Текст книги "Дыхание тайги. Избранное"

Дыхание тайги
Избранное
Валерий Щербаков

© Валерий Щербаков, 2017

ISBN 978-5-4483-9450-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Медведь-шатун

Случилось это на крайнем севере Иркутской области в селе, которое расположилось на берегу реки Нижняя Тунгуска. В этом селе я родился, здесь прошли мои детские годы, годы, в которые человек чист и звонок, как лесной ручей. В эти годы мир для тебя как огромная интересная книга, открытая на первой странице, а тебе так хочется побыстрей заглянуть дальше, пропустив несколько страниц. В том далеком детском возрасте мир, окружающий тебя, воспринимается намного тоньше, эмоциональней и восторженней, нежели в зрелые годы.

Те неповторимые картины и запахи моего детства нет-нет да проникают сквозь годы и навевают воспоминания. Воспоминания приятные и дорогие моему сердцу.

Родители мои в то время находились кто где. Мама училась в Иркутске, а отец был в экспедиции. Мне судьбой было предначертано оставаться в селе с бабушкой и ждать возвращения родителей.

В пятидесятые годы народ в деревнях жил, мягко говоря, очень скромно, не говоря уже о селениях, которые находились в непроходимой тайге. Связи с внешним миром практически не было. Наше село все же кое-какие преимущества имело. В период навигации, это около двух месяцев, сюда заглядывали по Тунгуске маленькие латаные, потертые суденышки.

Они доставляли почту и продукты в сельмаг с так называемой Большой земли. Эти суденышки привозили мне и бабушке письма от мамы.

Магазин в селе сразу преображался. На прилавках появлялись консервы, селедка бочковая и – радость местных охотников – спирт в поллитровках. Завозились также сахар, соль, спички и крупы. Из конфет я запомнил подушечки, вкусней их, казалось, ничего не было. Бабушка моя была очень энергичной и неугомонной женщиной. Она всегда успевала одной из первых закупить вновь привезенный в магазин товар.

– Во, Дуська уже нахватала, – ворчали женщины, стоя в очереди.

– Ша, бабы, – говорила моя бабуля, выходя из магазина

В руках она держала сетку, полную продуктов. Конечно же, там были и конфеты. Сетка была в крупную ячейку, и что в ней за продукты, было видно.

– Углядел, – говорила она, останавливаясь, – на уж.

Получив конфеты, я бежал за ней вприпрыжку.

Дорога наша к дому проходила по берегу реки. Берега этого я тогда боялся, он был очень обрывистым. Гляну вниз, и сердце замирает. Внизу, метров 20—25, шумит быстроходная Тунгуска. Вижу, как по реке проплывают огромные бревна, коряги, уносясь, куда-то вдаль, в тайгу. Река меня завораживала, я забывал о дрожи в коленях, стоя на обрывистом берегу. Поражала красота высоких стройных сосен по ту сторону Тунгуски, казалось, я чувствовал их хвойный запах.

Этот запах воды, речной, замешанный с запахом тайги, часто доходил до меня, когда я находился очень далеко от тех родных и красивых мест. Это запах моего детства, и останется он со мной, видимо, до конца моего пути.

Жили мы на окраине села, у самого леса. Дом был небольшой, но добротный, рубленный из бревен. Дома в сибирских деревнях, они и по сей день те же самые или точно такие же, что были в те годы. За пятьдесят лет ушедшего в историю времени ничего практически не изменилось в лучшую сторону в сибирской глубинке. Все те же почерневшие да покосившиеся от времени небольшие бревенчатые дома, испускающие дымок из своих труб, занесенные снегом по самые окна. Несмотря ни на что, бабушкин дом мне нравился и врезался в мою память на всю жизнь. У деда моего, судя по этому дому, руки были на своем месте, особенно мне нравились резные обналичники на окнах. Ни у кого из соседей таких не было. Уже учась в классе пятом и находясь волею судьбы в Казахстане, я посмотрел фильм-сказку «Морозко», где увидел копию дома моих бабушки и дедушки. Тогда мое детское сердечко екнуло, этот дом в фильме показался мне до того родным и близким, и подумалось мне в тот момент: будет ли еще когда у меня на этой земле дом ближе, родней и дороже?! Деда своего, который срубил этот дом, я и не видел, погиб он в сентябре 1941 года. В доме висит его портрет, который бабушка часто нежно протирает от невидимой пыли, при этом крестится, что-то шепчет и вздыхает.

