Текст книги "Россия и Запад. Почему мы победим?"

А золотоордынцев объединил вокруг себя темник Мамай – марионеточных ханов он ставил и менял сам. Его опорой стала сарайская купеческая группировка и давние партнеры Орды, генуэзцы. С венецианцами они отчаянно конкурировали, и Мамай поучаствовал в их разборках, захватил для Генуи венецианскую Тану (Азов). И как раз купцы подталкивали Мамая на Русь. Приток живого товара уменьшился, Москва платила лишь символическую дань, а то и вообще не платила.

Всемогущего временщика настраивали прижать русских по-настоящему. Но карательных экспедиций было уже недостаточно, их громили. Русь требовалось покорять заново, как при Батые. Купцы давали на это деньги, позволяя нанимать несметное войско, Мамаю предоставили генуэзскую пехоту, она считалась в Европе лучшей. Расходы должны были окупить себя рабами, добычей, хан расплатится с кредиторами откупами, а генуэзцы раскатали губы получить монополии на торговлю русскими мехами, воском.

Но для русских Куликово поле стало тяжелым и страшным подвигом покаяния. Предки разделились, разрушили державу и отдали чужеземцам. Потомки объединились и искупили их грех своими муками и кровью, опрокинули врага. Мамай проиграл и сопернику, хану Синей и Белой орд Тохтамышу. Золотоордынцы уже привыкли предавать, перекидываться на сторону сильнейшего. Темник бежал к друзьям-генуэзцам, но кому был нужен проигравший, несостоятельный должник? Купцам требовалось наводить мосты с победителем, теперь поставки невольников ожидались от него. А Мамаем легко пожертвовали, убили.

Та же самая торговая группировка принялась рулить при дворе Тохтамыша, взяла его под контроль через мурз и вельмож. И нацелила сделать то, что не удалось Мамаю, в 1382 г. сжечь Москву, привести Русь к покорности. Но эта же группировка погубила Орду. Поссорила хана с его давним благодетелем, властителем Средней Азии Тимуром Тамерланом…

Этот завоеватель создавал новую великую державу. Пустынные степи были ему не нужны. Ему было лишь важно, чтобы кочевники не совершали набегов на его города. Поэтому в татарских усобицах он поддержал Тохтамыша, предоставлял ему средства, войска. Если у степняков будет царствовать друг, северная граница станет спокойной, можно будет сосредоточить силы для покорения других государств. Тимур был последним, кто пытался возродить величие исламского мира, погрязшего в пороках и приходящего в упадок. Сурово преследовал ереси, половые извращения, наводил твердый порядок.

Но в период ордынских усобиц сместились торговые пути, прошли через державу Тамерлана, Бухару и Самарканд. Сарайская и итальянская группировка мечтали вернуть пути в прежнее русло. А для этого надо было разрушить среднеазиатские города. Кроме того, во время замятни Тимур прибрал под свою власть Хорезм. Местным купцам очень не нравились порядки в его державе, хотелось вернуться в Орду. В 1383 г. город восстал, перебил воинов Тамерлана и передался Тохтамышу. Хан под влиянием своего окружения не отказался, принял.

Мало того, он начал набеги на Закавказье, принадлежавшее Тимуру, а в 1387 г. рать Тохтамыша, «бесчисленная, как капли дождя», вторглась в Среднюю Азию. Хорезм встретил ее восторженно, татары хлынули к Самарканду и Бухаре. Но города с каменными стенами устояли, подоспел из Персии Тамерлан с армией и жестоко разгромил непрошеных гостей. Столицу Хорезма, Ургенч, он взял штурмом и приказал сравнять с землей, а место перепахали и засеяли ячменем, чтобы о городе даже памяти не осталось.

