Текст книги "Древние корни Руси. Сцилла и Харибда человечества"

Часть II
В парке Чаир…

1

Правильно, в чаир надо приходить весной. И непременно – в апреле!

Я открыл глаза и увидел перед собой высокого мужчину в ветровке с рюкзаком, небрежно наброшенным на плечо. Откуда он взялся? Кругом ведь никого не было.

– Вы кто? – спросил я.

– Алексей.

Мужчина протянул мне руку, и я почувствовал стальную силу его рукопожатия.

– Кир… – выдавил я из себя и тут же поправился: – Вообще-то, я Кирилл.

– Очень приятно, – Алексей улыбнулся, – а я смотрю – человек в траве лежит. Дай, думаю, подойду. Может быть, помощь нужна?

– Не нужна… – вздохнул я. – Просто отдыхаю…

Алексей недоверчиво поднял брови.

– Странное место для отдыха.

– Почему же, – возразил я, – отличное место, тихое…

– Н-да… – протянул Алексей. – Тихое… Впрочем, я и сам люблю сюда ходить.

Настала очередь удивляться мне.

– Выходит, вам можно, а мне нет?

Алексей отошёл на пару шагов в сторону.

– Бога ради, лежите себе! Просто за десять лет я впервые увидел здесь отдыхающего. Вот и заинтересовался.

Я горестно вздохнул. Всё очарование моего безмятежного времяпрепровождения как рукой сняло. Припёрся этот мужик, стал нести всякую чушь. Что за люди! Даже полежать в траве несколько минут спокойно нельзя…

Резко поднявшись, я сел и машинально провёл рукой по голове, сбрасывая с себя застрявшие в волосах травинки. Алексей отошёл ещё на несколько метров, как будто испугался моего резкого движения, и уже на почтительном расстоянии продолжил наш разговор.

– Я смотрю, вы не здешний?

– Нет, – быстро сказал я, – приехал сюда специально.

– У вас в селе есть родня?

– Никого нет! Просто захотелось здесь побывать.

Алексей понимающе кивнул головой.

– Бывает…

Я ничего ему не ответил, давая понять, что разговор закончен. Тогда мой навязчивый собеседник поправил рюкзак и, попрощавшись кивком головы, пошёл по еле видимой тропе к ближайшему кустарнику. Когда шум ветвей стих, я снова лёг в траву. Надо же – «бывает». Какое ему вообще до меня дело? Я что, у него на огороде лежу? Нет же!

Попытавшись успокоиться, я стал наблюдать за облаками, которые медленно плыли по синему небу. Хорошо, что сегодня такая погода. Вообще-то, апрель часто капризен. В любой момент могут набежать тучи и пойти дождь, или всё пространство затянет туманом и сырость станет медленно проникать в каждую клеточку твоего организма.

Гораздо ниже облаков надо мной грудились ворохи белых цветущих крон. Их было так много и они приобретали такие замысловатые очертания, что эти кроны деревьев вполне можно было принять за облака.

Сочетание цветущих деревьев и облаков меня просто завораживало, делая само моё состояние невесомым. Будто бы и я, как зачарованный, белой дымкой медленно плыву над травой, составляя с цветущими кронами и далёкими облаками единое неразделимое целое.

Как я вообще здесь оказался, в этом благоухающем, цветущем весеннем раю? Дело случая. Обычно один или два раза в год я приезжал в Крым. В Севастополе жила моя престарелая родственница, которая с радостью меня принимала. Звали её Марией, и всю свою жизнь она проработала на кораблях коком. Конечно, теперь она уже не плавала, сидела дома и явно скучала. Так что моё появление было для старушки из числа развлечений. Я мог подолгу рассказывать о своей собственной жизни, а Мария лишь кивала головой – мол, надо же, как оно бывает. Желая её удивить, я нещадно врал, на ходу сочиняя всякие небылицы. Впрочем, Мария ни разу меня не раскусила.

