Текст книги "Секретная часть"

На третий день Паттерсон, одетый явно не на бал – в водонепроницаемую куртку, щегольские сапожки, с рюкзачком за спиной, – покинул посольство и поймал такси на ближайшем перекрестке. Машина его не ждала – двигалась по средней полосе. Швец и Кучин следили за ней на гражданской «копейке». Такси не останавливалось, выехало из города.

Паттерсон вышел у поселка Новый, где мелкая речушка Червянка впадала в Истру, отправился к берегу. Он оказался заядлым рыболовом! Истра, конечно, не горная речка на севере США, форель голый крючок не хватает, но тоже неплохо. Он нашел безлюдный залив, вытряс содержимое рюкзака, нарезал ветки для закидушек. Берег не пустовал, но рыбаков было немного. Местечко живописное, погода идеальная.

Швец и Кучин разместились в ста метрах от объекта, благо в багажнике у Кучина нашлись и штормовки, и какие-то снасти. Пришлось копать червей, тоже ставить закидушки.

Швец регулярно выходил на связь, ругался.

– Не психуй, – успокаивал его Кольцов. – Считай, что вы устроили себе выходной посреди рабочей недели.

Паттерсон действительно удил рыбу! Ни с кем не встречался, даже не разговаривал. Он наслаждался тишиной и покоем. Сидел на пригорке, жевал что-то хрустящее, тянул пиво из банки, которое привез с собой. Если звонил колокольчик, срывался с места, вытягивал снасть. За несколько часов он натаскал десятка два плотвы и окуней. Если долго не клевало, не расстраивался – лежал на пригорке, закинув руки за голову, мечтательно смотрел в небо. Временами осматривался, даже вышел на обрыв, но ничего опасного не засек.

– Товарищ майор, это ловушка, – жаловался Швец. – Паттерсон просто отдыхает, не совершает ничего противоправного. А у нас не получается отдыхать, мы так не умеем.

На другом конце Москвы, на улице Кировоградской, в Чертаново, происходили более занятные события. Капитан Вебер докладывал: какая-то дыра, скверик между домами, подстанция, бойлерная. Неподалеку – лавочки, клумбы, детская площадка. В этом захолустье Филипп Горвиц устанавливает «шпионский камень»!

Кольцов не поверил своим ушам. Вебер уверил: минутой ранее он не поверил своим глазам. Но факт имел место: американец присел на лавочку рядом с небольшой альпийской горкой, убедился, что рядом никого нет, достал из сумки «камень» и пристроил его на горке. Повертел, чтобы хорошо лег, оценил проделанную работу и ушел.

Подобные устройства были не редкостью, хотя и доставляли «пользователям» ряд неудобств. Иногда в них вставляли электронную начинку – эти камни помещали вблизи военных баз, секретных объектов. С последними в Чертаново было напряженно. Видимо, обыкновенный тайник для обмена посланиями.

Вебер тут же его проверил, предварительно перепоручив Горвица агенту-дублеру, сидящему в машине в соседнем квартале. Получив разрешение от Кольцова, пристроился на лавочке, сделал вид, что завязывает шнурок, а сам осмотрел и ощупал «камень». Предмет отличался цветом – для облегчения поиска. Легче настоящего, из пористой резины, полый внутри. Для открытия использовалась выемка. Механизм сработал. Внутри была полость – пока пустая. Механизм оказался с хитростью – незачем раскрывать камень, чтобы вынуть послание или поместить новое, достаточно воспользоваться потайной клавишей – и свернутый лист просто выпадал. Технический прогресс двигался семимильными шагами. Вебер вернул все, как было, перебрался подальше. Филипп Горвиц тем временем вернулся в посольство, подмигнул морпеху, стерегущему вход, и растворился в здании. Как хочешь, так и понимай.

