Текст книги "Белогвардейщина. Параллельная история Гражданской войны"

3. Дорога в пропасть

Когда повторяют на каждом шагу, что причиной развала послужили большевики, я протестую.

Россию развалили другие, а большевики – лишь поганые черви, которые завелись в гнойниках ее организма.

A. M. Деникин

Надо отметить, что первый, либеральный кабинет Временного правительства был самым толковым и компетентным из четырех кабинетов. Лучшие представители интеллигенции, думские депутаты, способные достаточно грамотно разбираться в политических и в экономических вопросах. В отличие от многих нынешних «демократов» – честные, глубоко порядочные люди. Никакой личной выгоды они не преследовали и не получали. Этот кабинет дал стране все демократические свободы, закрыл политические тюрьмы, отменил смертную казнь… Это были первые шаги… А дальше? Дальше-то нужно было укреплять институты государства, расшатанные или уничтоженные революционным взрывом. Но как раз на это Временное правительство оказалось неспособно. Во-первых, по личным качествам. Умные люди, способные законодатели, они не обладали ни твердостью, ни решительностью для проведения в жизнь своей политики. Да и то сказать, не могли же они, подобно царским «сатрапам», поощрять принуждение! Насилие само по себе вызывало отвращение тогдашнего передового интеллигента.

А во-вторых, их связали по рукам и ногам, не давали работать. Советы на первом этапе тоже возглавляли демократы. Но демократы партийные, социалистические. Некомпетентные в государственных делах, зато «облеченные доверием» народа, горлопанистые и рвущиеся к власти, Советы стали дезорганизующим началом. Взбаламученная народная стихия и без того не желала успокаиваться – но ее продолжали баламутить искусственно. Вместо стабилизации государства шло его раскачивание. В пику распоряжениям правительства Советы принимали другие решения. Часто – противоречивые. Часто – революционные, но бестолковые. А каждый шаг, направленный к нормализации, вызывал вопли о контрреволюционности. Сложилась ситуация, когда правительство ограничивало «свободу». А Советы – «расширяли». Правительство стало «запрещающим» органом, Советы – «разрешающим». И естественно, вся темная масса тянулась к Советам. А слабое правительство шло на соглашательство с левыми, на одну уступку за другой.

А вскоре властей стало не две, а три. К апрелю местные Советы и комитеты, расплодившиеся в России, как грибы после дождя, возмутились тем, что Петроградский Совет, приписывая себе исключительные заслуги перед революцией, присвоил государственную власть. Собрался съезд делегатов, и был создан Центральный Исполнительный Комитет, занявший позицию чуть умереннее Петросовета, но куда радикальнее правительства.

Кроме Советов, государство раскачивали партии, еще не дорвавшиеся до власти, – большевики, анархисты и беспартийная стихийно-бунтарская вольница. Не следует и скидывать со счетов дезорганизационную деятельность германской агентуры – ведь шла как-никак мировая война… И совершенно неожиданно для большинства политических деятелей на первый план вдруг вынесло фигуру Ленина.

Да-да, неожиданно. Потому что, если разобраться и отбросить плоды последующей мифологизации его образа, то окажется, что не только вождем трудящихся, но даже крупным лидером до 1917 года он не был. Не верите? Почитайте самых лояльных, самых пристрастных современников (ту же Крупскую) и удостоверьтесь. Рабочих он не знал. Еще в Петербурге Крупская с Якубовой, повязавшись платочками, ходили в фабричное общежитие и таким детским способом собирали материал для его «исторических» статей. Крестьян тоже не знал. В Женеве черпал познания из бесед с выходцами из крестьянства – попом Гапоном и потемкинцем Матюшенко (который сблизился с Гапоном, а отнюдь не с Лениным).

Ссылка в Шушенское стоила неплохого дома отдыха. Держал там домработницу, породистую охотничью собаку. На одну неделю для него забивали барана. На следующую, для разнообразия, закупали говядины или телятины. И в эмиграции жил недурно. То в Германии, то в Швейцарии, то во Франции. Повеюду таскал за собой жену и тещу. Естественно, за партийный счет. И домработницу тоже содержал.

