Текст книги "Свердлов. Оккультные корни Октябрьской революции"

И следующие мероприятия стали куда успешнее первого. «В Екатеринбурге началась полоса открытых многолюдных митингов и собраний». Явно помогали и местные либералы-«спонсоры» – для собраний революционеры получили в свое полное распоряжение два больших городских театра. А когда группа патриотов попыталась сорвать митинг в Верх-Исетском театре, она попала в засаду, ее вдруг окружили боевики, под угрозой оружия загнали в холодный подвал и заперли. Начальник Пермского охранного отделения доносил о Свердлове: «Товарищ Андрей» или «Михайлович» после объявления всемилостивейшего Манифеста 17 октября 1905 года руководил всеми происходившими в Екатеринбурге беспорядками и постоянно председательствовал и ораторствовал на всех происходивших там митингах революционного характера».

Успехам Свердлова немало способствовали его личные качества. Он был человеком чрезвычайно контактным. Умел в два счета эдакой кажущейся открытостью, искренностью завязать знакомства, расположить к себе собеседников. Обладал и поистине феноменальной памятью. Один раз увидев человека, уже не забывал его. И помнил не только имя и фамилию, но и какие-то характерные черты, особенности, качества. Таким образом его память представляла собой настоящий уникальный банк данных на тысячи людей. Своего рода «компьютер». И в нужные моменты Свердлов мгновенно ориентировался, кого, где и в каком качестве можно использовать. А еще одним ценным даром являлся очень зычный и громкий голос. Микрофонов-то еще не было. И там, где другой выступающий что-то мямлил, невнятно и неслышно для задних рядов, Яков Михайлович ошарашивал своим басом, перекрывая любой шум многолюдного сборища. А это помогало дальнейшему росту популярности и авторитета. Такого оратора запоминали, выделяли.

Пользуясь дарованной свободой «собраний и союзов», революционеры по инициативе Парвуса-Гельфанда начали в октябре-ноябре создавать уже и свои «органы власти» – Советы. Они возникли более чем в 50 городах. В Екатеринбурге Совет создавал Свердлов и стал его руководителем. Ну а от Советов дело шло напрямую к вооруженным восстаниям. Яков Михайлович со своими подручными разрабатывал планы бунтов в южноуральских городах. Более интенсивной стала подготовка боевиков. И восстания заполыхали. В Москве, Сормово, Иваново-Вознесенске, на Мотовилихинском заводе под Пермью, по всей Транссибирской магистрали.

Но… Свердлов в вооруженных выступлениях участия так и не принял. Для него началась цепочка событий запутанных и способных показаться странными. Он как раз в это время отправился в Финляндию. На Таммерфорсскую конференцию РСДРП. Однако случилась накладка. Началась всеобщая забастовка на железных дорогах. И Яков Михайлович застрял в пути. Добрался до места, когда большинство делегатов, в том числе и Ленин, уже разъехались. Он двинулся обратно. И попал в Москву в самый напряженный момент, там гремели уличные бои. Но и здесь Свердлов задерживаться не стал. Хотя на баррикадах сражался его старый друг Лубоцкий, Яков Михайлович желания встать в строй не проявил. Очевидно, уже не считал для себя достойным занятием подставлять голову под пули.

Это было для пешек, а «товарищ Андрей» уже являлся птицей более высокого полета. Посмотрел, оценил, пообщался с коллегами и отчалил к себе, на Урал. Где тоже вспышка восстаний обошлась без него. Мотовилихинские артиллерийские заводы под Пермью бунтовали 5 дней, пока туда не прислали отряд казаков – восстание подавили, пермских революционеров пересажали.

Да, в это время во всем ходе революции наступил перелом. Восстания, теракты, погромы, льющаяся кровь наконец-то заставили правительство понять, что «пряниками» такую бучу утихомирить невозможно. И подтолкнули к более решительным действиям. Революционеры, несмотря на массовость их движения, созданную вовлечением рабочих, люмпенов, студентов, гимназистов, несмотря на наличие у них значительного количества оружия, оставались не более чем разбуянившимися толпами. А армейские части оказались еще мало задеты этой заразой. Поэтому раздавить повстанцев было нетрудно. В Москве они продержались всего 10 дней – пока туда не перебросили всего-то один Семеновский полк. Все очаги восстания в Сибири и Забайкалье были усмирены несколькими эшелонами Меллер-Закомельского и Ренненкампфа, двинувшимися навстречу друг другу по железной дороге.