Дальше было смешно. Получив приказ ждать, Вебер достал из кармана компактный журнал «Искатель» и погрузился в чтение. За полчаса на лавочке отметилась влюбленная парочка – интереса к камню не проявляла. Посидел пенсионер с газетой – тоже ноль внимания. Потом, как саранча, налетели пацаны – класс пятый-шестой, колотили друг дружку, ржали, как жеребята. Один вскочил на горку, издав индейский клич. Возмутилась жительница ближайшего дома, стала кричать из окна. Шкет спрыгнул с горки, споткнулся. «Шпионский камень» выстрелил у него из-под ноги. Он с изумлением уставился на него, попробовал носком. Затем поднял, повертел. И, видно, решил не отвлекаться – подбросил и пнул как футбольный мяч. Камень улетел в кустарник, где валялся мусор, там еще куда-то отскочил. Мальчишка засмеялся, спрыгнул с горки и побежал за своими дружками.

Вебер с тоской проводил его глазами, полез в кусты. Местные жители странно смотрели ему вслед. Камень не нашелся – видимо, скатился с горки и затерялся в мусоре. Вебер вышел на связь, описал ситуацию.

– От меня-то ты что хочешь, капитан? – задыхался от смеха Кольцов. – Не уследил – ищи. И будь снисходителен к нашим пионерам, они любому шпиону нос утрут.

Поиски успехом не увенчались. И как относиться к этому, никто не знал. Вебер ворчал: детей убивать нельзя, но что-то же надо с ними делать! Руководство, поставленное в известность, схватилось за головы: найти и положить на место! Пропавший «камешек» в итоге нашли – закатился под мятый лист жести, пристроили на горку, взяли участок под наблюдение. Оперативники ворчали: эти американусы вообще тупые?

Ждали у моря погоды – никто не объявился. Впоследствии выяснили: этот «камень» не имел отношения к операции «Ариадна». Филипп Горвиц вел свои проекты. Наблюдение за «камнем» перехватили контрразведчики из 2-го Главного управления.

Начинало темнеть, когда на связь вышел взволнованный Швец:

– Представляете, товарищ майор, этот Паттерсон тот еще жук! Усыплял бдительность в течение всего дня и думал, что усыпил! Рыбы наловил полный садок. Все, что поймал, отдал соседу и пошел на дорогу. Мы за ним. Тоже с уловом, Кучин упорно отказывался выбрасывать, говорит, жене отдаст, пусть жарит. В общем, Паттерсон со своим рюкзаком поймал частника, покатил в Москву. Очкарик какой-то – как у Высоцкого: «очкастый частный собственник»… Мы пропустили пару машин, и за ним. Он даже петлять не стал – до того был уверен, что нет «хвоста». Расплатился с частником в районе Сельскохозяйственной улицы, дальше пешком пошел. Представьте, где посольство и где Сельскохозяйственная улица? В общем, сейчас он сидит в сквере недалеко от Главного ботанического сада, смотрит, как безумная старушка кормит голубей. А Кучин из-за дерева ведет фотосъемку – у него объектив с хорошим увеличением… Вы бы видели, какая умиротворенная физиономия у этого Паттерсона. Только бы не пустышка… Ан, нет, их уже двое – подошел представительный товарищ, сел рядом, вроде говорят… Тезка, не жалей пленку… – шипел Швец. – Продолжают разговор, товарищ майор. Этот тип, кстати, высокий, носит очки и усы. – Сотрудник аж задыхался от волнения: – Товарищ майор, этот субъект что-то передает Паттерсону – маленький сверток в оберточной бумаге. Попался, который кусался…

Операция «Ариадна» продолжалась, несмотря на противодействие органов. Подступали сумерки, мужчины мирно разговаривали. Майор Кольцов уже и сам разнервничался. Возможно, это и была та самая ниточка Ариадны, что вывела Тесея из лабиринта…

Собеседник Паттерсона вдруг резко встал, двинулся по аллее, свернул на боковую дорожку и, ускоряясь, зашагал к выходу из сквера. Произошла заминка, предупреждать же надо! Когда его догнал Кучин, тот уже садился в такси. Удалось лишь запомнить номер. Машина свернула влево – на встречной полосе никого не было, и исчезла в темном переулке. Кучин вскинул руку, но никого не поймал. На лбу у него не было написано, где он работает. Все решили секунды – объект ушел. В принципе, ничего страшного, просто неприятно.