В 1391 г. Тимур расквитался за нашествие. Сам выступил на север. Вот тут-то Тохтамышу пришлось расплатиться и за сожжение Москвы. Он призвал в строй всех подданных, вместе с русскими его войско должно было удвоиться. Великий князь Василий I дисциплинированно выступил по приказу хана. Но… стоило ли торопить лошадей? Чуть-чуть опоздали. В битве на притоке Волги р. Кондурче ордынскую армию смяли и рассеяли.

Казалось бы, теперь Тохтамыш, дважды битый, должен угомониться и сидеть тихо. Тамерлан в этом не сомневался. Без опаски перебросил войска на другие направления. Покорил Грузию, Армению, нацелился на Ближний Восток. Но ведь там располагались главные перекрестки и рынки международной торговли! Их надо было спасти, отвлечь Тимура. Купеческая и финансовая группировка при ханском дворе развила чрезвычайную активность. Убеждала Тохтамыша воевать. Так убеждала, что он понял: отказываться нельзя. Купцы выступили даже дипломатами, был заключен союз с мамлюкскими султанами Египта.

Татарские тумены снова ворвались в Закавказье. Тамерлан был просто поражен, поведение Тохтамыша выглядело глупым и нелепым. Тимур отписал ему: «С каким намерением ты, хан кипчакский, управляемый демоном гордости, вновь взялся за оружие?» Напомнил, что даже в собственном царстве он не смог укрыться от возмездия. Тем не менее Тимур предоставил ему выбор: «Хочешь ли ты мира, хочешь ли войны?» Но предупредил, что выбирать он может в последний раз, «на этот раз тебе не будет пощады».

Тохтамыш засомневался, колебался. В самом деле, за что было воевать? Но подобные настроения пресекли его собственные эмиры, «оказали сопротивление, внесли смуту в это дело». Заказывал музыку тот, кто платил, а эмиры исполняли заказ. Мог ли хан противиться всей ордынской верхушке? Он не только отказал, а «написал грубые выражения». Что ж, заказ был выполнен. Тимура отвлекли от Сирии и Египта. Но он развернул армии на север. В 1395 г. Тохтамыша вдребезги разгромили на Тереке. И сейчас Тамерлан этим не довольствовался. Он решил опустошить всю державу неприятеля.

Его полчища, сметая все на своем пути, прошлись от Кавказа до Днепра. Потом повернули на северо-восток. Уничтожили Курск, Липецк, Елец – ведь русские считались вассалами Орды. На Москву Тамерлан не пошел. По преданию, Русь спасло чудо, горячие молитвы перед Владимирской иконой Божьей Матери, принесенной в это время в столицу. Тимур повернул на юг, и здешние города Пресвятая Богородица не брала под защиту.

Разноплеменная купеческая колония Таны-Азова, генуэзцы, венецианцы, евреи, арабы поклонились Тамерлану, преподнесли богатейшие подарки. Но он знал, кто натравливал на него татар. Город разрушили до основания. Подчистую разорили Крым, прокатились по Северному Кавказу, а напоследок Тимур послал войска разграбить и разрушить Сарай и Астрахань. Удерживать здешние земли завоеватель не собирался. Он лишь наказывал своих врагов. Границу утвердил по Кавказскому хребту, а для татар стал назначать новых ханов, перебежавших на его сторону царевичей – у ордынцев-многоженцев их всегда хватало.

Тохтамыш еще пробовал возродить государство, собрать подданных. Но у него не было денег, Русь прекратила платить дань. А вчерашние друзья генуэзцы… отвернулись от него. Так же, как в свое время от Мамая. Теперь их деловые интересы требовали наводить мосты со ставленниками Тамерлана, ханом Темир-Кутлугом и полководцем Едигеем. Тохтамыш обиделся. Он-то считал, что купцы обязаны ему! Он добросовестно исполнял их указания, из-за этого пострадал, и что получил вместо благодарности? В 1397 г. рассерженный хан осадил Кафу. Но генуэзцы быстро прислали флот с подкреплениями. Подали весть и в Сарай. Изменившие мурзы подсказали Темир-Кутлугу и Едигею – Кафу надо выручать, вся Орда живет торговлей через нее. Новые властители поспешили в Крым, разнесли Тохтамыша в пух и прах.

