Текст книги "Иван Грозный против «Пятой колонны». Иуды Русского царства"

Но из-за этого на него самого пало подозрение, что он сообщник крамольников. Его арестовали, а он, по той же простоте, откровенно рассказал, какие разговоры велись вокруг него. Оскорбление монарха во всех средневековых странах считалось тягчайшим преступлением и строго каралось. Так было и на Руси. За хулу на великого князя дьяка Федора Жареного били кнутом и отрезали язык. А боярин Берсень-Беклемишев выступал организатором кружка, искал и вовлекал единомышленников – ему отрубили голову. Максима Грека отправили в монастырское заточение.

Вассиану Косому на этот раз удалось выкрутиться, но государь отверг его поучения относительно брака. Все русские источники (в отличие от Герберштейна) сообщают нам, что Соломония сама, добровольно попросилась уйти в монастырь (или уговорили). А для поисков невесты использовали византийскую методику, общегосударственные смотрины. Все знатные семьи должны были представить своих дочерей подходящего возраста и здоровья. Их оценивали, отсеивали в нескольких турах. Из нескольких оставшихся делал выбор великий князь. Те, кто не удостоился столь исключительной чести, тоже не оставались внакладе, государь выступал их сватом и выдавал замуж за придворных.

Но выбор Василия III многих удивил. Он пал на Елену Васильевну Глинскую. Глава этого рода, Михаил Глинский, сидел в тюрьме. Его брат Василий, отец невесты, в измене не участвовал и опале не подвергался. Однако он ничем себя не проявил и уже умер. Елена росла сиротой, и брак с ней никаких политических выгод не сулил. Летописи называют единственную причину, по которой государь обратил на нее внимание: «лепоты ради ея лица и благообразия». Елена была редкой красавицей. Пятидесятилетний Василий III по-простому, по-человечески влюбился.

На свадьбе гуляла вся Москва, радуясь за своего государя. Любя юную жену, Василий Иванович и сам «молодился», даже обрил бороду (что не приветствовалось церковными правилами). Однако с зачатием ребенка целых три года ничего не получалось. Видимо, возраст мужа все-таки сказывался, его с бородой не снимешь. Супруги совершали паломничества по святым местам, молились о наследнике в Переславле, Ростове, Ярославле, Вологде, на Белом озере. И снова оппозиция оживилась! Внедрялись слухи, что брак обречен на бездетность – из-за развода. Распространялись и грязные сплетни, силящиеся опорочить Елену.

В 1529 г. молитвы супругов были услышаны. Они зачали ребенка, и юродивый Домитиан предсказал Елене, что она родит «Тита широкого ума» – будущего Ивана Грозного. Но клеветники не унимались. Доказывали, что брак недействителен, Елена не иначе как колдует, да и от кого ребенок? Но великий князь жену в обиду не дал. Наоборот, круто осерчал, устроил интриганам настоящий разгром. В тюрьмы и ссылки попали князья Курбский, Щенятев, Горбатый-Суздальский, Плещеев, Ляцкий, боярин Морозов, дворецкий Шигона.

В ходе этих разборок закатилась и звезда Вассиана Косого. Государь наконец-то удалил его от себя. А митрополит Даниил давно собирал доказательства, что «старец» является тайным еретиком. До сих пор призвать его к ответу не получалось. Однако сейчас материалам дали ход. Косой предстал перед судом. Широкой огласке дело не предавали, как-никак, а Вассиан 20 лет был приближенным великого князя. Жизнь ему сохранили. Но место заключения определили в Иосифо-Волоколамском монастыре. Там братия хорошо помнила его нападки на св. Иосифа, на их обитель, так что поблажки исключались. В темнице он и умер.