Кучин припустил обратно в сквер, догнал товарища, который пас Паттерсона. Дипломат решил прогуляться, шел не торопясь. Яуза в этом месте делала поворот, примыкая к Ботаническому саду. Снова промедлили – подзывали постового милиционера, показывали документы, объясняли задачу. Паттерсон что-то почувствовал. Он стоял у парапета, глазел на вечерний город.

Проинструктированный милиционер двинулся к нему с заготовленной фразой:

– Гражданин, задержитесь! Этот товарищ уверяет, что вы украли у него кошелек!

Швец при этом усердно кивал, изображая потерпевшего. Возникло опасение, что именно в этот момент Паттерсон избавился от свертка – незаметно извлек из внутреннего кармана, разжал руку. Секретные материалы подхватила Яуза, понесла по течению…

Паттерсон дежурно удивлялся, негодовал: в чем дело? Он иностранный подданный, дипломат, а значит, по определению не мог стащить кошелек у жителя Москвы! Страж порядка действовал в рамках закона: предъявил документы, предложил в присутствии понятого (на роль последнего любезно согласился Кучин) показать содержимое карманов. Свертка не было, зато имелись документы, подтверждающие личность предъявителя.

– Прошу прощения, господин Паттерсон, обознались, – извинялся милиционер, отдавая честь. – Вы свободны, если хотите, можете подать жалобу.

Задерживать его было не за что. Момент передачи свертка зафиксировала фотокамера, но данный факт преступлением не являлся. Существовал миллион объяснений. Паттерсон с иронией поглядывал на окруживших его людей. Радоваться было нечему: недавно потеряли ценного Лавровского, теперь уплывал еще один шпион…

Глава четвертая

Ниточку тем не менее нащупали. Домой никто не уходил, проявили пленку, распечатали фотографии. Снимки вышли чистые, лицо предполагаемого преступника было как на ладони. Правильные черты, «мужественный» взгляд, а очки и щеточка усов явно служили маскировкой.

Адрес «Эллочки-Людоедочки» лежал в кармане, Москвин и Вишневский без промедления выдвинулись к свидетельнице. Прошли в квартиру, распугивая родных и близких, вытащили барышню из кровати, где она мирно спала с неким субтильным субъектом, предъявили фото. Эллочка признала человека, встречавшегося в пельменной с Никитиным.

Контуры шпионской шайки приобретали очертания. С фотографии смотрел товарищ Поляков Игорь Евгеньевич – подполковник КГБ, начальник департамента «С» в структуре 3-го Главного управления. Догадки генерала Беликова худшим образом подтверждались. Департамент курировал работу особых отделов Краснознаменного Белорусского военного округа.

К сожалению, санкция на задержание пришла только утром. Разрешения Беликова было недостаточно – брали крупную шишку. Едва с «небес» последовала отмашка, группа офицеров в штатском поднялась на этаж, проследовала по ковровой дорожке, приглушающей звуки шагов.

Возглавлял процессию подполковник Соколовский, присланный генералом Беликовым. До кабинета оставалось несколько метров, когда оттуда прозвучал выстрел. Встали как вкопанные. Затем прозрели: Кольцов обогнал подполковника, первым ворвался в приемную. За печатной машинкой сидела секретарша – не первой свежести, но миловидная и потрясенно смотрела на закрытую дверь в кабинет шефа. Срываться с места она не спешила – от страха онемели ноги.

Швец оттер плечом майора, вошел в кабинет главы департамента. Картина предстала грустная. Мужчина представительной наружности, одетый в импортный костюм, сидел за столом с откинутой головой. Под правой рукой валялся пистолет. Пуля пробила кость, вышла из головы, раскроив висок, повредила портрет основоположника марксизма на стене. Портрет Ф. Э. Дзержинского не пострадал. Из виска сочилась кровь. Дверца напольного сейфа была раскрыта – видимо, оттуда Поляков извлек служебный пистолет. На столе красовалась початая бутылка «Наполеона», пустая стопка – покойник как минимум дважды успел приложиться, прежде чем решился на выстрел. Дюжина окурков в хрустальной пепельнице – курил без остановки…

– Да вы издеваетесь… – расстроенно прошептал Швец. – Товарищ майор, они что, сговорились – умирать при нашем приближении?

