеты тридцать первого декабря 1962 года, Сергей Павлович искренне не понимал, когда его спрашивали: «Неужели вы заставите нас работать в предновогоднюю ночь?» В ответ он с раздражением возмущался: «Какая разница?!» Его присутствия вовсе не требовалось, но Главный не покидал стартовую площадку и встретил Новый год с рабочими бригадами инженеров и специалистов. Вероятно, находиться там ему было интереснее, чем восседать за праздничным столом с генералами и чиновниками…

Остановившись перед космонавтами, он посмотрел им в глаза и сказал:

– Если у вас есть малейшие сомнения – говорите.

Беляев едва заметно пожал плечами.

А Леонов прямо спросил:

– Когда летим?

* * *

Подготовка к полету «Восхода-2» началась задолго до весны 1965 года. Беляев с Леоновым частенько бывали в ОКБ № 1, где изготавливались космические корабли. Однажды на проходивших там занятиях к ним подошел Сергей Павлович Королев. Он провел космонавтов в отдельный закрытый цех и показал им макет корабля «Восход», снабженный какой-то странной камерой, прилепленной сбоку.

– Это шлюз для выхода в космическое пространство, – пояснил он, заметив недоумение молодых людей, и предложил им примерить новые скафандры.

Дождавшись, когда они наденут их и немного привыкнут к тяжелой неудобной «одежке», Главный конструктор попросил Леонова попытаться выполнить эксперимент по выходу из шлюза на Земле.

Тот попытался и около двух часов потратил на выход и вход в шлюзовую камеру.

– Ну, как? – спросил Королев, когда Алексей вытер пот и отдышался.

– Справиться с задачей можно и быстрее, только надо все хорошо продумать, – ответил тот.

– Что ж, начинайте работать, – кивнул Сергей Павлович. И в шутку добавил: – Но уговор: все продумайте от начала до конца и, если в ходе следующего эксперимента что-либо пойдет не так – на глаза мне лучше не попадайтесь…

По сути, к полету на «Восходе-2» Беляев и Леонов начали готовиться с момента прибытия в Звездный городок. Подготовка шла одновременно со строительством корабля и созданием предназначенных для него модернизированных и совершенно новых систем. Изучая его конструкцию, будущие космонавты порой совместно с инженерами и конструкторами решали сложные технические задачи.

«Восход-2» был построен как пилотируемый двухместный аппарат, предназначенный для выхода одного космонавта из корабля в космическое пространство с помощью шлюзовой камеры.

Корабль состоял из герметичной кабины для экипажа с аппаратурой регулировки жизнедеятельности, с запасами пищи и воды, со средствами контроля и управления бортовыми системами.

В приборном отсеке размещалось радиооборудование, жидкостная тормозная двигательная установка, аппаратура управления, системы терморегулирования, источники электропитания.

Сбоку к кораблю крепилась шлюзовая камера для выхода через нее человека в безвоздушное пространство и возвращения в обитаемый отсек.

После завершения программы полета гермокабина вместе с размещенным в ней экипажем и оборудованием должна была возвратиться на Землю. Перед этим приборный отсек отделялся и сгорал в плотных слоях атмосферы.

Герметичная кабина имела люк, через который экипаж мог покинуть ее на Земле, и пару иллюминаторов, предназначенных для визуального наблюдения, кино– и фотосъемки.

Для предохранения от воздействия высоких температур на участке спуска кабина имела специальную теплоизоляцию, люки – надежную герметизацию, а иллюминаторы снабжались жаропрочными стеклами.

Управление люками шлюзовой камеры осуществлял командир корабля с пульта, установленного в кабине.

* * *

Едва улеглось эхо Второй мировой войны, как между ведущими державами стартовала новая война – холодная. К концу сороковых годов Соединенные Штаты обладали самым большим флотом стратегических бомбардировщиков, размещенных на многочисленных авиационных базах. Эти самолеты могли в считаные часы доставить к нашим крупнейшим городам мощнейшее на тот момент атомное оружие. Советское руководство в качестве ответной меры приняло решение развивать ракетную технику.

Решение было стратегически верным.

Во-первых, космические технологии могли использоваться не только в военных, но и в мирных целях.