Узел второй
Убийство Елены Глинской

Молодая супруга Василия III Елена Глинская родила ему двоих сыновей, Ивана и глухонемого Юрия. Но их семейное счастье продолжалось всего семь лет. Осенью 1533 г. государь поехал в Волоколамск на охоту, и у него вдруг обнаружился нарыв на бедре. При лечении в рану занесли заразу, началось воспаление. Василию становилось все хуже, и, наконец, он понял, что ему не выкарабкаться. Он был сильным и мужественным человеком, стойко переносил страдания. Но душа его была совсем не спокойна. Он подозревал, что в его собственном окружении затаились враги. Только и ждут подходящего момента нанести удар, перехватить власть. Сломать курс на созидание великой державы. Или даже пожертвовать верой…

В Волоколамске с Василием III находились младший брат Андрей Старицкий, князья Бельский, Шуйский, Кубенский, но государь скрывал от них свое состояние! В глубокой тайне отправил гонцов в Москву – привезти завещания своего отца и деда. Об этом знал лишь ближайший доверенный государя, Шигона. Дядя его жены Михаил Глинский долгое время провел в тюрьме за измену. После свадьбы Василий III освободил его, но важных постов не давал. Однако сейчас вызвал к себе. Рассчитывал, что родственник супруги не предаст, станет для нее надежной опорой. Гонцам запрещалось разглашать, что случилось и зачем они посланы. Но кто-то экстренно подсуетился известить другого брата великого князя, Юрия Дмитровского. Он примчался в Волоколамск, но Василий не желал, чтобы он находился рядом. Заверил его, что выздоравливает, и отослал обратно. Хотя он был уже обречен и знал это.

Кое-как больного доставили в Москву. Сразу же, едва государя принесли в его покои, он созвал у постели митрополита Даниила, бояр и продиктовал завещание. Назначал наследником сына Ивана, до 15-летнего возраста оставлял его на попечении матери и опекунского совета. Нет, не спокоен был Василий Иванович. Еще в 1531 г. он взял с братьев клятву быть верными не только себе, но и княжичу Ивану. Теперь заставил их повторить присягу. При этом заклинал Юрия Дмитровского и Андрея Старицкого, что надеется на их честь и совесть, убеждал исполнять крестное целование. То есть не был уверен, что исполнят. Племянников Бельских и прочих бояр тоже убеждал «блюсти крепко» сына и державу. Особо обращался к Глинскому, говорил, что тот должен за ребенка и Елену «пролить всю кровь свою и дать тело свое на раздробление».

3 декабря, чувствуя скорый конец, великий князь опять собрал бояр, четыре часа говорил с ними о предстоящем правлении. Когда обсудили все дела, позвал сына и жену. Елену привели под руки. Она билась в истерике, а Василий нашел силы успокаивать ее, уверял, что чувствует себя лучше. Но мамке Ивана, Аграфене Челядниной, великий князь приказал «ни пяди не отходить» от ребенка. Он боялся за наследника… Елена хотела остаться с мужем до конца, но он понимал, насколько это будет тяжело, жалел ее и приказал уйти. Еще раньше государь принял решение перед кончиной постричься в монахи, и сейчас для этого пришла пора. Он ненадолго забылся, а когда проснулся, стал рассказывать, что ему явилась св. великомученица Екатерина. Принесли ее икону, Святые Дары, чтобы причастить государя.

Но Василий III еще не успел уйти из жизни, когда его опасения начали сбываться. С ним уже перестали считаться! Он просил пострижения, а группа бояр во главе с Андреем Старицким воспротивилась, старалась не допустить этого. Хотя, казалось бы, какая им была разница, умрет Василий мирянином или монахом? Государь отходил, над ним читали канон на исход души, он шептал молитвы немеющими губами, целовал простыню, ожидая обряда. А рядом с ним разыгрывалась безобразная сцена. Бояре орали, спорили, не обращая внимания на умирающего. Старицкий и Воронцов вырывали у митрополита монашескую ризу, и Даниил усмирил их только угрозой проклятия: «Не благословляю вас ни в сей век, ни в будущий!..»

Великий князь Василий, ставший при пострижении иноком Варлаамом, ушел в мир иной. Но и митрополит отнюдь не был спокоен за судьбы государства. Он вывел в «переднюю горницу» братьев государя и снова, уже в третий раз привел их к присяге верно служить Ивану Васильевичу и его матери, не изменять ни словом, ни делом и «не искать великого княжения». Аналогичную клятву митрополит взял с бояр и дьяков и лишь потом пошел к Елене сообщить о смерти мужа… В регентский совет при ребенке-государе по воле Василия III вошли Андрей Старицкий, боярин Захарьин-Юрьев, князья Михаил Глинский, Василий Васильевич и Иван Васильевич Шуйские, Михаил Воронцов, воевода Тучков.