Зачем я приезжал в Крым? Нет, нет, не купаться. Море меня не интересовало. Я любил горы. Впрочем, почему любил, я и сейчас люблю. Давным-давно возникла эта любовь. И как мне кажется, с годами она стала взаимной. Каждый раз горы одаривают меня своими неповторимыми красотами, постепенно открывая самые затаённые, предназначенные лишь избранным уголки.

Впрочем, любование природой не являлось для меня главным. Я изучал Крым, изучал горы, постигая тайны этих мест. Начав с малого, я увлёкся, провалился по уши в глубины Крыма, осознал всю его необычность. Шаг за шагом, от одного приезда к другому мне открывалось нечто новое, ранее непознанное или уже забытое людьми, стёртое с памяти человеческой цивилизации. Постепенно у меня появились друзья из числа тех, кто живо интересуется прошлым, стараясь отыскать в нём то, что так тревожит, так волнует и зовёт за собой. Иногда мы переписывались и перезванивались. Иногда я навещал их дома, но чаще – мы вместе выбирались в горы, исследуя заинтересовавшие нас места.

Вот и на этот раз я завалился в гости к своей родственнице в Севастополе. А уже на следующий день отправился в Ялту. Здесь жил один мой старый знакомый. Я познакомился с ним ещё в молодые годы, когда приехал отдыхать по путёвке на одну из многочисленных баз Крыма. Этот человек работал там инструктором, прекрасно знал горы. Главное – любил их. Мы подружились, хотя такое знакомство казалось временным. Тем не менее общее увлечение сдружило нас. И вот теперь настало время снова повидаться.

Я взял билет до Ялты и удобно устроился на кресле у окна. Хорошо, что я приехал в апреле. Природа в Крыму расцветает, на улице тепло, а отдыхающих ещё нет. И очередей, в том числе на автобус, тоже… Благодать! Никто тебя не толкает, не суетится, не давит своими рюкзаками. Нет, в Крым надо приезжать не летом, а весной!

Когда автобус вынырнул из горного ущелья в небольшую и очень уютную Варнаутскую долину, я вдруг забеспокоился. Это место меня волновало с детства. Когда-то отец возил меня, ещё мальчишку, по этому же маршруту в Ялту, и тогда в Варнаутской долине я вдруг почувствовал резкий прилив сил, и мгновенное радостное чувство разлилось по всему телу. Надо сказать, что в те годы я весьма болезненно переносил длительные автобусные переезды. А по горному Крыму, изобилующему серпантинами – тем более. Не удивительно, что после каждой такой «экскурсии» земля уходила из-под ног и не хватало воздуха, чтобы восстановиться. А здесь, в Варнаутской долине, такой прилив сил и необыкновенная радость. К чему бы это? Но никакого разумного объяснения тогда я не нашёл.

По прошествии многих лет, уже будучи взрослым человеком, я много раз вспоминал тот случай. И конечно, это происходило каждый раз, когда проезжал это же место в горах. Варнаутская долина, чем ты меня так притянула?

Вот и сегодня, как только автобус миновал ущелье Сухой речки и я увидел знакомые очертания гор, сразу же вспомнился тот крошечный эпизодик из далёкого детства. Подумалось: «А ведь эту загадку я так и не разгадал…» И тут же созрело решение.

Я резко поднялся со своего места и по узкому проходу подошёл к водителю и попросил остановить автобус. Я вышел и махнул рукой – езжай!

– Но у вас билет до Ялты, – возразил водитель.

– Я остаюсь!

Когда автобус отъехал, я увидел на противоположной стороне шоссе остановку с мозаичным панно – бегущими оленями. А сверху надпись: «Резервное». Так называется село, ближайшее от трассы. И тогда я понял, что надо идти именно туда.