– Эх, Игорь Евгеньевич, – покачал головой подполковник Соколовский, – лучшего места для самоубийства вы, конечно, не нашли. Даже напоследок нагадили.

Ахнула секретарша. Она нашла в себе силы дойти до порога, оперлась на косяк, но это не спасло. Закатились глаза, подломились ноги, женщина картинно упала, откинув руку.

Разочарование было неописуемым. Кольцов не верил своим глазам. Снова начинать все заново? Ведь предупреждал еще вечером: куй железо, пока горячо! Нельзя тянуть. Поляков, покинув место встречи, возможно, ничего не подозревал. Но его куратор Паттерсон все понял, что мешало позвонить сообщнику, предупредить? Сразу надо было брать! Рылеев и Беликов выступали против – нельзя без санкции свыше. Всего лишь до утра подождать. Дом Полякова под наблюдением, до работы его доведут сотрудники 7-го управления (и, кстати, довели). Куда он денется? Как выяснилось, одна лазейка все же осталась…

Секретарше поднесли под нос нашатырь, привели в чувство. Женщину сотрясали рыдания. Видимо, с покойником ее связывало нечто большее, чем служебные отношения. Хотя и меньшее, чем совместная работа на ЦРУ, – типаж был не тот. Она сообщила, что вечером Игорь Евгеньевич на работе не задержался, покинул кабинет в шесть часов (его ждал Паттерсон у Ботанического сада). Никаких отклонений в поведении не было – казался немного озабоченным, но не более того. Улыбнулся перед уходом, пошутил, оценил новую кофточку (мог бы и утром оценить, для кого старалась?) Но сегодня явился – как подменили. Бледный, согбенный, слова не вытянешь. Смотрел в пространство с непередаваемой скорбью. «Дома что, Игорь Евгеньевич?» – спросила секретарша. Он не понимал, что она спрашивает, потом поставил в известность, что его ни для кого нет, закрылся в кабинете. Она было сунулась с рабочим вопросом, но он так посмотрел… Потом этот выстрел… То, что Полякова пришли арестовывать, до нее, похоже, не доходило.

Посторонних на этаж не пускали. Прибыли санитары, увезли тело. Но слухи поползли, утаить очевидное было невозможно. Сослуживцы гадали, что это могло быть: неурядицы в семейной жизни, третья стадия рака, вызывающая боли, которые подполковник не мог выносить? В любом случае его поджидало место на одном из лучших кладбищ столицы, чувственные речи коллег, вечная память в умах и сердцах. Слухи о его предательстве не должны были просочиться.

Следственная группа пребывала в растерянности. План дальнейших мероприятий не просматривался. Генерал-майор Беликов свою вину в случившемся не признал и умыл руки. Группа Кольцова выполнила возложенную на нее задачу: выявила «крота» в 3-м управлении. Враги в других структурах волновали генерала в меньшей степени. Полковник Рылеев убыл за инструкциями и пока ничего дельного не сообщил.

После обеда Кольцов со своими сотрудниками навестил безутешную вдову. Проживал подполковник в Столешниковом переулке, недалеко от нового здания Института марксизма-ленинизма. Дом с оригинальной архитектурой строился еще при царе. Безразмерная квартира на третьем этаже перешла к Полякову от отца – важного чина в системе НКВД, чудом избежавшего репрессий. Интерьеры позолотой не блистали, но мебель была заграничная, пол устилал паркет.

В квартире находилась убитая горем супруга – болезненно худая блондинка с вытянутым лицом. О смерти мужа ей сообщили три часа назад. Детей, по счастью, мама забрала еще позавчера. Женщина сидела на кухне за барной стойкой, тянула из бокала виски и бессмысленно смотрела в стену. Махнула рукой: садитесь куда-нибудь. Пьяной она не казалась, но в движениях чувствовалась заторможенность.

– Выпейте, если хотите, – пробормотала женщина. – Здесь такой бар, на пятилетку хватит.

– Спасибо, Ирина Яковлевна, мы на службе. Примите соболезнования.