Он удрал в Литву, пробовал бороться за власть с ее помощью, но его песенка была спета. А Едигей пытался играть роль Мамая. Опирался на итальянцев, менял послушных ему ханов. Но Орда от погрома уже не оправилась, стала разваливаться на части. Она еще крепко досаждала русским, татары уже привыкли жить охотой за рабами и их перепродажей европейцам. Но в 1475 г. генуэзские колонии в Крыму захватили турки. А в 1480 г. в стоянии на Угре Русь окончательно пресекла потуги ханов восстановить владычество над нашим народом.

Впрочем, работорговцы возродили свой промысел и под эгидой Османской империи, в Крымском ханстве. От них зависели ханы, вельможи, воины. Еще почти три столетия выплескивались набеги на Россию, Украину, Молдавию, Кавказ. Бизнес есть бизнес. И только при Екатерине Великой невольничьи рынки приказали долго жить. Не стало ни ханства, ни работорговцев.

Эпоха Возрождения – чего?

При словах «эпоха Возрождения» (а еще заманчивее – «Ренессанс») невольно представляется яркий мир гениальных художников и поэтов, мудрых мыслителей, утонченных ценителей прекрасного. Хотя к действительности эта идиллия не имеет ни малейшего отношения.

Западный мир стал выползать из месива внутренних драк в XI в. и повел себя крайне агрессивно, ринулся в крестовые походы. Из стран Ближнего Востока и Византии в Европу хлынули награбленные богатства. Темные и безграмотные захватчики соприкасались с гораздо более высокой греческой и арабской культурой, видели красивые здания, удобства, произведения искусства. Правда, своих завоеваний они не удержали. Дикая жестокость и алчность европейцев поднимала против них местных жителей, их вышибли и из Палестины, и с Балкан.

Но из этих событий огромную выгоду извлекли итальянцы. Сперва обслуживали морские перевозки для крестоносцев, прибрав к рукам львиную долю трофеев. Потом нашли общий язык с мусульманскими властителями, опутали долгами разорившихся византийских императоров, устраивали фактории, приобретали колонии, монополизировав плавание по Средиземному и Черному морям. Везли в Европу русских рабов. Везли и восточные драгоценности, шелк, пряности. Эти товары стоили баснословно дорого. Для европейцев, почти никогда не мывшихся, шелковая одежда была единственным средством уберечься от вшей, а без пряностей было трудно заготовить впрок мясо.

Итальянцы гребли колоссальные прибыли, преумножали капиталы – если Генуя, Пиза, Венеция были торговыми республиками, то Флоренция стала банкирской, ссужала деньги королям, епископам, папам. А толчок к качественным переменам в жизни дала «черная смерть», эпидемия чумы в 1347–1351 гг. Она страшно опустошила Европу, в могилы легла треть населения, вымирали целые города, ужас вызывал массовые истерии – где-то топили страх в пьянстве и разврате, где-то толпами постригались в монахи, полагая, что настал конец света.

Но чума исчезла, и уцелевшие шалели от радости. Покатилось иное поветрие: если выжили, надо сполна насладиться жизнью, взять от нее все мыслимые и немыслимые удовольствия. Такие настроения лучше всех выразил Бокаччо в фривольном «Декамероне». Ломались устои былой религиозной нравственности, люди пускались во все тяжкие. А эпицентром новых взглядов стала Италия. Многие здешние толстосумы и князья одним махом умножили богатства, унаследовав состояния перемерших родственников. Раньше деньги копили за семью замками, тряслись над ними. Теперь это казалось глупым. Покойники тоже копили, и что толку? Богачи спешили воспользоваться своими состояниями. Изобретали балы побогаче и позатейливее, строили дворцы.