Много мужиков из села не вернулось с войны, и это было очень заметно, соотношение мужчин к женщинам примерно было один к пяти в пользу женщин. А те, кого пощадила или миновала война, почти круглый год находились в тайге, добывая пушного зверя. Даже в баню приходилось ходить с бабусей.

Это женское население лихо справлялось с любой работой: по дому и в огороде, запасали дрова на зиму, пахали землю, ходили на охоту, ловили рыбу. Зимой эту рыбу хранили прямо в огороде, натыкав ее в сугроб и присыпав снегом.

Вот как раз эта рыба и привлекла к нам ранним морозным утром нежданного гостя.

Снегу в ту зиму навалило сверх всякой нормы. Сугробы скрыли заборы, дверь в избу то и дело приходилось откапывать, если снег не откидывать, то в один прекрасный момент просто невозможно будет выйти из дому. Ночь была морозной, ниже сорока градусов – это точно. Проснулся я от холода, а спал на бабушкином сундуке, в котором она хранила, как мне тогда казалось, самые дорогие и очень ценные для нее вещи. Сундук был большой, стоял у печи, и мне на нем было очень уютно. Так вот, под утро я замерз и от холода проснулся.

Протерев глаза, увидел, что дверь в избу открыта, при таком морозе и открытой настежь двери немудрено замерзнуть и под пуховым одеялом. Накинув на себя одеяло, я выглянул во двор.

Картина, которую я увидел во дворе, сохранилась у меня в памяти со всеми подробностями, даже спустя уже полвека.

Я вижу огромного медведя, стоящего на задних лапах, во рту у которого большая рыбина. Рядом с ним моя бабушка, укутанная в шаль да в чунях на босу ногу. Одной рукой она придерживает шаль у горла, а в другой руке у нее полено, которым бабушка машет, устрашая нежданного гостя.

– Пошел отсюда, лешай, чучело лесное, – слышу я ее голос.

Медведь некоторое время удивленно смотрит на нее, не двигаясь с места.

– Иди, милай, иди с миром, – слышу я уже совсем в другой тональности нежно поющий голос моей бабули. Медведь встал на все четыре лапы, еще раз посмотрел в ее сторону и резко метнулся к лесу, унося с собой во рту мерзлую рыбину.

– Быстро в избу! – совсем не певучий голос услышал я и понял, что это уже в мой адрес. Я пулей влетел на сундук и залез под одеяло. Бабушка медленно вошла в избу, плотно закрыла дверь, подошла к иконам, стоящим в углу, и стала креститься, что-то приговаривая.

На этот раз голос ее дрожал.

Медведи-шатуны появлялись в деревнях по вине нерадивых охотников. Спугнут те по своей неосторожности бедолагу, вот он и шатается в поисках пищи, покинув свою берлогу.

Только взмахни он тогда лапой, и лишился бы я своей отчаянной бабушки, но, видимо, женская решительность поразила и медведя.

Ангара

Было мне в ту пору девять лет. Повез меня отец на период летних каникул к бабушке с дедушкой в деревню Налюры. Эта деревня располагалась у самого берега реки Ангары. Добирались туда очень долго. Вначале поездом, потом ехали на попутной машине, стареньком самосвале.

– Все, дальше дороги нет, добраться можно только на лошади или пешком, – сказал водитель.

Нам повезло: в Налюры направлялась почтовая лошадь с телегой. Почтальон с радостью взял попутчиков.

– Мигом доставлю, – пообещал он, обращаясь к нам.

На вид ему было лет пятьдесят. Добродушное небритое лицо почтальона светилось улыбкой. В зубах у него была самокрутка из газеты, на голове кепка с засаленным козырьком, на плечах защитный плащ, на ногах видавшие виды кирзовые сапоги.

– Cеменом меня кличут, а вы кто будете? – спросил он скрипучим голосом, обдавая меня едким дымом махорки.

– Мы Саватеевы, – ответил отец.

– Ну как же, знаю, в Налюрах Саватеевых полдеревни, – оживился наш возница.

Отец сел с ним рядом, я расположился в конце телеги на свежем пучке сена. Семен тряхнул вожжами, ударив слегка ими лошадь, и прокричал:

– Но-о, но-о, но-о-о!

Лошадь медленно тронулась, телега заскрипела. Я улегся поудобней, дорога свернула в лес. Был июль месяц, день выдался теплый и солнечный, надо мной качались верхушки деревьев, сквозь которые проглядывало нежно-голубое небо.