2

Шёл я минут сорок или час. Шёл не спеша, оглядываясь по сторонам и пропуская проносящиеся мимо легковушки. Пару раз водители притормаживали, мол, не надо ли подвезти. Но я отказывался. Мне некуда было спешить. В Ялту я уже не попадал, а для осмотра крошечного села времени было в избытке. Тем более я не представлял, что именно меня интересует, где находится тот источник, который однажды возбудил во мне такой прилив радости.

Час или два у меня ушли на то, чтобы исследовать Резервное и его окрестности. Крошечное сельцо, никаких достопримечательностей и ничего такого, что могло бы пробудить мой интерес. Я влез на гору, которая возвышалась над селом, и полюбовался оттуда Варнаутской долиной и открывающейся перспективой главной гряды Крымских гор. Красиво, но не более…

Я спустился в село и исследовал балку, по которой можно было дойти до перевала, за которым открывалось море. И, уже порядком уставший, вернулся назад, в Резервное. Здесь, недалеко от двух колодцев, я и заприметил небольшой цветущий сад. Он вклинивался в лес, которым были покрыты близлежащие горы, и, наверное, правильнее было бы его назвать частью леса с цветущими деревьями. Я не знал, что это за сорта – груши, алыча, абрикосы, мне было безразлично. Просто здесь было хорошо, и сразу же возникло желание устроить привал именно здесь.

Лёжа на траве мне представились картины с горными долинами, неприступными вершинами, где всегда гуляет ветер, а где-то внизу о грозные скалы бьётся синью далёкое море. Наверное, я уснул, ибо совершенно не слышал шаги приближающегося ко мне человека. А его слова были как гром среди ясного неба. Как он сказал: «Апрель – лучшее время…» И что-то ещё по поводу чаира. Шутник… При чём здесь чаир? Кстати, а что это вообще? Слово знакомое, где-то я его уже слышал…

Я поднялся, напоследок послав воздушный поцелуй ближайшему от меня цветущему дереву, набросил на плечи слегка примятую куртку и двинулся в обратный путь. Проходя колодцы, которые я уже видел прежде, обратил внимание на местного жителя, который набирал в вёдра воду. Я попросил напиться, а он безропотно согласился. Вода была холодная и очень вкусная. Поговорили с минуту ни о чём, и я пошёл дальше. В этот момент в голове всплыло: «В парке Чаир распускаются розы, в парке Чаир та-та-та-та весна…». Это же песня такая или романс старинный! Я почти не помнил слов, но начало всё же в голове вертелось.

Распускаются розы… Кстати, когда они распускаются? Но там, где я только что отдыхал, никаких роз не было и в помине. Шиповник был, только он ещё не цвел, а вот роз – не было!

Резервное осталось позади, а я шёл по уже знакомой дороге в направлении шоссе, желая вернуться домой, в Севастополь. Неожиданно мои размышления прервал горный орёл. Он сидел на высоком дереве, рядом с дорогой, и при моём приближении тяжело соскочил с ветки и, махая своими могучими крыльями, полетел куда-то в сторону. Наверное, ему оттуда, сверху, сейчас видна вся долина и узкая просёлочная шоссейка, по которой неспешно бредёт одинокий человек. Это – я, тот, который неожиданно для самого себя изменил планы, предпочтя Ялте и беседе с другом общение с Варнаутской долиной и её жителями. И если сейчас спросит кто, зачем я сюда явился, я не отвечу. Никаких «позывов» со стороны долины я не ощутил, и чувство радости, однажды меня посетившее, мне вторично не явилось.

На остановке я долго разглядывал мозаичных оленей. Автобуса не было, и я не знал, сколько времени мне придётся здесь проторчать. Неожиданно из-за ближайшего поворота вынырнул человек, явно направлявшийся на остановку. Скорее всего, это был местный житель, знавший расписание автобусов. Интуиция меня не подвела. Это был, действительно, житель Резервного. Именно тот высокий мужчина с рюкзаком, который так некстати потревожил мой сон в цветущем весеннем саду.