Сам термин «эпоха Возрождения» пустили в ход подхалимы. В Средние века часто говорили об упадке по сравнению с Древним Римом. Сейчас подразумевалось, что его величие возрождается. Итальянских князьков их приближенные сравнивали с цезарями и августами. Эти князьки, магнаты, банкиры ради пущего украшения своей жизни привлекали художников, архитекторов, скульпторов, поэтов, высоко платили. А спрос рождал предложение, итальянское искусство стало быстро развиваться и совершенствоваться.

Но стоит учитывать, что гениев в эту эпоху было всего несколько десятков. И со всеобщим процветанием «Возрождение» не имело ничего общего. Итальянские государства яростно соперничали. Между собой воевали свирепо, вырезая всех жителей захваченных городов. А властители выкачивали средства на красивую жизнь (и на войны) не только из международной торговли, но и из подданных. Чернь прозябала в нищете, вспыхивали озверелые бунты, и большая часть шедевров, созданных в эпоху Возрождения, тогда же и погибла.

Ну а в духовном плане казалось, что эпоха действительно «возродила» времена разложения Древнего Рима. «Декамерон» заменил людям Библию. Супружеская верность воспринималась смешным пережитком, а разница между знатными дамами и проститутками определялась только их ценой. Вельможи хвастались количеством побочных детей (рекордсменом был Никколо д’Эсте – более 300). От «возрождения» не осталась в стороне и католическая церковь. Она и раньше имела слишком сильную «мирскую» составляющую. Епископы и папы владели городами и землями, монастыри и церковные должности рассматривались в первую очередь с точки зрения доходов.

Почтенным иерархам ничуть не хотелось отставать от светских тузов. Они заводили целые гаремы наложниц, устраивали в своих резиденциях бурные карнавалы. Сохранились декреты пап и епископов, открытым текстом запрещавшие священнослужителям держать мясные лавки, кабаки и публичные дома, призывавшие их прекратить блуд и пьянство. Однако проку было мало, поскольку главным рассадником гниения стал сам Рим.

Пресытившись обычными излишествами, верхушка общества входила во вкус извращений. Связи с лицами своего пола стали обыденным явлением. Миланский герцог Галеацци Сфорца после обеда любовался на разыгрываемые перед ним сцены содомии. А любимым его развлечением стали «дикие охоты». Герцог на коне гонялся за мужчинами и женщинами из приговоренных или пленных, стрелял в них из лука. Кого подбил – «жарил», бросая в печь. Но подобные вкусы Европу отнюдь не шокировали. Сфорца был чрезвычайно богат, и французский король Иоанн Добрый, разгромленный англичанами и нуждавшийся в деньгах, выдал за герцога свою 11-летнюю дочь. Как писали, «продал свою плоть и кровь» за 600 тыс. экю.

Когда на папский престол избрали Иоанна XXIII, в его биографии стали вскрываться такие факты, что схватились за головы даже видавшие виды католические иерархи. Как выяснилось, в миру он был пиратом Бальтазаром Косса. Да и на «святом престоле» повел себя соответствующе. Его все же решили судить, созвали собор, и современники округло отмечали, что содомия, убийства и взяточничество были «самыми мягкими обвинениями» в его адрес. Но про Сикста IV вся Европа знала, что он взяточник, гомосексуалист и убийца. Зато пиратом не был, и никто его не судил, почтительно принимали его послания, выполняли указания.

Никто не пытался низложить и Александра VI Борджиа. В молодости он отправил на тот свет свою сожительницу Елену Ваноцци, предпочел ее дочку Розу. Прижил с ней троих детей, подвизался по церковной линии, выбился в кардиналы, а затем и в папы. На взятки не поскупился. Престарелому венецианскому кардиналу за голос при избрании дал 5 тыс. золотых и на ночь свою 12-летнюю дочь Лукрецию. Взойдя на «святой престол», сыновьям Чезаре и Франческо даровал герцогства и кардинальские титулы, а Лукреция стала любовницей и отца, и братьев, причем Чезаре из ревности убил Франческо. Мамаша Роза со временем отошла в сторонку, а отец, сын и дочь зажили втроем благополучной семейкой.

