Текст книги "Последняя битва императоров. Параллельная история Первой мировой"

29 августа по берегам Гнилой Липы и Буга закипело общее сражение. Местность тут была крайне неудобной для наступления – кругом болота, речушки, а все мосты и гати простреливались. Особенно тяжело пришлось 8-му корпусу Радко-Дмитриева. 24-й, который должен был прикрыть его слева, все еще отставал. Этим воспользовались вражеские части, засевшие в г. Галиче. Совершили вылазку и стали прорываться в русский тыл. Радко-Дмитриев приказал своим дивизиям загнуть левый фланг, отбивал жестокие атаки с двух сторон. Но командир 24-го Цуриков догадался выслать вперед одну бригаду, она спешила ускоренными маршами, без привалов, и все-таки подоспела, с ходу вступила в бой и оттянула на себя части галичского гарнизона.

Тяжко было и 7-му корпусу на стыке с 3-й армией. Ему предстояло расчленить боевые порядки австрийцев, он нес в атаках большие потери, но продвигался еле-еле. По сотням, по десяткам метров буквально вгрызался в оборону врага. Лишь через 2 дня он пробился к Гнилой Липе и стал переправляться через нее. Но когда его соединения перешли через реку, возник разрыв между ними и 12-м корпусом. Противник это сразу заметил и бросил в брешь значительные силы – отрезать 7-й корпус от своих. Спасла положение 12-я кавалерийская дивизия Алексея Максимовича Каледина. Этот генерал, донской казак из Усть-Хоперской станицы, проявил себя решительным и умелым начальником. Сам, без приказа свыше, выдвинул полки наперерез прорвавшимся австрийцам. Спешенная конница залегла, развернулись дивизионные батареи. Раз за разом накатывались цепи неприятеля, их встречали огнем. Доходило до рукопашных. На некоторых участках отряды противника пробивались в русские тылы. На них Каледин бросал резервные эскадроны, врага давили и отбрасывали конными контратаками и продержались, пока подошла подмога, бригада пехоты.

Но уже сказывался прорыв 7-го корпуса. Он все глубже проникал в расположение австрийцев, и 1 сентября неприятель дрогнул, начал пятиться назад. Брусилов, угадав этот момент, приказал всем остальным войскам «наподдать». Его корпуса с новой силой навалились на противников, и они не выдержали. Отступление принимало все более беспорядочный характер, наши части по всему фронту форсировали Гнилую Липу и устремилась в преследование, захватывали пленных, пушки, обозы. А левофланговый 24-й корпус подступил к Галичу. Город был сильно укреплен, ощетинился тяжелыми орудиями. Но гарнизон, причинивший столько неприятностей своей вылазкой, растрепали в полевых боях. Когда рухнула оборона по Гнилой Липе, защитники Галича запаниковали, и его взяли одной атакой.

Левее Брусилова наступал Днестровский отряд Певлова из 2-й сводной казачьей дивизии и пехотной бригады. 2 сентября он с ходу захватил г. Станислав (Ивано-Франковск), и казаки ринулись в рейд по тылам противника на Калуш и Стрый. Австрийцы стали отступать и перед правым соседом Брусилова, 3-й армией, она двинулась к Львову. Авиаразведка доложила, что к Львовскому вокзалу стягивается масса войск, и набитые поезда отходят один за другим. Позже выяснилось, что прорыв 8-й армии оказался очень опасным для врага. Австрийское командование испугалось, что русские захватят железнодорожный узел и отрежут их войскам пути отхода, поэтому решило оставить Львов.

Для нашего командования это было неожиданным. 3 сентября Брусилов со штабными офицерами ехал к Рузскому на совещание. Одна из машин, в которой находились полковники Гейден и Яхонтов, отстала и сбилась с дороги. Офицеры увидели, что от Львова идут крестьяне, местные русины (так называли западных украинцев). Поинтересовались: «А что, много там войска?» Им ответили: «Нема никого, все утекли». Гейден и Яхонтов сперва не поверили, но заинтересовались. Уж очень соблазнительной показалась возможность блеснуть с истинным офицерским шиком. Поехали в Львов. У предместий обогнали свои передовые части и направились к центру города. Солдат противника и впрямь не было. Полковники не отказали себе в удовольствии позавтракать в лучшей гостинице Жоржа, купили знаменитых львовских конфет и поехали обратно – докладывать.

