Текст книги "Смерть под куранты"

Участь убийцы

Накинув пальто и шапку, Стас вышел на мороз. Макса он нашел сидящим на заснеженных качелях. Журналист не прогнал его, даже подвинулся, освобождая место.

Уже спасибо!

На снегу Стас увидел несколько окурков.

– Подобрал бы, – буркнул он назидательно, указывая на небольшую урну метрах в десяти. – К утру снегом занесет.

– Да пошел ты!

– Я-то уйду, мне нетрудно, а ты с чем останешься? – Ему показалось, что так проникновенно он с Максом никогда не говорил – ни в школе, ни после ее окончания. – Повторяться не буду, свое сочувствие я уже выразил. Мы оба мужики, поэтому буду конкретен: ответишь на пару вопросов или так и будешь меня посылать? Кстати, вот-вот начнут куранты бить…

– Хрен с ними, с курантами. Меньше всего мне сейчас хочется присутствовать там. Начиналось всё замечательно, а кончится, я чувствую…

– Я тоже чувствую. Не знаю – как, но чувствую.

– Убийцей может оказаться кто угодно, – горячо заговорил журналист, с трудом сдерживая рыдания. – Например, ты, Стасик, почему бы и нет? Ты не примерял на себя эту участь? Мне кажется, она тебе впору.

Будучи совершенно не готов к подобному повороту разговора, Корнейчук даже всхрапнул. Но убитый горем муж имел право на любую версию, в том числе и на такую. Стас печенкой это чувствовал.

– И какой у меня мотив? Зачем мне убивать твою жену?

– Мотива ни у кого нет, – развел руками Макс, качая головой. – На первый взгляд, по крайней мере. Я уже думал над этим, прикидывал и так, и эдак. Но ты, согласись, такой же подозреваемый, как и все остальные. Мы в равной ситуации.

– Лучшая защита – это, конечно, нападение. – Стас понял, что он либо сейчас повернет разговор в нужную для него сторону, либо никогда. Потом не будет ни времени, ни желания. – У Лены, насколько я помню, частенько болела голова, в школе, кажется, случались обмороки.

– Да, это так, и что? Сейчас у нее не обморок.

– Она тебя не просила никогда сделать ей укольчик, например, той же глюкозы?

Макс улыбнулся, мотнул головой, достал из пачки сигарету:

– Иными словами, ты интересуешься, говоря медицинским языком, владею ли я техникой вкалывания в вену? Отвечаю: да, владею, и вкалывал Ленке в вену укол много раз. Ей действительно помогает… помогал… внутривенный укол глюкозы. У нас дома целая упаковка ампул. Она на глазах веселела, на щеках появлялся румянец. Можно было еще горячий сладкий чай попить или кофе. Но после кофе у нее учащалось сердцебиение.

Макс закурил, глубоко затянулся. Сыщик не спеша продолжал гнуть свое:

– Сегодня она тоже попросила тебя сделать укол?

– Никак нет, гражданин начальник. У нас ни глюкозы, ни шприцев с собой не было. На ночь всего приехали-то! Кто ж мог подумать!

Стас развернул на коленях вафельное полотенце. Увидев шприц с остатками лекарства, журналист бросил только что закуренную сигарету в снег, вскочил и, схватившись за голову, принялся ходить из стороны в сторону.

– О черт! Тебе доставляет удовольствие показывать мне…

– Никакого удовольствия мне это не доставляет, – оборвал Макса Стас. – Я лишь хотел узнать, из такого же шприца ты вводил ей дома в вену глюкозу или нет? На пять кубиков.

– Нет, это шприц, скорее всего, из аптечки Жанки, она такими инсулин себе делает.

– Откуда ты знаешь?

– У меня теща диабетик, знаю, даже приходилось делать пару раз укол.

– Та самая теща, – уточнил сыщик, щелкнув пальцами, – которую прооперировали в Горьком пять лет назад по поводу порока сердца?