Но обращает на себя внимание и другое. Что до ноября-декабря 1905 года смута вздувалась по стране единой лавиной. А дальше вдруг посыпались нестыковки и разобщенность. Да и сами бунты происходят отдельными очагами, не связанными между собой. И если в том же Екатеринбурге усиленно готовились к восстанию, составляли планы, вооружали и тренировали боевиков, то никакого выступления здесь не произошло. Содействия восставшей Мотовилихе не оказали – руководитель отсутствовал. А когда Свердлов возвращается, он неожиданно отменяет и перечеркивает все планы. И вместо этого берет курс на резкое сворачивание деятельности и перевод организации, особенно боевиков, на нелегальное положение.

Точно так же, как в сентябре, он уверенно говорил о скором изменении ситуации, легализации и отбрасывании конспиративных требований, так теперь объявляет, что царским «конституционным свободам» верить нельзя. И надо, мол, заблаговременно выводить партийные кадры из-под ударов. Делает он это очень быстро и энергично. А именно – перетасовывает всех активистов. Екатеринбуржцев, засветившихся на митингах и демонстрациях, рассылает в другие города. А оттуда перетаскивает людей в Екатеринбург. Тасует туда-сюда и деятелей из прочих уральских мест.

И опять он оказался прав. Разгромив восстания, правительство и в самом деле взялось наводить порядок в стране. Уже в январе 1906 г. полиция и жандармерия Екатеринбурга получили приказ на отлов и арест революционеров. Первая операция была организована по захвату упомянутой «коммуны» в Верх-Исетском поселке. Штаб-квартиры, где обитала и варилась вся свердловская верхушка. Но правоохранительные органы нашли дом уже брошенным. И из прочих смутьянов, когда начались аресты, попадалась только мелкая сошка. А те, кто покрупнее, успели улизнуть. Исчез и сам Свердлов.

Что же такое произошло в русской революции? И чем объяснить резко изменившееся поведение Якова Михайловича? Чтобы понять это, требуется более масштабный взгляд и на внутриполитическую обстановку в России, и на изменение международной ситуации.

После Манифеста 17 октября единый фронт российской оппозиции раскололся. На базе нелегального «Союза земцев-конституционалистов» возникла легальная партия «Союз 17 октября» – «октябристы», объединившая крупных промышленников, банкиров, землевладельцев. А из масонского «Союза освобождения» выделилась легальная партия кадетов – «конституционных демократов». Или, как они себя называли, «партии народной свободы», претендуя на то, чтобы выступать от имени всех слоев населения. Нет, либералы отнюдь не намеревались мириться с царем и правительством. Большинство из них, особенно кадеты, считали нужным продолжать безоглядную атаку на власть. Из-за этого первый созыв Думы получился настолько радикальным, что правительству пришлось почти сразу же ее разогнать.

Но по поводу тактики и стратегии борьбы в либеральном лагере возникли разногласия. Одни полагали, что теперь, используя полученные права, можно перейти к легитимным средствам – через думскую трибуну, подконтрольную либералам печать. Другие считали желательным продолжение революционных процессов. Только не в виде погромов и восстаний, которые угрожали безопасности и собственности самих либералов, могли разорить их, а чтобы революция приняла «тлеющий» характер. Пусть экстремисты держат власть в напряжении, тем легче будет легальным оппозиционным партиям оказывать на нее давление и вымогать новые уступки.

На международной арене положение нашей страны оставалось отнюдь не блестящим. Мировое «общественное мнение», раскачанное масонской пропагандой, продолжало шквальную антироссийскую истерию. Теперь поводом для нападок стало подавление царским правительством восстаний и беспорядков. Система двойных стандартов работала на полную катушку. О том, какими методами сами французы или англичане подавляли собственные революции или выступления в колониях, разумеется, не вспоминалось. В Англии газеты величали царя «обыкновенным убийцей», а Россию «страной кнута, погромов и казненных революционеров», вопили о «тысячах повешенных и брошенных в тюрьмы», о том, что «руки царя обагрены кровью тысяч лучших его подданных». То же самое творилось во Франции.