Отец с Семеном о чем-то разговаривали, а я погрузился в свои мысли. Лес меня всегда завораживал, это был своеобразный живой мир, разный и неповторимый во все времена года. Летний лес был самый живой и звонкий. Отовсюду доносился щебет птиц, в воздухе жужжали комары, под колесами иногда трещали сухие ветки. Я с жадностью вдыхал свежий лесной воздух, насыщенный ароматами трав и хвои. Ко всему этому лесному аромату примешивался неуловимый тонкий запах чего-то для меня нового, обдающего чистотой, свежестью и прохладой. Тогда я еще не знал, что это запах Ангары, и мы к ней приближались. Лежа в покачивающейся телеге, опьяненный лесными запахами, я заснул.

Проснулся, когда солнце уже стало садиться. Лес мы давно уже миновали. Воздух вокруг был наполнен какой-то звенящей свежестью. Я приподнялся и вдалеке увидел реку. Это была красавица Ангара. Раскаленный шар солнца касался краем ее воды. По воде шли алые отраженные блики. Картина была неповторимой. Мы приближались к берегу реки. Красавица Ангара рядом несла свои чистые голубые воды, издавая шум и обдавая нас свежестью. По мере приближения к реке становилось прохладней. Дорога пошла вдоль берега реки. Семен что-то говорил отцу, показывая на Ангару, слова его тонули в шуме, который издавала она. Картина, представшая нашему взору, поразила своей величавостью. Ярко-алое солнце медленно опускалось в бирюзовые воды Ангары. В месте касания солнца с рекой образовались красивые оранжевые лучи, которые озаряли поверхность реки и делали ее сказочно красивой. Алый цвет стелился по всему берегу, поля заалели, наша лошадь стала алой с ярко-золотистой гривой. Я подумал, что эта красота исходит от слияния двух волшебников: реки и солнца.

– До деревни уже недалеко, – раздался голос Семена.

Дорога повернула влево и стала удаляться от Ангары. Начало смеркаться. Справа от дороги мы увидели трактор. Обе двери у трактора были открыты, и вокруг ни души. Мы остановились.

– Может, сломался? – произнес отец.

– Точно сломался, – с улыбкой сказал Семен и щелкнул себя ладошкой по горлу.

– На днях, видать, получку давали, вот тракторист и сломался, – пояснил он.

Перед самой деревней мы наткнулись еще на один трактор. Он тоже стоял в одиночестве с открытой дверью.

– Точно получка была на днях, – уверено сказал почтальон, показывая на трактор.

Дорога теперь уже свернула вправо, и через некоторое время я увидел небольшую деревню.

Дома в деревне все были деревянные, небольшие, с покосившимися заборами огородов.

Некоторые из домов были совсем ветхие, вдоль заборов – длинные поленницы дров. Когда мы въехали в деревню, стало совсем темно. Телега остановилась у дома с приоткрытыми воротами. Во дворе залаяла собака.

– Молчи, шельма, – услышали мы старческий голос.

Собака сразу умолкла. В воротах показался совсем седой и старый человек. Это был мой дед, звали его Денисом. Следом за дедом с лаем выбежала крупная собака.

– Фу, фу, свои! – крикнул громко дед.

Собака, повизгивая, завиляла хвостом. Дед и отец обнялись.

– Пойдемте в хату, дорогие гости, давно ждем вас, – пригласил дед, обращаясь к нам с отцом.

– Семен, и ты давай к столу, распрягай коня, – добавил он.

– Я мигом, – засуетился почтальон.

Уже в сенях нас встретила баба Нюра, со слезами на глазах она обняла и поцеловала отца и, заметив меня, всплеснула руками:

– Валерка-то какой стал!

– Ну, давайте, давайте в дом, – ворчал дед.

Посреди большой комнаты стоял стол, накрытый бабушкой. Семен тоже не заставил себя долго ждать. Уже через несколько минут он зашел в избу, вытирая только что помытые руки.

До глубокой ночи не умолкали голоса в доме. Старики рассказывали о своем житье-бытье, при этом успевая расспрашивать отца о жизни в городе.

– Валер, я тебе постелила, пойдем провожу, – сказала бабушка, видя, что я уже давно наелся и стал засыпать за столом. Она отвела меня в комнату, которую называла спаленкой, в этой комнате стояли две кровати.

– Вот сюда ложись, – сказала она, показывая на одну из кроватей.

Я разделся и юркнул под одеяло.