Журналиста словно обухом по голове ударили, и он едва устоял на ногах. Присев рядом с сыщиком, он уточнил:

– Что ты этим хочешь сказать?

– Только то, что сказал.

– Ну да, ее самую… Маргариту Аркадьевну.

– Все-то у тебя по паре раз, – подозрительно произнес сыщик, снова заворачивая шприц в полотенце. – На север области ты ездил пару раз, укол делал теще тоже пару раз… Все складывается одно к одному. А скажи-ка, этот платочек тебе знаком?

С этими словами Стас достал из кармана платок, найденный под подушкой убитой. Макс какое-то время разглядывал улику, потом вернул обратно:

– Ничего особенного, такими обычно Лёвик свои очочки протирает, насколько я помню. А где ты его нашел?

– Возле тела твоей жены.

– Кто бы сомневался!

– Я сомневаюсь, – вставил Стас фразу. – Это точно его платок?

– Откуда я знаю? Зачем кому-то подкидывать его?

– Например, настоящему убийце, чтобы направить следствие по ложному пути. Все же знают, как часто Лёвик протирает свои любимые очки, все видят его платок. Почему бы не подгадить человеку?

Макс какое-то время молчал, крутя головой. Потом рубанул ребром ладони морозный воздух:

– Если брать только факты, не обращая внимания на домыслы, то… Как ни крути, лучше всего в вену попадает твоя жена, она всё-таки врач. Ей сподручнее всего. Думаю, подобные манипуляции она выполняла намного больше нашего с тобой.

Стас вскочил, уронив при этом сверток на снег. Макс быстро наклонился и поднял его.

– Ты на что намекаешь? – строго спросил Корнейчук.

– На то, о чем ты и подумал, – спокойно возвращая сверток, ответил журналист. – Мы все в одинаковом положении, и мотив укокошить мою жену может быть у кого угодно.

– Последний вопрос, если ты не против. Помнишь, Валентину кто-то словно под столом пнул, когда мы рассматривали фотографии из черного конверта?

– Ну, было дело. Помню, а что?

– Кто, по-твоему, это мог быть?

– Понятия не имею. Наверное, тот, кто не хотел, чтоб она продолжила фразу. Это известный киношный трюк.

Наказание для кошек

Со стороны дачи донесся звон металлических ударов.

– Как на зоне, – усмехнулся Макс, повернув голову в сторону крыльца, на котором стояла хозяйка дачи, держа поднос и половник. – В тюрьме сейчас ужин – макароны.

– Ребята, куранты бьют, шампанское выдыхается. Ну где вы?!

– Идем, идем, – успокоил хозяйку Стас, направляясь следом за журналистом. Сделав несколько шагов, тихо заметил: – Хотя наш разговор не закончен, вопросики остались.

– Как скажешь, – донесся до него голос идущего впереди Макса.

Что могло произойти пять лет назад? Разумеется, кроме операции на сердце мамы Лены, проведенной в Горьком. Что заставило Макса столь странно отреагировать на простой вопрос об операции? Стас чувствовал, что это как-то связано с убийством бывшей одноклассницы. И выявить эту связь – одна из первейших его задач, которых, кстати, становилось всё больше.

К столу они подошли вовремя: куранты Спасской башни как раз отсчитывали удары. Пришедшие едва успели взять бокалы, как зазвучал гимн Советского Союза, все начали чокаться.

– Стасу с Максом за опоздание вообще-то штрафная полагается, – пробурчал Антон, закусывая бутербродом с икрой.

– Мы не против, – ответил журналист, опростав свой бокал. – Мы с мороза, нам согреться не помешает.

Стас заметил, как Валентина показывает ему глазами, что надо бы поговорить. Но сделать это следовало незаметно для остальных. Недолго думая, он подошел к проигрывателю «Арктур». Обернувшись, понял, что за ним никто не наблюдает. Незаметно отодвинув дверцу и сделав вид, что выбирает, какую музыку поставить, поверх пластинок засунул завернутую в вафельное полотенце улику. После чего нашел в коллекции диск ABBA, и через минуту гостиная наполнилась звуками любимой мелодии.