С юга в город вступила дивизия Каледина, с севера части 3-й армии – 9-й корпус Щербачева. Его полки стали занимать пустые форты, и Рузский, узнав об этом, был очень озадачен. Приказал Щербачеву соблюдать сугубую осторожность: не приготовил ли враг какой-нибудь ловушки? Но ловушек не обнаружилось. Сражение было выиграно. Рузский за эту победу был произведен в генерал-адъютанты, его и Иванова наградили орденом Св. Георгия III степени, Брусилова – IV степени.

Из тюрем и лагерей в Галиции были освобождены десятки тысяч интернированных русских и местных жителей, арестованных за «русофильство» (часто всего лишь за неосторожное слово). Встречали наших воинов по-разному. Русины – с искренней радостью. Они в большинстве православными и даже говорили тогда на другом языке. Офицеры с удивлением отмечали, что язык русин гораздо ближе к великорусскому, чем украинский (что не удивительно – в Поднепровье славяне смешивались с тюркскими народами, а в Прикарпатье сохранялось наречие Киевской Руси). Простые галичане воспринимали приход русских как «своих». Дружески были настроены и поляки. А враждебную позицию заняли униатская церковь, немцы, евреи. Но стрельбы в спину и перерезания телефонных проводов, как в Пруссии, здесь не было – не осмеливались.

Русские власти отнеслись лояльно ко всем категориям населения. Была создана гражданская администрация во главе с генерал-губернатором Галиции графом Бобринским, взялась за налаживание нормальной жизни края. Никаких контрибуций на взятые города не накладывалось, репрессий не было. Свободно дозволялось униатское и иудейское богослужение. Запрещались лишь антироссийские акции и призывы к ним. А для поляков великий князь Николай Николаевич издал воззвание, обещал после войны объединить русскую, австрийскую и германскую части Польши и предоставить ей автономию, поляки это восприняли с восторгом.

Первые сражения преподнесли и неприятные сюрпризы. По сравнению с прошлыми войнами, оружие значительно усовершенствовалось, и потери оказались гораздо больше, чем можно было ожидать. Медицинские структуры не справлялись с наплывом раненых. Военное ведомство и Красный Крест действовали не согласованно между собой. Тысячи раненых копились в лазаретах и на станциях – наспех перевязанные, без подстилок, на голой земле. Тревожные доклады об этом безобразии посыпались из всех армий, корпусов. Верховный Главнокомандующий тотчас предпринял решительные меры. Начальник санитарно-эвакуационной части Евдокимов, не отреагировавший вовремя на сигналы, был снят. На его место назначили принца Александра Петровича Ольденбургского, предоставив ему диктаторские права по отношению к любым, военным и гражданским службам. Он энергично взялся наводить порядок.

К помощи раненым подключились императрица Александра Федоровна, члены царствующей фамилии, на свои средства снаряжали санитарные поезда, создавали госпитали. А в Москве был создан Всероссийский Земский Союз помощи больным и раненым – на эти цели земцы собрали 600 тыс. руб. Набирали медперсонал, оборудовали дополнительные медицинские учреждения, транспорт. Для тех же задач возник Всероссийский Союз Городов, обе организации объединились в Союз Земств и Городов (Земгор) под председательством князя Г. Е. Львова. Царь с благодарностью принял инициативу общественности. Министерство внутренних дел предписало губернаторам оказывать содействие работе Земгору, он начал создавать фронтовые и губернские комитеты. Ситуация с пострадавшими воинами быстро выправилась.

Бои выявили и серьезное преимущество врага в тяжелой артиллерии. Но в России крупнокалиберные орудия не производились, их закупали за границей. Чтобы срочно подкрепить войска, стали снимать и отправлять на фронт орудия береговой обороны калибра 152 и 254 мм. Кроме того, нехватку крупных калибров придумали компенсировать, применять массированно обычные полевые орудия. В русской армии впервые начали формировать артиллерийские бригады, мощные соединения из 8 батарей по 8 орудий.

