Текст книги "Точка Чернова"

Валерий Юденков
Точка Чернова

© Юденков В. С., 2022

* * *

Когда вам исполнится лет пятьдесят, чуть больше или меньше, это не имеет значения, то в голову непременно приходят мысли о том, что жизнь проходит. И хотя вы еще полны сил и планов и впереди реально еще не один десяток лет, в душе вашей слегка отдает холодком смущения от внезапно нахлынувших ощущений. Приходит пора подведения первых итогов жизни, подсчет того, что свершилось или не сбылось, пора воспоминаний лиц, событий из прошлого. И как бы ни сложилась ваша жизнь, основной мотив этих воспоминаний – грустный, быть может, из-за бессилия что-либо изменить в своем прошлом. Но состояние это не такое уж плохое, еще сильна вера в свои силы, да и стародавнему другу всегда можно позвонить, да и зачастую не все так уж и плохо сложилось в жизни. Нет отчаяния, просто что-то тревожит душу, не дает уснуть по ночам, и избавиться от этого состояния почти невозможно. Это надо просто пережить, и все уйдет само собой, как прошлогодний снег.

Возраст склоняет к сентиментальным воспоминаниям, а они возникают случайным образом, как будто что-то невидимое включает память и вдруг всплывает образ или событие и на душе так сладко, и непонятно, что с этим делать. Так однажды, идя по улице, увидел, как сварщик чинил ограду, а проходя мимо, почувствовал неповторимый запах окалины, и вмиг в голове проснулись воспоминания о студенческой жизни. Тогда, давно, нам, студентам-старшекурсникам, будущим инженерам-электронщикам, зачем-то прочитали несколько лекций по металловедению и провели практические занятия по электросварке. Это было весело: облачившись в робы сварщиков, мы сжигали электроды на массивных металлических чушках, наваривая свои слои металла на эту горку, образованную деятельностью предыдущих поколений студентов. На переменке особенно восторженно смотрелись наши девушки в таких необычных нарядах. А на лекциях один преподаватель рассказал историю о металлурге Чернове[1]1
  Чернов Дмитрий Константинович (1839–1921).


[Закрыть], который в середине XIX века, не имея никаких измерительных приборов, установил, что сталь при нагреве меняет свои свойства, и происходит это в критических точках, которые впоследствии так и назвали точками Чернова. Открытие этих точек было выдающимся событием для развития металлургии. Что интересно, самая первая точка, когда сталь нагревалась до темно-вишневого цвета, обозначала ту степень нагрева, только после которой была возможна закалка стали. Ниже этой точки сталь не закалялась! Непонятно, зачем нам это рассказали тогда, но в память запало, чтобы об этом вспомнилось через много лет. Быть может, есть какая-то глубинная связь между критическими точками на кривой нагрева стали и знаковыми точками на линии жизни человека? Есть ли такие точки в жизни человека, когда, достигнув их, он или становится сильнее, или, не достигнув, остается слабым и беззащитным?

Страна

События данного рассказа происходили в 1995 году, а это значит, что шел четвертый год со времени официальной смерти великого Советского Союза. Страна была повержена, но отдельные ее части, обескровленные, отрезанные от других частей, все еще жили, потому что еще были живы люди, генетические носители уходящей эпохи. Огромная страна, опрокинутая навзничь, корчилась в судорогах, пытаясь возродиться в какую-то новую сущность, называемую старым новым именем – Россия.

Знакомимся

Далеко не раннее утро. Василий Семенович неспешно шел на работу, торопиться не имело смысла, никто его не стал бы ругать в этот день за опоздание к началу рабочего дня. В свои 48 лет Василий Семенович был еще достаточно сильным и деятельным человеком, он шел на работу по многолетней привычке, подчиняясь инстинкту советского человека, не представляющего жизни без работы. По дороге Василий Семенович обдумывал свое теперешнее положение, он продолжал числиться ведущим инженером в московском научно-исследовательском институте (НИИ), в котором проработал разработчиком электронной аппаратуры уже много лет. Как ни странно, институт все еще существовал, хотя стоял уже полупустой, как бы вымерший. Но самое страшное – это отсутствие заказов на разработку техники, без чего была немыслима жизнь инженеров.

