Текст книги "Секретный модуль"

Валерий Георгиевич Рощин
Секретный модуль

Часть первая
Сигнал бедствия

Пролог

Российская Федерация, Тамбовская область, Моршанский район. Начало 90-х годов

– Каха, а чего конкретно они здесь варганят? – криво усмехнулся лысый здоровяк.

– Точно сказать не могу, – вяло ответил сидящий рядом с водилой грузин. – Какие-то таблетки, порошки, растворы…

Темная иномарка с четырьмя братками стояла на окраине небольшого городка, спрятавшегося в густых лесах северо-восточной Тамбовщины. Более часа братки наблюдали за въездом на территорию некогда засекреченного объекта Министерства обороны. Ныне объект представлял собой унылое зрелище из обшарпанной двухэтажки и крохотной сторожки, притулившейся у разбитой трассы районного значения.

– Каха, ты точно знаешь, что внутри богадельни есть дурь? – не унимался лысый. – Никого, кроме сторожа, не видно.

Грузинский авторитет опустил стекло, выплюнул на снег окурок:

– Мне Гиви Кипиани наводку дал. Он вор в законе, чистокровный грузин, и меня – такого же грузина – обманывать не станет.

– А ему кто слил информацию?

– Неделю назад в сауне отдыхал с большим чиновником из области: вино, фрукты, девочки, массаж… У того язык и развязался – все разболтал про бывшую лабораторию.

– А чего разболтал-то? – спросил Лысый. Образования у него почти не было – числился в затрапезной поселковой школе до восьмого класса включительно, после чего директор торжественно вручил ему свидетельство со сплошными «трояками» и, блаженно вздохнув, подал на прощание руку.

Интересовался Лысый скорее из природного любопытства, а Каха знал: лучше рассказать, иначе не отстанет.

– Сказал, типа денег сотрудникам почти не платят, все держится на руководителе – пожилом мужике, докторе химических наук. Мужику этому смежники из уважения и по старой памяти поставляют какие-то препараты, реактивы… ну и работа понемногу движется.

– А чего ж твой Кипиани сам на него не наехал?

– Кипиани наркотой не занимается, поэтому и подарил нам идею с этой… как ты ее назвал?…

– Богадельней.

– Во-во – богадельней.

Сторож с калиткой оставались единственными препятствиями на пути к цели. А целью было здание из красного кирпича – химическая лаборатория, в недрах которой сотрудники занимались своими мутными разработками. Поговаривали, будто до эры лихих 90-х здесь изобретались формулы новейшего оружия. Доказательством былого величия секретного объекта служили следы от разворованного бетонного забора, техническое здание с останками криогенной установки и остов разобранной казармы, где размещалась военизированная охрана. Бессменным руководителем сего заведения значился доктор химических наук Успенский – талантливый ученый и хваткий хозяйственник. Благодаря его способностям и теплилась жизнь в двухэтажном здании. Когда исследования практически перестали финансироваться Москвой, он организовал небольшое производство разнообразной бытовой химии: стиральных порошков, моющих средств, отбеливателей, ядов от насекомых и мелких грызунов… Все это развозилось по крохотным сельмагам Моршанского района и сбывалось за сущие копейки. Так и выживали…

– О, наш дедуля вышел покурить, – нарушил тишину Лысый.

С внешней стороны шлагбаума появилась сутуловатая фигурка старика. Брюки военного образца, заправленные в черные валенки, поношенная телогрейка, шапка-ушанка и торчащие за поясом огромные рукавицы. Ни кобуры, ни берданки. Для экстренных случаев только перемотанный изолентой телефонный аппарат для связи с районным отделением полиции.

Выпустив клуб табачного дыма, старик привычно оглядел пустынную дорогу…

Никого. Лишь в сорока метрах к противоположной обочине приткнулась темная иномарка. Может, кого ждут? Ведь дальше за дорогой кособочится десяток деревянных домишек…

– Пошли, спросим сигаретку? – предложил Лысый.

Подельники поняли намек и вопросительно уставились на грузина. Тот кивнул:

– Все светиться не будем. Пойдут Лысый и Барсук.

