Текст книги "Люди без прошлого"

Глава третья

Жизнь в провинции представлялась Павлу немного иначе. Было подозрение, что периферия не процветает, но чтобы такая запущенность…

Микульчин сидел рядом, вцепившись в ручку над головой, молчал всю дорогу. Спрашивать о здоровье было неловко. Но дела у капитана явно не ладились, практически постоянно он испытывал боль. Дорога к Овражному переулку, примыкающему к пристани, была полосой препятствий. Вдобавок здесь недавно прошла тяжелая техника – видимо, вызволять затонувший теплоход. Павел не гнал – переползал через рытвины на первой передаче.

Вдоль дороги теснились избы за дощатыми заборами. Дом под номером 39 выглядел особенно уныло – крыша набекрень, фундамент зарос бурьяном.

Калитку гостеприимно распахнули. К ограде приткнулся милицейский «газик» – прибыли по вызову. Над соседскими оградами возвышались головы любознательных соседей. Дорожка от калитки к крыльцу была засыпана щебнем. Но и здесь пробивались сорняки. На бельевой веревке сохли платки и панталоны.

Сержант патрульного наряда, увидев процессию, направляющуюся к дому, выбросил окурок и спустился с крыльца.

– Здравия желаю, товарищ капитан.

– Что у вас?

– Да нет, это у вас… – не сдержался сержант. – Простите. Убиты женщина и мужчина. Потерпевшая – Заварзина Евдокия Тимофеевна, 79 лет, хозяйка дома. Вторая жертва – квартирант, снимал у старушки комнату. Постоянной работы не имел, подрабатывал грузчиком, чернорабочим на механических мастерских. Это соседка рассказала, она и обнаружила свою товарку мертвой. Утром смотрит – нет ее, а всегда рано встает, звала, кричала, испугалась, что женщине стало плохо, перелезла на ее участок – и в дом. Дверь открыта была, нос сунула, на цыпочках в спальню… И с воплем на улицу, побежала в милицию звонить. А когда мы приехали, то и второй труп обнаружился, он в соседней комнате лежал… Да вы не волнуйтесь, Константин Юрьевич, мы там ничего не трогали, не топтались.

– Страх-то какой, – передернул плечами Максимов. – Ну что, Константин Юрьевич, заходить будем или экспертов подождем?

Любопытство никто не отменял. В дом входили на цыпочках, чтобы не нарушить покой. Проживала гражданка Заварзина в бедности, но чисто. Пол подметен, посуда – на печке. Березовые поленья аккуратно сложены. Из горницы – две двери. Обе приоткрыты. Открывать пришлось коленями, чтобы не оставить отпечатков. Икнул Борис, взялся за горло и уступил дорогу старшим товарищам. Закашлялся Максимов. У остальных нервы выдержали.

Старушка в длинной ночной сорочке лежала на кровати, распахнутыми глазами смотрела в потолок. Разметались седые пряди. Морщинистое лицо перекосила судорога. Кровь была повсюду – на сорочке, на полу, пропитала скомканное постельное белье. Били холодным оружием – безжалостно и не особо разбираясь. Брызги летели, похоже, во все стороны: кровь запеклась даже на окнах.

– Эх, испачкала нам все место преступления, – мрачно пошутил Чекалин.

Во второй комнате картина была не лучше. Квартиранта умерщвляли тем же способом и тем же оружием. Коренастый лысоватый субъект, сильно за сорок, в одних трусах – видимо, не умер после первого удара, оказал сопротивление. За что и получил дополнительную порцию. Грудь искромсали полностью, а последний удар убийца нанес в горло – надоело бить просто так. Голова покойника была повернута в сторону, глаза вылезли из орбит, из открытого рта вывалился синий язык. Конечности сковала посмертная судорога – пальцы растопырены, как будто перед смертью он пытался показать какое-то число. Одна нога покойника упиралась в пол, другая была заброшена на боковину кровати. Здесь тоже рекой текла кровь. Кровавая «бабочка» красовалась на шее, от одного вида которой тошнота подступала к горлу.