Вероятно, отец хотел объединить вокруг наследника представителей разных боярских группировок. Но этого не получилось. А всего через месяц после похорон Василия III обнаружился первый заговор. Организовал его Юрий Дмитровский. Покойный государь отнюдь не случайно не доверял ему, не случайно не включил в регентский совет. Хотя Юрий был старше Андрея Старицкого. Но если исчезнет малолетний Иван, именно он становился наследником. В московском доме Юрия стали собираться его бояре, дьяк Тишков. Говорилось, что присяга дана под давлением, что наследник и регенты должны были дать Юрию взаимную присягу о соблюдении его прав. А раз не дали, то клятва недействительна. Примкнул участник прошлых заговоров Андрей Михайлович Шуйский.

Но когда пытались вовлечь князя Горбатого-Суздальского, он доложил в Боярскую думу и Елене. В начале 1534 г. Юрия Дмитровского, Андрея Шуйского и их соучастников бросили в тюрьму. Отметим, что Андрей Старицкий ничуть не протестовал против заточения брата. Признал меры вполне оправданными. Впрочем, теперь на роль ближайшего кандидата на престол выдвигался он сам! Но он вознамерился еще и поживиться. Обратился к государю и Елене, требуя владения брата для себя. Нет, правительница опасалась усиливать потенциального противника. В компенсацию вместо городов и земель выделила золота, драгоценностей и прочих дорогих вещей из наследства мужа. Однако Андрей не удовлетворился, обиделся. Уехал в свою Старицу и принялся распространять обвинения в адрес Елены…

А ее положение было шатким. На Руси женщины управляли государством всего несколько раз – св. равноапостольная Ольга, Софья Витовтовна – мать Василия Темного. Поначалу бояре не видели в Елене полноправную властительницу. Но она стала ею. Умело лавировала между регентским советом и Боярской думой, играла на их противоречиях. Проявила и сильную волю, настаивая на собственных решениях. Ну а главной опорой великой княгини стал не дядя Михаил Глинский (которого она в своей жизни почти не знала). Ею стал Иван Федорович Телепнев-Овчина-Оболенский. Блестящий полководец, любимец военных, получивший за свои заслуги высший придворный чин конюшего.

Молва утверждала, что он стал фаворитом Елены. Что ж, государыне было лишь 27 лет. А Телепнев на войне всегда командовал передовыми частями, первым атаковал и неизменно одерживал победы. Это был лихой рубака, которому хотелось самому вести воинов в сечу, нестись в бешеные атаки, крушить неприятеля. В такого и впрямь можно было влюбиться. А сойтись Елене и Телепневу, судя по всему, помогла Аграфена Челяднина, мамка государя – она была сестрой Ивана Федоровича. Впрочем, рассматривая эти события, надо учитывать особенности русской морали в XVI в. Категорически осуждалась супружеская неверность, добрачные связи. Но на вдовьи романы смотрели куда более снисходительно. Это было грехом, влекло церковное покаяние, но не очень строгое. Ни митрополит, ни авторитетные церковные деятели той эпохи не считали нужным обличать Елену. Для государства ее любовь оказалась полезной. А если и не безгрешной, так кто из нас без греха?

Зато о «преступной связи» принялись трубить за рубежом. Хотя со стороны иностранцев это выглядело просто нелепо. В эпоху Возрождения по Европе гулял вообще необузданный и неприкрытый разврат. Это считалось нормальным» и для аристократии, и даже для католического духовенства. Знатные дамы и проститутки отличались только ценой. А положение королевских фавориток и фаворитов выглядело вполне официальным, котировалось выше королев. Но уж русскую властительницу постарались опозорить покруче. Да и в нашей стране боярская оппозиция получила отличный повод для сплетен.

Надо отдать должное – Елена стала мудрой и талантливой государыней. Она затеяла такое великое дело, как расширение Москвы. В дополнение к Кремлю, возводился второй обвод укреплений, Китай-город. При Глинской разрабатывались и внедрялись некоторые новые законы. Был организован централизованный выкуп пленных из татарской неволи. Но мирные дела и замыслы быстро скомкались. Со смертью Василия III опять зашевелились враги. На троне оказались ребенок и женщина, как тут не воспользоваться? В 1534 г. польско-литовский король Сигизмунд выставил претензии возвратить земли, отобранные у него в прошлых войнах. С ним заключил союз крымский Сахиб-Гирей, требовал огромную дань. Оба собирали армии.