Кряхтя, здоровяк с блестящим темечком выбрался из салона и вразвалочку направился к будке. Подняв воротник куртки, Барсуков засеменил следом…

* * *

До развала Советского Союза Каха хулиганил по-мелкому в окрестностях Кутаиси; после развала захотелось масштабности и больших денег. В суверенной Грузии не оказалось ни того, ни другого. Перебравшись в Россию, он сколотил группировку из таких же недоумков и занялся бандитским промыслом: начал с сутенерства в Подмосковье, продолжил рэкетом и грабежом на бойких трассах. Несколько раз оказывался под следствием, где в качестве вещдоков фигурировали утюги, паяльники и тазы с цементом. Короче говоря, выжил в бандитских войнах исключительно потому, что вовремя попадал за решетку. Отсидев очередной раз, нашел в криминальном рынке услуг неплохую нишу, связанную с оптовой поставкой всевозможной наркоты. Попробовал – понравилось. Дело оказалось менее рискованным, чем вооруженные налеты или конкуренция в дорожном рэкете, и в то же время более прибыльным.

Со сторожем справились быстро. Немудрено – ему под семьдесят, а бойцы в банде как на подбор: молодые, накачанные, злые.

– Босс, путь свободен! – высунувшись из-за будки, доложил Лысый.

– Заведи двигатель и жди нас. Если на горизонте появятся менты – просигналь три раза, – дал последнее указание Каха, ступая на грязный раскисший снег.

Деда запихали в тесную будку и усадили на стул, ткнув подбородок в скрещенные руки. Получилось, будто тот заснул, намаявшись за долгий трудовой день.

– Лысый, сиди здесь, – процедил грузин, – а мы смотаемся на второй этаж.

– Ладно. Только недолго там…

Хлопнув Барсукова по спине, Каха направился к единственному входу в двухэтажное здание. На крыльце притормозил. Вынув из кармана пистолет, взвел курок, приоткрыл дверь и осторожно заглянул внутрь.

– Никого. Пошли…

В нос шибанул резкий запах хлорки, стирального порошка и еще какой-то кислятины.

Преодолев несколько ступеней, они оказались в пустынном холле. Влево и вправо уходил узкий, плохо освещенный коридор; рядом с входом в подвал пустовало место сокращенного вахтера. В здании было невероятно тихо, и только из подвала доносился звук капающей воды.

Грузин показал на лестничный марш.

– Нам сюда.

Поднявшись на второй этаж, они обнаружили схожую картину запустения и разрухи: обшарпанные стены, щербатый плиточный пол, тусклое освещение редких ламп. И ни одной живой души.

– Не нравится мне здесь, – поежился Барсуков.

– Что тебе не нравится? – огрызнулся Каха.

– Тут как… в морге!

– Ты там бывал?

– Заезжал однажды – на опознание Барышникова.

– А деньги за дурь получать нравится?

Барсук промолчал, понимая справедливость упрека.

– То-то! Рули по левому коридору. Я – по правому. Ищем лабораторию за железной дверью…

* * *

Железная дверь с надписью: «Лаборатория ¹2» была одна на весь второй этаж, и нашел ее сам грузин. Где-то посередине длинного коридора он наткнулся на «Лабораторию ¹1», но ее отгораживала от посторонних обычная деревянная дверь, вышибить которую мог двенадцатилетний пацан.

«Нет, наркоту за такой дверью держать не будут», – решил Каха, продолжив поиски, и не ошибся. Махнув рукой подельнику, он взялся за ручку и осторожно потянул на себя…

– Ну что? – прошептал подошедший Барсуков.

– Заперто.

– А внутри кто-нибудь есть?

Каха прижался ухом к холодному металлу…

За дверью теплилась жизнь. Во всяком случае, грузин отчетливо слышал плеск воды и глухое позвякивание.

– Есть, – досадливо поморщился главарь.

Барсук умел вскрывать замки, всегда носил с собой соответствующие инструменты и мог бы справиться с проклятой дверью за пять минут. В том случае, если бы лаборатория пустовала. Если же там кто-то есть, то придется играть по другим – более жестким правилам.