– Вот же, мать его, порезвился… – зачарованно прошептал Чекалин. – Слушайте, мужики, он так кромсал свои жертвы, словно удовольствие получал…

– Может, и получал, кто его знает, – задумчиво проговорил Микульчин. – Тебе не кажется, Болдин, что этот мясник должен был измазаться кровью?

– Измазаться – это мягко сказано, – выдавил Павел. Подобные картинки он тоже наблюдал нечасто. Убивали в столице нередко, но чтобы так вызывающе, – даже не припомнить. – Он не то что измазался – он по уши был в крови.

– И что тут, по-твоему, произошло?

– Убийца пришел за мужиком. Старушка – сопутствующая жертва. Могло быть наоборот, но экзотические версии рассматривать не будем. Все случилось ночью. Рискну предположить, после двух часов. Мог в калитку войти, мог через ограду перелезть. Стучаться не стал, вы дверь видели? Рассохлась напрочь, в створ не входит, щель остается. Запирается на крючок изнутри, нет там никакого замка. Раньше был, но сейчас им невозможно пользоваться. Ножиком снаружи приподнять крючок – дверь и откроется. Если медленно открывать, приподнимая дверь, – скрипеть не будет. Вошел, расправился с мужиком. Старушка проснулась, увидела. Пришлось и ее…

– Но с чего такая мясорубка? – подал голос Чайкин. – Для убийства ножом не надо наносить такое количество ударов.

– Во-первых, он мог действительно получать удовольствие, – не растерялся Павел. – Такие люди – назовем их «существа» – в природе обитают. Их еще называют психопатами. Во-вторых, с чего ты взял, что били ножом? Могли орудовать отверткой, шилом, в этих случаях резаные раны не получатся. Оттого и решает… количество, а не качество. Пусть эксперты вынесут заключение.

– Убитого, кстати, зовут Таманский Олег Васильевич, – сообщил Максимов. Он извлек из прикроватной тумбочки паспорт. – 1924 года рождения, 46 лет, прописка рязанская, село Тымово, не женат, не разведен, детей нет.

– В каком году выдан паспорт? – встрепенулся Болдин. Странная мысль пришла ему в голову.

– М-м… в прошлом, 69-м.

Нет, не сработало. Да и с чего бы? Он перехватил удивленный взгляд Микульчина. Паспорт заменили в 45 лет, как и положено.

– Понятно, будем ждать экспертов.

– Правильно, Константин Юрьевич, – прозвучал за спиной насыщенный тембром голос. – Не помяни черта, он и не появится.

Присутствующие расступились, в комнату вошел пожилой человек с густой шевелюрой. Он выглядел убедительно, в чем-то даже элегантно. Поставил на пол упитанный «дипломат», осмотрелся.

– Сочувствую, Константин Юрьевич, – вынес он вердикт. – Кого-то ожидает непочатый край работы. Отвыкли от такого, признайтесь? Молодой человек, – мужчина учтиво и несколько театрально склонил голову перед незнакомым сотрудником.

– Короленко Петр Анисимович, – представил коллегу Микульчин, – Болдин Павел… не могу запомнить твое отчество. Неважно, из Москвы, короче, из ссыльных.

– Как же нам не хватало свежего московского воздуха… – драматично выдохнул эксперт. – Мои сожаления, молодой человек. Но вы не расстраивайтесь, у вас еще полжизни впереди. Давайте работать – никто не возражает? Я, кстати, слышал часть вашего разговора. Молодой человек прав, орудие убийства, судя по всему, прелюбопытное.

– Любите же вы подслушивать, Петр Анисимович, – посетовал Микульчин.

Эксперты приступили к работе. Остальные вышли из дома, разошлись по территории. Чайкин опрашивал соседей, Павел искал следы. Место проникновения злоумышленника нашлось сразу – за малиной, на краю участка. Две штакетины в ограде были вынуты, в отверстие мог пролезть человек. Задумался Чекалин, видимо, представил себя злоумышленником, протиснулся через дыру, стал ворочаться в кустах, вышел на дорогу. Вернулся через несколько минут с торжествующей миной, держа двумя пальцами какой-то окровавленный ком.

