Текст книги "Быль и легенды Запорожской Сечи. Подлинная история малороссийского казачества"

Днепровские казаки на царской службе

Иван Грозный реформировал не только армию. Он строил новый, доселе не существовавший тип государства – земскую монархию. Она опиралась не на знать и не на дворянство, а на народ. Сильная власть царя сочеталась с широким самоуправлением на всех уровнях. Права воевод Иван Васильевич урезал, оставил им только функции начальников гарнизонов и судей. А все дела местного управления были переданы земским старостам. Их избирало само население из своей среды. Царь доверял незнатным талантливым людям, например Строгановым, предоставил им осваивать пустынные районы на Северном Урале. Высшим органом на Руси стал Земский собор – съезжались делегаты от разных городов и уездов, разных сословий. А для управления страной Иван Васильевич начал создавать постоянные правительственные органы, приказы. В них работали профессиональные чиновники, дьяки и подьячие – тоже не из знати. Их назначали не по происхождению, а по деловым качествам.

Все это вызывало растущее недовольство боярской касты. По соседству она видела совершенно другой пример государственного устройства, в Польше и Литве, где богатые аристократы диктовали волю королям, пользовались неограниченной властью в своих владениях, проводили жизнь в праздниках и кутежах. Складывалась оппозиция царю. Рождались заговоры. Но Иван Васильевич пока еще был Грозным только для внешних врагов. С подданными старался обращаться милосердно, по-христиански. Когда раскрывались измены, царь прощал виновных, возвращал их на ответственные посты – и они продолжали подспудную деятельность. Крамольными боярами интересовался польский король, поддерживал с ними связи. А оппозиция постаралась и царя взять под собственное влияние. В дружбу к нему втерся Алексей Адашев, протащил ко двору священника Сильвестра. Они стали ближайшими советниками Ивана Васильевича, фактически возглавили правительство. В окружение царя они ввели своих единомышленников – Курбского, Курлятева, Микулинского и др. Составилась «избранная рада», решавшая вопросы о назначениях на важные посты, пытавшаяся направлять государственную политику.

Завоевание Казани, Астрахани, победы над Крымом создали царю чрезвычайный авторитет в народе. Наконец-то страна избавилась от кошмара набегов, терзавших ее чуть ли не каждый год. Но перед Россией стояла еще одна серьезнейшая проблема. Для нее была жизненно важной торговля с западными странами. В то время в России еще не были открыты месторождения меди, селитры, свинца, их закупали за границей. А медь – это артиллерия, селитра нужна для изготовления пороха, свинец – пули. Торговля обеспечивала золото и серебро для казны, своего еще не было. Но самую удобную дорогу на запад, через Балтийское море, закупорили Ливонский орден и Швеция.

В период малолетства Ивана Васильевича и безалаберного боярского правления они обнаглели. Перечеркнули договоры о «свободной и беспомешной торговле», заключенные при Иване III, не пропускали через свою территорию наших купцов и стратегические товары. Порушили русские подворья и православные церкви, существовавшие в их городах. Задиристый шведский король в 1556 г. даже полез воевать. Но русские полки быстро ему всыпали, и он заюлил, упросил царя о мире. Однако Ливонский орден упрямился, выполнять требования Москвы не желал.

Вразумить его оружием казалось нетрудным. Былая сила крестоносцев сошла на нет. Рыцари забыли о воинском искусстве, занимались собственным хозяйством и надувались пивом, их мечи и доспехи ржавели на стенах замков. Но на стороне Ордена могли вмешаться Литва и Польша. Адашев разработал план, как избежать такой опасности – заключить с Сигизмундом II союз. Пускай поляки уступят русским Прибалтику, а за это царь вместе с королевской армией сокрушит Крымское ханство, ведь оно терроризировало набегами обе державы. Идея выглядела плодотоворной.