17. Марна

Во Франции германские войска, гоня противника, развернулись для решающего удара. Подступили к Вердену, заняли брошенный без боя Лилль, вышли к лучшей французской крепости Мобеж. Возле нее оставили один корпус, он стал ждать осадную артиллерию. 1-я армия Клюка должна была совершить глубокий обход – двигаясь от бельгийской границы, пройти мимо Парижа с запада и лишь после этого развернуться, окружая французскую столицу и выходя в тылы всему фронту. 2-я и 3-я нацеливались прямо на Париж. 4-я, 5-я и 6-я наступали восточнее, 7-я прикрывала их фланг. 24 августа 6-я и 7-я армии под общим командованием Руппрехта нанесли новый удар, обрушили на французов огонь 400 орудий. Но здесь французские части держались стойко, их поддерживала артиллерия пограничных крепостей, а солдаты наконец-то начали окапываться, это сразу упрочило оборону. Положение в Лотарингии несколько стабилизировалось, и Жоффр получил возможность снимать отсюда войска.

Лотарингскую армию которую он начал было собирать на этом крыле, срочно перевозили под Амьен, на ее основе создавалась новая 6-я армия Монури. С других участков выдернули 6 дивизий, они составили армию Фоша, в неразберихе она получила 9-й номер, хотя 7-й и 8-й у французов не было. Но на перевозки и перегруппировки требовалось время. Чтобы выиграть его, Жоффр задумал задержать врага контрударом на р. Сомма, у Сен-Кантена. Пусть 5-я армия Ларензака и англичане с двух сторон зажмут углубившуюся на юг 2-ю немецкую армию Бюлова, а потом изготовится 6-я армия, врежется во фланг группировки фон Клюка.

Но уже и сорганизовать контрудар было трудно. Ларензак протестовал, хотел отступать дальше. Жоффр сам приехал к нему и устроил скандал, угрожая судом. А англичане наотрез отказались атаковать. Их главнокомандующий Френч впал в панику, писал в Лондон, настаивал на эвакуации. Из Англии прислали подкрепление, 1,5 дивизии, но он счел их лишней обузой, придется больше войск грузить на корабли. Его штаб бежал далеко впереди своих частей. Два британских корпуса, Хейга и Смит-Дорриена, потеряли друг друга, отступали как придется.

Корпус Хейга наткнулся на 2 заблудившихся германских полка и просил помощи, уверял, что «положение очень критическое». Получив это донесение, начальник британского штаба Мерэй упал в обморок, а Френч решил, будто это обход, приказал спасаться. А Смит-Дорриен случайно встретил у Ле-Като всю 1-ю германскую армию Клюка – и вступил в бой. Но и Клюка его дерзость сбила с толку. Он счел, что перед ним вся британская армия. Вместо того, чтобы прихлопнуть корпус одним махом, начал маневрировать, послал свои силы в глубокий обход. Тем временем Смит-Дорриен получил от Френча разъяснение положения, а которое он попал. Еле-еле выбрались из ловушки, бросили 38 орудий. Приказ об отходе не смогли довести до всех частей, они погибали, потери англичан достигли 15 тыс. человек. После этого отступление британцев стало вообще беспорядочным. Многие подразделения отстали от своих полков, перемешались на дорогах с французами. В Сен-Кантене 2 батальона побросали оружие и настроились ждать немцев – сдаваться. Командиры чрезвычайными усилиями уломали их не сражаться, а хотя бы идти дальше.