– Давай постучим! – развел громадными ручищами Барсук.

– Глаза протри – тут звонок есть…

На первую трель электрического звонка никто не ответил. Равно как и на вторую. В третий раз Каха плющил палец о пластмассовую кнопку до тех пор, пока за дверью не послышались торопливые шаги.

– Иду-иду, – нервно прокричал кто-то и загремел запорами.

Дверь робко подалась вперед.

Здоровенный Барсук только этого и ждал, резко рванув ее на себя. И тут же ствол старенького «ТТ» ткнулся в лоб человеку, стоявшему по ту сторону порога.

Этим человеком оказался одетый в белый халат мужчина лет сорока пяти – тощий, редковолосый; на большом носу очки в тонкой оправе, руки в прозрачных медицинских перчатках.

– Ты Успенский? – шагнул внутрь помещения грузин.

– Д-да, – округлив глаза, мужчина отступил назад. – А вы кто?

– Молчи или получишь пулю.

Войдя в лабораторию последним, Барсук прикрыл за собой дверь. Каха же, по-хозяйски выйдя на середину комнаты, огляделся по сторонам…

Бывшая засекреченная лаборатория казалась тесноватой и напоминала пищеблок или медпункт в колонии общего режима. На самом деле помещение было большим, но ощущение тесноты появлялось от обилия оборудования и мебели. Вдоль стены против окон возвышалось несколько металлических шкафов, там же поблескивали прозрачными дверками стеклянные стеллажи, заполненные всевозможными банками, пузырьками, коробочками. В углу белели две раковины с грязной лабораторной посудой; эту посуду, едва дотягиваясь ручонками до воды, пыталась перемыть девочка лет семи или восьми. Прервав ответственную работу, она смотрела на непрошеных визитеров большими печальными глазами. У окон, забранных снаружи тяжелыми решетками, стояли рабочие столы с ворохами бумаг, микроскопами, электрической печью и другими незнакомыми приборами. И даже посередине квадратной комнаты вплотную друг к дружке стояли два лабораторных стола.

– Позвольте узнать, что вам здесь надо? – напомнил о себе ученый.

Каха выудил из кармана лист бумаги.

– Мы пришли вот за этим.

Мужчина поправил очки, взял листок и принялся читать, смешно шевеля бледными губами:

– Бупренорфин, гидроморфон, декстроморамид, диаморфин, метадон, морфин, оксикодон, оксиморфон, пентазоцин, петидин, фентанил…

Список был длинный. Дочитав до середины, мужчина перевел взгляд на вооруженных головорезов:

– Позвольте, но тут сплошь наркотики!

– Ты удивительно догадлив, академик! – хмыкнул грузин. – Мы действительно пришли за наркотой. Выкладывай на стол из своих шкафов все, что есть, из этого списка!

– Я не академик. И ничего из этого списка в лаборатории вы не найдете – мы занимаемся несколько иными задачами, – твердо произнес ученый, но осекся, услышав зловещий щелчок курка. Покосившись на стоявшую в трех шагах дочь, сказал: – Хорошо, у меня есть кое-что схожее с тем, что отображено в списке…

Он шагнул к одному из железных шкафов, отпер и отворил дверцу. Покопавшись в содержимом верхней полки, достал пузырек объемом около двухсот миллилитров:

– Вот, к примеру, нальбуфин. Устроит?

– Что это за хрень?

– Заменитель бупренорфина. По общему характеру действия очень близок к пентазоцину.

– Базарь понятнее! – рявкнул бандит.

– Бупренорфин и пентазоцин значатся в ваших списках. А нальбуфин их полностью заменяет.

Отыскав в списке названные препараты, Каха удовлетворенно хмыкнул:

– Сойдет. А это что?

Мужчина подал упаковку ампул.

– Альфентанил – это аналог имеющегося в списке фентанила. Наркотический медикамент, анальгетик, устраняющий болевые ощущения. Продолжительность действия небольшая, зато полная анестезия наступает всего через пару минут.

