Текст книги "Секретная часть"

– Понимаю, Наталья Прокопьевна, у вас влияние и положение, заслуги и связи, ваше начальство сотрет меня в порошок… что еще? Кстати, зачем вы пытались покончить с собой, если невиновны? Разве это логично? Еще и меня с собой потянули.

Женщина молчала.

– Вы импульсивны, подвержены сиюминутным порывам? Об этом в вашей характеристике ничего не сказано. Отчаянный шаг – от обреченности, от безысходности, с этим соглашусь. Наказание за измену Родине – крайне суровое. Но явка с повинной и чистосердечное признание пока еще чего-то стоят. Это можно оформить. Будете запираться – сами же себя загоните в угол.

– Что вы мне инкриминируете? – вздохнула женщина.

– Вы передавали секретные материалы представителям иностранных спецслужб.

– Я никому ничего не передавала.

– А вот Игорь Евгеньевич Поляков утверждает обратное. Он полностью признался и уже подписал показания. Ваша роль в преступной цепи, Наталья Прокопьевна, может, и не определяющая, но очень важная.

Это был блеф чистой воды. О смерти сообщника Наталья Прокопьевна могла и не знать. Она трудилась в другом ведомстве, жили фигуранты в разных районах Москвы. А утечку информации о смерти Полякова, как могли, ограничили.

Выстрел оказался точным! Наталья Прокопьевна уже не могла сохранять самообладание, задрожали пальцы с маникюром.

– В чем дело, Наталья Прокопьевна? Зарплаты не хватает? Пошли против системы по идеологическим соображениям? Из партии вас, насколько знаю, не исключали. Уговорили, не буду вас мучить. Другим расскажете, что вас подвигло на измену Родине – лично мне глубоко плевать. Будете говорить?

Блеф сработал. Бывшая военнослужащая держалась из последних сил. Несколько ремарок – про господина Рона Паттерсона, про чиновника из Минсредмаша Лавровского, о гибели которого она, к сожалению, знала, но это уже не влияло на общую картину. Бастионы пали, женщина сломалась, новые слезы заблестели в глазах.

Михаил ее почти жалел. Хотя зачем ее жалеть? Девочка уже большая, своя голова на плечах, законы знает.

– Каким образом вы получали секретную информацию и кому ее передавали? Лично Паттерсону? Через Полякова? Каким образом вам удавалось получать секретные сведения с мест – с объектов вашего 12-го управления?

Информация, согласно данным внешней разведки, стекалась в полном объеме: места расположения хранилищ ядерных боезарядов, характеристики сборочных цехов, объем и номенклатура выпускаемой продукции, информация о поставках боеприпасов в части РВСН – когда, куда и в каком объеме.

– У меня нет возможности получать с мест секретную информацию… – Женщина опустила голову. – Этим занимается другой человек… Я могу лишь ее расшифровать, систематизировать и безопасно вынести из здания…

– Продолжайте, Наталья Прокопьевна. – Кольцов сменил тон. – Помните, вас спасет только полное признание и сотрудничество со следствием. Если ваша вина незначительная, суд это учтет, и наказание будет не столь суровым.

Гончарова говорила, не поднимая головы. Она не получала сведений из первых рук, хотя весь поток секретной информации с объектов 12-го управления МО проходил через нее. Схема доставки данных заинтересованным лицам была сложна. Начальным звеном, по крайней мере, в столице, являлся некий Владлен Жарковский – ее коллега. Данный субъект возглавлял отдел научно-технической информации, расположенный в отдельно стоящем здании на улице Горького. В его обязанности входила систематизация данных, хранение и обеспечение их безопасности. Проще говоря, что охраняешь, то имеешь. Контуры преступной группы, наконец, проявились. Гончарова получала «посылки» от Жарковского и передавала их Полякову. Последнее передаточное звено – дипломаты из американского посольства, которые щедро оплачивали работу предателей. Система доставки секретных данных была запутанной, но так требовали американцы, в первую очередь для собственной безопасности. Определенная логика в этом имелась – система усложненная, но в случае провала трудно выявить все звенья цепи.

– Вы хорошо знакомы с Владленом Жарковским?