Хан Девлет-Гирей после казачьих нападений пребывал в страхе. В Москву приехало его посольство, просило о заключении мира. Но правительство Адашева сорвало переговоры, не стало даже рассматривать ханское обращение. Гетман Вишневецкий и дьяк Ржевский были отправлены на Днепр. Им дали 5 тыс. детей боярских, стрельцов и казаков, поставили задачу «воевать Крым» и отбивать литовских подданных, которых татары угоняют с Украины. Об этом написали Сигизмунду – что Россия по собственному почину уже взялась помогать ему. К королю поехала русская делегация. Везла предложение о союзе: совместными усилиями наступать на Крым и вообще покончить с ханством.

Татары и впрямь совершенно допекли Литву и Польшу. А после недавнего нашествия на Подолию и Волынь шляхта, купцы и прочие жители восприняли такие известия из Москвы с колоссальным воодушевлением. Царских послов носили на руках, в их честь устраивались пиры и праздники. Что касается короля, то казалось, что он просто счастлив. В Россию поехали ответные делегации. Произносили пылкие речи о «христианском братстве», о родстве народов двух стран. Сигизмунд в своих письмах к Ивану Васильевичу рассыпался в выражениях любви, соглашался на союз, обещал прислать полномочное посольство для его заключения. Но это было не более чем ложью. Впоследствии литовские вельможи проболтались русским послам, что король и его правительство были вовсе не заинтересованы в падении Крыма. Ханство считалось необходимым противовесом России.

Да, татары разоряли Литву. Но они угоняли простых мужиков и баб – а много ли стоят судьбы каких-то крестьян в большой политике? Зато татар можно было использовать против русских. Уступать царю Ливонию Сигизмунд и подавно не собирался. На переговорах паны всего лишь морочили головы. А приезд в Москву полномочного посольства для подписания договора под разными предлогами откладывался. Но в это же время сновали тайные делегации между Польшей и Бахчисараем, король возобновил союз с Девлет-Гиреем. Велись секретные переговоры с Ливонским орденом, Швецией. Подключился папа римский. Фактически Ливонский орден был самостоятельным государством, но юридически он числился в составе Германской империи. С императором Фердинандом поляки нашли общий язык, он подписал тайное соглашение о передаче Ливонии «под защиту» Сигизмунда. Против нашей страны составлялся грандиозный международный заговор.

В Москве об этом не знали. В 1558 г. царские рати двинулись на Ливонию. Прогнозы о том, что война будет легкой, как будто оправдывались. Отряды рыцарей сметали с дороги, взяли 20 городов. Иван Васильевич снова позвал в войско казаков, и они доходили до Риги, сожгли много кораблей, зимовавших в устье Двины. А для того, чтобы крымский хан не вмешался и не напакостил, начали действовать Вишневецкий и Ржевский с царскими ратниками, служилыми и днепровскими казаками. На реке Псел они построили лодки, спустились по Днепру до устья и не обнаружили «в поле ни одного татарина». Как выяснилось, вся орда сидела в Крыму. Ожидала нападения и готовилась его отражать. Ржевский остался на Днепре, а Вишневецкий получил приказ царя идти с казаками на Кавказ, в Кабарду. Помочь ей против ногайцев, собрать войско из горцев, гребенских казаков и вместе с донцами тревожить Крым со стороны Азова.

Хотя Девлет-Гирей был хитрым волком. Раньше его орда всегда ходила на Русь летом, когда был подножный корм для коней. Теперь он наметил набег зимой, решил нагрянуть неожиданно. К этому подталкивал и Сигизмунд. Прислал хану щедрую плату, сообщал, что все силы царя находятся в Прибалтике, южные рубежи оголены. Девлет-Гирей вывел в зимнюю степь 100 тыс. всадников, бросил тремя группировками на Рязань, Каширу и Тулу. Но от казаков полетели тревожные сигналы в Москву, и выяснилось, что не все русские полки ушли на запад. Навстречу татарам выступила рать Михаила Воротынского. Хан узнал об этом от пленных, а из тыла к нему примчались гонцы, в ужасе рассказывали – донские казаки напали на улусы, оставшиеся без воинов, угнали 15 тыс. лошадей. Девлет-Гирей без боя повернул назад. Но еще и ударили морозы, повалили снега. Крымцы рассчитывали взять конский корм в русских селениях, а без него лошади стали падать, всадники замерзали. Воротынский докладывал, что шел за татарами до Оскола «по трупам».