– Дождевик, товарищ капитан. Валялся в скомканном виде в мусорке за углом. В отсутствие дождя можно использовать как защиту от кровяных брызг. В этой штуке душегуб и пошел на дело. Застегивается плотно, капюшон на голове. У меня такой же был, пока не порвался…

– Молодец, Геннадий, – похвалил Микульчин. – Эй, Петр Анисимович! – крикнул он в открытую дверь. – Дождевик нашли, весь в крови! Потом осмотрите, добро?

– Вот спасибо, хорошо, положите на комод… – задумчиво пропел из дома эксперт.

Появился Чайкин, сообщил, что со свидетелями беда. Люди по ночам спят, а не следят за соседями. Подошел Максимов – он осмотрел следы у ограды. Преступник был обут в резиновые сапоги 45-го размера, что совсем не говорит о его исполинском росте. Рост может быть любой – как и настоящий размер обуви.

– Служба кинологов в городе есть? – спросил Болдин. В ответ дружно рассмеялись, считай, ответили.

– Поводыри есть, – добавил Микульчин. – Но это не наш случай. Да и нет резона. Думаешь, убийца шел до дома в своих сапогах? Переобулся – к бабке не ходи. Или машину на соседней улице оставил.

– Я тут вот о чем подумал, товарищ капитан, – сказал Чайкин. – Принимаем, что пришли по душу Таманского. Человек простой – грузчик, разнорабочий. То есть фигура абсолютно бесхитростная. Кому понадобилось именно так его убивать? То есть грамотно, обдуманно, не пощадив и старушку. Конфликты в этой среде случаются. Могут рыло начистить, ножичком пырнуть – сами знаете. Но чтобы так – с тайным проникновением, тщательно подготовившись…

– Вопрос, кстати, хороший, – признал Микульчин. – Но ты же не думаешь, что я отвечу?

– Есть подвижки, товарищи? – на крыльце появился эксперт Короленко, выбил сигарету из пачки «Столичных», с наслаждением затянулся. – Нет? Я не удивлен. Дождевик обследуем в лаборатории, ждите отчета. Время смерти потерпевших – от двух до четырех часов ночи. В отчете будут данные поточнее, но вам, полагаю, без разницы. Убийца, кстати, хладнокровный человек, любит рисковать и вида крови не боится.

– Сообщите хоть что-нибудь, Петр Анисимович, – взмолился Микульчин. – Ваших отчетов пока дождешься – состариться можно. То, что убийца хладнокровный и бесчувственный, мы сами сообразили.

– Так и быть, – эксперт снисходительно, сверху вниз, оглядел аудиторию. – Орудие убийства необычное. Это не отвертка, не ножницы, а, скорее всего, стилет… не путать с ланцетом или скальпелем, товарищи офицеры, – не удержался от подколки Короленко. – Тонкое холодное оружие с удлиненным клинком и, возможно, крестовиной, заменяющей гарду. Или без таковой. Режущих граней на стилете нет, поэтому наносить им режущие раны бесполезно. Можно только колоть. Сечение у стилета круглое или овальное. Бывает четырехгранное – именно последнее использовалось в нашем случае. Это предположение, но уверен, оно подтвердится. На клинке – ребра жесткости и так называемые долы – продольные впадины по всей длине клинка. Это облегчает вес оружия и служит своеобразным кровотоком. Оружие – старое как мир. В нашей стране хождения не имело, а вот за границей – сплошь и рядом. Помните старинные доспехи? Ножом не возьмешь. А вот стилетом – можно. Тонкое острие легко проходило между чешуйками панциря или кольцами кольчуги. Хм, с интересными штуками разгуливают современные убийцы по провинциальным городкам… Наш стилет в длину не меньше тридцати пяти сантиметров. Пятнадцать – рукоятка, остальное – клинок. То есть оружие имеет глубокую проникающую способность. Горло мужчины, кстати, пронзили насквозь. Острие клинка прошло между шейными позвонками, пробило матрас на порядочную глубину.