Во-вторых, успешное освоение космоса стало бы весомым аргументом в пропаганде и в идеологическом противостоянии, в полной мере демонстрируя потенциал Советского Союза и его военную мощь.

В итоге четвертого октября 1957 года Советским Союзом был запущен первый искусственный спутник Земли. Для Соединенных Штатов, считавших себя самым технологически развитым государством, известие об этом прозвучало громом среди ясного неба, что подтолкнуло администрацию Эйзенхауэра к ответным действиям. С тех пор эту дату принято считать стартом космической гонки.

В ее начале американцев мучил один немаловажный вопрос: на земле и в океанах существовала строго определенная граница, но как обозначить границу в космосе? Если первый американский зонд (а в том, что первый зонд будет именно американским, они не сомневались) окажется над территорией СССР, то не приведет ли это к новой войне? И потому Эйзенхауэр стал рьяно отстаивать «свободу космического пространства». Согласно его меморандуму, свободным космосом являлось все, что находилось выше ста километров над уровнем моря.

Руководство СССР считало, что граница должна находиться существенно выше, но тем не менее подписало данное соглашение.

Радость американцев от этой маленькой победы была недолгой и сменилась жутким огорчением в октябре 57-го. Это был первый победный ход Страны Советов.

Менее чем через месяц был сделан второй ход – в космос стартовал «Спутник-2» с живым пассажиром на борту – собакой Лайкой.

Американцы смогли ответить лишь первого февраля 1958 года, когда после нескольких неудачных попыток ими был отправлен в космос искусственный спутник «Эксплорер-1».

Но уже следующим ходом молодой советской космонавтики США были отправлены в нокдаун – 12 апреля 1961 года в космосе побывал Юрий Гагарин. К слову, заокеанские конкуренты смогли ответить лишь запуском космического аппарата с шимпанзе на борту.

Спустя четыре месяца последовал еще один сокрушительный удар: 6 августа Герман Титов совершил полет на корабле «Восток-2», длившийся более двадцати пяти часов. На борту его корабля была установлена профессиональная кинокамера, доработанная для орбитальной съемки. С ее помощью космонавт снял через иллюминатор десятиминутный сюжет, в котором запечатлел удивительную картину полета над планетой. Позже сюжет демонстрировался по многим телеканалам мира.

Соединенные Штаты не остались в долгу и ответили полетом на орбиту первого астронавта Джона Гленна.

Следующий шаг был снова за Советским Союзом – в космос полетели Андриян Николаев и Павел Попович. В ходе пилотируемого группового полета два корабля прошли в непосредственной близости друг от друга и поддерживали между собой связь.

В июне 1963 года Валерий Быковский на корабле «Восток-5» провел на орбите рекордное время – четверо суток и двадцать три часа. В это же время происходил полет корабля «Восток-6» с первой женщиной-космонавтом Валентиной Терешковой на борту.

А в октябре 1964 года с Байконура бал запущен многоместный корабль «Восход-1» с экипажем из трех космонавтов…

Обе стороны в этой гонке наряду с победами и рекордами терпели неудачи и провалы. Тем не менее останавливаться и уступать почетный титул ведущей космической державы никто не желал.

Вскоре советскому руководству стало известно, что НАСА готовит серию экспедиций для установки рекордов по продолжительности пребывания человека в космосе. Возникла необходимость ответить чем-то неожиданным, ранее не практиковавшимся.

После долгих обсуждений возникшей проблемы было решено впервые опробовать выход человека в открытый космос.

* * *

Специально оборудованный самолет «Ту-104» летел над облаками. Время от времени он задирал нос и приступал к резкому набору высоты. Затем плавно опускал его и следовал по нисходящей траектории, искусственно создавая внутри фюзеляжа эффект невесомости. За полуторачасовой полет самолет-лаборатория «Ту-104» выполнял пять подобных «горок», в общей сложности набирая две минуты искусственной невесомости.

В его кабине был смонтирован макет шлюза космического корабля, полностью воссоздающий размеры и параметры настоящего. В шлюзе находился Алексей Леонов, облаченный в тяжелый, стокилограммовый скафандр «Беркут». Ближе к носовой части самолета у переговорного устройства расположился его товарищ по экипажу – Павел Беляев. Сбоку все происходящее снимал на кинокамеру дублер Алексея Леонова – Евгений Хрунов.

