Текст книги "Последняя битва императоров. Параллельная история Первой мировой"

После отступления русских из Пруссии германские журналисты ринулись искать и обесчещенных – это было так остро, интересно, пусть расскажут о своих переживаниях, проклянут врагов… Не нашли. Ни одной! На германской земле побывали две наших армии, и не удалось зафиксировать ни одного изнасилования. Кстати, деликатность русских отразилась в докладе Гурко, когда он искал переодетых разведчиков – «нельзя же было задирать юбки всем женщинам в Восточной Пруссии». Сами немцы в данном плане не церемонились. Это испытали на себе и русские приезжие дамы в начале войны, и батрачки в Пруссии, и бельгийки.

При поражении Самсонова медсестрам, взятым в плен вместе с ранеными, тоже довелось пройти через «обыски» с раздеванием перед офицерами, некоторые были изнасилованы. В оккупированных районах Польши глумились над «славянками», хватали их на забаву. А на француженок большинство немцев вообще смотрело как на публичных женщин, обязанных выполнять их желания. Отказавшая рисковала попасть в число заложников, читай – на смерть. Впрочем, приговор не избавлял от насильников. Ведь заложницы попадали в полную власть арестовавших их офицеров и охранников. Сперва попользоваться, а уж потом расстрелять – вполне рационально и ощущения более острые, как раз в духе Ницше.

«Культурная» нация вытворяла и другие неприглядные вещи. В Лотарингии (в немецкой ее части, на своей территории) разрыли могилы предков французского президента Пуанкаре, и офицеры (!) испражнялись на их останки. В отместку за Марну по приказу фон Бюлова подвергли жестокой артиллерийской бомбардировке г. Реймс (находившийся в германском тылу и оккупированный), разрушили знаменитый Реймский собор. А в отместку за очередное поражение от русских разгневанный кайзер распорядился уморить голодом всех пленных, захваченных в Пруссии. Правда, этот приказ все-таки не выполнили, спустили на тормозах.

Но содержание русских пленных было ужасным. На день полагалось 100 г. эрзац-хлеба с примесью отрубей, желудей и прочей дряни, и жиденькая баланда из картофельной шелухи и кормовой брюквы. Изредка давали тухлые селедочные головы. Бараки не отапливали, людей размещали вповалку на голой земле, выдавали соломенный матрац на троих. Санитарного и медицинского обслуживания не было, и первые умершие пленные отмечены уже в сентябре 1914 г. в Виттенбергском лагере (50 км от Берлина). За побег переводили в штрафные лагеря и тюрьмы, за неподчинение приказам лагерного начальства расстреливали.

А вдобавок к голоду, холоду, болезням, направляли на тяжелые работы, в том числе запрещенные по нормам международного права – на военные заводы, строительство укреплений во Франции. Некоторым удавалось перемахнуть через фронт, они и рассказали о положении пленных. Причем так обращались только с русскими. Англичане и французы жили в куда более сносных условиях, на работы их не гоняли, они могли получать письма и продовольственные посылки через Красный Крест. Русским посылки тоже отправлялись, но не доходили никогда. Их съедали сами немцы. А пленным внушали, будто Родина от них отказалась, и при возвращении домой их ждет Сибирь…

Минует четверть века, грянет не Первая, а Вторая мировая, и все повторится, только в других масштабах – террор, бесчинства. Повторятся и мифы о «советских зверствах», «советских изнасилованиях», будут морить советских пленных и точно так же лгать им «Родина вас предала». Для русофобии придумают новое объяснение: «коммунизм». Но в 1914 г. на земле еще не было ни нацизма, ни коммунизма, воюющими странами правили не Гитлер и Сталин, а Вильгельм и Николай II, а очень многое уже напоминало о будущем.

20. Битва за Галицию

Великий князь Николай Николаевич совершенно справедливо полагал, что нужно разгромить Австро-Венгрию, пока немцы связаны во Франции. Ставка отказалась от проектов броска на Берлин и передала формирующуюся 9-ю армию Юго-Западному фронту. Ее командующим стал П. А. Лечицкий – один из двух командармов, не имевших академического образования (как и Брусилов). Он выдвигался только собственными способностями и заслугами. На японской войне выделили трех лучших командиров полков – это были Юденич, Леш и Лечицкий. Да и в мирное время его части всегда были в числе лучших. Соединения 9-й армии сосредотачивались под Люблином, справа от 4-й армии Эверта.