На следующий день утром проснулся я от громких детских голосов. Открыв глаза, увидел троих белобрысых мальчуганов, как потом выяснилось, это были мои двоюродные братья. Самого старшего из них звали Ленькой. По годам он был мне ровесником. На нем, кроме трусов, из одежды ничего не было, впрочем, как и на остальных. Все лицо Леньки было усыпано веснушками, нос обгорел на солнце, его кончик был красным, и кожа на нем шелушилась. Братья были похожи друг на друга своим одеянием, грязными босыми ногами и взъерошенными на голове светлыми волосами. Второго из братьев звали Витькой, он был на года два младше Леньки и выглядел немного смуглей. Третьего звали Иваном, он был меньше всех ростом и по годам младше своих братьев. Ванька в упор смотрел на меня своими голубыми глазами, брови его и ресницы были белого цвета.

– А ну, шпана, давай к столу, чай пить будем, – громко произнес дед.

Ленька с Витькой быстро подсели к столу, я тоже успел одеться и сел на свободный стул у окна.

– А я не хочу чай, – сказал маленький Ванька, потупив глаза и руками теребя свои трусы.

– Ну а пироги будешь? – спросила бабушка.

Ванька быстро глянул на нее, улыбнулся и кивнул.

– Тогда все бегом во двор мыть руки, – скомандовал дед.

Братья один за другим выбежали во двор, я следом за ними. На дворе стоял солнечный летний день. C реки отдавало свежестью. Ленька с Витькой обливали друг друга холодной водой из рукомойника. Ванька же уселся на крылечко, наблюдая за братьями и вовсе не собираясь мыть руки. Набрав воды в ладони, я храбро плеснул ее в лицо, вода тогда мне показалась ледяной. Витька же, набрав воды в ладони и взбежав на крыльцо, вылил ее на голову Ваньке. Тот, вскрикнув, вскочил как ужаленный. Ленька с Витькой забежали в дом, я последовал за ними. Все уже сидели за столом, когда в избу зашел Ваня. Волосы у него были мокрыми, а на носу висела капля воды.

– Хорошо умылся? – спросил дед.

Ванька кивнул.

– Ну, садись за стол.

За столом братья не терялись. Насытившись и уже выходя из-за стола, каждый из них прихватил с собой по пирожку. Ленька махнул мне, приглашая с ними. Я тоже встал из-за стола.

– Наелись, ну идите, хлопцы, день хороший на дворе, нечего в избе сидеть, – сказал дед.

День был действительно чудесным, небо было ярко-голубым, пригревало солнышко. В воздухе щебеча парили стрижи. Электрические провода были облеплены стрижами. Их было так много, что не было свободного места. Одни птицы взлетали, другие тут же занимали их место. Ленька поднял руку и направил палец куда-то вверх.

– Ну что, поохотимся? – крикнул он и проскочил в дырку ветхого забора.

– Куда он? – спросил я.

– За рогаткой, – хором произнесли братья.

Через некоторое время Ленька появился, действительно держа в руках рогатку. Птицы были непуганы и смирненько сидели на проводах, не обращая никакого внимания на нас, они даже не подозревали, что им угрожает опасность.

– Давай за кучу, – скомандовал Ленька и, как бывалый охотник, залег за кучу высохшего навоза. Мы последовали его примеру. Первый выстрел был неудачным. Несколько стрижей лишь взмахнули крыльями, но не взлетели, камень пролетел рядом с ними. Столбы были невысокими, надо было только хорошо прицелиться, что Ленька и сделал. Прицелившись, он выстрелил второй раз, камень угодил в самую гущу стрижей. Один из них, не раскрыв крыльев, камнем упал вниз.

– Есть! – закричал Ленька.

Птица ударилась о землю и лежала неподвижно. Остальные же стрижи как будто ничего не заметили и так же смирно сидели на проводах. Ленька вошел в азарт, последовал второй выстрел, и снова упала птица на землю. Тут и во мне загорелся азарт охотника.

– Дай я попробую, – попросил я.

– Держи, – он протянул мне рогатку.

И вот уже я сбиваю стрижа, остальные птицы только слегка взмахивают крыльями, но остаются на месте. После нескольких промахов мне удается сбить второго. Тут уже не выдерживает Витька, он выхватил у меня рогатку, только было прицелился, как все мы услышали громкий крик за спиной:

– Ах вы окаянные, вам бы камнем по голове, ишь чего удумали, неужели птиц не жалко, что они вам плохого сделали?!