Мы поздоровались, как старые знакомые. И тут же я узнал, что автобус на Севастополь будет минут через десять. Алексей поинтересовался, понравилось ли мне Резервное. А я ответил в том духе, что долина очень красивая и те, кто живёт в ней, настоящие счастливцы. Он хмыкнул: «Так и есть». Но мне показалось, что Алексей хотел ответить по-иному. Впрочем, я ведь тоже хотел сказать другое…

В автобусе мы разговорились. И первым делом я напомнил ему слова из песни, в которой говорится о чаире. Алексей рассмеялся. Ему понравилось сравнение цветущего сада, где я спал, с розарием чаира из песни.

– Конечно, это разные места! – воскликнул он.

Я и без его слов это отлично понимал. Но мне было интересно знать, почему он обратился ко мне именно с этим.

– Чаир находится на Южном берегу, – сказал Алексей, – есть такой уголок в Мисхоре, точнее – в Гаспре.

И тут меня как прошибло: «Чаир!» Как я мог забыть! Действительно, там находится, точнее находилось, имение Чаир, принадлежавшее когда-то одному из великих князей династии Романовых. Кажется, его построил архитектор Краснов. Я долгое время интересовался биографией этого человека, и в моей памяти отложились многие факты его жизни. Среди них был и такой – связанный со строительством великокняжеского имения Чаир.

– Кажется, его построил Краснов, – сказал я.

Алексей с удивлением посмотрел на меня.

– Да… Но откуда…

Я рассказал своему знакомому, что интересуюсь и как строитель, и как просто интересующийся историей и архитектурой южнобережных дворцов Крыма.

– И давно?

– Давно.

Алексей задумался, а затем протянул мне руку.

– Приятно познакомиться с человеком, который близок мне по духу. Я ведь тоже давно интересуюсь…

– Южным берегом?

– Вообще – Крымом…

Алексей на секунду задумался, а затем сказал:

– Теперь мне понятно, почему именно ты лежал в чаще. Ведь это – моя «точка». Я там привык отдыхать.

– Насиженное место, – нашёлся я.

– Да, – подтвердил он, – насиженное… Когда я впервые появился в Резервном, то отдыхал именно там, как ты сегодня. И тоже был апрель. И так же цвёл сад… Правда, интересное совпадение?

– Согласен…

Я хотел рассказать о давнем случае из моей юности и чувстве радости, но передумал. Это слишком личное. Да и не сработал данный эффект вторично. «Холостым» получился мой приезд в Резервное.

Алексей воспринял паузу в разговоре по-своему. Очевидно, он подумал о том, что меня сейчас интересует место, в разные годы притягивающее нас к себе. Он стал рассказывать об этом уже слегка одичавшем саде. Оказывается, это сливняк. Летом он сюда ходит за сливами и собирает плоды вёдрами. Кроме того, здесь есть деревья кизила, черешни и яблони. Но яблоки выродились, остались лишь дички. Очевидно, они были «внуками» ранее росших здесь яблонь хороших сортов, но те деревья давно пропали. А новые – либо поросль от корней, либо проросшие зёрна падалицы.

Честно сказать, родословная здешних яблонь меня совершенно не заботила, тем более истории с вёдрами, полными слив. Летом сюда на сбор урожая приезжать не собирался. Но Алексей говорил с таким упоением, что я не решился его перебить.

Оказалось, что этот сад еще татарский. В том смысле, что посажен ещё до Великой Отечественной войны. Татары практиковали высадку фруктовых деревьев не на своих усадьбах, а за селом, где было много свободного места. Алексею повезло, что его собственный земельный участок оказался в непосредственной близости от сливняка, который он считает своим вторым садом. Впрочем, сюда любой может прийти. Как, например, я…

В этот момент в автобус вошла большая группа людей, которая отделила меня от Алексея, и мы оказались в разных частях автобуса. А я так и не успел у него спросить, почему ж в чаиры надо ходить в апреле. И какая связь между сливняком, где я отдыхал, и великокняжеским имением Чаир.