Проявил себя на II съезде РСДРП, где устав с программой принимали, где на большевиков и меньшевиков поделились. Но деление было очень условным, как и сам съезд: 44 делегата, непонятно кем избранных. Из них 20 воздерживалось, а «большинство» недолго таковым оставалось. Меньшевик Мартов отказался от участия в редакции «Искры», и большевик Плеханов перешел на его сторону: по деловым и журналистским качествам Мартов оказался ценнее Ленина.

В 1905 г. Ильич вполне легально приехал в Питер, никто его не тронул. И жил то легально, то нелегально, в столице и на окрестных дачах до конца 1907 г. Как «неуловимый Джо» из анекдота, который был вовсе не таким уж неуловимым, а просто оказался никому не нужным. И еще 9 лет эмиграции. Какого-то заметного влияния на Россию эмиграция не оказывала. Организация борцов? «Сильная» парижская организация большевиков в 1911 г. насчитывала… аж 40 человек Сила, правда? Выпуск литературы? Разве мы сейчас не знаем, как ничтожен вес малотиражной газетенки в море прессы? А ведь нынешние малотиражки по сравнению с большевистскими – гиганты! В 1914 году тираж очередного «центрального органа» «Социал-демократ» достигал 1,5 тысячи экземпляров. Но даже из такого количества, по признанию самих большевиков, России достигала ничтожная часть. Скажем, в 1905 г. выяснилось, что вся литература, которую долго слали через Стокгольм, там и лежит, завалив целый подвал. Через матросов слали в Батуми и Одессу, где завернутые в брезент тюки выбрасывали в море в условленном месте. Большая часть ушла на агитацию черноморских рыб. В чем еще заключалась «революционная» деятельность? Иногда происходили теоретические «рефераты», для чего с важным видом съезжались социал-демократы из разных городов Европы. Происходили они в пивных, за кружкой. «Записался говорить один Ильич… С кружкой пива он подошел к столу» (Крупская). За пивком чего ж не теоретизировать? Располагает… Создавались «партийные школы» для подготовки «рабочих агитаторов». На Капри – аж 12 человек (из них 2 провокатора). В Лонжюмо – 15 человек (1 провокатор). Им Ленин на полном серьезе читал лекции. Какого-то следа в истории его слушатели не оставили. Только там и мелькнули их фамилии.

Но основной, поглощающей все силы будущего вождя деятельностью были склоки, межпартийная и внутрипартийная грызня. О каком-то верховенстве Ленина и речи не шло. Как, кстати, и о «большевистской партии», как таковой. Если социал-демократы делились на меньшевиков и большевиков, то сами большевики делились на «отзовистов», «ультиматистов», «ликвидаторов», «богдановцев», «впередовцев», «примиренцев», «ленинцев», «красинцев»… Ленин был лидером всего лишь одной из тусовок в этой каше, в которой каждая враждовала с себе подобной. Например, если Ленин в 1912 г. проводит Пражскую конференцию, то Троцкий в том же году проводит аналогичную конференцию в Вене, причем более представительную. О каком «вождизме» может идти речь, если на реферате Плеханова о мировой войне Ильича чуть «за бортом» не оставили – места ему не хватило.

Когда с 1912 г. думская фракция социал-демократов (большевиков) начала издавать в России легальную «Правду», в редакцию заочно были включены и Богданов, и Алексинский, с которыми Ленин враждовал. А статьи самого Ильича, посылаемые из Кракова, редактором Черномазовым публиковались далеко не всегда. Например, из 5 знаменитых «Писем издалека», в которых Ленин из эмиграции учил, как развивать Февральскую революцию, было опубликовано 1. А остальные – только после смерти вождя. Так и паясничал за рубежом в свое удовольствие этот человечек, заштатный второсортный лидеришко. Никакого отношения к Февральской революции он не имел. 22 января 1917 года «мудрый и проницательный» ляпнул на собрании молодежи в Цюрихе: «Несомненно, эта грядущая революция может быть только пролетарской… Мы, старики, может быть, не доживем до решающих битв в этой грядущей революции». А она – возьми да грянь через месяц…