– Спасибо за ясность, Петр Анисимович, – пробормотал Микульчин. – От вашей ясности, правда, еще больше загадок. У кого может быть стилет? Ему же место в музее.

– Выясняйте, Константин Юрьевич, выясняйте, вам за это деньги платят. Небольшие, но на поддержание штанов хватает. Думаю, орудие убийства преступник забрал с собой. Такими вещами не разбрасываются. Мы закончили, Константин Юрьевич, можно увозить тела. Пусть патрульные оповестят по рации. До новых встреч, товарищи, – эксперт манерно приподнял воображаемый котелок.

Минут через двадцать подъехала санитарная «буханка», встала у калитки. Санитары не спешили, выгружали из салона разборные носилки. Подкатил «газик» с брезентовым верхом, встал за «буханкой» поперек проезжей части. Выгрузился мрачный майор Ваншенин, осмотрелся, стал пробираться к калитке.

– Начальство нелегкая принесла, – глухо ругнулся Максимов.

– Это точно ни к селу ни к городу, – согласился Микульчин. – Здравия желаем, товарищ майор.

– Виделись, – буркнул Ваншенин, проходя мимо.

Он поднялся на крыльцо, немного помешкал, но все же вошел. Визит не затянулся – вышел слегка позеленевший, перевел дыхание.

– Что это, капитан?

– Место преступления, товарищ майор. Потерпевшие – гражданин Таманский и гражданка Заварзина. Их убили.

– Кто?

– Убийца не представился…

Майор глухо выругался. Отдельные слова в его коротком, но страстном монологе были явно не для печати.

– Вразумительные объяснения будут?

Микульчин объяснил – не тратя лишних слов. Ваншенин продолжал выражаться, но громкость убавил. Потом въедливо уставился на Болдина.

– Я знаю, товарищ майор, – Павел напустил на себя покаянный вид. – До меня такого не было. Ни драк, ни двойных убийств. Теплоходы не тонули, комбинаты не горели…

– Да иди ты, еще один остряк-самоучка, – майор мрачно посмотрел на санитаров, которые справились наконец со своими носилками и двинулись к дому.

– Там двое, – предупредил Максимов. – Вторую машину надо.

– А где ее взять? – бросил, переступая порог, похожий на мясника санитар. – Вы не переживайте, увезем обоих.

Отвернувшись, закурили, разглядывая вялые астры и гладиолусы на клумбе.

– И что вы собираетесь делать, Константин Юрьевич? – ядовито осведомился Ваншенин. – Проработали план первоочередных мероприятий?

– Да, Егор Тарасович. Надо выяснить, где в последнее время работал Таманский. Кто он вообще такой, чем по жизни занимался. Конфликты, разборки, темные делишки. Может, деньги кому-то задолжал. Может, с женщиной не с той сошелся… Заварзина не в теме, кому нужна безвредная старушка? Таманский мог залезть не в свое дело, ну, вы понимаете…

– Я ничего не понимаю, – огрызнулся Ваншенин. – И не мое это дело. Работайте – вон вас сколько. Плюс свежие московские мозги… Что надулся, Болдин, покажи себя, удиви провинциальных бездарей. Работайте, мужики, работайте, вечером жду отчет.

Фактически весь день был в их распоряжении – работай не хочу! Не объяснить местным товарищам, что нет никаких «особых» московских методов. По всей стране милиция работает одинаково. Где-то формально, где-то въедливо докапывается до истины.

Снова осмотрели место преступления. Перед тем как войти в дом, убийца вытер ноги о решетку, так что в избе своих следов практически не оставил. Только в горнице – слабый отпечаток, идентичный тем, что выявили у ограды.