– Ну… так, – Гончарова сделала неопределенный жест. – В личной жизни с подобными субъектами стараюсь не связываться. – Она смутилась и даже зарделась.

– Хорошо, об этом поговорим позднее. Сейчас ступайте в камеру, через некоторое время мы снова поговорим.

Хватило нескольких часов, чтобы собрать информацию о Жарковском, не потревожив его самого. Полковник Рылеев поворчал, но надавил на нужные кнопки. Фигура была в высшей степени любопытная. Формально Жарковский имел звание подполковника, но форму, как и Наталья Прокопьевна, носил редко. Структура, в которой он служил, была предельно засекреченной, в официальный перечень отделов и секторов даже не входила. Название организации не отражало суть ее деятельности.

Со своими обязанностями Жарковский справлялся, во всяком случае, так считалось. К зданию подключались коммутационные сети, то, что по ним текло, имело двойную степень шифрования. Здание неназойливо охраняли офицеры секретного подразделения.

Жарковский считался ценным, хотя и молодым работником, имел связи и покровителей на улице Знаменка, водил знакомства с влиятельными лицами. Поступающая информация не могла не удивлять. В рабочее время – собранный, деятельный товарищ, в свободные часы – свой в доску парень (опять же, в определенных кругах), любитель вечеринок, плейбой, повеса. Стройный красавчик с блестящим чувством юмора, весельчак, обходителен с дамами – именно то, что нравится женщинам в мужчинах. Семьи нет – и немудрено с таким образом жизни. Любитель выпить, посудачить на отстраненные темы, хорош в любой компании – от кордебалета до партсобрания. На работе всегда свеж, строг с подчиненными, компетентен. Как человеку это удается – загадка. Богата страна талантами.

Жарковский имел квартиру на Кузнецком Мосту и дачу в подмосковном поселке Светланово. В оба адреса выслали людей, откомандированных Рылеевым. Дело близилось к вечеру, но ни дома, ни на даче Жарковского не было. Часы показывали половину восьмого, когда в комнату для допросов снова ввели Гончарову.

– Я повторяю свой вопрос, Наталья Прокопьевна: вы хорошо знаете Жарковского?

– Нет, я же вам сказала…

– Наталья Прокопьевна, не расстраивайте меня. Мы договорились – только предельная откровенность. А вы начинаете юлить даже в мелочах. Боюсь представить, как у нас сложится дальше. Мне глубоко безразлично, в каких отношениях вы состоите с Жарковским, пусть даже вы тайно обвенчаны. Уверен, вы не питаете иллюзий после того, что сегодня случилось. Все кончено. Где он может находиться? Рабочий день закончен. Жарковского нет ни дома, ни на даче. Задерживается на работе? Где-то еще? Не тяните, Наталья Прокопьевна.

– Сегодня… как бы это выразиться… званый вечер в одной из квартир на проспекте Мира… – щеки женщины заалели, – он должен быть там…

– О, вы так осведомлены, – хмыкнул Михаил. – Вас тоже туда пригласили? Впрочем, молчу, вы же не собираетесь сегодня идти на вечеринку? Подробнее, Наталья Прокопьевна, что за квартира, адрес?

Краска не сходила с женского лица. Майору было плевать. По идее, и Гончаровой следовало плевать, но не скажешь. Странная женщина. Она сбивчиво назвала адрес. Шикарная квартира на четвертом этаже в добротном «сталинском» доме, шесть или восемь комнат (да еще каких!), квартира формально записана на дочь директора ЦУМа, хотя, возможно, ей и принадлежит, папа в состоянии делать своим чадам царские подарки. Вечеринка начиналась в семь…

– Поправьте меня, Наталья Прокопьевна, если ошибусь. Вы там бывали. С Жарковским или без – не важно. Представлены контингенту, знаете квартиросъемщиков, даже номер телефона. Вы были в числе приглашенных и собирались пойти, поскольку еще не знали, что в вашей жизни произойдут столь серьезные перемены. Не надо смущаться, Наталья Прокопьевна. В посещении подобных мероприятий нет ничего противозаконного. Партия и правительство разрешают гражданам проводить досуг по их усмотрению. Справились со смущением? Звоните. – Майор пододвинул к арестантке телефон. – Убедитесь, что Жарковский там. Позовите его к телефону, скажите, что задерживаетесь. Придумайте убедительную причину. Смелее, Наталья Прокопьевна. И без глупостей.