Что делать? Подаваться в Россию? Но как туда добраться через фронты? Помог очень полезный контакт – с германскими спецслужбами. Они-то на Ленина глаз давно положили. Еще в 1914-м дали свободно из Кракова уехать, когда остальных русских интернировали. Германия вела войну по-новому, включая идеологическую обработку и разрушение тыла. И большевики-циммервальдисты, ратующие за поражение своего правительства, были ей полезны. Имел ли место прямой шпионаж? Русская контрразведка в 1917 г. располагала доказательствами шпионской деятельности Радека, Раковского, Коллонтай. Кадровыми агентами спецслужб являлись А Парвус, занимавшийся финансированием большевиков, Я. Ганецкий, швейцарский коммунист К Моор – близкий приятель Ильича. А Ленин? Даже без формальной вербовки он не мог не догадываться, какие силы, в каких целях и на какие средства его используют. Документы говорят сами за себя. Указание Германского Имперского банка № 7432 от 2.03.17 представителям всех германских банков в Швеции гласит: «Вы сим извещаетесь, что требования на денежные средства для пропаганды мира в России будут получаться через Финляндию. Требования будут исходить от следующих лиц: Ленина, Зиновьева, Каменева, Коллонтай, Сиверса и Меркалина, текущие счета которых открыты в соответствии с нашим приказом № 2754 в отделениях частных германских банков в Швеции, Норвегии и Швейцарии. Все требования должны быть снабжены подписями «Диршау» или «Волькенберг». С любой из этих подписей требования вышеупомянутых лиц должны быть исполняемы без промедления».

Другой документ – доклад от 16.11.17 большевистских уполномоченных Е. Поливанова и Г. Залкинда, производивших сразу после Октябрьского переворота ревизию архивов.

«Совершенно секретно. Председателю Совета Народных Комиссаров. Согласно резолюции, принятой на совещании народных комиссаров тов. Ленина, Троцкого, Подвойского, Дыбенко и Володарского, мы произвели следующее: 1) В архиве министерства юстиции из дела об «измене» тов. Ленина, Зиновьева, Козловского, Коллонтай и др. мы изъяли приказ германского имперского банка № 7433 от 2.03.1917 с разрешением платить деньги тт. Ленину, Зиновьеву, Каменеву, Троцкому, Суменсон, Козловскому и др. за пропаганду мира в России. 2) Были пересмотрены все книги банка Ниа в Стокгольме, заключающие счета тт. Ленина, Троцкого, Зиновьева и др., открытые по приказу германского имперского банка № 2754. Книги эти переданы Мюллеру, командированному из Берлина».

Ген. Людендорф в мемуарах писал: «Наше правительство, послав Ленина в Россию, взяло на себя огромную ответственность. Это путешествие оправдывалось с военной точки зрения. Нужно было, чтобы Россия пала».

Комментарии, как говорится, излишни.

И 30 человек в опломбированном вагоне – без таможенных досмотров, без проверок паспортов – покатили через воюющую страну. Из Германии – в Швецию, оттуда – в Финляндию и… И вот тут Ленин стал звездой первой величины! Ведь это были первые политэмигранты, вернувшиеся в Россию! Остальные добирались окольными путями – через Францию, Англию, Америку. Помните, как у нас с первыми реэмигрантами в начале 90-х носились? И тут то же самое. Сразу герои! Советы устроили им грандиозную встречу. И себя показать, и сыграть на этой акции. Считали, что получают козырь в давлении на Временное правительство. К тому же приезд Ленина 3 апреля совпал с Пасхой. Улицы были переполнены гуляющим народом. От Петросовета пришли встречать меньшевики, Чхеидзе со Скобелевым. Почетный караул, музыка. Какой-то капитан Ленину с шашкой наголо рапортовал. Прожектора, броневики. Повели в царские покои вокзала. Тут Ильича на броневик поставили – и с выкриков в толпу он начался как лидер. Шествие сопроводило машины с эмигрантами к дому Кшесинской, где размещался Петросовет, дорогу прожекторами высвечивали. И Ильич, войдя во вкус, полил разогретую толпу лозунгами вторично. Уже с балкона.