– Берем. Давай еще, – приняв ампулы, скомандовал грузин. – Выкладывай все, что есть!

– Мне больше нечего предложить, – развел руками доктор.

От двери послышался глуповатый смешок Барсукова.

Каха насупил брови и кивнул в сторону «трофеев»:

– Ты хочешь сказать, что мы пришли сюда ради этой мелочи?!

– Прошу прощения, но вас кто-то ввел в заблуждение. Лаборатория давно не финансируется, сотрудники восемь месяцев не получали зарплату и еле выживают…

– Дай-ка ключи. Сейчас мы проверим, как вы тут выживаете.

– Не надо, прошу вас! Там находятся результаты опытов! – Доктор спрятал связку за спину.

– Она тебе кто? – кивнув на девчонку, нехорошо улыбнулся грузин.

– Дочь.

– Дай ключи, если хочешь, чтобы она осталась с тобой.

Врач молча отдал связку.

Спустя минуту в лаборатории начался форменный обыск: Каха поочередно доставал всевозможные упаковки, читал названия, в которых ничего не смыслил, и вопросительно глядел на ученого. Тот, удерживаемый Барсуком, скороговоркой пояснял назначение препарата и беспрестанно повторял:

– Пожалуйста, осторожнее! Ради всего святого, будьте осторожнее – это очень опасное вещество!

Извлекая с нижних полок пузырьки и колбы, Каха и впрямь соблюдал осторожность. А когда дело дошло до содержимого верхней части шкафа, допустил оплошность.

– Умоляю, будьте предельно аккуратны с этим сосудом! – простонал доктор, когда грузин выудил на свет герметичную колбу из толстого стекла.

– Что внутри?! – рявкнул Каха.

– Сжиженный газ, – запинаясь, пробормотал руководитель лаборатории. Дать более полного объяснения он почему-то не решался.

Газы бандитов не интересовали. Они знали о наличии некоторых летучих веществ, неплохо заменяющих другую наркоту, но в кругу их постоянных клиентов подобное спросом не пользовалось.

Не сдерживая ярости из-за напрасно потраченного времени и столь же напрасного риска, грузин слишком резко тюкнул по столешнице донышком сосуда. Послышался щелчок и шипение рвавшегося наружу содержимого.

– Надо немедленно уходить отсюда, – прошептал побледневший доктор. – Слышите?!

– Чего? – прогудел Барсук.

– Уходим! Бежим отсюда, если не хотите умереть!..

Бандит намеревался послать ученого куда подальше, но вдруг увидел лицо грузинского авторитета, стоящего рядом с треснувшей колбой.

Побледнев, Барсуков попятился к стенке…

* * *

Лысый несколько раз выглядывал из окошка сторожевой будки на улицу. Обстановка оставалась спокойной: по дороге изредка проезжали машины, по заметенному снегом тротуару иногда топали прохожие. Улица шла из самого центра небольшого городка и заканчивалась у озера с водокачкой, посему и движение тут было слабым.

Опасности Лысый не видел, однако задержка товарищей настораживала.

Пожилой сторож пару раз дрыгал ногами, но в сознание не приходил. Бандит сгреб со стола пачку моршанской «Примы», закурил и снова выглянул в приоткрытое окно…

Дорога с тротуаром по-прежнему пустовали. Зато водила зачем-то вышел из темной иномарки…

«Отлить захотел, чучело, – усмехнулся Лысый. – Немудрено – третий час торчим у проклятой богадельни…»

Водила справил нужду, повернулся к машине и заметил торчащую из окна будки лысую голову.

– Скоро вы там? – выразительно вскинул он руки, подбежав на десяток метров.

Лысый пожал плечами:

– А я почем знаю? Я сам в этой будке реально очком на саксофоне играю. Велено ждать, значит, будем ждать…

Выбросив окурок, он слез с подоконника, поправил сползавшего со стула старика и… услышал звон разбитого стекла.

– Что за дела?! – приоткрыл он дверь.

Тихо. На внутренней территории никого. И вдруг сверху донесся истошный вопль.