Чекалин с Борисом прошлись по улице, покопались в мусоре, где убийца оставил дождевик. Но не нашли ни сапог, ни орудия убийства. В доме криминалисты выявили отпечатки пальцев нескольких человек, исключили те, что принадлежали потерпевшим. Оставшиеся «пальчики» могли принадлежать кому угодно. Вряд ли педантичный убийца не учел бы такую очевидную вещь. Но порядок есть порядок. Найденные отпечатки отправили для проверки – база уголовников, пусть и небольшая, все же имелась.

Опросили соседку Валентину Трофимовну – ту самую, что забила тревогу. Женщина оказалась впечатлительной, но вменяемой. Вечером Заварзина копалась в огороде, вела себя как обычно. Квартирант пришел в восьмом часу вечера, гремел стеклотарой. Особо постояльцев Евдокия Тимофеевна не третировала – разрешала выпить, если не в лежку. Предыдущий даже девок водил, на что она снисходительно закрывала глаза. Возможно, брала за это дополнительную плату. Этот девок не водил, пил в меру, непотребств не устраивал. Бывало, даже здоровался – если настроение позволяло.

Вчера ничто не предвещало несчастья. Примерно в девять вечера соседка вынесла из дома несколько пустых пивных бутылок, спрятала в сарай, где держала пустую стеклотару. Было тихо, постоялец уснул. Заварзина тоже ложится рано – в десять вечера ее уже не было. Да и как возиться по хозяйству, если стемнело?

«К постояльцу кто-нибудь приходил?» – пытали соседку. Та отчаянно напрягала память, но ничего сказать не могла. Странно, а ведь она никого не могла припомнить. Мужчина, конечно, бука, но чтобы совсем никого… Вспомнила! Однажды видела, как потерпевший разговаривал с мужиком. Дело было на улице, недалеко от калитки. Что-то энергично обсуждали, но на пониженных тонах. Собеседник стоял спиной, был в кепке, сутулый, куцый пиджачишко. Да и темнело уже. Расстались недовольные друг другом, но не ругались. Таманский отправился в дом, собеседник зашагал по тротуару, не оборачиваясь. Лица его Валентина Трофимовна не рассмотрела. Это было примерно две недели назад…

На вопрос, как долго квартирант проживал в Овражном переулке, женщина провалилась в задумчивость. Месяц точно, может, и побольше. Прибыл с чемоданом и сумкой за плечом. Соседка сказала, что из Рязанской области, дескать, паспорт посмотрела, самого тоже осмотрела и обнюхала – вроде приличный человек. Остальное ее не волновало, лишь бы деньги платил…

Отчет по дождевику ничем не обнадежил. Крови на нем было море. С внутренней стороны осталась пара катышков. Короленко предположил, что это порванная в нескольких местах утепленная штормовка. Утеплитель матерчатый, его частицы остались на дождевике. Если это как-то поможет уважаемой оперчасти, то он рад.

«Петр Анисимович, вы, видать, издеваетесь, – в сердцах бросил Микульчин. – В нашей стране этих штормовок – как грязи, у кого их только нет». «У меня нет», – встрял Болдин.

Связи потерпевшего выявляли долго и муторно. Последнее место работы – грузчик на продовольственной базе. Когда туда нагрянули оперативники, работа была в разгаре. Немолодые мужчины разгружали прицеп грузового «ЗИЛа» – вытаскивали из него мешки, коробки, волокли под крышу, сгибаясь от тяжести.

«Странное дело, – подумал Болдин, – в магазинах нет ничего, зато на базах есть все».

Завскладом растерялся, увидев под носом удостоверения МВД, забегали глаза, усилилось потоотделение. Как только выяснилось, что это «другое», человек воспрял, расправились плечи. Что он может сказать о своем новом работнике? Да ничего хорошего! Впрочем, и плохого сказать нечего, работает как все, обожает перекуры, еще не старый, с работой справляется. Было несколько опозданий, получил внушение. А сегодня просто не вышел! Не позвонил, что заболел, не сообщил через кого-нибудь – хотя ни с кем особо не общался. Это безобразие! Телефона у него нет, снимает где-то комнату в частном доме. Если до вечера не объявится, можно увольнять, незаменимых у нас нет!