Еще до взятия Львова командование Юго-Западного фронта разработало новую операцию. На этот раз главный удар наносился из Польши, с северного фаса «Галицийской дуги» силами 9-й, 4-й и 5-й армий. С восточной стороны велись вспомогательные действия – 3-я армия поворачивала на северо-восток, на Раву-Русскую, и выходила в тыл австрийской группировке, противостоящей трем северным армиям. А 8-я должна была занять оборону возле Львова и прикрывать левый фланг фронта.

Но и австрийское командование составляло новые планы. Конрад сильно переоценивал степень поражения, которое удалось нанести 4-й и 5-й русским армиям. Его ввела в заблуждение и германская информация, будто армия Самсонова уничтожена. Он был уверен, что русским придется снимать контингенты с Юго-Западного фронта, закрывать дыру в Пруссии. Получалось, что удара с севера можно не опасаться. А с востока войска Брусилова и Рузского прошли с боями 100–200 км, не успели пополниться личным составом и боеприпасами, вот тут-то их и шарахнуть! Под Люблином и Холмом против армий Лечицкого, Эверта и Плеве Конрад оставил 1-ю армию Данкля, германский корпус Войрша и группу эрцгерцога Иосифа Фердинанда из 2 корпусов. Они принялись строить прочную оборону. А 4-я армия перебрасывалась отсюда на Львовское направление. Присоединялась к 3-й, здесь же разворачивалась 2-я, прибывающая из Сербии, они раздавят армию Брусилова и отобьют Галицию.

Новое сражение начиналось, когда еще не завершилось предыдущее, и торжествующие русские части вступали в Львов. В прошлых атаках 10-й австрийский корпус глубоко вклинился между соединениями Эверта и Плеве. 2 сентября наши войска провели частную операцию, окружили этот корпус и разбили, взяли 5 тыс. пленных. А 4 сентября три армии северного участка перешли в общее наступление. Но австрийцы уже успели создать оборудовать укрепленные позиции с проволочным заграждением, многочисленная артиллерия и пулеметы встретили наших солдат лавиной огня, атаки захлебнулись.

Второй штурм готовили более тщательно. Заранее выверяли цели для артиллерии. Ограничили участок прорыва, стянув сюда дополнительные орудия. 5 сентября 8 дивизий 9-й и 4-й армий атаковали на фронте 45 км. Тяжелых орудий почти не было, но русские артиллеристы превосходили врага меткостью, точно поражали огневые точки. Но и теперь за 2 дня боев удалось продвинуться лишь на 1–3 км, захватить первую линию окопов, а за ней оказалась вторая. Снова сузили участок наступления. 7 сентября после мощной артподготовки из 264 орудий 5 дивизий ринулись вперед на фронте 12 км. И опять застряли. Вместо прорыва получалось медленное продавливание позиций, войска несли большие потери – именно на это рассчитывали австрийцы.

Преодолевать такую оборону нашим армиям пришлось впервые. Мировая военная наука еще не знала методов прорыва. Требовалось учиться в ходе боев. Командование сосредотачивало на участках прорыва более крупные силы, 5 тыс. штыков на 1 км фронта (у противника 3 тыс.) Плотность артиллерии в начале наступления достигала 5–8 орудий на км, теперь ее доводили до 17–22 на км (у противника 7,5). Там, где наметился успех, было решено атаковать непрерывно, даже ночью – иначе, пока русские брали одну линию, австрийцы сзади нее уже строили следующие. Полкам переподчинили по 1–2 батареи дивизионных орудий, чтобы непосредственно помогали пехоте. 8 сентября штурм возобновился, и нововведения сыграли свою роль. Врага стали теснить. В 7-й дивизии пехотинцы вообще выкатили приданные пушки в атакующие цепи, они прямой наводкой расстреливали австрийские пулеметы, и была взята высота, казавшаяся неприступной.

Успех наступления должна была обеспечить 3-я армия Рузского, выйти в тыл обороняющемуся неприятелю. Она выступила на Раву-Русскую. Но у австрийцев как раз шла под Львов 4-я армия Ауфенберга, и они столкнулись лоб в лоб. Завязались тяжелые бои. Рузский задумал хитрость. Пехота демонстративно атаковала в одном месте, а в другом, у Шевель, скрытно были собраны несколько кавалерийских дивизий и артиллерия – прорвать фронт и погромить австрийские тылы. Но ливанул дождь, и командующий отложил атаку на день. А враг обнаружил скопление войск, оставил окопы и отошел на 6 км. Артиллерийские налет пришелся по пустому месту. Масса конницы бросилась вперед, и тогда-то на нее из засад хлестанул огонь орудий и пулеметов. Русских крепко побили и прогнали назад.