Контора

Этот институт, в котором много лет работал Василий Семенович, был типичной для СССР огромной конторой. Конторой назывались институты, когда спрашивали, где работаешь, чтобы не вдаваться в подробности. Такие отраслевые НИИ, разбросанные по Москве как грибы на осенней поляне, были огромны и многочисленны. Принадлежали они разным министерствам, таким как МО, МЭП, МОП, МРП[2]2
  МО – Министерство обороны, МЭП – Министерство электронной промышленности, МОП – Министерство оборонной промышленности, МРП – Министерство радиопромышленности.


[Закрыть], Среднемаш и другим, не менее мощным, и все они были заточены на разработку различной техники военного назначения, включая и технику для космоса. Каждый день утром через проходную таких НИИ входили тысячи людей. В народе это называлось работать в конторе или, по-другому, в ящике, потому что эти конторы были без официальной вывески и для секретности числились под номерами почтового ящика, например, предприятие п/я А-3705. Цифры и буквы в обозначении номера ящика, видимо, что-то кодировали и каким-то образом ранжировали эти предприятия, но для подавляющего большинства сотрудников это было неведомо и безразлично. Располагались такие ящики кустами по всей Москве, например, возле метро Калужская или Сокол (то, что знал Василий Семенович конкретно). Некоторые имели звучные названия, например, «Луч», «Сапфир», «Алмаз», «Квант». Каждое из этих предприятий было нацелено на выполнение конкретных задач в своей области техники, например, кто-то делал оптические дальномеры, кто-то – системы управления, связи. Инженерный потенциал таких предприятий был огромным. Василий Семенович работал в таком типичном ящике – НИИ, возле метро Калужская, который серой восьмиэтажной громадой фронтона выходил на большую улицу, а сзади основного корпуса располагался большой двор с рядом других зданий, в которых располагались разные службы, в том числе опытное производство. В этом НИИ было все, что нужно для разработки, оформления документации, производства опытной партии продукции, испытаний в собственной лаборатории. Был даже большой столярный цех, ведь эту продукцию надо было в чем-то отправлять на опытную эксплуатацию. Работа в этом НИИ, да и в других таких же, была достаточно престижной, потому что там было самое передовое оснащение приборами, самая актуальная и интересная тематика, да и зарплаты инженеров были выше, чем в среднем по стране. Но для того чтобы попасть на такую работу, надо было иметь абсолютно чистую биографию, в анкете при приеме на работу надо было указать, что к судебной ответственности никогда не привлекался и близких родственников за границей не имеется. Далее эта анкета долго проверялась в специальном отделе, и только потом разрешался прием. По всей видимости, судя по многочисленности такой инженерной братии, людей с чистой биографией в стране было достаточно много.

Василий Семенович шел и думал, что вот когда-то, при СССР, здесь кипела жизнь, работало почти три тысячи человек, а теперь можно было пройти по коридорам и не встретить ни одного человека. Было грустно. Теперь, правда, у входа была вывеска с названием института и именем академика, много лет возглавлявшего этот институт и по счастливой случайности не дожившего до гибели страны.

Василий Семенович был человеком с вполне сложившимся мировоззрением. Когда-то давно, задумываясь о своем отношении к жизни, он пришел к выводу, что его жизнь зиждется на трех ипостасях: наука, спорт, искусство. Эти три составляющих были для него главными движущими силами. Наука стояла первой в этом ряду, как самое интересное и самое большое дарование природы человеку. Не было ничего выше возможности познания законов природы. Конечно, чистая, теоретическая и экспериментальная наука, не привязанная к практическим задачам жизни, была недоступна Василию Семеновичу, ему не хватало знаний, да и мыслительных способностей. Кстати, чистая наука проживала в большом количестве на Ленинском проспекте в многочисленных академических институтах. Василию Семеновичу даже повезло прикоснуться к одному из таких институтов. После окончания школы он целый год проработал лаборантом в институте с красивой аббревиатурой – ФИАН, которая расшифровывалось как Физический институт академии наук имени П. Н. Лебедева. Правда, работал он тогда в лаборатории люминесценции, а не в лаборатории квантовой радиофизики, руководимой нобелевскими лауреатами, академиками Басовым и Прохоровым, стоявшими у истоков создания лазера. Дух большой науки витал везде в стенах этого института. Все же после окончания института уделом Василия Семеновича была скорее наука отраслевых НИИ, но ему и этого было достаточно, ведь он создавал новые электронные схемы, новые технические решения. Василий Семенович не унывал, воспринимая спокойно свою творческую ограниченность – природа дает каждому свое, и это не мешает восхищаться создателями выдающихся научных теорий, великими физиками-экспериментаторами. Так он размышлял на тему науки.