Четвертого апреля для Совета настало похмелье. Дважды на заседаниях социал-демократов в Таврическом дворце Ленин огласил «Апрельские тезисы», названные потом Плехановым «бредом». Стало ясно, что Ильич приехал не для подмоги социалистам. Что «помогать» он вообще никому не будет. А будет дезорганизовывать работу всех других, чтобы получить себе все. Все, а не один из «портфелей». А уличная толпа, энергию и анархию которой правительство безуспешно пыталось стабилизировать, перенацелить в созидательное русло, – эта толпа наконец-то обрела «пахана», обладающего всеми подходящими чертами решительностью, хитростью, беспринципностью и приспособленчеством. В и без того булькающую брагу попал увесистый кусок свежих дрожжей. Толпа, конечно, не могла знать, что он и ее предаст, как предал коллег по партии. Предаст, когда надобность в разрушительной энергии хаоса отпадет. Но разве толпа когда-нибудь задумывается над подобными мелочами?

Народ все еще пьянел от вседозволенности. Промышленность вошла во вкус забастовок Митинговали и бастовали по мельчайшим поводам. Уже в апреле выпуск продукции упал на 30–40 %. Требования поднять заработную плату намного превышали доходы предприятий (например, в Донбассе требования составили 240 млн. руб. в год при доходах 75 млн.). Локауты, забастовки в городах и на транспорте подрывали систему снабжениями, без того перегруженную войной. А это опять вело к недовольству и к новым забастовкам.

Как только ослабла центральная власть, активизировались национальные движения на окраинах. Сейм Финляндии потребовал независимости. Украинская Рада (т. е. тот же Совет) во главе с Винниченко и Петлюрой начала добиваться автономии (пока). Предъявили права на автономию Кубанское и Донское казачества. Сибирь и Закавказье потребовали для себя отдельных Учредительных Собраний. Северный Кавказ, «замиренный» всего полвека назад, забурлил. Горские народы сразу вспомнили все обиды и счеты между собой, начались конфликты и драки.

Под шумок вместе с политическими, а потом в результате амнистий и массовых побегов вышли на свободу более 100 тыс. уголовников. В Россию хлынули каторжане, ссыльные. Многих тут же мобилизовали в армию (например, в Томском гарнизоне было 2300 уголовников). А те «жертвы старого режима», кто побойчее, не желая надевать шинель, удобно устраивались в местных Советах или в милиции под видом бывших «политических». Полицейский аппарат был уничтожен. Стремительно начала расти преступность. Новую базу для нее создавали многочисленные дезертиры, наводнившие страну оружием. А ведь, кроме правопорядка, полиция в царской России выполняла массу других функций: санитарного, пожарного контроля, статистики, сбора налогов и др.

Земельный вопрос корежил деревню. Явочным порядком по решению местных Советов то там, то здесь начали делить и пере-пере-делить землю. В Тамбовской и Тверской губерниях это вылилось в стихийные бунты с поджогами усадеб и убийствами. Что могло с этим поделать Временное правительство? Проводить государственные, политические, экономические, аграрные реформы оно считало себя не вправе – не могло взять такую ответственность. Эти вопросы предстояло решить Учредительному Собранию, выражающему волю всего народа. Да и не те люди были в первом кабинете, чтобы ключевые проблемы решать с кондачка, абы заткнуть глотки недовольным. Насилие противоречило их убеждениям. А лгать и вешать лапшу на уши те демократы еще не умели. Не то было воспитание…

Однако самым губительным фактором стал развал армии. И произошел-то он всего за пару месяцев! Под ружьем было 12 млн. человек Значительная часть мужского населения самых работоспособных возрастов. И эта армия уже не была кадровой, выученной и дисциплинированной, как в 1914-м. Кадровая армия, особенно пехота, была выбита в мясорубке войны. В 1915 году полегла практически вся лейб-гвардия. А войска 17-го на 90 % состояли из людей случайных, «только что от сохи», вырванных из обычной колеи и сбитых с толку. И уже были засорены возвращенными в строй дезертирами, «политиками» и уголовниками.