В этих боях совершил подвиг Петр Николаевич Нестеров. Это был настоящий энтузиаст авиации. Летал на аэростате, планере, потом пересел на самолет. Совершил ряд рекордных перелетов, придумывал фигуры высшего пилотажа, и в 1913 г. выполнил знаменитую «мертвую петлю». Был за это наказан арестом на 30 суток, но одновременно произведен в штабс-капитаны. На фронте он командовал 11-м авиаотрядом 3-й армии, вел воздушную разведку, бомбил гранатами обозы противника. 8 сентября в полете у г. Жолква он встретил большой австрийский самолет, бомбивший нашу пехоту. «Моран» Нестерова не имел вооружения, и летчик впервые в истории авиации пошел на таран. Сбил противника, но и сам погиб. Посмертно был награжден орденом Св. Георгия IV степени. (В советские времена г. Жолква переименовали в Нестеров. Теперь он называется Жовква.)

Предполагалось, что участок Брусилова будет спокойным, боевые порядки его армии растягивались, у нее забрали бригаду на усиление Рузского. Но австрийцы ушли от Львова недалеко, остановились в 30 км у г. Гродека, по линии притока Днестра р. Верещицы, разрушив за собой мосты. Численность их быстро увеличивалась – против 9,5 русских дивизий стягивалась 21. Конрад уже предвидел, как сокрушит весь левый фланг нашего фронта. Брусилов обнаружил опасность, тоже начал собирать все свои силы. Приказал вернуться 2-й сводной казачьей дивизии, ушедшей в рейд на Стрый, а 24-му корпусу Цурикова идти из Галича к основной части армии.

В состав этого корпуса входили 48-я, 49-я пехотные дивизии и 4-я Железная стрелковая бригада. 48-й командовал Лавр Георгиевич Корнилов, сын простого сибирского казака. Рос в бедной семье, после церковно-приходской школы доучивался самостоятельно, зато потом успешно окончил кадетский корпус, юнкерское училище и Академию генштаба. Отличился в Туркестане. Прекрасно зная восточные языки, вел разведку на территории враждебных афганских племен. Прославился как путешественник и ученый-востоковед, совершил ряд экспедиций на Памир, в Персию, Китай, Индию. В японскую, будучи начальником штаба бригады, вывел ее из окружения и был удостоен Георгия IV степени.

А 4-й стрелковой бригадой командовал Антон Иванович Деникин. Отец его был крестьянином, сданным в рекруты, сумел выслужиться в офицеры и в отставку вышел майором. Мать – швея, полька по национальности. После реального училища Антон пошел вольноопределяющимся в полк, сдал экзамены на офицера, закончил Академию генштаба. Добровольцем отправился на японскую, был начальником штаба в дивизиях Ренненкампфа и Мищенко, прекрасно себя проявил в рейдах и сражениях. В начале войны стал генерал-квартирмейстером 8-й армии, но в штабе служить не хотел и получил бригаду.

Стрелковые бригады в русской армии отличались от пехотных. Их комплектовали из отборных солдат, в них было не 2, а 3 полка, больше пулеметов. Но 4-я была еще и особенной. Она заслужила громкую славу на Шипке. Когда защитникам приходилось совсем худо, ее бросили на подмогу. 1-я рота поручика Боуфала для скорости устроилась вторыми седоками на крупы лошадей казачьей сотни, поскакали и успели вовремя, встретили турок, уже прорвавшихся на позиции. За ротой, бегом, примчалась вся бригада. За проявленную стойкость она получила название Железной. А прежним начальником, у которого принял бригаду Деникин, был генерал Боуфал – тот самый.

Теперь весь 24-й корпус спешил к фронту. Впереди него действовала 12-я кавдивизия Каледина, подступила к г. Миколаеву. Каледин попросил помочь пехотой, и Деникин выделил ему полк. Город был сильно укреплен, но после артобстрела гарнизон запаниковал, солдаты бросились наутек или сдавались. Миколаев взяли почти без потерь. Это получилось очень вовремя. Крепость находилась на открытом фланге армии, а сейчас ее могли использовать русские.