Пригласив жену на танец, Стас краем уха уловил фразу, брошенную Максом: «Пир во время чумы».

– Ну, какие соображения? – поинтересовалась Валентина. – Как идет следствие? Надеюсь, ты теперь уже не собираешься уехать отсюда?

– Я правильно понимаю, – прошептал Стас на ухо жене, – что ни о каком аттракционе речи уже не идет? Раз такие события вершатся.

Валентина наморщила лоб:

– Хороший вопрос. Посмотрим на поведение некоторых сограждан. Честно говоря, я забыла об аттракционе. Хотелось, конечно, тем более что костюм Деда Мороза тебе подошел бы, как никому другому. Но… увы, не всё зависит от меня.

– Не говори загадками.

Валентина вся напряглась, легонько стукнула его по предплечьям:

– Кто-то, кажется, еще недавно хотел уходить. А сейчас что?

– Собираюсь. Вот потанцуем, принесут горячее, отведаю форель по-французски и… рвану не глядя. Ты со мной?

Валентина ущипнула его за мочку уха:

– Если собираешься исчезнуть, зачем тогда спрятал в отсеке с пластинками сверток с уликой? Ты кого хочешь обвести вокруг пальца, Корнейчук?

– Экая ты глазастая! – с досадой произнес Стас, сжимая стройное тело жены в своих объятиях. – Мне казалось, никто не видит.

– Никто и не увидел… кроме меня. Честно! Но я-то тебя знаю. Итак, я вся внимание и с замиранием сердца жду, жду, жду…

Стасу ничего другого не оставалось, как изложить супруге то, что удалось выведать.

– Я спросил у Лёвика, что у него с ухом. Он ответил, что на спор к нему степлером фотографию прикалывал. Полгода назад.

– Оригинально, – хохотнула жена, уткнувшись Стасу в плечо. – Каждый по-своему с ума сходит, только врет, по-моему, твой Лёвик. Причем без зазрения совести.

– Ты считаешь? Это почему же?

– Уверена. От степлера две точки от проколов остаются, соединенные кровавой полоской. А у него точка одна, вернее, мощный рубец. Скажи он, что его кто-то за ухо гвоздем приколачивал к стене – выглядело бы в сто раз правдоподобнее. И можно было с натяжкой принять на веру. Знаешь, у нас в деревне так кошек наказывали, если они мышей не ловили.

– Как? – не понял Стас.

– Шилом прикалывали к доске за ухо. Многие уши себе рвали.

– Какое варварство! Садизм!

– Думаю, не большее варварство, чем то, что случилось с Лёвиком. Скорее всего, он не скажет, будет молчать как рыба. Его, как тех самых кошек, приколачивали к чему-то. Попомни мое слово!

– И как давно это случилось, по-твоему?

– Месяц назад, не больше. Может, меньше.

– Тебе можно верить? – лукаво спросил он.

– Мои пациентки мне верят.

– Слушай, мне тут мысль пришла. – Стас от волнения наступил жене на ногу, за что тотчас схлопотал чувствительную оплеуху. – Ты и бывших одноклассниц наблюдаешь? Они, наверное, к другому гинекологу не пойдут?

– Наблюдаю, а что? Никак не пойму, к чему ты клонишь?

От Стаса не укрылось, как напряглась супруга. Выходит, немало секретов от мужа у доктора Валентины Корнейчук! Да еще таких, которые вызывают дрожь. Надо бы быть осторожнее…

– Ты общаешься с ними куда чаще, чем я.

– И что? Они такие же женщины, – напряженно отреагировала супруга, словно чувствуя, что ее ждет подвох, – как все остальные, с кем я не имела чести учиться… Каких-то анатомических особенностей у них не наблюдается. В чем суть вопроса?

– Хотя бы в том, что с Жанкой я, к примеру, со школьной поры не виделся, а ты, наверное, совсем недавно.