Во французском правительстве паника усугубилась раздорами и склоками. Министры обвиняли во всех бедах Жоффра, требовали сместить его. Для спасения страны всплыла вдруг кандидатура престарелого генерала Галлиени – когда-то Жоффр был его подчиненным. Ссоры в верхах и перемены в командовании грозили полной катастрофой, и президент Пуанкаре отправил кабинет в отставку. А Галлиени был назначен военным губернатором Парижа. Но укреплять город было поздно и бессмысленно, германская осадная артиллерия уже показала свои способности. Защищать Париж надо было на дальних подступах, а Жоффр не давал Галлиени войск. Заявлял: «Да какое значение имеет Париж! Потеря Парижа еще не означает конца борьбы». После долгих споров сошлись на том, что в подчинение Галлиени перейдут какие-то войска, если им придется отступить в Парижский укрепрайон.

Помочь союзникам пытались бельгийцы. Их армия предпринимала вылазки из Антверпена, но германский 3-й резервный корпус загонял ее обратно. А Англия 27 августа высадила 3 батальона морской пехоты в Остенде. Предполагалось, что сюда отойдет 30-тысячный гарнизон крепости Намюр, можно будет создать фланговую группировку, которая отвлечет на себя часть немцев. Но те, кто вырвался из Намюра, разбредались в разные стороны. В Остенде собралось всего 6 тыс. бельгийцев, совершенно деморализованных и мечтающих только об эвакуации. Через 3 дня десант отправили назад в Англию.

В эти критические дни уже сказывалось влияние русского фронта. Вместо того, чтобы наращивать ударную группировку, сотни эшелонов с германскими соединениями тянулись на восток. Но французы этого еще не почувствовали. Их 5-я армия под личным руководством Жоффра нанесла контрудар у Сен-Кантена. Не тут-то было! 2-я германская армия знала о приготовлениях и ждала ее. Опрокинула шквальным огнем и сама ринулась вперед. Французы побежали, на мостах через Уазу отступающие полки давились в пробках. Генералы метались в хаосе, стараясь остановить их, и все же повернули подчиненных на немцев. Генерал д'Эспере повел корпус в атаку с оркестром, под музыку. Французов исхлестало пулями и снарядами, но врага они отбросили и погнали.

Вторжение германских войск во Францию

Рядом находился британский корпус Хейга, он готов был помочь, противник неосторожно повернулся к нему открытым флангом. Но Френч запретил ему ввязываться в бой, велел отступать дальше. А в это же время 4-я и 3-я немецкие армии проломили французскую оборону на Маасе. Получилось, что под Сен-Кантеном контратакующие войска побеждали, продвигались на север, а справа и слева от них неприятель маршировал на юг. Чтобы не попасть в мешок, 5-й армии Ларензака тоже было приказано отступать.

А 6-я армия Монури так и не успела подготовиться к контрнаступлению. Она представляла собой «сборную солянку» из надерганных отовсюду дивизий и бригад, на нее вышли 2 корпуса из войск фон Клюка и смели ее первым же натиском. Она даже не смогла оказать серьезного сопротивления, разбитые части покатились к Парижу. Французский фронт стал распадаться. Немцы казались неудержимыми. За неделю в их руки попало 70 городов и территория, где проживало 1/6 населения Франции. Армия фон Клюка, вступив в Шантильи, оказалась в 40 км от Парижа, а ее кавалерийские разъезды в 30 км.

Напуганные известиями о германских зверствах, дороги запрудили массы беженцев. Вперемешку с гражданскими толпами, бесконечными обозами, шагали воинские части. Многие уже и сами не знали, куда они идут. Солдаты по 5 дней не видели горячей пищи, множились панические слухи. Банды дезертиров грабили деревни. Англичане бросили фронт. Френч жаждал лишь одного, поскорее убраться домой. Распорядился держаться «на значительном расстоянии от противника» и выбросить из обозов «все боеприпасы и другие предметы, не являющиеся абсолютно необходимыми». Его приказы усилили переполох. Из фургонов летели на дорогу ящики со снарядами и патронами, солдаты грузились сами, чтобы удирать быстрее.