Тем временем австрийцы уже начали атаки. Брусилов рассудил, что в пассивной обороне ему не удержаться – враг имеет подавляющее превосходство, сможет выбирать направления ударов и не в том, так в другом месте прорвется. Решил атаковать самому. Если не победить, то хотя бы спутать планы неприятеля. Доложил Алексееву, и тот убедил Иванова согласиться с командующим армией. Противник налегал и теснил правофланговый 12-й корпус, но Брусилов был убежден, что русских пытаются обмануть, а главный удар будет в другом месте. Он дал дивизион тяжелой артиллерии одному из центральных корпусов, 8-му Радко-Дмитриева, и 10 сентября бросил его в бой.

Но и австрийцы назначили общее наступление на 10 сентября. Их части схлестнулись с нашими во встречном сражении. Брусилов действительно смешал карты Конраду. Он готовился обрушить все силы на левый фланг 8-й армии, на корпус Цурикова, а контрудар оттянул часть его войск к центру. Но и без того сказывалось двойное численное превосходство австрийцев. Они лезли напролом по всему фронту, контрудар сразу заглох, русские части еле-еле отражали врага. Брусилов колебался, не отвести ли армию назад, ко Львову. Но неприятели могли насесть на плечи, не дать остановиться, это кончилось бы полной катастрофой. Командующий приказал держаться, чего бы это ни стоило. Он лихорадочно собирал подкрепления где только можно. Торопил 2-ю казачью дивизию, требовал вернуть свои бригады из Днестровского отряда и армии Рузского, экстренно отправить к нему маршевые пополнения.

На следующий день напор на 12-й корпус стал слабеть, центральные, 7-й и 8-й, закрепились и стойко отбивали атаки, но на левом фланге положение стало критическим, на 24-й корпус навалились два вражеских. Левым крылом он опирался на укрепления Миколаева, тут натиск сдерживали, зато австрийцы прорвались справа, в стык между корпусами Цурикова и Радко-Дмитриева, обтекали 48-ю дивизию, простреливали с нескольких сторон. Она редела. Когда очередная лавина австрийской пехоты ринулась на русские позиции, Корнилов лично повел в штыки последний резервный батальон и отшвырнул врага. Но противник снова обошел повыбитую дивизию и ворвался в ее расположение, захватил 26 орудий.

Растроенные и перемешавшиеся части 48-й откатились за позиции 4-й Железной бригады. Корнилов кое-как собирал солдат по ротам. А у Деникина оказался открытым левый фланг, он тоже выдвигал сюда последние резервы, отбивал атаки с двух сторон. Одновременно австрийцы обошли Миколаев с юга. 24-й корпус очутился в полуокружении, массы неприятельской пехоты входили в русские тылы. А у Брусилова свободных сил почти не было, только одна дивизия Каледина. Командующий отдал ей весьма выразительный приказ: «12-й кавалерийской дивизии – умереть. Но умирать не сразу, а до вечера».

Что ж, Каледин приказ понял. Погибнуть, но задержать врага. Но попробуй, задержи! Он оставил при себе 7 эскадронов Ахтырского гусарского и Белгородского уланского полков, остальную конницу спешил и послал в контратаку. Не тут-то было. Жиденькие цепи кавалеристов не могли остановить многочисленную пехоту, их попятили, вот-вот готовы были смять. Тогда Каледин решился на отчаянный шаг – среди бела дня, невзирая на огонь пулеметов и артиллерии, бросил свои последние эскадроны в конном строю. Прямо в лоб наступающим австрийцам. И помогло. Солдаты противника не выдержали вида несущихся на них всадников, повернулись и побежали…

Тут подошла и 2-я казачья дивизия Павлова, Брусилов прикрыл ею разрыв между 24-м и 8-м корпусами. А к вечеру авиаразведка доложила: большие колонны австрийцев двинулись вдоль фронта. По этим перемещениям стало ясно – не добившись успеха на левом фланге, неприятель хочет проломить центр. Брусилов принял смелое и рискованное решение. Срочно перебрасывал силы с других участков, сосредоточил в центре больше половины своих войск, большую часть артиллерии, и приказал этой группировке с утра 12 сентября перейти в наступление. Риск оправдал себя. Арподготовка и атака ошеломили австрийцев, они стали зарываться в окопы, отбиваться. Их массированный удар сорвался. А на левом фланге 8-й армии после вчерашних тяжелых боев они вообще не ожидали, что русские смогут предпринять какие-то активные действия. Но там вдруг «ожила» бригада Деникина, пошла вперед, захватила австрийские позиции. И самое главное, дерзкими контрударами был выигран еще один день. Последний день. В это время неприятелю уже приходилось туго на северном участке.