– Вон ты о чем, – расслабленно выдохнула Валентина. – Типа я в курсе всего, а с тобой, значит, не делюсь, такая-сякая. Я-то думала! Ну да, приходят на медосмотр, общаемся. Ты же к урологу ходишь…

– Ни разу не был, если честно, – признался Стас.

– Что тебя конкретно интересует?

– Между вами наверняка складываются доверительные отношения.

– Это от конкретного доктора зависит, вообще-то, – натянуто улыбнулась Валентина, сбившись с ритма танца, – но мне доверяют. До сегодняшнего дня, по крайней мере.

– И секреты свои, – осторожно предположил сыщик, чувствуя, что напряжение достигло апогея, – сердечные… тоже?

Видимо, чтобы себя не выдать, супруга отстранилась от него:

– Ты хочешь узнать, какие секреты мне доверяют бывшие одноклассницы? Лучше тебе их не знать. Они женские, неужели не понятно?

Чувствуя, что еще немного, и Валентина перестанет танцевать, сыщик решил сменить тему:

– Теперь про убийство… Как ты думаешь, укол в вену был сделан в комнате, когда Лена поднялась, или до этого? Иными словами, она сидела за столом, уже будучи отравлена?

– Конечно, заранее. Я помню, сколько времени прошло. Все было сделано раньше, минут за десять-пятнадцать до застолья.

Стас заметил как бы невзначай:

– Кое-кто считает, что лучше тебя в вену никто не попадет.

– В смысле?

– В том смысле, что ты и убила Ленку. Ей же яд в вену влили.

Супруга вновь напряглась и прекратила танцевать, отстранившись от него. Он последовал ее примеру, так они стояли какое-то время друг напротив друга.

– И какую информацию ты еще… надыбал за эти… полчаса?

Стас решил рассказать супруге всё, что знал сам.

Ему казалось, так станет легче ему самому. Пусть ненамного, но…

– Еще под подушкой у трупа я нашел платок, которым Лёвик обычно протирает свои очки. Думаю, его подкинули. Это куда вероятнее, нежели что убийца… его там забыл.

Валентина понемногу расслабилась, начала танцевать, ее горячий шепот опять зазвучал мужу прямо в ухо.

– Как знать… Может, и забыл. Помнишь, как труп лежал?

– По диагонали вроде, – произнес Стас, почесав затылок.

– Вот именно, сама Ленка так лечь никак не могла. Это не укладывается в голове. Значит, перекладывали, а когда перекладываешь труп, то можешь переложить что угодно, подушку например. Сдвинуть, перебросить и – накрыть платочек. Случайно! Ты же заметаешь следы, торопишься и не всегда смотришь, куда кладешь подушку. Раз – и накрыл платок, которым, к примеру, ручки протирал. И не увидел, забыл. Ты ведь торопишься, сердечко колотится, скорее-скорее.

Стройная теория на его глазах превращалась в домик поросенка Ниф-Нифа, и ветер начинал его дербанить из стороны в сторону. Получается, платок можно как подкинуть, так и просто забыть. Одно напрочь исключает другое и не зависит от него никак. Ай да Валентина!

Он и не заметил, что они с женой давно танцуют вдвоем, остальные куда-то исчезли. Где еще можно испытать такое: по даче бродит убийца, возможно, выискивает свою очередную жертву, а они танцуют, позабыв обо всем…

– Кстати, у тебя не создалось впечатления, что Макс симулировал обморок, грохнувшись на ступеньках?

– Нет, по-моему, – ответила, чуть поразмыслив, жена. – Он натурально отключился.

– Тогда самое главное, – с придыханием прошептал Стас, придав лицу загадочное выражение. – Приготовься!

– Не поняла. Выходит, то, что перед этим прозвучало, – второстепенное? Так сказать, прелюдия? Предыстория?