Сейчас этот факт подзабылся, однако Февраль первоначально вызвал на фронте волну патриотического подъема. И не только в России. В войсках Англии и Франции как бы проснулось «второе дыхание», умело подогретое патриотической пропагандой. Ведь теперь вся война приобретала новое содержание! Она превращалась в войну мировой демократии против остатков абсолютизма! С одной стороны – блок демократических держав, каковой стала и Россия, с другой отжившие свое монархии: Германия, Австро-Венгрия, Турция, Болгария. Кстати, именно под этим соусом вошли в войну США До того, несмотря на явные симпатии к странам Антанты и потопление немецкими подлодками нескольких нейтральных судов, Конгресс блокировал все положения об участии в бойне. Новое содержание – «битва за демократию!» – убедило большинство депутатов.

Но в России демократия почти сразу приняла губительные формы. Приказом № 1 от 1.03.17 Петроградский Совет давал солдатам «демократические» права митингов и демонстраций, отменял «чинопочитание». В ротах, полках, батальонах создавались солдатские комитеты с правом обсуждения приказов. Давалось право отстранять неугодных командиров… Все! В неустойчивую, военного времени армию хлынула политика… Потом разъясняли, уточняли, что приказ относится лишь к тыловым частям, а не к фронтовым. Спорили – все ли приказы подлежат обсуждению? Или только касающиеся «внутренней службы»? Было поздно, вооруженная темная масса все поняла по-своему. И армия поползла по швам. Второй удар последовал в мае. Из недр «демократической общественности» выползла «Декларация прав солдата». Против нее протестовали все военачальники. Военный министр Гучков отказался подписать ее. Но под давлением Советов Гучков ушел в отставку, и «Декларацию» подписал новый военный министр Керенский. Ушел и Верховный Главнокомандующий Михаил Васильевич Алексеев. Военачальник, бывший начальником штаба Ставки (т. е. фактически главнокомандующим) еще при царе. Главковерхом стал генерал Брусилов.

«Декларация прав солдата»… Но не офицера! Фактически декларация не давала офицеру даже обычной дисциплинарной власти, законодательно распространяя уже на всю армию положения того же самого Приказа № 1. Естественно, в солдатские комитеты попали не служаки, не патриоты, а демагоги с хорошо подвешенными языками. Если командование не имело на них управы, то сами комитетчики всегда находили поддержку вплоть до столицы, обращаясь в Советы. В потоках митингов доступ к солдатам и право вести агитацию получили все – большевики, националисты, германские шпионы. Особенно быстро пошло разложение на участках, не познавших за всю войну крупных успехов – таких, как Северный и Западный фронты. Солдаты, одуревшие и измотанные однообразием позиционной войны, оказались благодатной средой для «бациллоносителей». Росло количество дезертиров. В некоторых частях комитеты самочинно проводили «демобилизацию старших возрастов», вводили отпуска «на время сева», «на уборку урожая». К чему воевать, если мир «без аннексий и контрибуций»? За что? Окопные части редели, изматывались без смены и поддержки и… тоже разлагались. А в тылу пухли огромные гарнизоны, «защищая революцию» и отвечая мятежами на любой намек об их отправке на фронт.

В апреле, когда меньшевик Якубович на митинге имел неосторожность назвать врагами народа сторонников борьбы до победного конца, солдаты чуть не сняли его с трибуны штыками. А уже через два месяца ситуация стала иная. На июнь-июль было намечено общее наступление, скоординированное с союзниками. Одним мощным ударом с двух сторон добиться перелома в войне и покончить с ней. Германия-то уже на ладан дышала, исчерпав все ресурсы. Но русская армия оказалась ни на что не годной. Юго-Западный фронт пошел вперед, добился успехов… и выдохся. А при первом же контрударе побежал. На Западном из 15 дивизий 10 отказались наступать. Те немногие, что подчинились приказу, естественно, захлебнулись в собственной крови. Северный фронт вообще даже не колыхнулся.