Устраивали оргии прямо в папском дворце, славились и садистскими забавами. А для пополнения средств убивали намеченные жертвы, конфискуя имущество. Отравили трех кардиналов, нескольких вельмож, Лукрецию четырежды выдавали замуж – двух мужей прикончили, присвоив их владения, третий догадался сам сбежать. Однако и эти безобразия никакого официального протеста не вызывали. С Александром VI вели дела испанские, германские, португальские, польские короли. Папскому сынку Чезаре надоело быть кардиналом, он решил стать светским властителем и жениться. Папа обратился к французскому королю Людовику XII с просьбой найти какую-нибудь принцессу, и тот за ответные услуги сосватал Борджиа дочку герцога Гиенского. Правда, родители невесты несколько озадачились репутацией жениха. Но их успокоили, папа дал их младшему сыну сан кардинала, и возражения отпали.

И как раз подобные личности выступали покровителями высокого искусства. Так, папа Сикст IV заложил знаменитую Сикстинскую капеллу. А при росписях базилики св. Петра в Риме Мадонну изобразили с лицом сожительницы Александра Борджиа, Розы Ваноцци. С нее и с Лукреции написали ряд святых. Ариосто посвятил Лукреции октаву в поэме «Неистовый Роланд», воспевал ее «добродетели» и «благородство». Рафаэль при росписях Ватикана изобразил самую дорогую куртизанку Империю, подружку нескольких кардиналов. А лучшее свое произведение, «Сикстинскую мадонну», как и еще десятка два мадонн и святых, писал с Маргариты Лути, более известной по кличке Форнарина, она славилась крайним беспутством и самого Рафаэля свела в могилу гипертрофированной похотью.

Вкусы заказчиков определяли и тематику, художники старались по возможности обнажать тело, множились композиции «кающихся магдалин», полуголых мучениц и мучеников. Но христианская тематика все же не позволяла показывать все, что хочется. Выручало язычество, античная мифология. Дворцы заполнялись статуями и картинами аполлонов, венер, нимф. Кстати, восхищаясь сейчас в музеях шедеврами Возрождения, мы забываем, что в свое время большинство этих произведений выполняло функции… вульгарной порнушки. Вельможу, покупающего картины, интересовали в первую очередь телесные прелести «венер» и «аполлонов», а мастерство художника ценилось лишь тем, чтобы прелести получше получились. Да и балет, родившийся в это время в Италии, ценился именно в качестве возбуждающего зрелища. Для танцовщиц специально придумывались разные па, прыжки, вращения, чтобы взлетала юбка, а нижнего белья в то время женщины не носили.

Отсюда пошла еще одна «утонченная» мода. Самые знатные дамы, вплоть до королев, нашли «приличный» способ выставлять на общее обозрение собственные тела, стали позировать в роли «венер», выступать в балетах. Хотя и здесь нужно учитывать – тогдашние европейские стандарты красоты весьма отличались от нынешних. Так, от недостатка витаминов, солнечного света (в больших городах с узкими улочками и многоэтажными домами, во дворцах с узкими окошками всегда было сумрачно) выпадали волосы, и это считали аристократичным, дамы специально подбривали залысины на лбу. А от жирной и чрезмерной пищи, малоподвижного образа жизни их разносило, и это также объявлялось признаком «породы». «Венеры» на полотнах щеголяли ярко выраженными целлюлитами, трясли ими, прыгая по балетным сценам. Но о вкусах не спорят, европейцам нравилось.