Она колебалась, потом сняла трубку, стала набирать номер. Пальцы срывались, пришлось повторить попытку. К телефону долго не подходили. Потом сняли, наконец, трубку. Глухо доносилась музыка.

– Яна Викторовна? – Наталье пришлось повысить голос. Он нервно подрагивал. – Это Гончарова, здравствуйте… Да нет, я знаю, просто… задерживаюсь. Владлен у вас? Дайте ему, пожалуйста, трубку… – На другом конце возникла пауза. Гончарова угрюмо смотрела на майора госбезопасности, потом отвела глаза. – Владлен Тимурович? – Она встрепенулась, вся подобралась. – Это Гончарова. Прошу прощения, дела задерживают… У вам там все в порядке? Я так и думала, – женщина невесело усмехнулась. – Смотрите, не налегайте… Ах, сегодня пятница… Я буду примерно через час. Яна Викторовна уже в курсе…

Она положила трубку и тоскливо посмотрела на майора. Кольцов придвинул к себе аппарат, сделал срочный звонок. Продиктовал адрес. Двух сотрудников – немедленно туда, снабдив приметами подозреваемого. Одному – дежурить у подъезда, другой пусть выяснит насчет черного хода. Повесил трубку, сухо улыбнулся:

– Вот видите, Наталья Прокопьевна, ничего ужасного. Теперь молитесь, чтобы все закончилось благополучно.

Глава пятая

Проспект гудел, невзирая на девятый час вечера. Еще не стемнело, только начало смеркаться. Столица жила вечерней жизнью. Одну из основных артерий Москвы заполонили гуляющие москвичи, гости столицы, иностранные туристы. Проспект Мира в окрестностях ВДНХ был помпезен и величав.

Водитель остался в машине, прижавшейся к тротуару, остальные чинно проследовали к дому – через симпатичный сквер. Здание недавно отреставрировали, окрестности сияли чистотой. Сотрудник, гуляющий по дорожке, лаконично доложил: подозреваемый не выходил. Коллега дежурит с обратной стороны дома.

Подъезд был просторный, недавно помытый. На площадках между маршами можно было устраивать многолюдные дискотеки.

– Какие же здесь квартиры, если такой подъезд? – бормотал Швец.

– Советские граждане должны жить хорошо, – ухмылялся замыкающий процессию Москвин. – Пока не всем это удается, но однажды очередь дойдет и до нас.

На площадке четвертого этажа мялись двое крепких мужчин в легких куртках. Из-за двери, обитой декоративными панелями, доносился шум, смеялись женщины.

– Вы приглашены? – Мужчина заступил дорогу, смотрел придирчиво. Министерством внутренних дел от него разило, как от алкаша – перегаром. И это было странно.

– Мы всегда приглашены. – Михаил показал удостоверение. – Освободите проход, если не сложно. Мы выполняем свои служебные обязанности.

– Здесь? – Мужчина не поверил, переглянулся с напарником. Тот пожал плечами: – Майор, а не пойти ли тебе?

– Любезный, вы не охренели?! – Михаил повысил голос. – Понимаете, кому вы хамите? Повторяю, мы пришли не развлекаться, и нам плевать, кого вы здесь сторожите. Уйдите с дороги, если не хотите стать фигурантом дела. Или постреляем?

– Майор, ты тоже не понимаешь, что делаешь, – процедил бугай, но все же отодвинулся. – Хочешь неприятностей? Будут тебе неприятности.

«А что я, интересно, такого делаю?» – подумал Михаил.

Все это выглядело несколько странно. Сотрудники с каменными лицами проследовали мимо охранников.

– Иди, звони, – бросил один другому.

За дверью заразительно смеялись женщины.