Московское правительство тоже начало выдвигать полки на южные и западные границы. Но вскоре выяснилось – у неприятелей были и тайные союзники, внутри России. Заговор составили воевода Большого полка Иван Бельский и Иван Воротынский, т. е. главнокомандующий и его помощник. Участвовали сыновья Воротынского Михаил, Владимир и Александр. Вторую рать, против татар, формировали в Серпухове младший брат Ивана Бельского – Семен и окольничий Иван Ляцкий. Они тоже присоединились к крамольникам. Замышляли при наступлении противника открыть фронт и перекинуться на сторону Сигизмунда.

Но злоумышленников вовремя разоблачили, Ивана Бельского и Воротынских арестовали. Семен Бельский с Ляцким сумели ускользнуть, удрали в Литву. Правда, их не поддержали даже приближенные. Слуги и воины из их свиты, когда их привели на чужую территорию, взбунтовались. Заявили, что не хотят служить предателям. Ограбили своих начальников и ушли на родину. Но Сигизмунд чествовал беглецов как дорогих гостей, пожаловал богатые поместья. Они заверяли короля, что оборона России слаба, большинство знати и народа недовольны правлением Елены. Неприятель без объявления войны вторгся на нескольких направлениях. Пожгли предместья Смоленска, Стародуба, Чернигова, взяли Радогощ.

А в России после раскрытия заговора шли перестановки военачальников, время было потеряно, помощи приграничным городам оказать не успели. Государевы рати выступили лишь поздней осенью 1534 г. Фаворит Елены Иван Телепнев, конечно же, мог получить самый высокий пост. Но он уступил главное командование Михаилу Горбатому. Взял, по своему обыкновению, передовой полк. Лихо ринулись в глубь неприятельских земель. В осады городов не ввязывались, разоряли экономическую базу врага и сеяли панику. Прокатились по окрестностям Орши, Борисова, Полоцка, Витебска, хозяйничали в 15 верстах от Вильно, вогнав в ужас короля и его двор. По весне с большими трофеями возвратились на свою территорию.

Но для противника этих ударов оказалось недостаточно. В 1535 г. они умело сманеврировали. На Рязанщину напали крымские татары, отвлекли на себя основные силы русских. А Сигизмунд воспользовался. Его армии захватили Гомель, после жестокой осады и штурма овладели Стародубом – за стойкую оборону рассвирепевшие поляки и литовцы перерезали все население, 13 тысяч человек. В следующем году, кроме крымцев, на Россию обрушились набеги казанского хана. Татары, ногайцы, башкиры, черемисы полезли разорять окрестности Нижнего Новгорода, Галича, Костромы, Мурома.

Но литовские рати, обложившие крепость Себеж, потерпели сокрушительный разгром. Их загнали на лед Себежского озера. Под тяжестью облаченных в доспехи тысяч людей, коней лед треснул. Наши воины рубили неприятелей, расстреливали из пушек и пищалей. Бегущие тонули. Сорокатысячная армия погибла почти полностью. А наша конница под командованием Телепнева опять прокатилась лихим рейдом до Любеча и Витебска. После таких поражений литовцы уже не могли вести полноценную войну. Сигизмунд запросил мира. Спешил воспользоваться моментом, пока Россия сражается с крымцами и казанцами, – выторговать условия получше. В результате заключили перемирие на тех рубежах, которые достигла каждая из сторон. При этом Сигизмунд постарался сохранить лицо перед сенатом и сеймом – козлами отпущения он сделал предателей, Семена Бельского и Ляцкого. Объявил, что Литву втянули в войну именно они. Спровоцировали своей ложью, будто Россия слаба.