Узнав, что произошел трагический случай (причина для прогула, в общем-то, уважительная), завскладом побледнел, вновь забегал глазами. Новость явно стала сюрпризом. Грешки у товарища водились, но вряд ли они имели отношение к убийству. Сказать про Таманского нечего, мужчина не очень говорливый. Порой замыкался, вообще ни с кем не контактировал. Другие грузчики подтвердили – тот еще бирюк. Предлагали человеку выпить после работы, нормально посидеть в каком-нибудь дворике – так нет же, отказывался. Почему? Жена со скалкой над душой не стояла. Значит, не уважал товарищей!

О себе Таманский практически не рассказывал, кроме того, что приехал из Рязанской области сменить обстановку, посмотреть мир. Чем Рязанская область отличается от Смоленской – большая загадка. Не Крым, не Магадан – вот там есть на что посмотреть. То есть на работе доверительных бесед Таманский не вел, с людьми не ссорился. Подозрительные личности к нему не ходили. Молча таскал мешки, в перерывах курил «Астру» (не самую, кстати, дешевую из сигарет без фильтра), разговоры слушал, но сам в них не участвовал.

Впрочем, кое-что забрезжило: молодой человек, с которым потерпевший в понедельник таскал мешки, вспомнил, что после обеда Таманский был заметно возбужден. На обед уходил в город, отсутствовал весь перерыв, а потом у него подозрительно блестели глаза. Что-то с человеком происходило, при этом явно положительное. Наводящие вопросы он игнорировал, а в какой-то момент даже хрипло засмеялся.

Это было все, что выяснили на продовольственной базе.

«Копаем глубже, командир?» – погрустнел Максимов.

До окончания работы оставалось время. Сотрудники снова разъехались. Предыдущим местом работы погибшего были механические мастерские. Уборка, вывоз мусора, погрузочно-разгрузочные работы. Если Таманский и владел какой-то специальностью, то в Плиевске это не афишировал.

«Что по женщинам? – задался вопросом Болдин. – Одинокий мужчина несколько месяцев жил в чужом городе и ни разу не контактировал со слабым полом?» «Ну да, ты же у нас эксперт», – среагировал Чекалин, но остальные сошлись во мнении, что идея здравая.

Таманскому еще не было пятидесяти – нормальный здоровый мужик. Тему не раскрыли, пару раз он не приходил ночевать в Овражный переулок, но где его носили черти, неизвестно. Любовными подвигами он не хвастался.

К окончанию рабочего дня личный состав собрался в отделе. Микульчин сидел за рабочим столом и явно не прочь был прилечь. Кожа побледнела, движения замедлились. Боли в животе не давали покоя. О своих проблемах Микульчин не распространялся. Павел уже понял, что лучше эту тему не задевать. Неизвестно, как долго сможет проработать человек. Сильная утомляемость, одышка, рези и колики – бегать уже не может, бывает, что и ходит с трудом. Через день посещает процедурный кабинет городской больницы. К счастью, капитан не одинок, есть жена – сама не бог весть какая здоровая. Есть сын – пацан двенадцати лет, поздний ребенок, живет с родителями.