Правительство, потакающее Советам и нянчащееся с ними, постепенно скатывалось «влево». А государство – в бездну общего хаоса. Где с распростертыми объятиями его поджидали большевики…

4. Красные фальстарты

Если уж отбрасывать мифологические штампы, создававшиеся придворной историографией в последующие десятилетия, то нелишне отметить, что хорошо известная нам партия большевиков родилась вовсе не в 1903-м, а в 1917 г. Подавляющая часть дореволюционных деятелей, пивных теоретиков эмиграции, не вписалась в новые условия. Сошли с небосклона, затерлись и затерялись. Когда 7 апреля в «Правде» появились «Апрельские тезисы», там же было указано, что это – личное мнение тов. Ленина, не разделяемое редакцией и отвергнутое бюро ЦК большевиков. Но уже кончалось время старого бюро, старого ЦК и самой прежней партии. Безобидные теоретики и утописты должны были отойти в сторону или перетечь к меньшевикам. Благо, эта грань в социал-демократии оставалась еще зыбкой. А вокруг Ленина на германские деньги уже формировалась новая партия. Скажем, Троцкий со своими сторонниками, всегда считавшийся меньшевиком, теперь пришелся как раз в большевистскую струю. Присоединились крайне левые националисты типа Дзержинского, местные «рабочие» лидеры вроде Свердлова, Шаумяна, Фрунзе и просто головорезы наподобие Дыбенко и Кедрова.

До 17-го большевиков почти никто не знал. Эсеры имели опору в крестьянстве. Социал-демократы (меньшевики) – среди радикальной интеллигенции. Кто же мог составить опору большевикам? Квалифицированные рабочие, получавшие в царской России больше учителей и низших чиновников? Им большевики были не нужны. Разве что подсобники и сезонники – темные, малограмотные и засоренные деклассированным элементом (отсюда и центры большевизма – Баку, Донбасс, Иваново-Вознесенск). Но такие «кадры» были текучими, ненадежными. И в рабочем движении, и в революции 1905 г. большевики ошивались на вторых ролях. Их и наказывали мягче, чем эсеров с анархистами. Казнили разве что Бабушкина – но он с теми же эсеро-анархистами вез оружие повстанцам. Приговаривали и Фрунзе опять же за уголовщину, покушение на полицейского при исполнении обязанностей.

Но война плюс революция создали большевикам тот самый подходящий контингент. Многие рабочие-патриоты ушли на фронт. Зато на заводы в поисках брони хлынули всякого рода люмпены, деклассированный сброд, крестьяне (понятно, не из крепких хозяев – куда хозяин от земли денется). В связи с военными заказами рабочих требовалось больше, и на всех оборонных заводах росли массы подобной «лимиты». Как уже отмечалось, шаткой и неустойчивой массой, вполне пригодной для большевистской агитации, стала к этому времени и армия.

В чем же заключался секрет быстрого успеха большевиков? Во-первых, весь марксизм они сумели свести к набору плакатных, ярких лозунгов. Такой социализм, до предела упрощенный – «все забрать и поделить» – как нельзя лучше устраивал самые забитые массы. Во-вторых, все беды и напасти большевики объясняли злыми намерениями правительства. Народ получал, не отходя от кассы, конкретного виновника бедствий и конкретный объект для ненависти. И, в-третьих, ленинцы не скупились на обещания немедленного решения всех проблем. Эти заведомо невыполнимые посулы действовали только в самых отсталых, необразованных слоях. Но ведь большевики на них и ориентировались! Другие политические группировки не оценили (да, наверное, это еще в головах тогда не укладывалось) столь мощного оружия, как откровенная ложь.

Керенский писал: «Мы имеем дело не столько с движением той или иной политической партии, сколько с использованием полного невежества и преступных инстинктов части населения. Мы имеем дело с особой организацией, ставящей себе целью – во что бы то ни стало вызвать в России стихийную волну разрушений и погромов».

Даже левые эсеры, по своей сути близкие к большевикам, возмущались: «Политика большевиков, играющих на народном недовольстве, демагогична и преступна».