Со спортом было проще – он был в крови у Василия Семеновича с детства, а с возрастом пришло понимание его необходимости для эффективного существования человека. У Василия Семеновича не было больших достижений, всего лишь третий разряд по бегу и первый по лыжам, но он полностью выкладывался на институтских и отраслевых соревнованиях и, можно сказать, любил этот тяжкий труд. Поэтому на риторический вопрос, что же ему ближе – спорт или физкультура, ответ был прост: конечно же, спорт. Неважно, какое ты место занимаешь на соревнованиях, в любом случае это будет твое максимальное достижение, твоя маленькая победа над самим собой. Его кумиром был итальянский лыжник Маурилио Де Зольт[3]3
  Например, золото на дистанции 50 км на ЧМ в Оберстдорфе в 1987 г. в возрасте 36 лет.


[Закрыть], по профессии пожарник, чемпион и призер чемпионатов мира и Олимпийских игр, самый возрастной из лыжников.

Искусство в представлении Василия Семеновича позволяло увидеть красоту жизни, ее эстетическую ценность, поэтому вдохновляло и прибавляло сил в движении по жизни. Особенно он любил живопись и кино. Еще в молодости он обошел чуть ли не каждый уголок Третьяковской галереи и Пушкинского музея изобразительных искусств. В картинах ему нравилось, когда художнику удавалось найти такой ракурс, что статическое изображение на полотне как бы оживало и позволяло увидеть движение души изображенных людей. Так, он восхищался картиной Ильи Репина – «Отказ от исповеди», проигрывая в голове запечатленную на холсте историю.

В кинофильмах же Василий Семенович искал гармонию сменяющихся по ходу действия сцен, так чтобы они были естественны и логически связаны. Таких идеальных фильмов было немного, но тем интереснее было встретить достойную кинокартину. Наверное, самым любимым у него был фильм «9 дней одного года», в нем сошлось все: и интересный сюжет про ученого-ядерщика, и прекрасные актеры, и совершенный сценарий. А чего стоит только один монолог из этого фильма про дураков в исполнении И. Смоктуновского! Конечно, и фильмы Леонида Гайдая были хороши, было над чем посмеяться от души.

Но все это было в прошлом, в настоящем все эти ипостаси отошли на задний план, уступив место отчаянной борьбе за выживание, а из телевизора пела итальянская певица Сабрина, сверкая своими прелестями в коротких шортиках и фривольной блузке.

Отдел

Наконец-то Василий Семенович дошел до своей комнаты, родного отдела, в котором прошло без малого двадцать лет жизни. Вошел, поздоровался за руку со всеми пришедшими ранее. Уже были на месте Игорь, Владимир Леонидович, Геннадий Васильевич (ГенВас), Юра, Сергей Федорович. Короче, была в сборе почти вся инженерная когорта мужчин – жалкие остатки отдела 498. Надо заметить, что отдел – это структурная единица института, нацеленная на выполнение какой-либо тематической задачи. В составе отдела могло быть несколько секторов, например, схемотехники, конструктора, химики-технологи, ну и куда же без секретарши. Ранее в 498 отделе работало человек двадцать пять мужчин и женщин и многие работали по много лет и хорошо знали друг друга. С развалом Союза перестали платить вовремя зарплату, а то, что платили, стремительно обесценивалось, и люди стали уходить в поисках заработка. Первыми ушли молодые, не привязанные душой к этому институту, да и самые активные, затем ушли женщины, по большей части на свои кухни, и люди предпенсионного возраста кто куда. Теперь же оставались верны своей работе только мужчины, еще сильные, опытные, которые, видимо, надеялись на возрождение института, в котором они-то уж найдут свое место. Командовал этими остатками, однако, самый молодой из них – Игорь, который единственный согласился возглавить отдел после ухода всех начальников. Конечно, имя Игорь (или Игорек) – это было для своих, а при посторонних его называли по имени-отчеству – Игорь Алексеевич. Василию Семеновичу тоже предлагали возглавить отдел, но он наотрез отказался:

– Это не мое, мое дело – копаться в микросхемах.