Ляцкий, спасшийся от русской тюрьмы, угодил в литовскую. Но Бельский опять ухитрился сбежать, на этот раз в Турцию. Причем показал себя уже хроническим, «идейным» иудой. По материнской линии он приходился племянником последнему рязанскому князю. Теперь добился приема у султана Сулеймана Великолепного, сообщил, что является законным наследником Рязани и просил помощи забрать свое наследство. Жители Рязанщины, наверное, ни сном ни духом не подозревали, что у них появился такой князь. И тем более им в головы не могло прийти, что Бельский в обмен на помощь отдает их землю… в подданство турецкому султану!

А Сулейман был себе на уме. Воевать с Россией он не собирался. Но от столь жирного подарка не стал отказываться. Признал права Бельского, отправил его в Крым и отписал хану – если появится возможность посадить его на рязанский престол, пускай подсобят. В Москве об этом узнали, встревожились. Бельского пытались выманить. Послали ему грамоту, что по молодости лет его прощают, приглашают вернуться. Обратились и к сопернику крымского хана Ислам-Гирею. Этого разбойника интересовали только деньги, и ему предлагали солидную плату, если он выдаст или убьет Бельского. Но не удалось. Пока деньги и письма везли в Крым, там прикончили самого Ислам-Гирея.

Однако и в Москве предателей меньше не становилось. Сажали одних, убегали другие, но появлялись новые. В конце 1534 г. был заключен в тюрьму самый высокопоставленный член регентского совета Михаил Глинский. Официально его обвинили в том, что он намеревался «овладеть престолом». Хотя, что случилось на самом деле, нам остается лишь гадать. Возможно, он силился подмять племянницу и ее сына под свое исключительное влияние – а для этого требовалось устранить от нее Телепнева, оттереть думских бояр. Или опять посчитал, что его обошли. Намеревался, как и в прошлую войну, передаться к противнику. Хотя нельзя исключать и третий вариант, что Глинского просто оклеветали. Причем оклеветали враги Елены – устраняя деятеля, который в будущем мог стать препятствием для их планов. В пользу этой версии говорит свидетельство одной из летописей, что Глинский пострадал «по слову наносному от лихих людей».

Ну а дядя малолетнего государя, Андрей Старицкий, продолжал сидеть в своем удельном княжестве. По-прежнему накручивал себя обидами, поносил Елену. До поры до времени она терпела. Но Андрей вел себя все более вызывающе. Отказывался приезжать в столицу на заседания Боярской думы, хотя это являлось его прямой служебной обязанностью. Симулировал, объявив себя больным. В войне против Литвы он со своим удельным войском не участвовал. Это выглядело вообще многозначительно. Получалось, что с Сигизмундом враждуют Елена и ее сын, а Андрей сохраняет «нейтралитет». Правительница, конечно же, знала об истинных причинах такого поведения. Объявила, что хочет помочь болящему, и послала к нему придворного врача Феофила. Он нашел князя абсолютно здоровым.

Но Андрей продолжал уклоняться от службы, не без издевки отписывал Елене: «В болезни и тоске отбыл я ума и мысли… Неужели государь велит влачить меня отсюда на носилках?» В 1537 г. правительство решило нанести удар по Казани. Готовили большой поход. Старицкому тоже приказали выступить со своими воинами. Государыня уже позаботилась, чтобы при его дворе имелись «глаза и уши». Соглядатаи доносили, что вокруг Андрея кучкуются недовольные, он поддерживает какие-то отношения с Литвой. А княжеские дружины, хоть и не участвуют в войнах, вооружаются и к чему-то готовятся.

Сперва напросилась версия, что Андрей собирается бежать к Сигизмунду. К нему послали с увещеванием крутицкого епископа Досифея, а одного из старицких бояр, приехавших в Москву, задержали для допроса. Но замышлялся вовсе не побег. Замышлялся мятеж и переворот. Вот только подготовку Старицкий завершить не успел. Арест боярина спугнул его. Он понял, что над ним нависло разоблачение, и выступил раньше времени. Со всем двором, семьей и воинскими отрядами он двинулся из Старицы на запад. Строил планы «засесть Новгород», где у него имелись связи и сообщники. К боярам и дворянам разослал грамоты: «Князь великий мал, а держат государство бояре. И вам у кого служити? А яз вас рад жаловати».