– Для меня – да. Итак, колись, кто тебя пнул под столом во время просмотра фотографий, кому ты сказала «помнишь» и кому выговаривала потом на балконе за подобную выходку, дескать, всё быльем поросло…

– Да уж, если вцепишься, то не отпустишь… Придется…

Но ответить на вопрос Валентина не успела.

С больной головы на здоровую…

Неожиданно сверху со стороны комнат раздался душераздирающий вопль.

– Жанка! – догадался Стас.

– Да, вроде… – согласилась его супруга. – Что ж орет-то так?!

Через минуту он столкнулся с Лёвиком у двери их с Жанной комнаты. Фотограф растопырил руки, загораживая собой проход.

– Не пущу! И не проси! Я тебе говорил, – взволнованно лепетал он, как всегда причмокивая, глядя то поверх очков, то сквозь них. – Жанка обнаружила пропажу шприца. Я предупреждал, что будет истерика. А ты проигнорировал. Всё из-за тебя!

– Почему из-за меня? Ты с больной головы на здоровую не перекладывай! Сам, небось, сказал, что ее шприцем сделали смертельный укол Ленке, – наступал на него Стас. – Ведь так, проболтался, признайся!

Поначалу Лёвик пытался отмалчиваться, но спустя минуту вынужден был согласиться:

– И что с того? Рано или поздно сама бы узнала. Хоть от тебя, хоть от кого-то другого. Так лучше пусть от меня. Я просто назвал вещи своими именами.

– Своими, говоришь? – Стас укоризненно покачал головой. – То есть выдать своему родному человеку, самому близкому, что из его шприца только что убили бывшую одноклассницу. Это называется – вещи своими именами? Да ты садюга, каких свет не видывал! Держал бы язык за зубами, и не было бы ничего. Болтун!

Они какое-то время стояли друг напротив друга, Лёвик сверлил глазами Стаса поверх очков так, что тому показалось, будто зрение у фотографа дай бог каждому и очки ему за ненадобностью.

– Ты куда глазеешь? – поинтересовался с подозрительностью Лёвик.

– На ухо твое смотрю, – честно признался Стас, – думаю, если бы это действительно был степлер, то…

– А ты не думай, сразу легче станет.

«Так, – подумал Пинкертон, – уже неплохо. Так круто перебить мало кто умеет. Не такой уж он и тютя, этот Лёвик! Значит, внутри него сейчас – натянутая струна. С чего бы?»

– Кстати, ты негативы нашел? – резко сменил тему разговора Стас.

– Издеваешься? Где их сейчас найдешь!

– Скажи вот еще что… Помнишь, еще до боя курантов, до нашей со Снегиревым стычки я выходил на улицу, потом ко мне вышел Макс. Не заметил, кто поднимался с Валентиной наверх на балкон?

– Вроде как я поднимался, – пожав плечами, произнес не совсем внятно фотограф. – Только я на балкон не пошел, я к себе направился.

В этот момент дверь в комнату Игнатенок отворилась, из-за нее показалась заплаканная Жанна. Всхлипывая, она обессиленно навалилась на мужа, обняв того за плечи:

– Лёвик, поехали домой. У меня уже во рту сушит, сахар пополз… Я не останусь здесь ни часа больше! Не могу!

– Хорошо, хорошо, котенок, – привычно засуетился Лёвик, – сейчас соберемся и уедем. Только такси заказать надо предварительно. Сейчас я сбегаю до Антоши, поговорю. Он разрешит позвонить, такси приедет, и мы укатим отсюда. И забудем всё произошедшее как страшный сон.

Стас наблюдал за умиленными расшаркиваниями фотографа перед супругой, взирал на его сюсюканья-причмокивания и вдруг поймал себя на том, что всё выглядит настолько органично, что не придерешься.

Кроме одного – небольшого розового рубца на ушной раковине. И этот рубец постоянно притягивал взгляд.

Когда Лёвик направился вниз к Антону, Жанна тотчас поспешила скрыться в комнате. Преграда в виде фотографа с растопыренными руками теперь отсутствовала, и Стас решил внаглую воспользоваться ситуацией.