9-я армия Лечицкого и 4-я Эверта продолжали атаки, за двое суток непрерывных боев вклинились в оборону на 7–9 км. Командующий 1-й австрийской армии Данкль стягивал к опасному месту все больше своих соединений. Командующий 4-й Ауфенберг увлекся боями с 3-й армией Рузского, теснил ее. А этим воспользовался генерал Плеве. Главная задача досталась не ему, и он напролом не лез, выжидал. Неприятель привык, что русские угрожают не здесь. Но Плеве дождался удобного момента, и его 5-я армия внезапным броском прорвала фронт. А после этого он осуществил блестящий маневр, пустил два своих корпуса по расходящимся направлениям. Один на север, в тыл группировки, противостоящей Лечицкому и Эверту, другой на юг – в тыл австрийцам, сражающимся с армией Рузского.

И тут-то стал ломаться весь вражеский фронт. Обе группировки испугались окружения, начали отходить. Русские армии устремились в преследование. 9-я и 4-я за сутки продвинулись уже не на километр-другой, а на 30 км. Части 3-й армии погнались за столько досаждавшим им Ауфенбергом. Запахло обходом и для ударной группировки, налегавшей на корпуса Брусилова. Вечером 12 сентября перед его армией австрийцы открыли бешеный огонь, шумели, выскакивали в атаки, хотя вперед не шли, быстро прятались обратно в окопы. Брусилов уже получил сведения о победе северных соседей и догадался – враг хочет замаскировать совсем другие действия. Предупредил подчиненных: ночью австрийцы начнут отход. Приказал зорко следить и сразу выступить за ними.

Действительно, под покровом темноты колонны противника потянулись на запад, разрушая за собой переправы через Верещицу. Но части 8-й были так измучены, что не смогли этому помешать. Командующий требовал не давать отступающим передышки, выслать хотя бы конницу. В штабе фронта тоже понимали важность погони, передали Брусилову из 3-й армии свежую 10-ю кавдивизию, она кинулась за австрийцами, захватила много орудий и пленных.

Одновременно с битвой за Галицию возобновилось сражение в Восточной Пруссии. Гинденбург развернул свои войска против 1-й русской армии. К немцам прибыли 2,5 корпуса с запада, у них теперь было двойное преимущество над Ренненкампфом. Жилинский нацелил его на осаду Кенигсберга, и основные силы русских стянулись сюда, а на южном фланге оставались лишь 2-й корпус и конница. Как раз здесь германское командование наметило прорвать фронт, обойти всю армию, отрезать ей дороги в Россию, прижать к Балтийскому морю и уничтожить. Ренненкампф учитывал такую опасность, приказал своей кавалерии вести неослабное наблюдение за противником. Но немцы вели перегруппировку в 2–3 переходах от линии фронта, на исходные рубежи выдвигались скрытно, выставили перед собой сильные заслоны, и кавалерийская разведка не смогла обнаружить их.

9 сентября армия Гинденбурга внезапно перешла в наступление. Всей массой хлынула на 2-й русский корпус, ему пришлось отходить. Но в этот же день, 9 сентября, с юга атаковала 2-я русская армия Шейдемана! По всем реляциям она была уничтожена неделю назад, но пополнилась двумя свежими корпусами, остальные быстро оправились от поражения и снова вступили на немецкую территорию. А это, в свою очередь, оказалось внезапным для германского командования. Вместо общего удара пришлось поворачивать часть сил назад.

Но и отступающие части 1-й армии отчаянно отбивались. Завязались упорные бои за г. Гольдап, где находился узел дорог. Германский корпус Франсуа сумел овладеть городом. Однако Ренненкампф уже направил на усиление южного фланга 20-й корпус генерала Булгакова. Ускоренными маршами он преодолел 100 км, 11 сентября подоспел к Гольдапу, с ходу контратаковал и выгнал немцев. А пока 2-й и 20-й корпуса сдерживали врага, Ренненкампф благополучно вывел войска из намечаемого мешка.