Встревоженный военный министр Франции Мильеран упросил британского коллегу Китченера о совместном совещании и с большим трудом добился решения, чтобы англичане хотя бы отступали не на запад, к ближайшим портам, а к Парижу, вместе с французскими войсками. Штаб Жоффра тоже несколько раз перебазировался южнее. Но верховный главнокомандующий восстанавливал порядок жесточайшими мерами. Выставлялись патрули. Дезертиров, мародеров, паникеров расстреливали на месте без всякого суда. Под горячую руку гибли и невиновные, просто поддавшиеся страху. Современники вспоминали, что вдоль дорог тут и там валялись трупы солдат с запиской на груди – «предатель». Один командир роты собственноручно застрелил двух командиров взводов за «пораженчество». А Жоффр за «утрату боевого духа» поснимал с должностей 2 командармов, командиров 10 корпусов и 39 дивизий. Заменял их теми, кого считал более решительными. И его железная воля, суровейшие расправы, в самом деле смогли уберечь войска от разложения.

А немцы считали, что противник уже окончательно разгромлен. Безудержно гнали вперед, чтобы выдержать график «блицкрига». Но сам план Шлиффена начинал давать сбои. Ударная группировка была ослаблена. 2,5 корпуса направили в Россию, 2 осталось в Бельгии против Антверпена и для поддержания порядка, 1 осаждал Мобеж, несколько соединений – крепость Живе. Да и в боях германцы несли серьезные потери. Изначальная плотность боевых порядков снизилась вдвое. Между армиями стали возникать разрывы. А резервов не было, приходилось маневрировать одними и теми же частями, гоняя их туда-сюда. Войска проходили по 30–40 км в день, были страшно измучены. То, что хорошо получалось на карте и на маневрах, в реальных условиях оказывалось на пределе человеческих возможностей.

Французы при отступлении портили железные дороги, телефонные и телеграфные линии. Быстро протянуть телефонную связь на дальние расстояния было невозможно, радиостанции были еще ненадежными. Армии теряли контакты между собой. Ставка в течение 1–2 суток не имела сведений о той или иной армии. Повозки застревали в пробках у взорванных мостов, а несколько десятков автомашин, с которыми немцы начали войну, сломались еще в Бельгии. Отстала тяжелая артиллерия, начались перебои с боеприпасами, некоторые части для облегчения бросали лопаты и кирки – зачем их тащить, если французы уже не боеспособны?

Отстали обозы, кухни, солдаты шли голодными. Дать им время найти и приготовить еду было нельзя: сорвется жесткий график. Единственной пищей становились сырая капуста или свекла, добытые у дороги. Набивали живот сорванными фруктами, страдали поносом. Лошадей выпускали пастись на ближайшие поля. А усталость и голод снижали скорость. Время отнимали и обходы, задержки. Его наверстывали за счет отдыха. На ночлег колонны укладывали прямо вдоль дорог – по команде «подъем» сразу шагать дальше. На привалах люди падали и вырубались на голой земле. Бывало, что и на марше шли с закрытыми глазами, а чтобы не заснуть, пели песни. 2-я и 3-я армии двигались через Шампань, солдаты разбивали винные погреба и напивались, а офицеры им не мешали, только этим поддерживались силы. Взбадривали себя и кличем «Nach Paris!» Еще чуть-чуть, и французская столица будет наша…

1-я армия фон Клюка, раздавив слабую 6-ю французскую армию, вырвались далеко вперед. А 2-я фон Бюлова отстала, отражая контрудар у Сен-Кантена, просила соседа помочь. 30 августа в Компьене войска Клюка нашли груды имущества, шинелей, боеприпасов, брошенных англичанами. Это еще раз доказывало: противник совершенно ошалел и бежит сломя голову. Поэтому Клюку пришла идея изменить план. Не совершать дальнейший марш на юг, не обходить Париж, зачем топать лишние 100 км? Повернуть на восток перед Парижем, выйти во фланг и тыл французским армиям, которые противостоят Бюлову и Хаузену. Окружить их и уничтожить. Правда, при этом оставались за линией окружения 6-я армия и англичане, но их уже не брали в расчет. Мольтке одобрил идею Клюка. Она позволяла сузить фронт, ликвидировать опасные разрывы между армиями. 1-я германская армия начала разворот влево.