А религия разрушалась. Какая уж тут религия, если образ жизни все дальше отходил от христианских устоев? Веру оставляли в удел «темному» простонародью. У знати ее место занимали различные оккультные учения. Тут как тут оказались и философы. Те самые, кого принято считать столпами мысли «Возрождения». Рождали теории, которые подкрепляли бы и «научно» оправдывали эгоизм, бездуховность, цинизм. Ну а французские, английские, германские властители завидовали итальянским, перенимали их стереотипы, нанимали мастеров.

Если же вернуться к «исходной точке», к эпидемии чумы, то на Руси она прокатилась не менее губительно, чем по западным странам. Но последствия были иными. Уцелевшие русские становились более сплоченными, близкими друг другу. Исследователи предполагают, что именно тогда в русский язык вошло обращение ребятишек к чужим старшим людям – дядя и тетя, как к родственникам. Первые встречные кормили сирот, а то и брали на воспитание. Люди глубже обращались к Богу, были более самоотверженными. Ведь перед глазами стоял наглядный пример: много ли значат земные корысти и даже сама жизнь? Сколько родичей и соплеменников цеплялись за какие-то личные успехи, ссорились, враждовали – и зачем? Где они сами и где их успехи? Значит, ценность представляет только что-то большее, общее. Как раз то поколение русских, которое поднялось после смертоносного мора, осознало себя единым народом и вышло на Куликово поле.

И тогда же, после чумы, на Руси обозначился невиданный духовный взлет. Расходилась слава о служении Сергия Радонежского, Алексия Московского, у них появлялись ученики, последователи. В ту же самую эпоху, которую принято называть «Возрождением», в Русской земле проявились сотни святых! Пафнутий Боровский, Кирилл Белозерский, Григорий Пельшемский, Максим Московский, Михаил Клопский, Ферапонт, Дмитрий Прилуцкий, Савва Стромынский, Савва Сторожевский, Варлаам Шенкурский, Исидор Московский, святые воны Пересвет и Ослябя, преподобные Макарий Калязинский, Евфимия Московская, Герман, Савватий и Зосима Соловецкие, Иосиф Волоцкий, Нил Сорский и многие, многие другие… Это было совершенно необычным. Подобное явление отмечалось лишь в первые века христианства.

«Лишних» богатств на Руси никогда не было. Выбрасывать их на роскошь и празднества выглядело бы просто дико. В общем-то, казна собрала немалые доходы, но их тратили на самое необходимое. Возводили крепости, обороняясь от многочисленных врагов. Возводили храмы и монастыри – они были и лучшим украшением городов, и памятниками о победах, и культурными центрами. Только ученики св. Сергия Радонежского основали и возглавили более 40 монастырей! Русь покрывалась ими так же, как крепостями, как Небесной защитой от бед и напастей. Развернулось совершенно уникальное освоение лесных дебрей и северных краев – не купеческими колониями, не армиями, а монастырями. Подвижники отправлялись в безлюдную глухомань, рубили кельи, молились на берегах северных рек и озер. А со временем их монастыри обрастали деревнями, слободами.

Но ярких талантов на Руси в эту эпоху проявилось ничуть не меньше, чем в итальянском «возрождении»! Св. Епифаний Премудрый, Софроний Рязанец, преподобный Андрей Рублев, Феофан Грек, Симеон Черный, старец Прохор Городецкий, Даниил Черный, Дионисий, Феодосий Изограф, Прокопий Тверской, преподобные Стефан Пермский, Кирилл Белозерский, Иосиф Волоцкий, Ефросин, Родион Кожух, Геннадий Новгородский, инок Филофей… И если мы с вами плохо знаем о них, то это не их, а наша вина. Хотя выражались их таланты по-своему, по-русски.

Европейские художники пошли в общем-то по прямолинейному пути – нацеливались на примитивное подражание естеству. Вдохновлялись телами девиц или юношей, с которыми обычно сожительствовали, старались поближе к натуре передать изображение их лиц или прелестей. Исследователи уже отметили закономерность, что на «мадонн» итальянских мастеров можно любоваться, но молиться на них невозможно. Они для молитв не предназначались.