– Как он умер? – блондинка повернулась.

– Самоубийство. – Смысла утаивать подробности не было. Самый близкий человек должен был знать правду. Женщина побледнела еще больше, стиснула граненый бокал с золотистым содержимым. Присутствующие тактично молчали. На подоконнике сиротливо лежал детский вертолет с механизмом-«дрыгалкой» для запуска – игрушка сыновей. Вадик Москвин разглядывал ее исподлобья: видимо, пытался сообразить, куда уходит детство.

– Какой ужас, – прошептала Ирина Яковлевна. – Когда я смогу его увидеть?

– Это не к нам, извините, медики скажут. Можете ответить на несколько вопросов, Ирина Яковлевна, или вам нужно время, чтобы прийти в себя?

– Конечно, спрашивайте, зачем я буду вас гонять лишний раз? Все же понимаю…

Судя по всему, муж не посвящал ее в свои дела. Иначе она вела бы себя по-другому. Потеря близкого человека выбила из колеи, начиналась апатия.

– Вы работаете, Ирина Яковлевна?

– Нет… – она помедлила. – Раньше работала инженером по системам автоматизированного управления… Когда родился первенец Володя, по настоянию Игоря ушла с работы, занималась домашним хозяйством, растила ребенка… Когда родился Сережа, все планы по возвращению на работу пришлось свернуть… В этом не было необходимости, Игорь нас полностью обеспечивал… Вы точно не хотите выпить?

– Мы бы с удовольствием, Ирина Яковлевна. Но не положено. – Михаил строго покосился на Вишневского – нашел время облизываться. – Вспомните, как вел себя Игорь Евгеньевич вчера и сегодня.

– Он сделал что-то незаконное? – женщина вздрогнула, стала вглядываться в лица присутствующих, словно только сейчас их заметила.

– Ни в коем случае, – успокоил Михаил. – Но мы должны выяснить, что толкнуло его на такой шаг.

Большой любви там, похоже, не осталось. Игорь Евгеньевич был далеко не образец супружеской верности, супруга это подозревала. Просто не хотела ничего знать. В любом случае, потеря кормильца – тяжелый удар. Где теперь возьмешь второго такого: надежного, представительного, работающего на ответственной должности в самом грозном ведомстве страны?

Поведение мужа стало меняться месяца два назад. Он стал задумчивым, нервным, вздрагивал от посторонних звуков. Грешила на новый адюльтер, но вроде не похоже: зарплату приносил в полном объеме, даже больше, нательное белье менял не чаще обычного. Иногда был нормальным, иногда погружался в оцепенение или мог вспыхнуть словно спичка.

Вчера утром ушел на работу абсолютно нормальный. И вернулся нормальный – правда, поздно и уставший. Сослался на внеурочную работу. Духами от него не пахло, пятен от помады не было. Ирина приготовила ужин, накормила мужа. Пока не зазвонил телефон в прихожей, все было обычно.

«Паттерсон», – догадался Кольцов.

Игорь Евгеньевич закрылся в коридоре, взял трубку. Больше, правда, молчал. Ирина Яковлевна даже не подслушивала. Окончив разговор, Поляков вернулся в гостиную – бледный как привидение. На вопрос «что случилось?» только отмахнулся. Заперся на кухне, кружками пил кофе, пару раз звякнуло богемское стекло. С женой он при этом практически не разговаривал. Вышел из кухни, шатался по квартире сомнамбулой. Супруга снова что-то сказала – он наорал на нее. Потом опять закрылся в прихожей, кому-то звонил. Говорил приглушенно, но пару раз звучало имя «Наталья Прокопьевна». Голос мужа срывался, он что-то взволнованно частил. Ирина Яковлевна обиделась и ушла спать. Пришел муж, лег рядом.

«Дура, – прошипел он. – Это по работе, а не то, что ты подумала».

Будучи безвольной и мягкотелой, Ирина Яковлевна решила помириться, но муж отвернулся. Ночью она спала чутко – слышала, как Поляков ходил туда-сюда, пахло табаком. Когда она проснулась, рассвет уже серебрил крыши домов в Столешниковом переулке. Полуодетый супруг стоял неподвижно у окна, затянутого тюлем, смотрел вниз.