Взгляд Лысого лихорадочно шарил по верхам. Несколько окон второго этажа забраны решетками. Одно разбито, а в проеме метался и орал на всю округу Барсуков.

В несколько прыжков Лысый преодолел неширокий двор, ворвался в здание и, выхватив пистолет, притормозил посреди холла. Слева по коридору торопливо шли люди в белых халатах; справа открывались двери…

– Стоять, суки! – выстрелил он для острастки в потолок. – Все по норам и сидеть полчаса – не дергаться!

Взлетев на второй этаж, бандит безошибочно определил направление – пронзительные крики неслись из правого крыла.

– Здесь, – остановился он у двери с табличкой: «Лаборатория ¹2».

Увиденное за дверью повергло его в шок.

Слева у стены в луже крови лежал незнакомый худощавый мужчина с красным месивом вместо лица. Над ним бесновалась перепачканная в крови девчонка лет семи-восьми: ревела, тормошила, пыталась поднять мужчину…

А под окном с разбитыми стеклами главарь банды убивал Барсукова. Именно убивал: прижав одной рукой голову к решетке, другой наносил ужасающие удары и вырывал из тела куски мяса.

Глава первая

Российская Федерация, Белое море. Наше время

Чего всегда не хватает любым спасателям, так это времени. В особенности, если трагедия случается под водой. Это такая же аксиома, как и то, что качественный офисный стол обязан выдерживать двоих.

Тревога зачастую звучит не тотчас после аварии, а спустя несколько часов: пока сигнал бедствия дойдет до спасательных служб, пока выяснится его источник, координаты… Поэтому после тревоги дорога каждая минута.

Итак, сигнал получен, место известно, и дежурные силы отряда боевых пловцов «Фрегат-22» поднимаются на борт специального самолета «Ил-76МДПС». Где-то в акватории Белого моря терпит бедствие российская подводная лодка, и нам поставлена задача выдернуть из холодных объятий смерти уцелевших моряков.

Трое моих ребят занимают места в спасательном катере «Гагара», остальные устраиваются на откидных сиденьях – до точки десантирования лететь более часа. На лицах сосредоточенность и спокойная уверенность. Основная специализация пловцов из моего отряда несколько иная, но в спасательных операциях нам приходится участвовать по несколько раз в год. Так что дело знакомое.

Аппарель поднята, двигатели выходят на повышенный режим работы. Самолет катится, выруливая на ВПП, разгоняется и плавно отрывается от бетона. Мы в воздухе – набираем высоту и скорость. Скорость в данном случае – наиважнейший элемент.

Оглядываю своих орлов. Все серьезны и собраны; движения экономны и немного смешны из-за нашей одежки. В северном полушарии сейчас в разгаре лето – температура воды в Норвежском море держится на уровне плюс одиннадцати градусов. Увы, это максимум, на который способны расщедриться тамошние широты. Неподготовленный человек без соответствующего снаряжения продержится час-полтора; подготовленный протянет немногим дольше. Исходя из данной арифметики, мы утеплились по максимуму: вначале натянули специальное тонкое бельишко, сшитое швами наружу; поверх него надели толстое шерстяное белье. А затем замуровали себя в многослойные гидрокомбинезоны мембранного типа, что гарантирует полное неудобство в полете и относительный комфорт под водой.

Прикрываю веки под ровное шипение турбин и расслабляюсь, ибо впереди нас ждет тяжелая работа…

Я – Черенков Евгений Арнольдович. По отцу – русский, по матери – украинец и немного белорус. Короче говоря, чистокровный славянин ростом под два метра и весом чуть более центнера. Недавно мне исполнилось тридцать шесть, но я до сих пор отлично выдерживаю тяжелейшие психофизические нагрузки боевого пловца. Много лет ношу погоны капитана второго ранга и командую особым отрядом боевых пловцов «Фрегат-22», находящимся в подчинении руководителя одного из важнейших департаментов ФСБ.

Мои подчиненные – люди особого склада и закалки, прошедшие уникальную по сложности подготовку. Таких, как мы – не более сотни на всю Россию, что невероятно мало по сравнению с элитой сухопутных спецподразделений.