Некоторые откликнулись – в том числе видные воеводы князья Пронский, Хованский, Палецкий, бояре Колычевы. Съезжались к нему. Но, собирая сторонников, он упустил время. Елена же действовала без промедления. Боярин Никита Хромой-Оболенский помчался в Новгород, опередив мятежников и взяв город под контроль. А Иван Телепнев с конной ратью бросился в погоню за Андреем. Изменник заметался. Узнал, что Новгород для него уже закрыт, и повернул к литовской границе. Телепнев настиг его у села Тюхоли, развернулся к бою. Андрей растерялся. Среди его сподвижников пошел разброд. Одни не хотели драться с соплеменниками. Другие размечтались возвести князя на престол, получить награды – но роль изгнанников совсем их не прельщала.

Старицкий понял, что его войско слишком ненадежное, и вступил в переговоры. Соглашался сдаться, если ему гарантируют неприкосновенность. Между прочим, гарантии он просил только для себя. Те, кого он соблазнил и повел за собой, Андрея не интересовали. Ну а Телепнев отнюдь не горел желанием проливать русскую кровь. Дал требуемую клятву. Мятежников привезли в Москву. Хотя в столице Елена выразила гнев фавориту. Объявила, что он превысил полномочия и не имел права давать гарантий без ведома великой княгини и государя.

Действительно ли Телепнев предлагал простить заговорщика? Или он вместе с Еленой преднамеренно разыграл этот сценарий? Скорее всего, получилась «импровизация». Ведь от западных границ воевода никак не мог быстро снестись с Москвой, согласовать решение. Однако в Средневековье не только на Руси, но и в Европе нередко практиковалось, что клятва обходилась по формальным признакам. А формальности были вполне соблюдены. Андрей желал клятвы – и получил ее. Телепнев ее не нарушил. Но он и впрямь не мог предрешать волю государыни, не связанной никакими обещаниями.

В итоге все сложилось оптимальным образом. Опасность ликвидировали, и русские воины остались целы. Так что и гнев государыни на Телепнева вряд ли был искренним и быстро прошел. А вооруженный мятеж был очень серьезным преступлением. К самым знатным изменникам Боярская дума и государыня все-таки подошли помягче. Старицкого заключили в темницу, его жена Ефросинья и сын Владимир были взяты под домашний арест. Князей Пронского, Хованского, Палецкого били кнутом на Красной площади. Бояр и других знатных сообщников отправили по тюрьмам и ссылкам. А в полной мере расплатиться пришлось их подручным. 30 «детей боярских» (мелких дворян) повесили в разных местах на дороге от Старицы до Новгорода.

Для государства этот мятеж нанес колоссальный ущерб. Готовившийся поход на Казань пришлось отменить. В результате казанский и крымский ханы успели договориться друг с другом, начали действовать сообща. А для Елены выступление Старицкого продемонстрировало ненадежность знати. Вместо того чтобы разгромить казанцев, государыне пришлось начать с ними переговоры о мире. Хотя бы на самых легких условиях, только бы получить временную передышку, укрепить состояние страны. Подрастал и сын Иван Васильевич. По обычаям, в семилетнем возрасте мамку Аграфену Челяднину должен был сменить «дядька»-воспитатель. Им стал Иван Федоров-Челяднин – родственник Аграфены, племянник ее покойного мужа.

Когда дело касалось интересов государства и сына, Елена не останавливалась и перед крутыми мерами. Однако встречающиеся у некоторых историков обвинения, будто она тайно убивала заключенных противников, являются голословной клеветой. Заговорщики Андрей Шуйский, Иван Бельский, Воротынские, Пронский, Хованский, Палецкий остались в тюрьме живыми и здоровыми. Юрий Дмитровский умер через три года после ареста, Михаил Глинский – через два. Если правительница хотела убить их, зачем было так долго ждать? Скорее, сказались естественные причины. Оба находились уже в возрасте, а средневековая темница была далеко не курортом. И только Андрей Старицкий скончался через шесть месяцев заключения. Может быть, сказался стресс. Но не исключено, что ему-то действительно «помогли» уйти из жизни. Было ли это сделано по приказу Елены или Телепнева? И было ли вообще? Нам остается лишь гадать. Но если так, то мятежника устранили исключительно вовремя…

Потому что 3 апреля 1538 г. умерла Елена. Умерла внезапно, ничем не болела. А исследование ее останков однозначно установило причину смерти. Содержание мышьяка в них оказалось в 10 раз выше предельно допустимого уровня. И это было не просто убийство. Это был хорошо спланированный переворот. Организовали его бояре, чья фамилия уже неоднократно встречалась среди оппозиционеров и заговорщиков. Шуйские. Глава их клана, Василий Васильевич Шуйский с 1535 г. был главнокомандующим русской армией, вместе с братом Иваном верховодил в Боярской думе. Они подтянули в Москву своих сторонников, дружины слуг.