Как уже отмечалось, Россию лихорадил еще и финансовый кризис, спровоцированный западными банками. А она понесла огромные военные издержки. Срочно требовались средства для восстановления экономики и транспорта, подорванных революционными беспорядками, затыкания «дыр» в бюджете, понесшем колоссальные убытки. Надо было платить и проценты по старым займам. В общем-то у России имелся золотой резерв, и очень солидный. Но западные банкиры и биржи бойкотировали русское золото! Государство очутилось на грани грандиозного дефолта. Чтобы преодолеть кризис, немедленно требовалось найти около 250 млн. рублей. И премьер Витте поехал по разным странам в надежде занять деньги. Не тут-то было, всюду он получал от ворот поворот. Французская пресса вопрошала: «Давать ли деньги на поддержку абсолютизму?», и ответ при такой постановке следовал однозначный. А французский парламент предлагал заем дать, но не правительству, а оппозиционной Думе – пусть таким способом держит царя на крючке и диктует ему свои требования.

Но в это же время углублялся и Марокканский кризис, начатый заявлением Вильгельма II в Танжере. Кайзер, правда, дал согласие на созыв по данному вопросу международной конференции. Ее назначили в Испании, в Альхесирасе, на январь 1906 г. Однако немцы на предварительных переговорах вели себя заносчиво, к уступкам не склонялись. А германский генштаб советовал Вильгельму вообще без всяких конференций и без всяких разговоров взять да и шарахнуть по Франции. Пока русские не оправились. Европа заколебалась на грани войны. Французов поддержала Англия, что для кайзера стало неприятным сюрпризом. Но было ясно и то, что если он захочет разгромить Францию, толку от британцев, не имеющих сухопутной армии, будет немного.

И французское правительство в панике принялось восстанавливать дружбу с Россией. Хотя само это правительство состояло почти сплошь из масонов, но в сложившейся ситуации оно взялось уговаривать своих банкиров и парламентариев выделить Петербургу кредиты. В соглашении, заключенном по этому поводу, между правительством, деловыми кругами и парламентскими партиями, открытым текстом говорилось: «Считать мирное развитие мощи России главным залогом нашей национальной независимости». В итоге Витте получил во Франции «великий заем», позволивший России выйти из кризиса. А за это на конференции в Альхесирасе царское правительство обязалось принять сторону Франции.

Точно так же и британская политическая верхушка сочла за лучшее переориентироваться на сближение с русскими, между Лондоном и Петербургом стали завязываться переговоры по поводу разграничения сфер влияния в Иране, Афганистане, Тибете. А министр иностранных дел Грей лично убеждал британских русофобов, что «Антанта между Россией, Францией и нами будет абсолютно безопасна. Если же возникнет необходимость осадить Германию, это можно будет сделать». На французов с англичанами ориентировались и российские либералы, видели в них непререкаемый авторитет для подражания, воспринимали западные мнения, как высшие истины. И европейские политические круги начали приструнять распоясавшихся русских «западников» – пусть немножко угомонятся, всему свое время.

Дружественную позицию по отношению к Петербургу сочло нужным занять и правительство США. С одной стороны, из солидарности с европейской Антантой, с другой – видя в России противовес против усилившейся и осмелевшей Японии. И даже непримиримые враги нашей страны, вроде Шиффа, вынуждены были приостановить антироссийскую деятельность. Банкирам не стоит открыто идти наперекор собственному правительству, ведь их бизнес разными сложными путями слишком тесно переплетен с политикой.

И… финансовые потоки, питавшие революцию, вдруг оборвались. «Вентили» перекрылись. Сразу же нарушилась и координация. Покатился разнобой. Одни организации переориентировались, вырабатывали новую тактику. И ругались, спорили о различных тактиках внутри партий, схлестывались со вчерашними союзниками по «единому фронту». В столь масштабном деле, как революция, вовлекшем в себя многие тысячи людей, неизбежна и значительная инерция – «заказ» в принципе больше не нужен, но уже начал выполняться… В значительной мере этими факторами и объяснялась противоречивая картина декабря 1905 года. Когда одни руководители поднимали восстания, другие устраивали стачки железнодорожников, а третьи в это же время ехали совещаться на конференции.

Тем не менее, полного «отбоя» революции не произошло. Несмотря на официальную позицию Англии, Франции, США, умеренного крыла русских либералов, были силы, считавшие целесообразным продолжать начатое и ломать Россию дальше. И было принято решение… Нет, мы не знаем, кем и на каком уровне оно было принято. Это решение нигде не фигурировало, ни в одном историческом источнике не приводится. Но суть его очевидна из всей дальнейшей последовательности событий.