У русских дела выглядели блестяще. Опасаться ударов из Крыма после такой катастрофы не приходилось. А в Ливонии царили полный разброд и паника, многие орденские чины и города склонялись к капитуляции. Но тут-то вмешались другие державы. В Москве появились посольства императора Фердинанда, шведов, датчан, предлагая переговоры. И вместо того, чтобы решительным натиском добить Орден, Адашев с какой-то стати согласился на посредничество датчан. Они брались уговорить ливонцев принять русские условия, и для этого было заключено перемирие на полгода.

Однако царю его советники сумели внушить – перемирие в Прибалтике в данный момент выгодно самой России. Именно сейчас, пока Девлет-Гирей не оправился от бедственного похода, настал подходящий момент нанести смертельный удар по Крыму. Полки из Прибалтики перебрасывались на юг. Под руководством Алексея Адашева и Сильвестра составлялись и зачитывались воззвания о крещении в Крыму святого князя Владимира, о восстановлении креста над древним Херсонесом. Одним из тех, кого увлекла эта пропаганда, был Вишневецкий. Адашев наобещал ему, что он после победы станет князем крымским или, по крайней мере, днепровским.

В феврале 1559 г. Вишневецкого отправили на Северский Донец, он должен был готовить флотилию и атаковать «от Азова под Керчь». Игнатий Вешняков получил приказ ехать на Дон, соединиться с Вишневецким и строить там крепость, базу для походов на Крым. А на Днепр послали брата царского приближенного, Данилу Адашева, поручили строить лодки и «промышляти на крымские улусы». 11 марта Боярская дума приняла приговор собирать войско против хана. Возглавить его должен был сам царь, и Михаила Воротынского отправили на рекогносцировку в Дикое Поле «место рассматривать, где государю царю и великому князю и полкам стояти»…

Начало кампании было многобещающим. Данила Адашев с корпусом из 5 тыс. детей боярских, стрельцов и казаков на лодках появился на Днепре. Здесь к нему присоединились 3 тыс. украинских казаков. Спустились по реке, вышли в море и захватили два турецких корабля. Потом высадились на западном побережье Крыма и наделали колоссальный переполох. Перепуганные татары ринулись бежать вглубь полуострова. Хан силился собрать войско, но в полной неразберихе утратил управление своими подданными. Не мог найти удравших мурз, мурзы не могли отыскать рассыпавшихся воинов. Царские ратники и казаки две недели опустошали города и селения, набрали огромную добычу, освободили тысячи невольников и беспрепятственно отплыли назад.

В устье Днепра остановились. Среди пленных оказалось какое-то количество турок, Адашев отослал их к паше Очакова и принес извинения – объяснил, что царь воюет только с Крымом, а с Османской империей сохраняет мир. Паша и сам приехал к воеводе с подарками, заверил в «дружбе». Хотя своим визитом он, скорее всего, специально задерживал русских. Девлет-Гирей кое-как успел оправиться и с тучей конницы помчался к Днепру, чтобы перехватить флотилию возле порогов. Не тут-то было! Казаки и стрельцы заняли оборону на островах, отразили татар огнем, и хан, потеряв немало всадников, ушел прочь.

Еще одну победу одержали донские казаки атамана Черкашина, разбили крымцев на Донце, прислав в Москву «языков». Несколько легких отрядов татар перехватил и уничтожил Вишневецкий. А Вешняков построил на Верхнем Дону крепость Данков. Эти успехи праздновались по всей стране. Летопись радостно извещает, что «русская сабля в нечестивых жилищех тех по се время кровава не бывала… а ныне морем его царское величество в малых челнех якоже в кораблех ходяще… на великую орду внезапу нападаше и повоевав и, мстя кровь христианскую поганым, здорово отъидоша». Да и впрямь было чему порадоваться. То крымцы к нам «в гости» ходили, а теперь и мы к ним пожаловали!