Эпицентр боевых действий смещался в бассейн р. Сены и ее притоков. Ниже Парижа в эту реку впадает с правой стороны Уаза. Ее притоком является Эна, она образует естественный рубеж на дальних подступах к французской столице. А чуть выше Парижа в Сену впадает Марна. Она течет между Эной и Парижем, получается как бы промежуточный рубеж. Войска Клюка, перейдя Уазу, двинулись к Марне – вдогонку за англичанами, отступавшими на восток.

А Жоффр уже готов был пожертвовать Парижем. Он полагал, что с военной точки зрения это всего лишь «географическое понятие», и ни к чему разбрасывать войска на оборону. 1 сентября издал приказ армиям об отходе за Сену. Немцы рано или поздно должны выдохнуться, растянут силы, а французы передохнут за широкой рекой, придут в себя и через недельку перейдут в новое наступление. Ну а правительство Франции дошло до того, что слало в Россию вообще фантастические просьбы – срочно прислать через Архангельск прислать аж 4 корпуса.

Информация об этом просочились в народ, по Франции и Англии поползли слухи, будто уже приехали 500 тыс. казаков. Находилось множество людей, которые «сами их видели». Дескать, они стояли на перроне на такой-то станции и сбивали снег с сапог (в августе). Но верили! А подробности насчет снега казались еще более убедительными. Один британский офицер, «лично видевший» казаков, описывал, что они одеты в «длинные ярко расшитые шинели и большие меховые шапки, с луками и стрелами вместо винтовок». Но на самом-то деле «казаков» не было, а германские самолеты начали бомбежки Парижа – всего по 2–3 бомбы в день, чтобы вызвать панику. Горожане хлынули на юг. Тайно, среди ночи, уехало и правительство. В русском и британском посольствах жгли документы. Многие политики и общественники взывали, что надо объявить Париж «открытым городом», спасти культурные и архитектурные ценности. То бишь, попросту говоря, сдать без боя.

Но генерал Галлиени готовился драться. Возводились баррикады, рылись траншеи, «волчьи ямы» с кольями против кавалерии, сносились здания, закрывающие сектора обстрела. Был реквизирован транспорт, на случай осады завозили скот – его пасли в Булонском лесу. На строительство укреплений Галлиени мобилизовал всех жителей пригородов, «даже самых старых и немощных». Нет, когда речь шла о защите государства, «свободная» Франция не церемонилась со своими гражданами. Было объявлено осадное положение, и парижская полиция произвела капитальную «чистку» тюрем и города. Бандитов, воров и прочих преступников выгребали из камер, вывозили в Венсеннский лес и расстреливали. Ставили под дула винтовок и мужчин, и женщин, осужденных на разные сроки, только что пойманных.

У Галлиени наконец-то появились войска – к нему отступила растрепанная 6-я армия, прибыли морская бригада, дивизия зуавов (африканских стрелков). Но генерал понимал, что этого слишком мало. В возможность остановить немцев на Сене он не верил. Предсказывал, что армии, набрав инерцию отступления, не сумеют закрепиться на водном рубеже, будут легко сбиты и покатятся дальше. Он готовился не выстоять, а с честью погибнуть, и был убежден, что погибнет. Мосты и прочие важные объекты в Париже готовились к взрыву – указывалось, если враг ворвется в столицу, он должен «найти лишь пустоту».

Но стали вдруг поступать донесения, что германские авангарды повернули на восток. У убитого неприятельского офицера даже нашли карту с точными маршрутами корпусов армии Клюка. И в это… не поверили. Казалось просто невероятным, что немцы, находясь рядом с Парижем, поворачивают, чтобы пройти мимо. Однако 3 сентября авиаразведка подтвердила, армия Клюка движется на восток, подставив Парижу фланг… Галлиени загорелся. Во французской армии не допускалось ни малейшей инициативы без разрешения верховного главнокомандующего, да и сил у генерала не хватало. Он отдал предварительные распоряжения 6-й армии Монури готовиться к атаке, а сам ринулся уговаривать начальство.