«Заметил слежку за домом, – предположил Кольцов. – И потерял последнюю надежду».

Уходил на работу какой-то обмякший, понурый, надел один из лучших костюмов. Посмотрел на супругу с грустью, сделал попытку улыбнуться. А через два часа ей сообщили страшную новость…

Работали по горячим следам. Преступники нервничали, действовали не по протоколу, и это давало шанс. Раскалились телефоны, отправлялись гонцы по отделам кадров определенных учреждений и организаций.

Результат появился к вечеру, после того как перебрали тысячи персоналий. Помогло не очень распространенное отчество. Наталья Прокопьевна Гончарова – майор Советской армии, служила в центральном аппарате 12-го Главного управления Министерства обороны СССР. Солдат в атаку не водила, занимала канцелярскую должность в режимном отделе. Похоже, генерал Беликов и здесь не ошибся – 12-е управление МО было в деле.

Это был настоящий монстр – столп ядерной безопасности Советского Союза, отвечающий за ядерно-техническое обеспечение и безопасность. В секретных воинских частях, разбросанных по стране, осуществлялась сборка ядерных боеприпасов, их хранение, обслуживание. Из этих частей боеприпасы доставлялись в секретные части ракетных войск стратегического назначения, несущие боевое дежурство. Для работы управления были задействованы огромные материальные и человеческие ресурсы. Цепочка вырисовывалась очевидная: Минсредмаш – 12-е ГУ МО – военная контрразведка (читай – 3-е управление КГБ). И везде у потенциального противника были свои люди. Не удивительно, что секретная информация уходила на Запад эшелонами…

– Наталья Гончарова? – удивился Вишневский, листая личное дело. – Вы серьезно? Александр Сергеевич ничего там в гробу?..

Звучное имя фигурантки дополняла яркая внешность. С фотографии смотрела привлекательная особа тридцати семи лет – немного скуластая, с умными глазами. Коренная москвичка, выпускница физико-технического института, поступила на военную службу одиннадцать лет назад. Приличная семья. Что с ней было не так? По работе связана с шифрованием секретных данных, проходящих через структуры управления.

Замуж выскочила рано, рано и развелась. Детей нет – все силы и нервы отдавала любимой работе на благо социалистического Отечества. Член партии, морально устойчива, нетерпима к врагам Советского государства. Взысканий нет – сплошные поощрения, грамоты, награды.

Михаил недоверчиво разглядывал миловидное лицо, пытаясь отыскать в нем что-то вражеское. Потом раздраженно захлопнул папку.

– Что смотрим и глазам не верим? – он вскинулся на впечатленного Вишневского. – Связаться с телефонной станцией, выяснить, был ли вчера звонок из квартиры Полякова на квартиру Гончаровой.

Выяснили быстро. Звонок был. Примерно в то время, о котором говорила Ирина Яковлевна. Или это ничего не значило? Поляков, расстроенный новостью, поступившей от Паттерсона, мог позвонить старой любовнице – просто чтобы отвлечься. Или нет? Конечно, нет, глупо и неуместно. Наталью Прокопьевну надо брать, не ждать, пока она пойдет по стопам своих предшественников.

Рылеев не возражал. Вопрос следовало утрясти с руководством 12-го управления Минобороны, а это значит, что возникал риск утечки.

– Перебор, майор, – поморщился полковник, – у тебя шпиономания. Будь осторожен, эта штука заразная. В руководстве 12-го управления шпионов нет.

– Это они вам сами сказали? – проворчал Кольцов. – В руководстве 3-го управления КГБ шпионов тоже не было…

– Так, закрывай агитпункт, – рассердился Рылеев. – Да, я понимаю твои опасения. Попрошу генерала Светина тихо переговорить с товарищами. Брать Гончарову будешь без помпы, надеюсь, она не станет устраивать скачки с преследованием. Зайди через два часа, получишь полный расклад. Не думаю, что товарищи в лампасах вцепятся в эту особу – не та птица.