Хотя удары с Днепра и Дона должны были только подготовить почву для главного наступления. Полки уже стояли на Оке, подвозили обозы, к армии прибыл государь. Оставалось дать команду – вперед! Приближенные убеждали Ивана Васильевича, что победа будет совсем не трудной. Если Крым запросто громят казачьи отряды, сможет ли он противостоять всей русской армии? Но здесь стоит задаться вопросом, имел ли шансы Иван Грозный после Казани и Астрахани завоевать еще и третье ханство? Нет, не имел. Казаки нападали налегке, на лодках. А большому войску, чтобы добраться до Крыма, требовалось преодолеть сотни километров степей – под палящим солнцем, при нехватке воды, продовольствия. Можно вспомнить, какими последствиями обернулись Крымские походы Голицына в конце XVII в. Ворваться в Крым так и не смогли, но потеряли десятки тысяч людей, умерших от перегрева, жажды, болезней. А во времена Голицына граница лежала гораздо южнее, идти предстояло ближе…

Получалось, что советники подталкивали царя в пропасть. Но Иван Васильевич был уже опытным военным. Прежде чем принять окончательное решение, он еще раз проверил возможные трудности и препятствия. Вызвал «для совета» казачьих атаманов и воевод, уже повоевавших в степях. А после обсуждения с ними пришел к выводу – вести армию через Дикое Поле нельзя. Как ни уламывали его Курбский и иже с ним, приказа о походе он не отдал. В войне с Крымом Иван Грозный выбрал другую тактику – ту, которая уже показала свою эффективность. Днепровским и донским казакам он послал повеление по-прежнему тревожить Крым. А казачьи налеты использовал для давления на хана. Отписал Девлет-Гирею: «Видишь, что война с Россией уже не есть чистая прибыль. Мы узнали путь в твою землю…»

Но в это же время поползли по швам столь выигрышные дипломатические комбинации, которые строил Адашев. Весной 1559 г. в Москву пожаловало посольство Литвы. Его ждали уже давно, с нетерпением. Сигизмунд II много раз обещался прислать его – заключать союз против Крыма. Но вместо союза послы с ходу потребовали… вернуть Смоленск! А король в своем послании указал, что он «запрещает» русским «воевать Ливонию», отданную императором под его покровительство. Зато передышкой в Прибалтике Литва, шведы, датчане воспользовались в полной мере. Орден стал получать от них и материальную, и военную помощь, мысли о капитуляции отбросил. А в августе 1559 г. в Вильно был подписан договор о переходе Ливонии в «клиентелу и протекцию» Сигизмунда. Причем в одном из пунктов Литва и Орден обязались честно разделить между собой будущие завоевания в России! Они намеревались уже не обороняться, а наступать! Прибалтийские рыцари настолько окрылились, что даже не дождались окончания перемирия. На месяц раньше вероломно атаковали русские гарнизоны, захватили их врасплох.

А те же самые советники, которые завели политику страны в ловушку, предлагали теперь царю выход – оставить Ливонию. Этой ценой примириться с Литвой, заключить с ней союз и бросить все силы на Крым. Сильвестр наседал на Ивана Васильевича, внушая ему, что ничего другого не остается. Доказывал, что ливонцы и литовцы все-таки «христиане». Стало быть, православному царю надо сражаться не против них, а заодно с ними. Получалось, что Россия разгромила Орден только для того, чтобы подарить его Литве! А после этого требовалось любезно раскланяться с Сигизмундом, подружиться с ним и ради «христианского» единства схватиться с татарами и турками.