Год назад по приказу каких-то недоумков наш «Фрегат» расформировали, но не прошло и нескольких месяцев, как все тем же недоумкам понадобилась помощь профессионалов. О нас быстро вспомнили и столь же стремительно восстановили на службе.

* * *

Размеренный гул четырех двигателей не усыпляет. Открываю глаза и упираюсь взглядом в оранжевый борт спасательного катера. Лениво рассматриваю знакомые контуры…

Спасательное судно десантируется с высоты от шестисот до полутора тысяч метров и комплектуется тремя спасательными плотами общей вместимостью до девяноста человек. Сам катер вмещает до двадцати человек, имеет запас топлива, провизии, пресной воды и способен преодолеть по штормящему морю до пятисот миль.

Вообще-то, АМПСК (авиационно-морской поисково-спасательный комплекс) на базе «Ил-76МДПС» – довольно старая штука, разработка которой стартовала в начале 80-х годов. Однако после известных революционных событий все научные изыскания в области спасения людей были прекращены из-за отсутствия финансирования – пришедшие к власти либералы предпочитали заниматься проблемами вселенских масштабов, начисто позабыв о проблемах конкретных людей, живущих в той же несчастной полуразрушенной стране.

Комплекс делался с большим запасом научной прочности – некоторые решения и по сей день кажутся гениальными. К примеру, надежная парашютная система из десяти куполов или гайдропная система для ориентации катера по ветру при его приводнении.

– Хочешь послушать музыку? – кричит мой старинный друг Георгий Устюжанин, протягивая один наушник от маленького плеера.

Шумоизоляция фюзеляжа спасательного «Ил-76» здорово уступает пассажирскому варианту, поэтому приходится при общении надрывать глотку.

Отмахиваюсь:

– Нет, я лучше посплю.

Снова закрываю глаза в надежде забыться хотя бы на четверть часа…

Моя карьера стартовала так давно, что я с трудом припоминаю первые шаги и первые успехи. Мама была профессиональным музыкантом и получала сто сорок рублей в месяц. Маловато, но мы не бедствовали. Она давала мне двадцать копеек, и я умудрялся на эти деньги прилично питаться в школьном буфете.

В жизни мне постоянно везло: я рос здоровым ребенком и бесплатно получил хорошее образование; верил в справедливость и мощь своей Родины; не боялся бандитов, педофилов, врачей и милиционеров; ходил в общедоступный бассейн, расположенный в квартале от дома. Пока я был несмышленым, мама трижды в неделю приводила меня в секцию плавания и сдавала тренеру – добродушному мужчине с седыми висками со сложным именем Вениамин Васильевич. С ним мне тоже сказочно повезло: во-первых, он был заслуженным мастером спорта и чемпионом Европы; а во-вторых, когда я повзрослел, поумнел и окреп, он взял меня с собой на Черное море, где к обычному снаряжению добавилась диковинная штука – акваланг. С той незабываемой поездки морские глубины стали для меня мечтой всей жизни.

Так незамысловато и буднично легкое увлечение, когда-то навязанное мамой «для общего развития мальчишеского организма», превратилось в серьезную спортивную карьеру: я показывал неплохие результаты, побеждал на чемпионатах, выигрывал кубки.

* * *

О подходе к заданной точке заранее предупреждает второй пилот, вывалившийся из кабины экипажа.

– Товарищ капитан второго ранга, – тормошит он меня за плечо. – Приступили к снижению. Через пятнадцать минут будем на месте.

– Понял, – слегка встряхиваю голову после мимолетного сна. – Не забудьте просигналить после выхода на боевой курс.

Десантироваться мы намерены с минимальной высоты в шестьсот метров, чтобы как можно точнее приводниться в заданной точке. Ведь под водой каждая сотня метров – это тоже потерянное время и силы.

Спасательная операция состоит из четырех этапов. Первый и наименее сложный – дорога до места трагедии, десантирование, приводнение и сбор группы. Второй этап – подбор спасательным катером с поверхности моря подводников, сумевших самостоятельно покинуть затонувшую подлодку. Третий, наиболее канительный и требующий определенных навыков, – погружение и спасение членов экипажа, оставшихся внутри отсеков аварийной субмарины. И заключительный этап – эвакуация всех пловцов и спасенных подводников на подошедший надводный корабль.