Постучав, он приоткрыл дверь:

– Жанна, я понимаю, тебе сейчас плохо, хотелось бы побыть одной, но… Есть вещи, которые нельзя откладывать. Убита твоя подруга.

Жанна лежала ничком на кровати, отвернув голову к стене:

– Пошел вон, Корнейчук, не до тебя сейчас. Я слышала, что ты говорил Лёвику. Главный садист ты, а не он. Кто зажал шприц? Ты! А больше мне сделать укол инсулина нечем. Видеть тебя не хочу.

Стас решил идти ва-банк:

– Ты знаешь, откуда у Лёвика шрам на ухе?

– По собственной глупости получил, детство взыграло в одном месте, даже вспоминать не хочется.

– Ты видела этот степлер? Эту приколотую к уху фотографию?

Жанна повернула опухшее от слез лицо к Стасу:

– С ума сошел? Нет, конечно. К счастью, меня на той вечеринке не было. Я терпеть не могу кровь, меня сразу же от одного ее вида мутить начинает. Не приведи господи!

– Когда это случилось? Когда появился шрам у него на ухе?

– Давненько уже, где-то осенью. – Жанна вдруг зевнула, не успев прикрыть рот ладонью. – Помню, дождь шел в тот день.

– Что это была за вечеринка?

– На работе у него, то ли день рождения отмечали у начальника, то ли родился кто-то. Что мне там делать? Я никого не знаю. Скука.

Кто настоящий трус?

Спускаясь по лестнице, Стас услышал голос Михаила Державина – значит, по телевизору начался «Голубой огонек». В кресле сидели хозяева дачи – Антон и Мила и о чем-то шушукались. Едва увидели Стаса, сразу же замолчали.

– Как идет расследование? – поинтересовался Снегирев, не сводя глаз с сыщика. – Если нужна какая-нибудь помощь, только заикнись.

– Единственная помощь, которая требуется, – как можно более обыденно, словно доцент кафедры на лекции по сопромату, конкретизировал Стас, – это вызвать нам с супругой такси.

Услышав про такси, Антон поиграл желваками, потом процедил сквозь зубы:

– Хочешь слинять? Струсил?

– Струсил ты, когда я предложил вызвать милицию. Так струсил, что даже передо мной извинился. Трусишь и сейчас, когда чинишь препятствия нашему отъезду. Я даже не прошу дать мне телефон, хотя это твоя обязанность, я прошу просто вызвать такси.

– Ну, хоть что-то по расследованию ты мне скажешь? – взмолился Антон, вскинув вверх руки. – Или так и не продвинулся ни на йоту?

– Скажу две вещи. Первое: в том, что здесь произошло, виноват и ты. Без сомнения! Я пока не знаю, в чем конкретно заключается твоя вина, но она есть, в этом я уверен. И второе, ты что-то от меня и сейчас скрываешь, боишься признаться. Так кто из нас настоящий трус?

По тому, как залилось краской лицо Антона, Стас понял, что попал в точку. То, что рядом сидела Мила и слышала весь их разговор, сыщика не смутило. «Что ж, возможно, так даже лучше», – подумал он.

– Не понимаю, что ты имеешь в виду, – признался тем временем Снегирев. – Не говори загадками. Имей совесть, мы все немного выпивши.

– Разреши мне пообщаться с твоей женой без свидетелей.

– Ради бога, – усмехнулся хозяин дачи, испытав, кажется, облегчение от того, что ему удалось вывести себя из-под удара. Пусть и ненадолго.

Оказавшись с Милой на кухне среди ароматов специй, шкворчащих сковородок и булькающих кастрюль, Стас немного растерялся. Дело в том, что, занимаясь готовкой (а в том, что хозяйка дома – первоклассная кухарка, не было сомнений ни у кого), Мила чувствовала бы себя как рыба в воде. Он же среди всей этой вкусовой магии – наоборот, как рыба, выброшенная на берег. Ситуацию будет контролировать Мила, а должен он.