Первой попыткой ленинцев, осуществленной с ходу, сразу по приезде в Россию, было намерение и в самом деле сыграть на таких инстинктах и подогреть народ до нового бунта, который сметет Временное правительство вслед за царем. В результате, уже 20–21 апреля в Петрограде вспыхнули крупные беспорядки. В районе Казанского собора произошла перестрелка (были убитые и раненые). Но стихийное выступление оказалось малоэффективным. К тому же, во главе Петроградского округа оказался решительный человек – ген. Корнилов, любимец армии. Одни части он сумел заставить вернуться в казармы. А безобразия прекратил бескровной демонстрацией силы – вывел на улицы надежные подразделения и выставил батарею у Зимнего.

Результаты? Советы и левые партии подняли такой вой, что Корнилов предпочел уйти с поста. На фронт. А первый кабинет Временного правительства в лучших традициях демократической республики вышел в отставку. Это ж не коммунисты были и не нынешние демократы. Честно отдавая себе отчет, что улучшить положение бессильны, честно ушли. Князь Львов сформировал второй кабинет, коалиционный, включающий представителей социалистических партий. А большевики?

Сделали выводы из своих ошибок, внесли поправки в планы и начали выпекать второй блин. Вооруженное восстание. Сначала Ленин предполагал приурочить его к 10 июня, к съезду Советов, чтобы передать им власть, а руководящее положение в Советах захватить для себя. Но позиция большинства съезда оказалась отрицательной, да и в Советы большевиков пускали еще неохотно. Попытку перенесли. Уже с помощью энергичного Троцкого, приехавшего из США и ринувшегося в дело, восстание началось 3 июля (что характерно – в самый разгар наступления на фронте и четко накануне германского контрудара). С оружием в руках выступил пулеметный полк, за ним – еще два полка, бронедивизион. Забастовала часть заводов. Поднялся Кронштадт, послав в столицу десятитысячный вооруженный отряд. Начались погромы, строительство баррикад. Ленин выступал перед вооруженными толпами с балкона дома Кшесинской. Колонны двинулись штурмовать Таврический дворец. Но опять сорвалось.

Большевики только учились работать. Четкого плана восстания у них, по-видимому, не было. Многое шло стихийно, самотеком. Синхронности достичь не удалось. Пулеметчики выступили 3-го, а штурмовой отряд из Кронштадта прибыл только 4-го. А правительство еще могло действовать решительно и располагало боеспособными частями. Юнкера Владимирского училища, несколько казачьих полков встали на его защиту, к ним присоединились отдельные роты гарнизона. На Садовой штурмующие колонны были встречены огнем и покатились прочь. Уже 5.07 восстание было подавлено. Например, атаку мятежного дивизиона броневиков отбили демонстрационной атакой учебных, невооруженных машин с… фанерной броней. Всего в ходе восстания погибло 56 человек.

После этого общественное мнение резко отвернулось от большевиков. Все социалистические партии выражали презрение заговорщикам. Партия Ленина притихла, как нашкодившая собачонка. Лидеры расползлись кто куда. Ленин и Зиновьев сбежали в Разлив. Троцкий, Каменев, Коллонтай были арестованы (впрочем, чисто номинально и ненадолго).

Второй кабинет Временного правительства опять развел руками в честных демократических традициях: нами недовольны – хорошо, мы уйдем. И ушел в отставку. Третий кабинет сформировал уже социалист А Ф. Керенский, паритетный кабинет, с равным представительством либеральных и социалистических демократов. Керенский сосредоточил в своих руках власть и министра-председателя, и военного министра.

Первые шаги нового правительства, на которые оно решилось из-за большевистского путча и катастрофы на фронте, можно было лишь приветствовать. 12.07 – введение смертной казни (только на фронте), 15.07 – закрыты «Правда», «Окопная правда», флотская «Волна». 18.07 – распущен финляндский Сейм, а Верховным Главнокомандующим назначен Л. Г. Корнилов.

Увы, это был лишь короткий единовременный прорыв… А большевики изучали свои ошибки, разбирали первые блины комом и спокойно готовили выпечку третьего. Новое выступление было намечено на конец августа.