Царю подобный поворот совершенно не понравился, он не соглашался. Но в октябре он уехал на богомолье и вдруг узнал, что Адашев в его отсутствие самовольно ведет переговоры с литовцами, выражает готовность уступить их требованиям. А последнюю точку в выборе дальнейшей политики, да и в существовании «избранной рады», поставили украинские казаки. На перевозе через Днепр они перехватили литовских гонцов, везших в Крым грамоту от Сигизмунда. Ее доставили Грозному. Король писал, что направляет к Девлет-Гирею «большого посла с добрым делом о дружбе и братстве» и обещает платить ежегодные «поминки», чтобы хан «с недруга нашего с Московского князя саблю свою завсе не сносил». И с таким «союзником» предлагалось мириться любой ценой! Отдать ему на блюдечке Прибалтику только ради того, чтобы вместе с ним воевать против «врагов Христа»!

После эдаких открытий царь решительно избавился от своих давних советников. Правда, об измене он еще не подозревал. Адашева и Курбского назначил в армию, Сильвестр оскорбился и ушел в монастырь. А войска Иван Васильевич нацелил снова на Ливонию и нанес ей окончательное поражение. Но в Эстонии высадились шведы, датчане. В 1561 г. открыла боевые действия Литва. При таком раскладе воодушевился и Девлет-Гирей, о мире он теперь даже слышать не хотел. Его союз с Сигизмундом из тайного стал официальным.

Война приобрела тяжелый и затяжной характер. А большинство днепровских казаков по-прежнему служило царю. Оставалось в родных местах, защищало их от татар, но и для России казачьи рейды с Днепра и Дона были лучшим средством нейтрализовать хана. Вишневецкий по приказу Ивана Васильевича еще раз ходил в Кабарду, сорганизовал горцев и казаков «промышляти над крымским царем». Но постепенно он разочаровался в русской службе. Южное направление стало не главным, а второстепенным. Здесь уже нельзя было выдвинуться, рассчитывать на громкую славу и дальнейший взлет карьеры. Перспективы стать князем крымским или днепровским, которыми вскружил ему голову Адашев, развеялись как дым. Осталась скромная роль командира небольших отрядов, выполняющих трудные, но не слишком заметные, вспомогательные задачи.

В течение нескольких лет Вишневецкий выжидал, надеялся, но убедился – положение не изменится. Война с Литвой надолго, и наступления на Крым не будет. В 1563 г. он обратился к Сигизмунду, просил принять его обратно. Король обрадовался: гетман подаст пример всей Украине, приведет казаков под его знамена. Обласкал князя, возвратил ему староство Каневское и Черкасское. Однако многие казаки не поддержали такого решения гетмана. Атаманы Савва Балыкчей Черников, Ивашка Пирог Подолянин, Ивашка Бровка и другие объявили, что отказываются ему повиноваться. Хотя и самого Вишневецкого отнюдь не удовлетворило новое положение. Фактически он вернулся к тому же, с чего начинал. Попал на второстепенную должность одного из пограничных начальников. От царя откололся, а от короля ни помощи, ни денег ждать не приходилось. Но тут князю подвернулась очередная авантюра.

В соседней Молдавии уже несколько лет кипели смуты, боярские кланы грызлись и резались между собой. Заговор против господаря Александра Лэпушняну возглавил некий Иоанн Гераклид. Он был греком, солдатом-наемником, служил в разных странах, перешел в протестантскую веру. А в Молдавии придумал себе знатное происхождение, получил помощь от германского императора, на его деньги нанял разношерстное воинство, в том числе отряд казаков. В бою с дружинами господаря одержал победу, Александр сбежал к туркам. Гераклид сел на престол. Но он принялся откровенно грабить страну, ввел огромные подати, обирал даже церкви, напустил в Молдавию протестантов. В 1563 г. народ восстал. Однако и бояре подсуетились. Под предводительством молдавского командующего, гетмана Томши, внезапно напали и перебили наемников Гераклида. Его захватили в плен, и Томша собственноручно забил его до смерти дубинкой. Стал господарем под именем Стефана VII.