Поняв, что 1-ю армию упустили, Гинденбург и Людендорф попытались изменить направление удара, 14 сентября обрушили атаки на армию Шейдемана. Но русские отразили их. 8-я германская армия понесла очень серьезные потери, но не добилась ничего. А тем временем рухнул фронт Австро-Венгрии. Войска нашего Юго-Западного фронта выходили на подступы к Силезии. Тут уж забеспокоилась германская ставка, потребовала от Гинденбурга спасать положение. 15 сентября опять последовали атаки против армий Ренненкампфа и Шейдемана, но уже чисто демонстративные. Немецкое командование старалось ввести русских в заблуждение, а само отводило дивизии в тыл, перебрасывало их на помощь австрийцам.

Главнокомандующим Северо-Западного фронта вместо снятого Жилинского был назначен Рузский. Правда, победы в Галиции обеспечили Брусилов и Плеве, зато Рузский умел преподнести себя, имел знакомства в «верхах», а главное, его очень любила либеральная «общественность», газеты дружно объявили его «героем Львова», соревновались в восхвалениях. На новом посту он повел себя чрезвычайно осторожно. Стоило ли рисковать славой? Основная цель наступления в Пруссии была уже достигнута, план Шлиффена сорвали. Рузский приказал 1-й армии закрепиться на рубеже Немана, 2-й на рубеже Нарева. А между ними, в районе Августова, стала формироваться новая, 10-я армия генерала Сиверса. В нее вошли 5 корпусов, которые еще подтягивались из отдаленных частей России – из Туркестана, Сибири, с Кавказа.

Между тем отступление австрийцев становилось все более беспорядочным. Бежали уже без боев, бросали орудия, обозы, сдавались в плен. Хотя окружить и уничтожить их не удавалось. В Галиции и Польше было мало дорог, их не хватало, чтобы обогнать и обойти противника. Наши части, растянувшись по дорогам длинными колоннами, шли за растянувшимися неприятельскими колоннами. Конрад наметил стабилизировать фронт по Карпатам, рекам Сан и Висла. Но австрийцы не удержались и на Сане.

15 сентября на берег вышла Петровская бригада Гвардейского корпуса из Преображенского и Семеновского полков. Мост через реку прикрывали сильные укрепления. А за мостом увидели железнодорожную станцию, забитую эшелонами. Гвардейцы атаковали вдоль реки, под основание предмостного плацдарма. Австрийцы могли держаться долго, но переполошились, как бы их не отрезали от переправы, и кинулись за мост. Удирая, подожгли его. 2-й батальон семеновцев ринулся в огонь, по горящему мосту проскочил реку и захватил станцию. Одним из офицеров, возглавивших эту атаку, был подпоручик М. Н. Тухачевский, будущий «красный маршал». А в Преображенском полку в том же бою отличился штабс-капитан А. П. Кутепов – будущий лидер Белого Движения.

А 5-я кавалерийская дивизия Скоропадского, будущего гетмана Украины, вышла к Сандомиру, захватила переправы через Вислу. Вокруг города австрийцы понарыли траншей, пехотные части пробовали штурмовать, но их отбивали сильным огнем. Скоропадский помог им, послал в атаку спешенный 5-й Каргопольский драгунский полк. Он ворвался в окопы, захватил 6 орудий. Неприятель сразу пал духом, бросил оборону, и Сандомир был взят.

В крепости Перемышль австрийцы оставил большой гарнизон, ее обошли и блокировали. А казачью дивизию Павлова Брусилов направил в Карпаты, перехватить горные перевалы. Отряды донских казаков проникали и на Венгерскую равнину, наводя панику. Но русские части были на пределе возможностей, крайне устали, нарушился подвоз боеприпасов, снабжения: в России и Австрии была разная ширина железнодорожной колеи, от границы грузы приходилось везти на лошадях, обозы застревали в пробках. Командующие армиями все настойчивее просили – нужна передышка. 21 сентября штаб фронта распорядился прекратить преследование.

Государь высоко оценил подвиг своих воинов. Генералы Иванов и Рузский были награждены орденами Св. Георгия II степени, Алексеев и Брусилов – III степени. Удостоились орденов и медалей десятки тысяч офицеров и солдат. В ходе Галицийской битвы наши войска продвинулись на 200–300 км на территорию Австро-Венгрии. Победа досталась недешево, наши войска потеряли 230 тыс. человек убитыми и ранеными (впрочем, 90 % ранеными), 94 орудия. Но Австро-Венгрия была разгромлена, ее потери достигли 400 тыс. солдат и офицеров (из них 100 тыс. пленными), 400 орудий. Оправиться от поражения самостоятельно она уже не могла. Отныне Германия должна была поддерживать ее.