– Бордель, что ли? – прошептал Москвин. – Эх, давненько мы не посещали вечеринки…

– Как называется охранник в борделе? – Швец подмигнул Кольцову и покосился на стражей. И сам же ответил: – Бордельтерьер, гы-гы…

Прыснул Вишневский и позвонил в дверь. Из квартиры доносились сокрушительные дискотечные ритмы. Дверь открыла дама в коротком платье, даже не посмотрела, кто пришел, убежала. Очевидно, пускали всех, кто мог пробиться через охрану. Чекисты шагнули в чужие владения.

– Швец, оставайся в коридоре, никого не выпускай…

Это было форменное сумасшествие. С досадным опозданием Кольцов сообразил, во что они вляпались. Шалман гудел, грохотала музыка, веселились люди. Квартира была огромной – просто неприлично огромной. Мельтешили нарядно одетые женщины, мужчины подшофе – кто-то в пиджаках, кто-то уже их скинул, остался в рубашке. Звенели бокалы, рекой текли горячительные напитки. Несколько человек смеялись в коридоре: лысоватый тип в белоснежной сорочке, испачканной вином, рассказывал смешной анекдот. На работников КГБ внимания не обращали. Впрочем, кто-то покосился, сделал недоуменное лицо. Прибыли к самому угару.

В просторной гостиной, оклеенной обоями с вертикальным рисунком, собралось большинство гостей. Огромный стол, стулья сдвинули к стене – гости уже насытились. Стол ломился от яств – коммунизм здесь уже наступил.

Гремели колонки на подоконнике. Гости радостно кричали, хлопали в ладоши. Продукты сдвинули на край стола. На свободной половине танцевала женщина в теле – немолодая, с широким мясистым лицом. Развевались спутанные черные волосы, угрожающе прогибалась столешница. На ногах у дамы были свободные босоножки. Она смеялась, закатывала глаза к потолку, виляла бедрами в такт динамичной музыке. Развевалась пестрая юбка, едва прикрывающая колени, светлая сорочка, подчеркивающая растущий живот. Танцовщица была пьяна – иначе не залезла бы стол. Но не настолько, чтобы с него упасть.

«Влипли», – ужаснулся Кольцов.

Мало им неприятностей, надо еще. Могли бы еще в подъезде насторожиться. В принципе, возможность незаметно испариться оставалась. На них не смотрели. Просто отступить, похлопав в ладоши, а Жарковский, если он здесь, никуда не денется. Но Вадик Москвин все испортил, выступил вперед и грозно проорал:

– Выключить музыку! Комитет государственной безопасности!

Музыку не сразу, но все-таки выключили. Гости недоуменно переглядывались, пожимали плечами. Женщина на столе словно очнулась, удивленно посмотрела вниз. Подбежал дородный охранник – один из тех, что ошивались в подъезде, – помог даме спуститься, стал ей что-то шептать. Женщина нахмурилась, уставилась пронзительным взглядом на майора госбезопасности. Холодная змейка юркнула по позвоночнику. Дама подошла – не такой уж пьяной она оказалась. В фигуре сохранились остатки женственности, а также некоторая миловидность в опухшем лице. Лоб и шея блестели от пота. Трусом майор никогда не был, но в этот момент откровенно запаниковал, захотелось провалиться сквозь землю.

– Галина, может, это розыгрыш? – предположил кто-то из гостей. – А почему нет? Весело же.

– Галина, значит, – продолжал нарываться Москвин. – А отчество у вас есть?

– Малыш, ты издеваешься? – Женщина прищурилась. И вдруг не выдержала, расхохоталась – громко и грубо. Опять ее отвлекли – подбежала рыхлая мадам в брючном костюме, стала что-то шептать. Хозяйка слушала, не сводя глаз с Кольцова.

– Вадик, ты сдурел? – прошептал Вишневский. Он заметно побледнел.

– А что такое? – не понимал чересчур смелый сотрудник. – Кто она такая?