Фигурантка проживала на улице Измайловской, в недавно сданном в эксплуатацию квартале. Жилые дома тянулись в небо, состояли из нескольких секций, крылья зданий связывали замысловатые галереи и переходы.

Машину оставили у соседнего дома, шли поодиночке. Москвин остался на улице, остальные потянулись в подъезд. Ошибки прошлого старались учесть. «В самом деле, зачем совершать те же ошибки? – бурчал под нос Вишневский. – Будем совершать новые».

Лифт взмыл до десятого этажа. Осторожно спустились на нужный девятый, расположились за простенком вблизи благоухающего мусоропровода. О гибели сообщника из «тройки» Наталья Прокопьевна могла и не знать – слишком мало времени прошло. Или знала. Но никак не предполагала, что на нее выйдут так быстро (благодаря хорошему слуху безутешной Ирины Яковлевны). На этот раз исключали риски.

Наталья Прокопьевна вышла из квартиры в половине восьмого – видимо, припозднилась, спешила. Закрыла дверь на два замка, убрала ключи в сумочку, а когда повернулась, над душой уже висели три прилично одетых субъекта с самыми решительными намерениями. В глазах женщины мелькнул испуг. Реальное лицо не уступало фотографии – стройная, большеглазая, с копной завитых, аккуратно уложенных волос. Военную форму она носила только по особым случаям, сегодня надела немаркую, но элегантную тройку – юбка, жакет, безрукавка.

– Наталья Прокопьевна Гончарова? – сухо осведомился Кольцов, предъявляя служебное удостоверение. – Вы задержаны, следуйте за нами.

– Что за чушь? – женщина хрипло засмеялась, но в глазах уже мерцал тоскливый огонек. – На каком основании? Что вы себе позволяете? Немедленно освободите дорогу, я опаздываю на работу! – У нее был приятный запоминающийся голос, и был бы еще приятнее, не сорвись он в истерике.

– Подождет ваша работа, Наталья Прокопьевна. Давайте не качать права и не оскорблять работников при исполнении. Все кончено, гражданка Гончарова. Вы же понимаете, о чем речь? Прошу вас.

Она презрительно задрала нос, но нижняя челюсть уже дрожала. Лифт угнали в самый неподходящий момент! Загудело в недрах шахты, тяжелый подъемник со скрежетом отправился вверх. В доме проживали и другие люди. Пришлось спускаться пешком – разницы, собственно, не было.

Женщина шла неуверенно, оступилась, чуть не подвернула щиколотку, оперлась ладонью о стену. Пальцы на руках были ухожены, ногти покрыты прозрачным лаком. Она прекрасно выглядела, в отличие от большинства заморенных бытом советских женщин, являлась украшением своего сурового мужского коллектива. В какой-то момент Гончарова обернулась, хотела что-то сказать, но передумала, закусила губу.

На площадке восьмого этажа Вишневский остановился, ждал отстающих. Каверзы не ожидали – задержанная казалась смирной и подавленной. И вдруг она с силой толкнула Вишневского! Григорий отшатнулся, ударился спиной в дверь квартиры! Метнулся обратно, получил по голове дамской сумочкой. Такое ощущение, что там лежал кусок стальной трубы. Григорий впал в замешательство. Дорога вниз оказалась свободной, Наталья Прокопьевна пустилась в бегство, перепрыгивая через ступени. Каблуки не мешали, изящные стопы украшали туфли на сплошной подошве.

Ахнув, Швец бросился за ней, споткнулся о Вишневского – получилась заминка. Скрипя зубами, Кольцов оттолкнул их обоих, вцепился в перила, помчался через ступени. Какого черта она задумала? Невозможно сбежать от физически крепких мужчин! А у подъезда еще один!

Но голова у преступницы, похоже, отключилась, ее гнал страх. Мелькали пятки. Она спрыгнула на площадку седьмого этажа, обернулась, бросила под ноги преследователю сумочку. Почему ее не забрали?! Михаил споткнулся – вашу мать! Но вроде устоял, хотя и потерял секунды. Преступница сменила направление, припустила по галерее, связывающей корпуса жилого комплекса. А вот этого они не учли, местная география оказалась запутанной и непредсказуемой.