Небольшим экипажем «Гагары» командует Анатолий Степанов – капитан третьего ранга, надежный и достаточно опытный моряк. Я же возглавляю четыре пары пловцов, готовых отправиться на глубину пятьдесят метров – к лежащей на грунте дизельной подводной лодке.

Медленно открывается задняя аппарель. Готово.

Звучит сигнал, и нервно мигает оранжевая лампа. Мы поднимаемся, проверяем снаряжение и ждем, пока вниз ухнет массивный спасательный катер…

К совершеннолетию мне удалось дважды выиграть чемпионат России по подводному плаванию. Скорее всего, на этих соревнованиях меня и заметили ребята из Комитета госбезопасности. За три месяца до окончания средней школы я получил вежливое приглашение в управление КГБ. В задушевной беседе мне предложили зачисление без вступительных экзаменов в Питерское высшее военно-морское училище.

Я задал единственный вопрос:

– А к подводному плаванию моя будущая служба имеет отношение?

– Разумеется, – по-доброму усмехнулся пожилой дядька в штатском костюме. И не обманул.

Дав согласие, я примерил курсантскую форму и в течение двух лет постигал азы военной службы с практикой на кораблях и подводных лодках.

КГБ тем временем лихорадило от реформ и бесконечных переименований. Как только не называли нашу «контору» – КГБ РСФСР, АФБ, МБ, ФСК… К моменту моего перевода из военно-морского училища в закрытую школу боевых пловцов первые лица государства наконец-то определились – правопреемницей ФСК стала Федеральная служба безопасности.

Минули еще два года напряженной, но крайне интересной учебы. Сдав последние экзамены, я получил диплом, лейтенантские погоны и направление в недавно созданный отряд боевых пловцов «Фрегат-22».

* * *

«Никто не имеет права самостоятельно покинуть аварийный отсек…» – вспоминаю строчки из Наставления по борьбе за живучесть подводных лодок, пока над головой белеет купол парашюта, а снизу медленно наползает безбрежное море.

Мы над точкой.

Сегодня относительно спокойная погода с неплохой видимостью. Вдалеке на фоне серо-голубого неба затихает гул авиационных двигателей – наш самолет уходит обратно на базу. Внизу покачивается букет из куполов. Катер тяжел, поэтому всегда покидает внутренности десантной кабины первым. Неподалеку от меня готовятся к приводнению товарищи. Далеко на горизонте видна полоска суши – восточный берег Двинской губы, а на ее фоне отчаянно дымит спасательное судно с бригадой врачей. Его задача – как можно скорее прибыть к месту подъема выживших подводников.

Вскоре различаю на поверхности моря два десятка моряков, одетых в оранжевые гидрокостюмы, держащихся поблизости от качающегося на волнах аварийного буя. Этот буй – большая красно-белая штуковина – и является целью нашего десантирования.

Мы снижаемся южнее цели метров на сто – почти идеальный результат.

Готовлюсь к приводнению: отстегиваю карабины нижних обхватов системы основного парашюта, вторично проверяю дыхательный аппарат, плотность обхвата шейного и нарукавных обтюраторов… Под левым рукавом я по давней привычке таскаю на глубину сигнальный патрон. Иной раз не знаешь, где доведется всплыть, и патрон в таких случаях выручает.

Пора. Надеваю полнолицевую маску и разворачиваю управляемый купол против ветра.

Снаряжения у нас по минимуму – ни оружия с боеприпасами, ни подводных буксировщиков с запасными баллонами дыхательной смеси. Только ножи, фонари и по паре старых, надежных «ИДА-59» – индивидуальных дыхательных аппаратов для тех, кого придется вызволять из подводного плена. Причины скромности наших запасов банальны: во-первых, операция носит исключительно мирный характер; а во-вторых, грузоподъемность парашютов ограничена ста двадцатью килограммами.