Решение – перейти на другие формы борьбы. Террористические. Так сказать, «партизанские». Действовать не открытыми массовыми выступлениями и восстаниями, которые легко подавляются, а исподтишка. Но тоже активно и массово, по всей стране. Пусть гремят взрывы, выстрелы, гибнут «слуги режима». И случайные жертвы тоже – это позволит создать атмосферу страха и паники. Нагнетать невыносимую обстановку, чтобы граждане тряслись и проклинали правительство. А тут и газетное «общественное мнение» жару поддаст. А в результате разъедать, расшатывать, разваливать государство. Но методы терроризма имели еще одно преимущество – они позволяли революционерам перейти на «самофинансирование». Добывать средства не извне, а внутри своей страны грабежами, «эксами», рэкетом состоятельных людей.

Однако можно заметить и то, что решение о переходе на новые методы, принималось все же не «внутри». А «вовне». Это отчетливо видно из того факта, что на террор переключились одновременно самые разнородные организации: эсеры, анархисты, социал-демократы, пэпээсовцы, литовские, польские, латвийские, эстонские, грузинские националисты. Причем известно, что различные партии по-прежнему координировали свои действия между собой.

И вот теперь давайте еще раз взглянем на декабрьскую поездку Свердлова в Финляндию. Ленина-то он не застал, на конференцию не попал. И что же, постоял у запертых дверей и пошел на вокзал покупать обратный билет? Нет. Кого-то он там повидал, с кем-то встречался. Финляндия традиционно была главным гнойником подрывной деятельности. Еще Александр I, принимая ее в состав Российской империи, благородно сохранил ее конституцию и самоуправление. Там действовали свои законы, свои власти, своя полиция. Которые всегда смотрели сквозь пальцы на обосновавшихся у них революционеров. Шведско-финская граница охранялась очень слабо, оставалась весьма прозрачной. Поэтому через Финляндию проникали в Россию все кому не лень, текла львиная доля контрабанды и нелегальщины. Здесь были гнезда эмиссаров, заведовавших связями с зарубежьем.

С кем же там встречался Свердлов? Доподлинно мы этого не знаем. Может быть, с кем-то из главных организаторов революции? С самим Рутенбергом? С Парвусом? Троцким? Или с руководителями более низкого ранга, вошедшими в тайный «боевой центр» при ЦК социал-демократической партии? Его возглавляли Моисей Лурье, Лазарь Шкляев, Эразм Кадомцев, Уринсон и Ярославский. Но в таком составе центр сформировался позже. Например, Кадомцев вошел в него уже в 1906 г., после ареста Свердлова.

Вероятнее всего, что Яков Михайлович общался с Ярославским. Он был старым знакомым Якова Михайловича, его бывшим начальником, хорошо знал его личные качества. В Таммерфорсе Ярославский присутствовал, являлся делегатом конференции. А впоследствии именно жена Ярославского, Клавдия Кирсанова ездила на Урал в качестве инспектора и связной «боевого центра».

Но как бы то ни было, с Ярославским или кем-то другим встречался в Финляндии Свердлов, ясно, что какие-то важные контакты имели место. Потому что в Екатеринбург Яков Михайлович вернулся уже с новыми инструкциями и в новом качестве. Его назначили руководителем «уральского куста» боевых организаций. И поручили создание террористических структур, которые охватили бы весь Урал.

6. Двадцатилетний пахан

Свердлов ускользнул от правоохранительных органов Екатеринбурга умело и легко. Сперва в Пермь, губернскую столицу Урала, выехала Новгородцева. Сняла номер в гостинице. А потом к ней прикатил Яков Михайлович. Всем необходимым его снабдили «знакомые либеральные интеллигенты», паспорт пожертвовал студент Петербургского университета Лев Герц, кто-то и костюмчик подарил, так что он «выглядел как истый джентльмен». С Клавдией Тимофеевной они с этого времени вместе. Она становится спутницей Свердлова в прямом смысле до гроба. Невенчанной и нигде не зарегистрированной супругой.

Что же их так прочно связало? Любовь с первого взгляда между 20-летним молодым человеком и 30-летней женщиной? Конечно, и такое бывает. Правда, в этой паре Яков стал бесспорным доминирующим началом, а Клавдия – бесспорной подчиненной. Но ведь и такое бывает в любви, когда одной нравится подчиняться, а другому – самоутверждаться.