Переворот был верхушечным, быстрым, москвичи не подозревали, что же произошло. Елена скончалась «во втором часу дня» (время дня и ночи считали от восхода или заката солнца, т. е. она преставилась около восьми утра). В тот же день ее похоронили, без великокняжеского погребального чина, без прощания народа, оплакивания. Скоплений людей избегали, даже митрополита не пустили на похороны – заговорщики не доверяли ему, фактически взяли под арест. Правительницу России, мать государя поспешно вынесли из дворца и закопали!

Оставался любимец государыни Иван Телепнев, но… без правительницы он ничего не значил. Он был популярен в армии, но ведь он сам во время войны легкомысленно уступил пост главнокомандующего Шуйскому, увлекся подвигами в передовом полку. Переворот застал Телепнева врасплох, он был оторван от своих удалых рубак. Еще вчера он был могущественным воеводой, третьим лицом в государстве. А сейчас его единственной опорой остался ребенок, великий князь Иван! Конюший укрылся в его покоях, утешал после смерти матери, но и сам видел в нем хоть какую-то защиту. Очевидно, пытался связаться с друзьями. Но Шуйские оцепили дворец, никого не пропускали.

Им понадобилась неделя, чтобы договориться с остальными боярами, кого-то подкупить, перетянуть на свою сторону, остальных припугнуть. А потом и защита маленького государя не помогла. Победители бесцеремонно явились в его покои, схватили Телепнева вместе с мамкой Аграфеной Челядниной. Великий князь Иван Васильевич плакал, умолял, но на него не обращали внимания. Телепнева без суда бросили в темницу, и вот он-то умер очень быстро. Его уморили голодом. Аграфену постригли в монахини и сослали в Каргополь. Но «дядька» Федоров-Челяднин не пострадал. Мало того, при новых правителях он возвысился. Только перестал быть «дядькой» при Иване – его купили другими должностями и пожалованиями, чтобы не путался под ногами.

Эти события позволяют ответить на некоторые неясные вопросы. Почему Андрей Старицкий так упорно и, на первый взгляд, бессмысленно отсиживался в своем уделе? А когда начался его преждевременный мятеж, почему хотел засесть в Новгороде? Победить в междоусобице для него было совершенно не реально. Но он надеялся дождаться, пока сообщники в Москве сумеют отравить Елену… Если бы к моменту переворота Старицкий был еще жив, дальнейшее решалось автоматически. Он стал бы государем, а Иван с братом Юрием сгинули вслед за матерью и приближенными. Однако Андрея уже не было. Чуть-чуть не дождался. Поэтому заговорщикам пришлось сохранить ребенка, чтобы править от его имени.

Но стоит особо подчеркнуть немаловажный факт. Боярская оппозиция по-прежнему была связана с Западом! Ни один русский источник не сообщал, что Елена отравлена. Иван Грозный впоследствии так и не узнал об этом. В своих разборках с боярами он никогда не выдвигал обвинений в убийстве матери. Однако за границей о ее убийстве знали! Мало того, одобряли! В прошлой главе мы рассказывали про барона Герберштейна, дипломата и шпиона, добывавшего у бояр географические секреты и политические сплетни. В своих записках он указал, что Елена была отравлена, и назвал злодеяние «справедливой местью». Отметим, что в России он побывал в 1517 и 1525 гг. В 1538 г., когда совершился переворот, Герберштейн жил далеко от нашей страны, в Вене. Значит, каким-то образом получал информацию из боярских кругов. А заговорщики почему-то считали нужным делиться с чужеземцами столь страшными тайнами. Только ли делиться? Или их действия регулировались из-за рубежа?