Даже связаться с Жоффром, и то было непросто. Он был настолько консервативен, что не терпел телефонов, принципиально не брал трубку и поручал разговоры мелким сошкам. Галлиени кое-как переупрямил бывшего подчиненного, со скрипом добился разговора с ним, растолковал выгоднейшую ситуацию. Жоффр тоже воспрянул, операцию назначили на 6 сентября. Тем не менее, она висела на волоске. Наличных войск в районе Парижа хватало лишь в том случае, если получится привлечь англичан, иначе некем было закрыть брешь в боевых порядках. Но никто не знал, где находится Френч. А когда отыскали, он отказался, приказал своим корпусам продолжать отступление. Уже 5 сентября вместо организации контрудара Жоффру пришлось бросить все дела и на ехать машине за 180 км в Мелен, в английский штаб.

Тащился с черепашьей скоростью, стоял в пробках в потоке беженцев. Френча он застал чудом – тот уже упаковал чемоданы, чтобы перебираться еще дальше. Произошла безобразная сцена. Жоффр стучал кулаком по столу, кричал: «Господин маршал, вы рискуете честью Англии!» Лишь после этого Френч расплакался и сказал «да». Но его соединения ушли слишком далеко, могли возвратиться на фронт только через несколько дней. Вечером Жофр подписал приказ о наступлении. Главный удар наносили 5-я, 6-я и британская армии, вспомогательные – 9-я и 3-я. Приказ был жестким: «Если случится, что какое-нибудь подразделение не сможет продвигаться вперед, оно должно любой ценой удержать свои позиции и скорее погибнуть, чем отступить». В этот же день, 5 сентября, Англия, Франция и Россия подписали договор не заключать сепаратного мира, как бы трудно не приходилось кому-то из них.

Между тем, разгорелось ожесточенное сражение на восточном фланге, в Лотарингии. Французы сняли отсюда 2 корпуса для подкрепления других направлений, и Руппрехт с 6-й и 7-й германской армиями снова полез вперед, французский командующий Кастельно просил разрешения отступить. Немцы побеждали и на центральном участке фронта, взяли Реймс. К Парижу приблизилась уже не только 1-я армия Клюка, с севера навстречу ей надвигались 2-я Бюлова и 3-я Хаузена. Но в германской ставке успели разобраться – доклады о полном разложении и паническом бегстве французов преувеличены, они еще могут сражаться. Мольтке изменил задачу Клюку. Приказал защитить фланг со стороны Парижа и Марну не переходить, остановиться и ждать армию Бюлова, пристроиться к ней.

Для прикрытия со стороны Парижа Клюк выдвинул 4-й резервный корпус и кавдивизию. Но спасающиеся англичане выбросили взрывчатку, не уничтожили за собой мосты через Марну. Как было не воспользоваться? Остановиться на 2 дня – противник опомнится, займет оборону. Клюк двинул свои силы на левый берег Марны. Доложил, что сейчас важно гнать неприятеля, не давая передышки. Тем временем, немецкая авиаразведка засекла перевозки французских войск. Мольтке сделал правильный вывод, готовится контрудар. Вечером 4 сентября из ставки полетела новая директива. Указывалось на угрозу контрнаступления, 1-й и 2-й армиям предписывалось развернуться фронтом на Париж и отбить его, 3-й двигаться им на поддержку.

Эта директива чуть-чуть запоздала. Клюк получил ее по радио утром 5 сентября. 4 его корпуса уже были за Марной, шагали на восток, растянувшись на 50 км. Разворачивать их сразу же, чтобы уставшие солдаты шли тот же путь назад, командующий не стал. А вечером передовые части 6-й французской армии, выдвигаясь на исходные рубежи, нарвались на немцев. Завязались беспорядочные потасовки. Ночью Клюк принялся возвращать ушедшие корпуса. Но его приказам еще нужно было догнать соединения, им еще нужно было дошагать обратно…

6 сентября загрохотало по всему фронту. Вступили в бой все французские армии. Сам по себе фланговый удар 6-й армии Монури не принес успеха. Один лишь германский 4-й резервный корпус, оставленный на правом берегу Марны для прикрытия, отбросил ее. А дальше стали прибывать части 2-го германского корпуса, он ушел ближе всех и вернулся раньше. Уже наоборот, на Монури сыпались атаки, он с трудом сдерживал их. Теперь немцы нацелились охватить французскую группировку с флангов и раздавить ее. Клюк сосредоточил усилия на западном крыле, против Монури. А с другой стороны готовились проломить фронт 2-я и 3-я германские армии. На Сен-Гондских болотах они столкнулись с 9-й армией Фоша.