Вхожу в воду. Теперь главное – побыстрее освободиться от подвесной системы, осмотреться и установить гидроакустическую связь с товарищами. Затем собраться в группу и… вниз, на глубину.

Парашютный шелк, плавно увлекаемый легким ветерком, ложится на поверхность. Кажется, все идет нормально. Сделав пару глубоких вдохов, гляжу по сторонам…

Георгий Устюжанин рядом. На границе видимости (а она где-то на уровне тридцати пяти метров) нахожу второго пловца. По манере движений узнаю Игоря Фурцева – капитан-лейтенанта и моего бессменного напарника.

Что ж, пора браться за дело.

Включаю навигационно-спасательную панель с цветным экраном, отображающим великолепную картинку со сканирующего гидролокатора кругового обзора. Весьма надежная и подчас незаменимая штуковина. Немного тяжеловата – в воде ее вес составляет около трех килограммов, зато полностью заменяет глаза в радиусе до сотни метров, показывая рельеф подстилающего грунта, объекты и крупные предметы, группы водолазов и даже косяки мелкой рыбы. Все это пеленгуется и графически отображается на экране с выводом подробных данных о геометрических размерах, дистанции, пеленге, высоте расположения от уровня дна.

Мои парни должны приводниться довольно кучно – не далее двухсот метров от спасательного катера.

– Группа, я Скат, – плотнее прижимаю к щеке маленький микрофон, установленный под полнолицевой маской. – Доложить состояние.

Семь пловцов поочередно выходят на связь.

– Понял. Точка сбора – аварийный буй.

Первый этап спасательной операции завершается – через несколько минут мы соберемся в названной точке и пойдем на глубину…

Методика подготовки моих ребят во «Фрегате-22» является величайшей тайной для конкурентов: итальянцев, немцев, американцев, французов и англичан. Да, когда-то советским пловцам приходилось у них учиться, теперь же эти господа не прочь позаимствовать кое-что из наших технологий создания идеального боевого пловца.

Впрочем, о некоторых тестах, не входящих в перечень секретных, упомянуть не возбраняется.

К примеру, можно рассказать о марш-броске, ласково называемом «тридцаточкой». В его названии отражена вся суть: дистанция – тридцать километров, вес снаряжения – тридцать килограммов. Чтобы попасть в ряды «Фрегата», необходимо просто преодолеть эту дистанцию легким бегом – не останавливаясь и не переходя на шаг. Справился – милости просим. Разок сбился – до свиданья. Кстати, после зачисления эту же «тридцаточку» боевому пловцу придется бегать уже на время. А это гораздо сложнее.

Или тест под названием «Труба». Все пловцы «Фрегата» имеют за плечами неплохую подводную подготовку – как теорию, так и практику. Однако не всякому доводилось ходить на подлодках и тем паче покидать ее через торпедный аппарат. А в нашей специфике подобный экстрим случается довольно часто. Вот и приучаем новичков к «прелестям» замкнутого пространства. Вначале они налегке ползают по сухой трубе диаметром 533 мм, затем труба понемногу заполняется водой. Заканчивается сие шоу прохождением сквозь заполненную водой трубу в снаряжении: в гидрокомбинезоне, с ребризером, в маске и ластах, с фонарем и оружием. Это тяжело, и справляются не все.

Ну и на закуску последний тест под названием «Буду резать, буду бить – с кем останешься дружить?»

Всякому известно, что на средних и больших глубинах пловцы (и не только боевые) работают исключительно парами. Значит, должна быть психологическая совместимость, умение ладить. Для выявления проблемных людей всех бойцов загоняют в аудиторию, раздают ксерокопии списочного состава группы. Напротив каждой фамилии боец обязан начертать цифру, обозначающую, в какую очередь он готов пойти с этим товарищем на боевое задание: в первую, во вторую, в пятую, в десятую… Затем анонимные анкеты собираются, цифири складываются, и обладатели рекордных показателей автоматически отсеиваются, даже если на других тестах они были лучшими. Увы, но умение уживаться в коллективе – одна из важнейших составляющих нашей тяжелой службы.