Русские мастера писали не картины, а иконы. Это куда более сложное искусство. Создавали символы, помогающие человеку настроиться для молитвы и раскрыть душу перед Господом. Иконописец отрешался от всего земного. Подолгу постился, молился, искал вдохновения не в земных соблазнах, а свыше. Преподобный Андрей Рублев не мог жить без икон. В праздники и по воскресеньям трудиться не полагалось, но он все равно приходил в мастерскую и смотрел на них. Даже незавершенные работы воспринимал не как произведение собственных рук, а именно как иконы, обращался к ним с мысленной молитвой. А в результате рождались боговдохновенные «Спас», «Апостол Павел», «Архангел Михаил», знаменитая Святая Троица. Рождались непревзойденные росписи храмов и соборов.

Русские писатели не сочиняли вычурных стихов в честь любимых женщин, напыщенных восхвалений правителям, не блистали легкомысленными «декамеронами». Пожалуй, для них было бы и непонятным растрачивать способности на столь мелкие цели. Они тоже стремились к фундаментальному, вечному. Из-под их перьев появлялись летописные своды, жития святых, «Задонщина» и целый цикл сказаний о Мамаевом побоище, исторические повести о нашествиях Арапши, Едигея, о Стоянии на Угре.

А преподобный Стефан Пермский, весьма ученый монах, выбрал для себя особое служение. Изучил язык пермяков, составил для них грамоту, перевел Священное Писание и отправился к ним один, без воинских дружин, без оружия. Проповедовал среди пермяков, обучал их грамоте, отвратил от язычества. Устроил училища, начал готовить священников из самих пермяков, стал их первым епископом. Обширная Пермская земля приросла к Руси без войн, без насилий, только трудами подвижника и силой Божьего Слова!

Были и выдающиеся мыслители – митрополит Фотий, преподобные Кирилл Белозерский, Иосиф Волоцкий, архиепископ Новгородский Геннадий, псковский инок Филофей, митрополит Макарий. Отстаивали чистоту христианской веры, боролись с ересями, закладывали духовные основы самодержавной власти. Как видим, сама направленность отечественной культуры в корне отличалась от западной. Но она была близка и понятна тогдашним людям, полностью соответствовала их образу жизни. Суровые условия и постоянные опасности приучали бережно относиться к вере. Слишком часто приходилось осознавать: без Бога человек – ничто. Земное не мыслилось без Небесного, а Небесное виделось светлым и совершенным продолжением земного. Два мира не отрывались друг от друга, они постоянно и тесно соприкасались. Русские ощущали это и стремились к вечному идеалу. Вера оберегала и поддерживала, но она же становилась смыслом всей жизни. А общий для каждого смысл сплачивал народ, государство.

Впрочем, русские не пренебрегали и достижениями Запада. Зачем пренебрегать, если может быть полезным? Иван III и его сын Василий III стали приглашать итальянских специалистов. Но они и сами потянулись на Русь, переезжали насовсем, с семьями, учениками – жизнь здесь была куда надежнее и безопаснее, чем на родине. При московском дворе собралась целая плеяда талантов «Возрождения»: Аристотель Фиораванти, Антонио Джислярди, Марко Фрязин, Пьетро Антонио Солари и др. Их способности нашли приложение в строительстве великолепного ансамбля московского Кремля.

Но при этом государи не отступали от родных традиций. Успенский собор и другие шедевры зодчества возводились с помощью итальянских технологий, но тем не менее остались православными, русскими. Да и отечественные мастера проявили себя достаточно квалифицированными. Наряду с итальянцами в возведении Кремля участвовали псковские артели. Они с ходу поняли и переняли достижения иноземцев и, например, при строительстве Благовещенского собора умело соединили привычные им приемы с элементами итальянского зодчества.