Эта армия, как и 6-я, представляла собой смесь разрозненных и уже битых дивизий. Но Фош был настроен весьма решительно, никакой обороны не строил и об окопах даже не вспоминал, отбивался яростными контратаками и артогнем. Местность тут была открытая, равнинная, и возникали жуткие поля, заваленные мертвецами в несколько слоев. Немцы наступали плотными строями, французская артиллерия накрыла их мелинитовыми снарядами, и они полегли, как шли, взводами и ротами. Но телефонов на французских батареях не было, орудия били по заранее выставленному прицелу. Когда тех же рубежей достигла своя контратакующая пехота, ее накрыл следующий шквал снарядов. И тоже полегли, как бежали, взводами и ротами. Единственным укрытием от огня были придорожные канавы, солдаты набивались туда впритирку, и при попадании снаряда канавы превращались в братские могилы.

Сражения кипели и на других участках. У Витри-ле-Франсе схлестнулись во встречных атаках 4-я французская и 4-я германская армии. Ни та, ни другая одолеть не смогли. Под Верденом 5-я германская армия навалилась на 3-ю французскую. Но ее командующий Саррайль умело маневрировал силами, гарнизон Вердена совершал вылазки, и противника остановили. А армии Руппрехта продолжали атаки в Лотарингии, они постепенно выдыхались, опрокинуть французов немцы не смогли.

7 сентября настал критический момент. К двум корпусам Клюка, дравшимся против 6-й армии, подошел еще один. Войска Монури были разбиты, он молил о подкреплениях. В Париж в этот день прибыла Марокканская дивизия. Чтобы она успела спасти положение, Галлиени мобилизовал парижские такси. 600 машин совершили по 2 рейса и перебросили бригаду, она с ходу кинулась в штыковые и отразили немцев. Повыбитую армию Фоша противник тоже смял и обходил. Возле Фер-Шампенуаза германские части Хаузена вклинились между ней и 4-й. Фош лично поднял остатки дивизий в общую атаку и последними силами сдержал прорыв.

8 этот же день пала крепость Мобеж. Гарнизон был деморализован бомбардировкой и капитулировал. Немцам досталось 450 орудий и 33 тыс. пленных. Но главным выигрышем они считали другое – освободился 7-й резервный корпус. Германское командование писало, что это «весьма кстати. Сейчас и один корпус имеет уже значение». Мольтке понимал, что в сложившейся ситуации даже ничтожный перевес может сыграть решающую роль, начал снимать войска из Лотарингии, хотя добираться до Марны и Фер-Шампенуаза им было слишком далеко.

Французам и без того приходилось худо. Поредевшая армия Монури едва отбилась от трех корпусов Клюка, а к ним подходили еще два. От армии Фоша мало что осталось. Но сказалась именно нехватка сил у немцев. Когда Клюк послал свои корпуса на восток, они «сдвинули» в том же направлении 2-ю германскую армию. Теперь эти корпуса возвращались, и между двумя армиями возник разрыв в 35–40 км. Фон Бюлову было нечем закрыть его, он направил сюда только конницу. А 8 сентября на фронт наконец-то вернулись англичане. Вместе с частями французской 5-й армии они вошли на оголившийся участок. Перед тремя британскими корпусами была лишь кавалерийская завеса. Они вполне могли устроить неприятелю серьезный разгром, ударить по тылам Клюка или во фланг Бюлову. Британцы о такой возможности не задумались. Они продвигались чрезвычайно осторожно, с оглядкой на соседей, при каждом мелком обстреле сразу же останавливались, занимали оборону. Но само их углубление в стык между армиями разрезало германские боевые порядки.