Но вот только обращает на себя внимание, что в письмах, которые потом будет писать Свердлов супруге из ссылок, слова тепла и любви появятся значительно позже, лет через восемь. А сперва выражения будут очень уж неподходящими для любящего человека. Сухими, выхолощенными. Такими, что иная женщина и обиделась бы: «Возникал и раньше, теперь почти нет, вопрос о нашей жизни… Целесообразна ли, нужна ли наша совместная жизнь? Но, помимо ответа на данный вопрос, ответом же и новый вопрос: «а целесообразен ли, законен ли и самый вопрос?»… Целесообразно, нужно было сходиться. Наш общий рост за время и под влиянием совместной жизни несомненен…»

Не знаю, может быть сперва, по молодости, Свердлов стыдился хороших и ласковых слов к любимой и любящей его женщине? Хотя может быть и другое. Что и любовь его родилась позже, уже из привычки. Когда, по его собственным словам, перестал возникать вопрос (да и то «почти») о целесообразности. А сначала все определила именно целесообразность. Оно ведь и впрямь целесообразно сложилось: иметь рядом женщину для удовлетворения половых потребностей, а одновременно надежную, лично ему преданную помощницу, подручную, секретаршу…

Выбор, в общем-то, получился не совсем правильным с точки зрения иудаизма. Поскольку принадлежность к «народу избранному» определяется в первую очередь по материнской линии. А стало быть и дети от русской не будут стопроцентными евреями. Но при том образе жизни, который вел Яков Михайлович, он давно должен был перешагнуть через ортодоксальные требования своей религии. Мог ли ночлежник, голодный бездомный мальчишка привередничать, «кошерная» пища ему перепала или нет? Мог ли бродячий революционер и партийный активист соблюдать иудейские праздники, обряды, законы субботы? И все же Яков считал себя иудеем. А пробелы воспитания и нарушения правил пытался компенсировать другими способами. Общался с соплеменниками, получившими более солидное религиозное образование, очень интересовался разными течениями сакральной, глубинной иудейской мудрости. Которые позволили бы проникнуть в истинную суть, лежащую под внешней формой. Зачем идти к сути опосредованным путем, через соблюдение формальностей? Если получится постичь ее «напрямую»?

Но революционной работе эти интересы не мешали. В Перми Яков Михайлович возглавил губернский партийный комитет – без всяких выборов, явочным порядком. Поскольку весь прежний комитет замели при подавлении Мотовилихинского восстания. И Свердлов принялся сколачивать тут новую организацию. Широко привлекал молодых, 20-летних. Неопытных – но зато для таких он сам был незыблемым авторитетом. Такие не будут увязать в спорах, отстаивать какие-то свои мнения. А станут просто выполнять указания «товарища Андрея». Пермская организация возрождалась и росла быстро, как на дрожжах. Сыграли свою роль и перетасовки активистов, сделанные им еще из Екатеринбурга. Разосланные в разные города партийные кадры стали основой новых структур. И уже через месяц после переезда в Пермь, в феврале 1906 года, была проведена Уральская областная конференция, закрепившая эти структуры.

Конференция связала в единую сеть организации Перми, Екатеринбурга, Нижнего Тагила, Уфы, Вятки, Тюмени, Алапаевска, Сысерти, Туры, Кушвы и других уральских городов и заводов. Руководил собранием Свердлов. Он же возглавил новую сеть. Начальник Пермского охранного отделения на основании донесений агентуры сообщал в жандармское управление, что в 20-х числах января 1906 года в Пермь прибыл «из Екатеринбурга для постановки новой организации некий товарищ Андрей Михайлович», сумевший «в короткое относительно время сорганизовать довольно серьезную организацию… поставив несуществовавшую здесь ранее военную и типографскую технику и присоединить к комитету боевую организацию».

Действительно, в Перми возникает крупная нелегальная типография, имевшая 5 пудов шрифта, большой запас бумаги. Но главное – всюду, по всему Уралу создаются разветвленные террористические структуры. О, тут Свердлов реализовал и свои мальчишеские мечты о «карбонариях», и умение наводить контакты в преступной среде, быть «своим» в мире люмпенов и шпаны. Его помощники – те же Юровский, Сосновский, Теодорович, Сыромолотов. Находятся и другие подходящие кадры. Сын сосланного бессарабского контрабандиста Иванченко, Мясников, Кадомцевы, Лкоцков, Фортунатов, Алексеев, Чуцкаев, Ермаков, Борчанинов, Зенков, Колпакщиков, Мячин (Яковлев), Соловьев, Перовский, Глухарь, Смирнов, мальчишка-хулиган Белобородов и др.