Почувствовав это, хозяйка успокоила его как могла:

– Не волнуйся, обещаю быть предельно откровенной. Задавай любые вопросы. Отвечу как на духу.

Подбодренный таким признанием, он ринулся в бой:

– Мила, скажи, убитую и Антона что-то связывало?

– Думаю, нет, иначе я была бы в курсе. Снегирев, конечно, ловелас еще тот, всех его пассий я знаю наперечет. Но Ленки среди них не было. Ты ведь это имел в виду?

Мысли в голове сыщика плясали, вопросы рвались наружу, норовя обогнать друг друга. Главное было – не забыть ни о чем.

– Помнишь, я выходил на улицу, еще до того, как куранты стали бить… Еще до ссоры с твоим Антоном. Кто выходил в тот момент с Валентиной на балкон?

– Как ты выходил на крыльцо, помню, к тебе потом еще Макс, кажется, вышел, а кто наверх поднимался, убей, не помню.

– Ты в курсе, как работает ваша сигнализация на даче?

– Если вовремя не отключить, то через три минуты заорет. Где отключать, как ставить, извини, не покажу – секрет, сам понимаешь.

– Только заорет? Больше ничего?

– Сигнал на пульт милиции поступит.

– Такое уже случалось? Кто-то пытался вскрыть вашу дачу?

– Нет, слава богу. Ой, ворона… – Мила неожиданно всплеснула руками, едва не выронив медный половник, которым наливала воду в кастрюлю. – Вот уж ворона! Перелила рассол. Сейчас протру.

Стас взглянул на пол, куда указывала хозяйка, и увидел там небольшую лужу. Мила уже хлопотала со шваброй, когда он задал следующий вопрос:

– Во время просмотра фотографий, помнишь, пауза возникла… Валюха что-то хотела сказать, но ей не дали. Она замолчала.

– Что-то такое припоминаю, но что имела в виду твоя жена – не в курсе. Она ведь гинеколог, сам понимаешь…

– Не понимаю. Что ты конкретно имеешь в виду? Мелочей здесь быть не может!

– Ну, увлеклась, могла сболтнуть то, что не предназначалось для мужских ушей. О нашем, женском, что тут непонятного?

– Что ты сама думаешь, кто мог… убить Лену Седых?

– Ума не приложу, даже приблизительно не представляю.

Услышав последние слова хозяйки, Стас испытал разочарование. Так тараторил, и – никакой информации в ответ. Хотя другого он, увы, не ожидал. Просто примерная семья, дружная компания, хоть сейчас в золотую рамочку помещай и на стенку вешай.

А в комнате наверху лежит труп!

Смутно ощущая, что Мила что-то недоговаривает, он чувствовал, что недоговаривают все: и Макс, и Лёвик, и Жанна, и Антон. Все понемногу, а в целом набирается…

Но что именно они скрывают, понять не мог. У них что, круговая порука, как в романе «Убийство в “Восточном экспрессе”»?

Даже Валентина что-то скрывала! И от кого? От него, своего мужа!

Не предназначено, видите ли, для мужских ушей. Ну-ну…

Что, Пинкертон, облажался? Да, дела.

Он уже выходил из кухни, когда Мила его окликнула. Обернувшись, Стас увидел, как она манит его пальцем обратно. В другое время он бы счел это неприличной наглостью, а тут молча вернулся, как будто так и надо.

– Взгляни на подставку для ножей, – приказала хозяйка дачи.

Стас посмотрел и сразу все понял. Одна ячейка пустовала. Кто-то своровал кухонный нож!

– Ты не можешь ошибаться? – уточнил он у Милы. – Может, сама брала и забыла вернуть на место.

Ответ хозяйки обескуражил:

– Мамой клянусь, перед застольем все ножи были на месте! И склерозом я пока не страдаю. Рано еще.

Нахмурившись, Стас произнес вполголоса, почти прошептал:

– Тогда ни одна живая душа на даче не должна знать об этой пропаже! Даже Антон! Ни слова!