Это была тетя Рая, мать моих новоявленных братьев.

– Вот сейчас возьму прут да каждого оттяну по заднице, будете знать, как птиц убивать.

Она и вправду подняла с земли прут и направилась в нашу сторону. Первым при виде матери рванул Витька, он с испугу перелетел через кучу навоза и растянулся пузом на земле, но быстро поднялся и побежал в сторону реки. Мы как по команде ринулись за ним.

– Сорванцы! – крикнула тетя Рая, пригрозив нам кулаком.

Бежали мы долго, не останавливаясь. Видя, что погони за нами нет, я остановился. Впереди было ярко-красное маковое поле. Подобной красоты я раньше не видел. Над головой небо синее, впереди маковое поле, а вдали, за этим полем, бирюзовая Ангара.

Эта красочная картина навсегда запечатлелась в моей памяти. Стою, не шелохнусь, а рядом покачиваются на ветру маки, над которыми кружат пчелы, тут же летают стрижи, почти касаясь цветов, на лету хватая насекомых.

– Валерка, ты где? Догоняй! – слышу Ленькин голос.

В стороне вижу тропинку, видно, деревенские по ней добираются через маковое поле к Ангаре. Бегу по ней, догоняя своих братьев, а вокруг мелькают красные маки, в воздухе стоит неповторимый аромат цветов и луговых трав.

– Что ты там застрял? – снова слышу Леньку, но уже совсем рядом.

– Купаться будешь?

Поле с его ароматами осталось позади. Перед нами во всей красе предстала могучая сибирская красавица – река Ангара. Здесь уже были свои запахи: запах песка, запах реки, и отдаленно улавливался запах леса с того берега.

– Вот тут и будем купаться, – сказал Витька, показывая на холмик у реки.

– Здесь хорошо нырять, – добавил Ленька.

Братья на ходу скинули трусы. Ленька с Витькой нырнули почти одновременно. Ванька чуть поморщился, разогнался, подпрыгнул и столбиком, словно оловянный солдатик, сложив руки по швам, плюхнулся в воду. В это время по тропинке спустились еще двое с деревни. Мальчишка с виду лет пятнадцати и девчонка лет шести, как потом выяснилось, это были брат с сестрой. Мальчика звали Генкой, а его сестру Таньшей. Генка в одной руке держал удочку, а в другой ведерко.

– Притащились, – услышал я недовольный Витькин голос.

Девочка посмотрела на купающихся братьев, искоса взглянула на меня и села на песок у самой реки.

– Ленька, как вода, теплая? – спросил Генка.

– Теплая, – крикнул тот, работая руками, как настоящий пловец.

Но Генка не стал купаться, он отошел от купальщиков влево, метров на десять, и забросил удочку.

– Валерка, ты что не купаешься, боишься? – крикнул Ленька.

Честно говоря, плавать я не умел, но виду не показал, да и стыдно было: Таньша на меня смотрела.

«Уж если Ванька тут плавает, то и я смогу», – подумал я.

Решительно забрался на холмик, вода в реке была чистая и прозрачная, даже дно видать, рыбешки так и снуют. Трусы, конечно, я не стал снимать, девчонка на меня смотрела, как мне тогда показалось, с иронией. Собравшись с духом, я прыгнул, при этом больно ударившись животом о воду. Вода в реке была ледяной. Я ожидал, что встану на дно, но дна ногами не ощутил, до меня дошло, что здесь глубоко. Изо всех сил стал махать руками, но это мне не помогло, и я стал тонуть… Очнулся на берегу, надо мной наклонился мокрый Генка. Вода с его волос капала мне на лицо.

– Живой!!! – протяжно произнес Генка и тут же спросил:

– Зачем ты прыгал, если не умеешь плавать?

Я ему ничего не ответил. Вода попала и в нос, и в рот, меня тошнило.

– Ничего, плавать мы тебя научим, – сказал мой спаситель.

Накинув на меня рубаху, он пошел рыбачить на свое место. Братья показывались из воды только по пояс, так как трусы их были на берегу, где сидела Таньша. А она подсела ко мне и спросила:

– Ты их брат?

Я кивнул.

– А где ты живешь? – не унималась она.

– Далеко, – ответил я.

В этот момент на берег выскочил совсем голый Ванька, в ладошках он нес воду. Подбежав к Таньше, он вылил воду ей на спину, схватил трусы братьев и прыгнул в реку.