– Приготовиться к выходу, – скомандовал в микрофон Беляев.

– Есть приготовиться к выходу, – послышался из динамика четкий ответ Леонова.

Павел щелкнул тумблером на пульте управления:

– Открываю внешний люк шлюзовой камеры.

Крышка люка на шлюзе медленно поднялась.

– К выходу в открытый космос готов! – доложил Алексей.

– Выход в космос разрешаю.

Леонов протиснулся сквозь узкий шлюз и покинул пределы «корабля».

И тут же период невесомости закончился – космонавт в тяжелом скафандре рухнул на пол салона самолета. Для смягчения его «приземления» пол специально был устлан спортивными матами.

Из висящего рядом с дверцей в кабину пилотов динамика послышался голос командира экипажа:

– Следующая фаза искусственной невесомости через три-четыре минуты. Приготовиться…

Закончив снижение, «Ту-104» приступил к очередному набору высоты.

* * *

Вечером поднялся сильный ветер, погода начала портиться; к ночи пошел сильный дождь.

Два автомобиля подъехали к воротам секретного объекта – «Особому конструкторскому бюро № 1». Охрана узнала машину Главного конструктора и моментально открыла створки ворот.

Прокатившись по ровной дорожке, автомобили повернули влево и остановились у входа в здание, более похожее на заводской корпус, чем на КБ. С переднего правого сиденья наружу выбрался генерал Каманин. Сергей Павлович Королев покинул задний диван и, ступив на мокрый асфальт, решительно зашагал к ступенькам крыльца. Сзади семенили помощники, один из которых раскрыл большой зонт и порывался прикрыть Главного конструктора от проливного дождя.

Работа в конструкторском бюро по сборке космического корабля «Восход-2» шла круглосуточно – одна группа специалистов сменяла другую. Всего в создании первых космических кораблей были задействованы сто двадцать три организации, включая тридцать шесть крупных заводов. Здесь же трудились непосредственные исполнители, собирающие в единое целое комплектующие и сложное оборудование.

Несмотря на внешнюю схожесть с «Востоком», «Восход» разительно отличался от него. Нижняя часть корабля представляла собой технический модуль с топливно-двигательной установкой и набором различных антенн. Сверху к нему был пристыкован шарообразный спускаемый аппарат с дублирующим двигателем, люком шлюзового отсека и телекамерой. Обитаемая кабина стала двухместной, а общая масса достигла пяти тысяч трехсот двадцати килограммов. Кресла для космонавтов были оснащены амортизаторами, пульт управления выглядел более информативным и удобным. Аппарат оснастили усовершенствованной системой жизнеобеспечения, средствами радиосвязи, фотографической и телеаппаратурой, запасами воды и продовольствия.

Изрядно промокший Королев вошел внутрь корпуса; лицо его было мрачным.

Первыми появление Главного заметили члены его команды – начальник отдела систем управления НИИ-88 при ОКБ-1 Борис Черток, профессор Борис Раушенбах, инженер-разработчик Константин Феоктистов.

Всего в корпусе находилось около полусотни человек. Инженеры и младший научный персонал легко узнавались по белым халатам. Механик и электрики носили комбинезоны. Также здесь находилось несколько военных.

В центре корпуса на специальном стапеле, окруженном лесами, площадками и лестницами, возвышался освещенный электрическими лампами космический аппарат.

Королев прошел вдоль правой стены и остановился под большим стендом, на котором в числе прочего красовался график технических работ и испытаний корабля. Сбоку от графика висели фотографии двух будущих членов экипажа: Беляева и Леонова.

Глянув на конечную дату графика, обозначавшую полет в 1967 году, Сергей Павлович качнул головой и громко сказал:

– В шестьдесят пятом!

Эхо его голоса дважды прокатилось под потолком огромного корпуса.

Появление Главного всегда вызывало у сотрудников сборочного корпуса этакий трепет. Кому-то в такие визиты доставалось за медленную работу, кому-то влетало за промахи или ошибки. Некоторых и вовсе увольняли за головотяпство или недостаточное качество исполнения своих обязанностей. А этой ночью он привез не слишком приятную новость: дата полета сместилась аж на два года. Это означало, что весь график придется предельно уплотнить и работа превратится в сущий ад.