Беглянка оторвалась метров на двадцать. Она была в отличной физической форме. Михаил бежал следом, путались ноги. В какой-то момент она стала отрываться – просто позорище! Уйдет, затаится в каком-нибудь конспиративном логове…

Она выбежала из галереи, бросилась к двери, дернула – заперто. А это наши коммунальщики любят – запирают практически все запасные выходы… Женщина развернулась, бросилась вверх – там оказалась еще одна лестница. Не было у нее никакого плана – лишь бы оторваться!

Михаил бросился наверх, перепрыгивал через ступени. Дыхалка шалила. Они промчались несколько этажей, наверху хлопнула дверь. Кольцов подбежал, высадил ее плечом – мог и не стараться, дверь была не заперта – и вывалился на верхний уровень. Это была еще не крыша, а один из ее элементов, ограниченный бетонными стенами. Наверху завывал ветер, открывался вид на соседние здания. Женщина заметалась, потом поняла, что бежать некуда, остановилась. Сбилась прическа, забегали глаза. Она отступала к краю крыши. Бортик на краю бездны был символический, несложно перешагнуть. Строители явно пожалели бетона. Кольцов медленно подходил, она пятилась.

– Здесь короче, Наталья Прокопьевна? Зачем вы так? Как маленькая, право слово…

– Не подходите, – выдохнула Гончарова. – Я прыгну, видит бог, прыгну…

Просто эпидемия какая-то…

– Плохая мысль, Наталья Прокопьевна. Кому вы хуже сделаете? Представьте, что от вас останется, некрасивая будете лежать в гробу, что люди подумают?

– Мне плевать. Остановитесь, я сейчас прыгну…

Мелькнула мысль: а ведь действительно может прыгнуть. Здравый смысл в такие моменты отключается. Набрала воздух в легкие, отступила на шаг. Может, так и лучше – без подготовки, без мучительных раздумий, без коньяка, сигарет, опасных для здоровья…

Михаил кинулся, схватил женщину за руку, стал оттаскивать от края пропасти. Она вдруг вздумала сопротивляться, уперлась ногой. Тяжело дышала, страх сочился из глаз. Но продолжала отступать, сместился центр тяжести. Бездна уже надвигалась, пришли в движение тополя, карусель на детской площадке. Он где-то допустил ошибку, а соперница оказалась сильнее, чем казалась… С негодующим воплем подлетел Вишневский, схватил начальника за шиворот, удержал от падения. Появился Швец, обнял женщину за талию, поволок в безопасную зону.

– Зла на вас не хватает, товарищ майор. – Григорий заикался от волнения. – Постоянно из дерьма вытаскиваем… А представьте, однажды нас рядом не окажется, что тогда?

– Ваши ошибки, между прочим, исправлял… – бормотал майор. – Кто не уследил, позволил сбежать? Ладно, все нормально, спасибо, что в очередной раз вытащили…

Голова еще не встала на место, во рту образовалась горечь. Гончарову уволокли в здание, особо не церемонясь, у нее подкашивались ноги. Несостоявшуюся беглянку прислонили к стене. Слезы текли по ее щекам.

– Неразумно, Наталья Прокопьевна, очень неразумно, – наставлял преступницу Швец. – И чего вы добились? Теперь нам не стать ближе и роднее. Что за спорт такой, объясните – прыжки без парашюта? Григорий, держи ее, мы, кажется, теряем сознание…

Допрос начался только после обеда. К этому времени Наталья Прокопьевна пришла в себя, отдохнула. В комнате приглушенно работал вентилятор, шелестела магнитная лента. Михаил всматривался в лицо задержанной. Бездна еще качалась перед его глазами. Ощущения – не самые приятные. Впечатлительным он каким-то стал.

Арестантка успокоилась, насколько смогла, высохли слезы. На лицо легла маска равнодушия и безучастности.

– Зачем вы это делаете? – спросила Гончарова. Голос сел, потерял выразительность. – Я не совершала ничего противозаконного. Мне бы даже в голову такое не пришло. Я честный человек, несу военную службу, занимаю должность в серьезной организации. Вы представляете, какие у вас будут неприятности, когда эта история всплывет?