– Кретин… – Вишневский максимально понизил голос, – ты на брови ее посмотри…

Брови, что ни говори, были в папу. Вадик начал соображать, побелели скулы. Галине Леонидовне Брежневой было 53 года. Возраст не мешал устраивать шумные сабантуи, интересоваться мужским полом и пускаться во все тяжкие. Последней любовью Галины был некто Борис Буряце – писаный красавец, сын цыганского барона и один из солистов ансамбля «Ромэн». Этот парень обладал сильным и красивым голосом. Страсть была безумной, Галина влюбилась как кошка, одаривала любовника дорогими подарками, драгоценными камнями, неслась к нему по первому зову. Эта страсть изменила ее до неузнаваемости. Но счастье продлилось недолго – пока все это не надоело ее мужу, заместителю министра МВД Юрию Чурбанову. Об этой связи не знал только ленивый, а лишние позоры Чурбанову были ни к чему. По протекции Галины Буряце взяли в Большой театр, и это стало перебором. Бориса арестовали, повесили на него всех собак: организацию кражи бриллиантов из квартиры цирковой актрисы Бугримовой, причастность к ограблению вдовы Алексея Толстого и даже убийство актрисы Зои Федоровой. Судебный процесс курировал сам Андропов. Незадачливому любовнику дали семь лет и отправили в сибирскую глушь. Галина не могла ничего поделать. Отец умыл руки. Оставшись одна (а это случилось несколько месяцев назад), Галина Леонидовна пошла вразнос, непутевая дочь выдающегося отца погрузилась в разгульную жизнь, вешалась на всех подряд, погрязла в кутежах с обильными возлияниями и прочими непотребствами.

– Родные мои, вы вообще соображаете, что делаете? – у Галины был густой бархатистый голос, насмешливые глаза. Она выпила, но с ног не падала, пристально смотрела на майора. А у того мурашки ползли по коже. Увольнение из органов маячило вполне отчетливо. Ворвались, блин. Ни улик, ни постановления, ни мало-мальского ордера. – Будем увольняться, милейший? – подтвердила Галина Леонидовна. – Вы понимаете, куда пришли и что с вами сделает мой муж? Вы уверены, что уже научились работать?

– А кто у нас муж? – прошептал за спиной Москвин.

– Вадик, не дури… – зашипел Вишневский.

– Мне очень жаль, Галина Леонидовна, – учтиво начал Кольцов. – Это не розыгрыш, а всего лишь недоразумение. Мы не знали, что это ваш праздник. Майор Кольцов Михаил Андреевич, 6-е управление КГБ. Вы вправе обжаловать испорченный отдых, а я готов понести наказание. Проводится операция по задержанию опасного преступника, и есть сведения, что он находится здесь. Мы работаем по горячим следам, и этим обусловлено наше внезапное вторжение.

– Это же не я, майор? – Галина вульгарно засмеялась и сделалась как-то ближе. От женщины пахло странными духами и потом – комбинация не самая изысканная.

Нервы продолжали натягиваться. От смешного до грустного был всего лишь шаг.

– Нет, Галина Леонидовна. Это Владлен Жарковский.

– Владленчик? – удивилась Галина. – Мама дорогая, а его-то за что? Что он натворил?

– Прошу прощения, Галина Леонидовна, это следственная тайна.

– Ну, конечно, у вас повсюду тайны, – снова хриплый смех. Въедливый взгляд царапал, как тупое лезвие, в нем уже не было гнева, появилось что-то похотливое – и это тоже напрягало.

– Галина Леонидовна, еще раз прошу прощения… – Он начинал ненавидеть себя за малодушие. – Вы позволите нам закончить работу, и мы уйдем? Также будем признательны, если этот визит будет считаться недоразумением.

– Эй, народ, Владленчика кто-нибудь видел? – выкрикнула Галина. – Здесь его вроде нет. Но, кажется, был… – Галина Леонидовна задумалась. – А ведь точно, подходил, рассыпался в комплиментах, врал, как я прекрасно выгляжу… Или это было в прошлый раз? – она свела «домиком» свои неповторимые фамильные брови.

– Был Жарковский, Галина Леонидовна, – услужливо отозвался кто-то из клевретов. – Только ему по телефону позвонили, и он убежал. Расстроился очень, даже с вами не попрощался.

– Ах, какая незадача, – покачала головой хозяйка. – Напрасно потратили время и мои нервы, дорогой товарищ… – она прыснула и снова изучила майора прищуренным взглядом.