– Чего уставился, Болдин? – недовольно проворчал Микульчин. – Имеешь что сказать? Так нечего пялиться… Час назад в РОВД приезжала дочь Заварзиной – некая Маргарита Стельмах. Плакала, убивалась – я бы сказал, не переигрывала. По-настоящему расстроена. Темными делишками старушка не промышляла, самогон не гнала, краденое не сбывала. Единственный грешок – сдавала комнату квартирантам, имея регулярную добавку к пенсии. Но это не самый лютый грех. В остальном заурядная старушка, в войну уже была на пенсии, в трудоспособные годы работала на ткацкой фабрике в Иваново. Несколько раз переезжала, в Плиевске проживала последние пятнадцать лет – поближе к дочери. Деньги в тайничке, скопленные на старость, оказались нетронутыми. Дочурка их проверила в первую очередь. Дом убийца не обыскивал. Это если кто-то думает, что основной целью злоумышленника являлась старушка – божий одуванчик. Итак, убить хотели Таманского, что и сделали. Молчаливый бирюк, сторонился компаний, пил только пиво, работал, но несерьезно – то есть задерживаться в городе не собирался. Но пришлось трудоустраиваться, чтобы не обвинили в тунеядстве. В Плиевске появился месяца два-три назад. Случалось, пропадал ночами, но нечасто. Был связан с чем-то темным, возможно, незаконным. Создается ощущение, будто ждал какого-то события. Встречался на улице с неизвестным мужчиной, которого соседка видела только со спины…

«И который мне кого-то напоминает», – подумал Болдин.

– За день до смерти выглядел возбужденным – что-то предчувствовал, ждал позитивного события, – продолжал Микульчин. – Но ждал напрасно, потому что умер.

– Мог кого-то шантажировать, – предположил Болдин.

– Мог, – согласился капитан. – Или нет. Фигура Таманского – достаточно туманная. Ни семьи, ни детей. Но паспорт не липовый, выдан в паспортном столе поселка Тымово. Я связался с Рязанью – позвонил своему старому знакомому в тамошнем управлении. По моей просьбе местные сотрудники дозвонились до поселкового отдела милиции. Обещали собрать информацию. Через час перезвонили. Таманский – фигура не вымышленная, два года проживал в поселке, где и получил паспорт. Оформлявший его сотрудник, к сожалению, скончался от болезни. В Тымово Таманский работал в строительной бригаде – занимался возведением сельскохозяйственных объектов. Душой компании не был, с людьми общался мало. Водил знакомство с местной жительницей, но это – история темная и короткая. Самое поразительное – вся предыдущая биография потерпевшего покрыта туманом. Возник в Рязанской области, а что было раньше – неизвестно, словно вылупился из какого-то фантастического измерения.

– Но такого у нас не бывает, Константин Юрьевич, – осторожно заметил Болдин. – Учет населения, отслеживание перемещения лиц – это то, что мы всегда умели.

– Но это не значит, то нельзя ничего скрыть, – отрезал Микульчин. – Особенно если человеку это надо. Будем копать, пошлем официальный запрос. В прошлом Таманского что-то было – это и привело его к сегодняшнему стилету в горле. Возможно, он не тот, за кого себя выдавал, или кого-то выслеживал, или, как предположил наш московский друг, – шантажировал…

– Сложновато, товарищ капитан, – скептически заметил Максимов.

– Простые версии тоже надо прорабатывать, – усмехнулся Микульчин. – Переспал не с той барышней, обидное слово вырвалось сгоряча…

– Но он точно перешел кому-то дорогу, – сказал Павел. – Разрешите, Константин Юрьевич, я буду отрабатывать эту версию? Есть одно завиральное соображение, пока рано о нем говорить, чтобы не попасть под шквал критики.

– Вот ты какой, – ухмыльнулся Микульчин. – Себе на уме, значит. Ну, ладно, отрабатывай свои завиральные идеи, а мы займемся делами земными. Чайкин, завтра с утра оформишь запрос и обязательно ко мне на утверждение. Все, расходимся. Болдин, завтра на работу – через отдел кадров, получишь удостоверение. Не забудь оформить временную прописку – нам перекати-поле не нужны…

– Машиной разрешите пользоваться? – встрепенулся Павел.

– Черт с тобой, разрешаю. Но ремонт и бензин – твои. Ты же не бедствуешь, а, столичный житель? В рабочее время машина должна использоваться по служебным делам. Ладно, на сегодня все, – Микульчин посмотрел на часы. – Подбросишь до дома, старлей, и катись по своим делам.

– И меня, – оживился Чайкин.

– А ты перебьешься, молодой еще…