Но простонародье не желало подчиняться новому узурпатору, видело в нем очередного боярского ставленника. Хотя враги у Томши были и среди бояр. Одна из группировок вынашивала планы избавиться от владычества султана и перекинуться под власть польского короля. Она сочла, что подходящим господарем может стать Вишневецкий, обратилась к нему. Князь загорелся – почему бы ему не сесть на престол Молдавии? Собрал отряд казаков и ринулся туда. Но он жестоко просчитался. Молдаване восприняли его как очередного самозванца – а самозванцы их уже допекли. Люди объявляли «лучше слушаться одного султана и любого господаря, которого он пришлет, чем терпеть такие мучения и убытки на пользу боярам». К Вишневецкому никто не присоединялся, он очутился в чужой стране среди чужого народа. Томша-Стефан окружил его своими войсками. В надежде выпутаться князь согласился вступить в переговоры. Ему гарантировали безопасность, но обманули. Схватили и выдали туркам. Вишневецкого привезли в Стамбул и предали мучительной казни. Повесили на крюке под ребро. Он был жив еще три дня. В нечеловеческих страданиях ругал своих палачей, хулил их веру, и турки добили его.

А днепровские казаки после отъезда и гибели Дмитрия Вишневецкого раскололись. Старостой Черкасским и Каневским король назначил племянника гетмана, Михаила Вишневецкого. Он увлек часть казаков воевать против русских. Вместе с аккерманскими татарами совершил набег на черниговские и стародубские волости, разорял деревни, осадил городок Радогощ и сжег посад. Но на него выступил северский воевода Иван Щербатый с ратниками, местным ополчением и казаками. Перехватил и наголову разгромил отряд Вишневецкого.

Но другая часть казаков, те самые атаманы, которые вышли из подчинения гетману и не пожелали возвращаться под власть короля, отделилась. Они вспоминали Сечь на Хортице и ушли за пределы литовской территории вниз по Днепру, обосновались за порогами. Они и стали «запорожцами» – или Низовым войском. Доложили в Москву, что они будут и дальше служить царю. Иван Грозный отнесся к ним с полным доверием. Выслал жалованье, боеприпасы, и они возобновили операции против татар. Удивляться такому выбору не приходится. От России украинские жители никакого зла не видели. Зато от крымских союзников короля им доставалось очень крепко. Например, в 1567 г. Сигизмунд готовился к наступлению, собирал большую армию, истратил на нее все средства и не смог вовремя послать дань в Крым. А Девлет-Гирей за такую провинность вполне «официально» испросил разрешения у султана и устроил набег на королевские владения. Что ж, задержка дани оказалась очень хорошим предлогом – хватать полон по украинским селам было куда проще и безопаснее, чем лезть на русские крепости и полки.

У запорожцев появился и новый предводитель. Им стал князь Богдан Ружинский. Он тоже был из очень знатного рода, из Рюриковичей – потомком русских удельных князей. Ему принадлежали богатые села на Волыни, отец имел в литовских войсках чин полковника. Но при татарском набеге (вероятно, в 1557 г.) была убита его мать, в крымском плену сгинула молодая жена, и князь ушел к казакам, посвятил свою жизнь борьбе с хищными соседями. Польский историк Папроцкий писал о нем: «Муж сердца великого. Презрел он богатства и возлюбил славу защиты границ. Оставив временные земные блага, претерпевая голод и нужду, стоит он как мужественный лев, и жаждет лишь кровавой беседы с неверными». Казаки избрали его гетманом – в их среде он получил прозвища «Богданко» и «Черный гетман».

А на татарские вторжения запорожцы отвечали адекватно. Причем в походах к ним охотно присоединялись и те казаки, которые оставались в украинских городах. Из Стамбула и Бахчисарая к Сигизмунду катились жалобы, что они «из года в год, зимой и летом» совершают нападения, угоняют скот, берут пленных. Писали, что в Черкассах, Каневе, Киеве, Брацлаве, Переяславле находится больше тысячи татарских женщин и детей, а дороги через степь стали настолько опасными, что гонцы с ханскими письмами не могут проехать в Польшу – приходится везти их окружным путем, через Турцию. Король реагировал. Посылал казакам гневные требования не трогать татар, угрожал страшными карами. Зато от Ивана Грозного они получали деньги, оружие, боеприпасы. Вот и посудите, кого из монархов казакам было логично считать «своим», кому из них служить?