На конечной остановке Алексея я не увидел. Либо он затерялся в толпе людской, либо вышел раньше. Так что вышла у меня такая нечаянная встреча с человеком, влюблённым в цветущий сливовый сад.

3

На следующий день в Ялту я всё-таки поехал. И встретился со своим знакомым. Звали его Станиславом, или Стасом – для своих. Был он настоящим краеведом и знатоком Крыма. С ним можно было сидеть часами и слушать, слушать…

Впрочем, сейчас меня интересовал великокняжеский Чаир. Надо же, как быстро иногда у человека появляется интерес к чему-то редкому, необычному. Ещё вчера я и думать о нём не думал, а сегодня уже не мог жить без него. Но тем не менее…

Стас, конечно, знал о Чаире. И был наслышан о дворце, который строился по проекту архитектора Краснова. Но поехать прямо сейчас в Мисхор, чтобы своими глазами увидеть этот шедевр, не захотел. Я расстроился. Тогда мой товарищ сообщил, что существуют сразу две причины, чтобы этого не делать. Я попросил назвать хотя бы одну, желая тут же разбить её в пух и прах.

– Во-первых, такого дворца давно нет. Он уничтожен, – сообщил Стас, – а во-вторых…

Я замахал на него руками, мол, хватит-хватит! Вторую причину я слушать не хотел. Теперь мне стало ясно, почему я так мало знал об этом дворце, и вообще, почему он известен менее остальных великокняжеских дворцов Южнобережья.

Стас не помнил, при каких именно обстоятельствах уничтожен дворец, но то, что остальная часть имения сохранена, – это точно. Сейчас это парковая зона, которую по-прежнему называют Чаиром. Она входит в состав Гаспры, примыкая вплотную к Мисхору. Впрочем, для большинства отдыхающих эта полоска берега всегда являлась чем-то единым и неразделимым.

– Нет, нет, ты не прав! – возразил Стас. – Там такой исторический пласт…

Он порылся в своих бумагах и вытащил потрёпанный блокнот с какими-то записями. Я взял блокнот в руки и, открыв, прочёл: «Чаир. Краткая справка».

– Что это?

– Я когда-то составлял подобные исторические справочники. Для себя, – пояснил Стас.

Полистав этот блокнот, я узнал кое-что для меня интересное. Чтобы не забивать голову десятками фамилий, дат и фактов, сообщу следующее. Изначально вся эта земля принадлежала одному человеку, а после его кончины была продана по частям разным владельцам. Так на одной относительно небольшой территории возникло несколько усадьб, причём большинство из них – великокняжеские.

В это число входил и Чаир. Это была вторая большая работа архитектора Краснова. Первая, дворец Дюльбер, был соседом Чаира. Так что два этих имения через архитектора Краснова были тесно связаны.

Но и не только это их роднило. Дюльбер и Чаир принадлежали соответственно великим князьям Петру Николаевичу и Николаю Николаевичу, которые были родными братьями. В свою очередь, они женились на родных сёстрах Анастасии и Милице – черногорских княжнах. Это единственный, уникальный в своём роде случай в царской России такого «семейного» союза. А соседство их имений в Крыму – лишнее и наглядное тому подтверждение.

Говорят, дворец Чаир был действительно великолепен. По крайней мере, я, когда рассматривал его на старых фотографиях, приходил к такому мнению. Что интересно, Чаир и Дюльбер построены в абсолютно разных, непохожих друг на друга стилях. Первый их них относится к стилю неогрек, в котором присутствуют элементы древнегреческой архитектуры. А второй – в исключительно восточном, египетском стиле. Может быть, таким способом архитектор пытался указать на абсолютную несхожесть братьев? Один из них был мягким, вдумчивым, «камерным» человеком, интересовавшимся историей и Востоком, по складу ума очень близким к людям пытливым, с исследовательской жилкой. Я говорю о Петре Николаевиче, который в своё время слыл одним из лучших инженеров-строителей.