Напряжение не отпускало. Наталья Прокопьевна в его присутствии звонила на эту квартиру, позвала Жарковского. Подала условный сигнал, чтобы валил оттуда к чертовой матери? Какой? Вроде не было сигнала. Кольцов заскрипел зубами: назвала Жарковского по имени-отчеству… Возможно, в этом и состоял сигнал. И ведь не докажешь теперь. Сама провалилась – должна была и сообщника за собой потянуть, чтобы не так обидно было. Но нет, не стала. Питает нежные чувства к этому любителю баб? И ведь подставила же чекистов, тварь, отомстила в меру сил – не могла не знать, кто будет на вечеринке, наплела про дочь директора ЦУМа. Впрочем, квартира могла принадлежать кому угодно, когда это смущало Галину Брежневу?

– Галина Леонидовна, разрешите осмотреть квартиру? – решился Михаил. – Вдруг он еще здесь? Мы быстро.

– Разрешаю, – вальяжно дозволила «первая советская леди» (почему-то супруге Леонида Ильича этот титул не достался). – Только сам не уходи, пусть твои солдаты это сделают, – в темных и влажных глазах заблестел веселый огонек.

Михаил сделал отмашку: двое, что стояли сзади, испарились. Последующие пять минут он бы с удовольствием вычеркнул из биографии. «Диск-жокей» завел пластинку, загремел «Дом восходящего солнца» в исполнении модной группы «Hot RS». Динамичную композицию насыщали эротические стоны певицы. Народ оживился, задвигался, зазвенела посуда. Сладострастные стенания лились из колонок и никого не смущали.

Галина смеялась, предлагала выпить, нависала над душой дамокловым мечом. Потащила майора к столу, стала наливать, совать в руки бокал. Михаил улыбался, отнекивался, сгорал от стыда. Статный майор госбезопасности явно привлек Галину. Дама предложила выпить на брудершафт, и сама же расхохоталась над своей шуткой. Хихикали лизоблюды, но шибко не лезли, держались на заднем плане.

Кружилась голова от царящей вокруг какофонии. Михаил деликатно отказался от выпивки, пригубил заморскую колу – напиток странный, чуждый нашему народу и явно уступающий отечественному «Байкалу». Галина что-то спрашивала, фривольно поглаживала его по плечу – и внутри все сжималось. Что такого? Женщина «свободная», любовник посажен, муж вообще не в счет, кто такой этот Чурбанов, взлетевший до небес лишь благодаря женитьбе на Галине?

– В 6-м Управлении, говоришь, работаешь, майор? – кокетливо ворковала Галина. – А почему всего только майор? Это плохо, надо исправить. Такой орел, и на побегушках у начальства. Слушай, я тебе номерок черкну, а ты уж сам решай, чего хочешь в этой жизни, договорились? Не обижу, не бойся, еще «спасибо» скажешь… Эй, народ, дайте кто-нибудь бумагу и ручку!

Сумасшествие захлестывало. Перспектива умереть председателем КГБ, в принципе, устраивала, но не таким же способом! Можно представить, в какой крендель свернул бы его Юрий Владимирович…

Галина многое понимала, смеялась, ее глаза буквально издевались. «Вообще-то, она баба нормальная, – характеризовали дочку Брежнева знающие сослуживцы. – Гулящая, взбалмошная, вспыльчивая, но все равно нормальная. И с юмором все в порядке. Не повезло ей в личной жизни, не те попадались, вот и страдает, бухает, в загулы пускается…»

Прибежали подчиненные, доложили, что в квартире никакого Жарковского нет. Кто бы сомневался…

Галина не хотела его отпускать, надувала губы, словно у нее отнимали новую игрушку. Форменная клиника! Кольцов вел себя по-джентльменски, учтиво раскланялся, пообещал, что, может быть, обязательно позвонит. В глазах Галины стояло насмешливое сожаление. Ей было плохо – среди всего этого блеска, материального изобилия, толпы подхалимов. Не было в жизни счастья, приходилось топить кручину в вине. Майор ловил себя на мысли, что жалеет эту женщину. Но когда захлопнулась дверь квартиры и за спиной остался первый лестничный пролет, груз облегчения свалился ему прямо под ноги.