Девочка от неожиданности вскрикнула.

– Дурак! – крикнула она и побежала к брату.

Генка, увидев сестру, готовую заплакать, сразу все понял и кулаком пригрозил Ваньке. В этот момент поплавок у его удочки утонул, он резко поднял удилище, на крючке болталась рыбина. Генка расплылся в улыбке, забыв обо всем. Мне стало интересно, и я подошел к нему поближе.

– Хорош! – радостно сказал он, снимая с крючка красавца окуня.

Окунь был действительно красавец. На его бирюзовом теле четко выделялись черные полоски, ртом он хватал воздух, показывая ярко-красные жабры, при этом растопырив свои красивые алые плавники.

Генка ловко снял окуня с крючка и бросил его в ведро с водой, приготовленное им специально для пойманной рыбы. Насадив свежего червя на крючок, при этом смачно плюнув на него, Генка снова забросил удочку. На моих глазах ведро быстро наполнялось рыбой, в нем уже плавали не только окуни, там было несколько лещей и даже небольшой сом с длинными усами.

– Сегодня вечером порыбачим, – сказал Ленька, видя, что рыбалка увлекла меня.

Братья накупались и лежали на песке, греясь на солнце.

– Пойдемте землянику поедим, – произнес Витька дрожащими и посиневшими от холода губами.

– Согреемся – потом, – еле выговорил от дрожи Витька, зарываясь в теплый песок.

Наверху земляники было видимо-невидимо. Поднявшись, мы увидели луга, усыпанные этой вкусной ягодой.

– Вкусная! – произнес Ванька, горстями засыпая землянику в рот.

– У бабы еще вкуснее, – сказал Витька.

– Где у бабы? – поинтересовался я.

– На крыше, – ответил Ленька.

– Как на крыше? – удивился я.

– А что, пойдем, только тихо, чтобы дед не услышал, – добавил он.

Мы осторожно подошли к дому, во дворе никого не было. Собака было заворчала, но, увидев братьев, она замолкла и завиляла хвостом. За домом стояла лестница, по ней мы и забрались на крышу веранды. Почти по всей крыше стояли деревянные лотки, в которых на солнце сохла земляника. Ягода уже слегка подсохла. Братья, пройдя по крыше на цыпочках, тихо присели и стали уплетать землянику. Я тоже попробовал. Сухая ягода была действительно вкусной. Я ел ягоду и любовался сверху рекой. Красавица Ангара была передо мной. Перед моими глазами была картина неповторимой красоты. Широкая бирюзовая река с зелеными гористыми берегами, вытянутое вдоль берега красное маковое поле и голубое, без единого облачка, небо. Сидя на крыше, я забыл обо всем, ел ягоду и любовался красотой сибирской красавицы реки.

– Дед во дворе, – шепотом произнес Ленька.

Слышно было, как стукнула дверь.

– Он зашел в дом, – сказав это, Ленька осторожно двинулся к лестнице.

Мы тоже, тихо ступая по крыше, пошли за ним. Все закончилось удачно, никто нас не заметил.

– Пошли к нам, кушать охота, – позвал Витька, обращаясь ко мне.

– Да, пойдемте поедим, – поддержал его Ванька.

Вечером, как и было обещано Ленькой, мы отправились с ним на реку на рыбалку.

– Вечерний клев даже лучше, – сказал он с деловым видом.

Он дал мне удочку, сказав при этом, что ей рыбачил его отец.

«Раз отец ей рыбачил, значит, я точно поймаю рыбу», – подумал я.

Рыбалка была захватывающей и удачной: мы с Ленькой поймали по десятку хороших окуней. Не заметили, как солнце село и начало темнеть, стали одолевать комары.

– Все, хватит, а то сожрут, – сказал Ленька, отмахиваясь от комаров.

Подойдя к деревне, мы услышали музыку.

– Это в клубе танцы, – сообщил Ленька.

– Что такое любовь? – вдруг спросил он, обращаясь ко мне.

– Ну, это когда парень и девушка танцуют вместе, – не сразу ответил я.

– Да, и обнимаются, – согласился со мной Ленька.

Всю рыбу мы отдали бабушке, а дед, увидев улов, похвалил:

– Молодцы, сорванцы!

Вечером, лежа в постели, уставший за день, находясь под впечатлением от всего увиденного на Ангаре, я был рад по-мальчишески и по-настоящему счастлив от того, что до школы еще далеко и впереди у меня еще много таких дней, как этот.