Сеть боевых организаций охватывает Пермь, Екатеринбург, Уфу, Мотовилиху, Лысьву, Нижний Тагил, Нейву, Сысерть, многочисленные заводы. И организации были далеко не простыми, а тщательно структурированными, законспирированными. Существовало несколько уровней посвящения в тайну. В каждом центре создавалось три дружины, которые так и назывались – первая, вторая и третья.

Первая – руководство. Представители партийного комитета, инструкторы, заведующие складами, заведующие мастерскими по изготовлению бомб. Вторая дружина – собственно боевики. Она состояла из нескольких отрядов-«десяток». Каждый – специализированный. Отряд саперов, отряд бомбистов, отряд стрелков, отряд мальчишек-разведчиков. Во главе каждого отряда стоял «десятский», они делились на «пятки» во главе с «пяточниками». Третья дружина – «массовка». Рядовые партийцы, примыкающие рабочие. Их использовали по мере надобности, не посвящая в тайны организации. Из их рядов черпали резервы для пополнения боевиков, дружина была и школой военного обучений – каждый член второй дружины должен был подготовить «пяток» из третьей.

Особняком находились «лесные братья». В отличие от боевиков, живших по своим домам и исподтишка совершавших теракты, «лесные братья» были нелегальными разбойниками. Руководил их отрядами А.М. Лбов (он же «Длинный», «Лещ»). Свердлов поддерживал с ним прямую связь. Как раньше в Екатеринбурге, всюду было налажено обучение боевиков, тренировки в стрельбе и с холодным оружием.

Одним из главных принципов являлась строжайшая тайна и конспирация. Заповедью уральских боевиков, которая очень нравилась Якову Михайловичу, было: «Говорить надо не то, что можно, а то, что нужно». Всей информацией об организации располагал только руководитель. Остальные – в части касающейся. Командующий дружиной, «тысяцкий», знал только своих «десятских», десятские – «пяточников». Прием боевиков: со стороны – в третью дружину или из третьей во вторую, осуществлялся только по рекомендации двоих поручителей. Которые отвечали за своего рекомендуемого. А в случае каких-то его прегрешений, трусости, отступничества эти же поручители должны были исполнить над ним смертный приговор. Словом, это была самая настоящая мафия. А Свердлов стал ее «некрещеным крестным отцом».

В новом качестве он начал вести себя очень независимо. В апреле 1906 г. в Стокгольме был созван IV съезд РСДРП. Казалось бы, ехать туда по всем партийным канонам следовало «товарищу Андрею», руководителю губернского комитета. Нет, он не поехал! Если в декабре, в самый напряженный момент, бросил все дела и помчался в Финляндию, то теперь счел возможным пропустить мероприятие. Ограничился тем, что послал супругу. Кстати, под псевдонимом «Яковлев». Как бы персональная представительница Якова. А резолюции съезда, которые она привезла, до уральцев даже и доводить не стали. Только кратко проинформировали своими словами. И объяснили – это, мол, меньшевистская чепуха. Продолжив действовать по своим планам, по своему разумению.

Разгадка проста. IV съезд РСДРП был «Объединительным». В российской социал-демократии было решено, что большевикам и меньшевикам, размежевавшимся на II съезде, надо снова объединиться, выступать единой партией. Это требовалось для легальных методов работы, для выборов в Думу с образованием общей фракции, для создания общих органов печати. И речь на съезде шла именно о «мирных» методах. Не только легальных, но и о агитационной подрывной работе, организации забастовок, стачек, манифестаций. Все это меньшевики признавали и допускали, а террористические акты и «эксы» осуждали. И большевики тоже их осудили, объявили «мелкобуржуазными».

К организации Свердлова такие решения и впрямь не относились. Она подчинялась не ЦК, а боевому центру при ЦК. Тщательно законспирированному, от которого ЦК на словах отрекался. Существовала даже практика, что боевики накануне особенно крупных акций формально объявляли о своем выходе из партии. А потом снова в нее «вступали». И, кстати, хотя Яков Михайлович был связан с большевистским боевым центром, но в свои структуры включал и членов других партий: эсеров, анархистов, максималистов. Какая разница-то? Главное – чтобы человек был подходящим. Способным без промаха и без колебаний послать пулю в ближнего, швырнуть бомбу, заложить заряд взрывчатки. Так что некоторые дружины числились «сводными», многопартийными. А «лесные братья» были вообще беспартийными головорезами.