– Слушайте, а что это было-то? – волновался Швец. Его оставили у входа, и самого интересного парень не видел. – Жарковского нет на хате, это понятно, а кто есть-то? У вас такие лица, прошу прощения…

– В Галину Брежневу вляпались, – икнув, сообщил Вишневский. – И у нашего командира начинается непростой период жизни.

– Да вы что? – изумился Швец. – Вот это поворот! И что, нас завтра уволят?

На улице стало легче, распрямилась спина. Сотрудники сдавленно хихикали, прятали глаза. «Им смешно, а мне жениться», – подумал Михаил.

– Ну а что, – разглагольствовал Вишневский. – Баба, кстати, в соку, с такой не стыдно выйти в свет. Вы подумайте, товарищ майор, может, оно того стоит? Через год полковником станете, через два года – генералом. Про нас, конечно, забудете, кто мы такие? Чурбанов, в принципе, препятствие, но ведь для нас не существует нерешаемых задач?

– Вы даже похорошели, товарищ майор, – подметил Москвин. – К чему бы это?

– Так, хватит глумиться, – отрезал Кольцов. – Разговорились больно. А с вами, товарищ старший лейтенант, мы еще побеседуем. – Он со злостью уставился на Москвина. – Ты какого черта лезешь поперек батьки? Из-за тебя мы чуть не вляпались в историю!

– А вы его до микромайора разжалуйте, – посоветовал Григорий, – пусть бегает с одной маленькой звездочкой.

– Так я же как лучше хотел… – стал оправдываться Москвин.

У машины закурили, приходили в чувство. Водитель поглядывал с нетерпением – дома ждали жена, дети. На улице темнело, но движение на проспекте не прекращалось. Столица жила своей насыщенной жизнью.

– Слушайте, а с Жарковским-то что? – вспомнил Швец. – Где его теперь искать?

– И зачем ты только это спросил? – всплеснул руками Вишневский. – Такой вечер испортил…

Об инциденте с Галиной Леонидовной Брежневой следовало доложить. Смех смехом, а последствия никто не отменял. И запустить их могла даже не Галина, а любой из присутствующих в квартире. О том, что это не люди с улицы, Михаил уже догадывался.

Полковник Рылеев работал допоздна. Он сидел за столом, что-то читал в свете настольной лампы. Поднял голову, снял очки.

Кольцов рассказывал с виноватым видом. Роль в случившемся Вадика Москвина Михаил опустил – сам с ним потом разберется. По мере изложения полковник становился как-то меньше в размерах, втянул голову в плечи, казалось, сейчас зажмурится.

– Кольцов, ты с дуба рухнул? – полковник закашлялся, начал подниматься, но передумал. – Ты что делаешь, майор? Хочешь, чтобы нас всех тут разогнали к чертовой матери? На Чурбанова мне плевать, но если твоя история обрастет липкими подробностями и все это дойдет до самого верха…

– Не дойдет, товарищ полковник. Галина Леонидовна папе не расскажет – она вменяемая и с юмором.

– С каких это пор? – проворчал Рылеев. Потом опомнился, смутился: – Ты ставишь нас в глупое положение, майор. Вот какого рожна ты туда поперся?

– Нас не предупредили, кто там гвоздь программы…

– А у самого головы нет, чтобы подумать? Полезли со своими корками, переполошили порядочную публику… Не могли притвориться кем-то другим?

– Кем, товарищ полковник? Танцорами балета телевидения ГДР?

Рылеев подавился, начал кашлять, выплевывая мокроту и нервный смех. Махнул рукой:

– Уйди с глаз долой, Кольцов, не могу тебя больше видеть… Нет, подожди, присядь.

Михаил примостился на край стула, преданно уставился начальству в глаза. Полковник вытер набежавшую слезу, откашлялся.

– А как вообще прошло?

– Нормально, Валерий Леонидович, чарам не поддался.

– Были чары? – насторожился полковник.

– Еще какие, вы же знаете Галину, пристала как репей, еле сбежал…

– Эх, майор, подводишь ты нас под монастырь… Ну все, теперь, как честный человек, ты обязан на ней жениться. Про меня-то не забудешь, когда взлетишь в поднебесье? Но учти, возможны варианты, и свое «поднебесье» ты встретишь в подвале на известной площади.