А вот его брат совсем иной. Избрав военную карьеру, стал настоящим воином, пройдя путь до командующего русской армией в период Первой мировой. Он был кумиром для многих и многих офицеров и вообще патриотов России.

Что ещё интересно – сёстры, на которых женились братья – великие князья, были родом из Черногории, которая чуть позже вошла в состав королевства Сербии (а позже – государства Югославии). Краснов, построивший Дюльбер и Чаир, где полноправными хозяйками стали Милица и Анастасия, прославил своё имя, став очень известным архитектором. Отсюда начался его взлёт, здесь взошла его звезда, как одного из лучших архитекторов царской России. После революции 1917 года Н. П. Краснов эмигрировал за границу. А последние годы прожил и захоронен в Сербии. Так неожиданно закончилась для него «балканская история», начавшаяся в Крыму со строительства двух великокняжеских дворцов, хозяйками в которых были черногорские княжны.

У Милицы Николаевны, жены великого князя Петра Николаевича, судьба сложилась не менее загадочно. Эта женщина (как и её сестра) всегда тяготела к мистике, ритуалам, всевозможным знахарям и колдунам. Не исключено, что строительство Дюльбера в восточном стиле, предусматривавшем и тайны прошлого и древность египетской магии в том числе, началось вследствие и её непосредственного желания видеть дворец именно таким. А Краснов лишь претворил желаемое в действительность.

После революции 1917 года Милице Николаевне удалось эмигрировать за границу. Свои последние дни жизни она провела именно в Египте, где и скончалась. Навеяно ли было место её упокоения египетской архитектурой Дюльбера – не знаю. Но вполне может быть.

В период Гражданской войны Дюльбер сыграл в судьбе Романовых, оказавшихся в это время в Крыму, решающую роль. Здесь они оказались в качестве арестантов. Но Дюльбер же и сохранил им жизнь, позволив уцелеть и эмигрировать за границу.

В эмиграции оказался и великий князь Николай Николаевич, бывший первым и единственным хозяином соседнего с Дюльбером имения Чаир, которое сейчас интересовало меня больше всего.

Августейшая семья бывала в Чаире не раз. Вообще Николай II часто посещал великокняжеские имения, видя в этом какую-то особую необходимость. Что же касается Чаира, то, возможно, император даже любил это место. Когда брали сюда болезненного цесаревича Алексея, то он чувствовал себя здесь лучше, чем где-либо. Явной причины улучшения его состояние никто не знал. Но списывалось всё на особый целебный климат данной местности. Может быть, всё дело было в парке Чаир, разбитом в одноименном имении великого князя Николая Николаевича? Растения, большинство из которых составляли розы, способны воздействовать на состояние людей. Но этот парк был ещё слишком молод, чтобы от него можно было ожидать нечто подобное. Хотя, конечно, кусты роз быстро вошли в силу, и прекрасные бутоны украшали Чаир своим необыкновенным цветением, заполняя окружающее пространство тонким, приятным ароматом. Неужели всё дело в розах? Не знаю. Я, к сожалению, не специалист в этой нежной области жизни…

Ливадию, которая была южной царской резиденцией, и Мисхор, где находились великокняжеские имения с их прекрасными, не похожими друг на друга дворцами, соединяла царская тропа, построенная по распоряжению Николая II для ежедневных прогулок. Но у меня сложилось твёрдое убеждение, что у этой тропы была ещё и другая роль. Она служила, как бы сказали современные мистики, энергетической нитью, которая соединяет Ливадию и Мисхор в единую царственную семью. Не исключаю, что у Мисхора была и своя, нам пока неизвестная роль, в которой, вполне возможно, какая-то задача отводилась и великокняжескому имению Чаир.