И «дело» пошло. Оружие поставлялось из-за границы – бельгийские браунинги, маузеры, «партизанские» облегченные винтовки. Текли боеприпасы, доставалась взрывчатка – ее и на Урале хватало, для горных работ использовалась. Загремели выстрелы в полицейских, полетели бомбы в казаков, в окна квартир «черносотенцев». В Уфе готовились взорвать казарму, но не получилось. Начался рэкет богачей – плати такую-то сумму «на нужды революции», иначе смерть. Убивали и рабочих, осмелившихся поднять голос против таких «революционеров», не выполнить каких-либо требований. Причем Яков Михайлович настаивал, чтобы в акциях непременно поучаствовал каждый боевик. Всех провести через «настоящее дело». Всех повязать кровью. И сам пример подавал. У полиции имелись сведения, что он лично убил по крайней мере одного человека – рабочего Пятницкого.

Но и российская власть перед лицом расплескавшегося терроризма не сидела сложа руки. Реформатор Витте был отправлен в отставку. Премьер-министром и министром внутренних дел царь назначил куда более жесткого и решительного П.А. Столыпина. Под его руководством и на местах правоохранительные органы серьезно взялись за революционеров. А аппарат полиции, жандармерии и Охранного отделения, хоть и немногочисленный, работал в России весьма квалифицированно. Выслеживали, вычисляли смутьянов, находили и вербовали провокаторов. Между прочим, широкое распространение провокаторства в революционной среде вряд ли можно считать случайным явлением. Скорее, это было закономерно. Ведь те, кто вовлекался в нелегальные подрывные организации, по сути преступал мораль и традиции своих отцов и дедов, изменял своему Отечеству. А предавший единожды…

В Перми Охранному отделению удалось сделать тайным осведомителем ни много ни мало как члена городского комитета Якова Вотинова, заведовавшего складами с оружием. И по рядам боевиков покатились провалы. Более серьезных последствий Свердлов сперва не опасался. Правила конспирации он ввел строгие, каждый из арестованных знал немного. Яков Михайлович лишь сменил режим своей жизнедеятельности, стал «челночить», переезжая вместе с Новгородцевой из города в город. Останавливался у самых надежных, в Екатеринбурге у Юровского, в Мотовилихе у Иванченко, в Алапаевске у Соловьева. А заодно этими разъездами инспектировал и активизировал звенья своей мафии. Но провалы не прекращались, что привело Свердлова к выводу о провокаторе, действующем в где-то в верхушке структур. Под боком.

И Яков Михайлович решил исчезнуть более капитально. Залечь «на дно». Но перед отъездом назначил заседание Пермского комитета партии, дабы раздать последние указания, перераспределить обязанности. Присутствовал и Вотинов. По окончании Свердлов распорядился расходиться по одному, сам с женой вышел первым, направляясь на пристань. По дороге их и взяли. 10 июня 1906 года неуловимый «товарищ Андрей» и Новгородцева наконец-то очутились за решеткой.

Вскоре захватили еще ряд активистов, типографию, оружейный склад. Была разгромлена вся пермская дружина. При обысках нашли денежный отчет Пермского комитета за май месяц, написанный рукой Свердлова. Без подписи, но графологическая экспертиза установила его авторство. 36 человек были привлечены к ответственности по делу «о преступном сообществе», которое, «именуя себя Пермским комитетом РСДРП, заведомо для них, в видах установления в России социалистического строя, поставило целью своей деятельности достижение, посредством возбуждения народных масс, государственного переворота – низвержения монархии…» Свердлову инкриминировалось и убийство.

Но в камере «товарищ Андрей» ничуть не пал духом. Да по большому счету и не особо страдал. Бытовые условия? Они были такими же, к каким он привык в ночлежках и своих «коммунах». Только теперь даже матерые блатные безоговорочно признали его «авторитетом». Еще бы! Вожак эдакой группировки! Такой только мигнет – и пыль от тебя останется. Да и сам он вел себя в тюрьме соответствующим образом. Как хозяин. И его слушались, повиновались, заискивали перед ним.