– Товарищ полковник, и вы туда же? – взмолился Михаил. – Мне и так уже все косточки перемыли. Может, достаточно?

– Не надейся. – Рылеев сглотнул. – Теперь жить с этим будешь. Ладно, что с Жарковским?

– Работаем, Валерий Леонидович. С вечеринки на проспекте Мира он сорвался до приезда наших сотрудников. Думаю, разминулись за считаные минуты. Квартира Жарковского под наблюдением, дача в Светланово – тоже. Куда он может податься, пока не знаем. В любом случае он долго не пробегает, фигура видная. Нужны деньги, одежда, еда, надежное убежище. Понимает, что его объявят в розыск и рано или поздно возьмут.

– Хотелось бы рано, а не поздно, – проворчал Рылеев. – А для тебя это единственный способ поправить свое шаткое положение… Ладно, шучу, хотя когда-нибудь мы с тобой дошутимся. Привлекай все силы, отправь людей на усиление постов. Сам иди спать. Но если что-нибудь случится – будь готов.

– Вы серьезно, Валерий Леонидович? – удивился Кольцов. – Могу идти спать?

– Иди, пока я не передумал, – поморщился Рылеев. – Ты сегодня пострадавшая сторона, восстанавливай силы. – Полковник не удержался от язвительного смешка: – И помни, что мечтать не вредно…

Насмешки в этот день на службе не кончились. На свою беду он рассказал о случившемся жене, опустив секретные рабочие моменты. И рассказал не где-нибудь, а в супружеской постели. Едва закончил, сразу пожалел – Настя смеялась до упада, даже подушка намокла.

– Я думал, ты меня пожалеешь, – обиделся Кольцов.

– Да ну тебя, – отмахнулась Настя. – Это меня жалеть надо, а не тебя. Ты-то в любом случае не пропадешь. Странно, что ты вернулся домой. Или за вещами? Эх, родной, тебя ожидало такое светлое будущее… Слушай, – Настя приподнялась, – а Галина Леонидовна не будет тебе мстить за то, что ты так подло с ней обошелся? Обманул ожидания несчастной женщины. Я пока не готова ехать на Колыму. Не забывай, что у нас с тобой маленький ребенок…

Он решительно пресек дальнейшие насмешки – крепко обнял жену, и оба они утонули в ворохе постельного белья. Потом она уснула, а Кольцов лежал, боялся пошевелиться, разглядывал рисунок на обоях, проступающий в лунном свете. Уснул и подпрыгнул, когда часовая стрелка едва оторвалась от цифры три. В прихожей верещал телефон. Стонала и ворочалась Настя, умоляла заткнуть проклятый аппарат. Михаил втиснул ноги в тапки, заспешил в прихожую.

– Капитан Нетребин, – отчиталась трубка. – Докладываю, товарищ майор. Примерно час назад у дачи Жарковского в Светланово остановилось такси. Сотрудники не успели среагировать, объект прошел через калитку и заперся в доме. Там двое наших на «Жигулях» и ваш Москвин. Боюсь, уснули, хотя и отрицают. Лицо гражданина они не зафиксировали, но, судя по сложению, это Жарковский. И дача его. Штурмовать строение не стали, взяли под контроль выход и окна. Сначала в доме горел свет, потом погас. Вас решили не беспокоить, но на центральный пост доложили.

– Однако сейчас ты телефонируешь именно мне, – подметил Кольцов.

– События последовали, товарищ майор, – разъяснил дежурный. – Свет не горел, решили, что он спать лег. Приготовились взламывать дверь – не ждать же до утра, пока выспится? Тут и случилось. Засек он их, видимо, из окна, когда они под домом шли… Гараж примыкает к дому, выезд прямо на дорогу, а в гараже машина – ГАЗ-24, еще первой модели. Он на другой ездит, это и сбило с толку… В общем, ворота распахнулись, он выехал, повредил соседскую ограду, но как-то развернулся и уехал. Крепкий орешек оказался, товарищ майор… Наши пока до машины добежали – а он уже далеко. Гнались по поселку, потом по лесу, приблизились к нему – номера разглядели… Потом наехали на препятствие, там участок дороги – просто ужас… В итоге врезались в дерево, бампер всмятку…