Игорь был относительно молод, он всего несколько лет назад окончил вечерний факультет МИРЭА, зато он был самый осведомленный в современной компьютерной технике, которая только стала появляться в стенах института (имеются в виду персональные электронные вычислительные машины – ПЭВМ). Возможно, он был более амбициозный среди «старичков» отдела, тем не менее его все уважали и считали безоговорочно достойным быть начальником этого микроотдела.

Когда все собрались, Игорь объявил, что сегодня будет работа для всех, поэтому просьба не расходиться и ждать до 12 часов, когда руководство примет решение. А решить руководство должно было, какую конкретно комнату нужно освободить под сдачу в аренду. Предстояла довольно тяжелая работа по вывозу всей мебели и оборудования из помещения.

В ожидании «дела»

Пока ждали звонка из отделения (более высокий уровень, чем отдел), люди занимались своими делами, но не забыли послать гонца в ближайшую булочную на Новых Черемушках. Все хорошо знали время завоза свежего хлеба и старались попасть к выкладке, чтобы гарантированно купить хлеб. Его в эту булочную привозили с Черемушкинского комбината, и был он отменного качества. Но на всех желающих могло и не хватить, поэтому гонец приехал точно вовремя, купил буханку ароматного бородинского хлеба (800 г.) и благополучно вернулся в отдел. В отделе эту буханку нарезали на ломти, а ломти на полосы, полосы на кубики. Кубики ароматного хлеба разложили на куске ватмана и поместили в электрический сушильный шкаф, чтобы сделать сухарики.

Сушильный шкаф

Вообще таких простых и надежных приборов, как сушильный шкаф ШС-150, было множество в лабораториях. Представлял он из себя такой цилиндр, положенный на подставку, с одного торца у которого была круглая дверца с задвижкой. На подставке были выключатель и ручка регулировки температуры, сверху было отверстие под установку термометра (которого, конечно, не было). В свое время Василий Семенович модернизировал этот сушильный шкаф для проведения тепловых испытаний своих устройств, но со временем кто-то придумал использовать его для разогрева еды, которую приносили из дома в стеклянных банках. Это прижилось. Однажды произошел курьезный случай: один товарищ решил подклеить каблук, для ускоренной сушки положил башмак в этот сушильный шкаф и прибавил температуру на максимум. Когда запахло паленым, чертежница Тамара, обладательница самого чувствительного носа, открыла дверцу и увидела скукожившийся башмак. На товарища с негодованием накричали: как ты смеешь, мы тут еду греем, а ты себе такое позволяешь! С тех пор приняли жесткое правило – сушилку использовать исключительно для разогрева еды. Однако многие годы пользовались этим единицы, в основном все ходили в столовые, которых было несколько в институте. Затем, когда Союз начал разваливаться, люди из экономии стали чаще приносить еду из дома, и уже была чуть ли не борьба за места в теплой бочке. Потом люди поувольнялись, столовые позакрывались, и сушилка снова стала невостребованной. Время шло, и стало вообще трудно с едой, тогда-то и придумали сушить сухарики, и теперь одной буханкой можно было похрустеть целой куче народа.

Рабочее место

Слегка поучаствовав в деле разделки буханки хлеба, Василий Семенович отправился к своему рабочему месту, сегодня он планировал завершить монтаж одного устройства. Рабочее место Василия Семеновича было вполне типичным – письменный стол простейшей конструкции. В тумбочке при столе у него хранились в верхнем ящике различные монтажные инструменты, куски провода и радиодетали, макеты разных устройств, логарифмическая линейка, большая общая тетрадь для записей схем и результатов измерений. Во втором ящике лежали чашка, погружной электрокипятильник, чайная ложечка, большая ложка, пачка чая и пачка сахара, в общем, все, что нужно для еды, не отходя от рабочего стола. В нижнем ящике было кое-что из одежды, так, на всякий случай. Но самое главное было расположено на столе – батарея приборов: блоки питания постоянного тока, вольтомметр, различные генераторы сигналов, осциллограф, универсальный цифровой измерительный прибор. Часть приборов стояла непосредственно на столе, а часть была расположена на металлической стойке высотой сантиметров сорок, прикрепленной к столешнице. Все они были удобно расположены перед лицом разработчика. Самым любимым прибором у Василия Семеновича был двухлучевой осциллограф С1–55, который позволял измерять все параметры импульсов, проходящих в схеме, форму, фронты, частоту, амплитуду, задержку в тракте. Надо сказать, что набор приборов у разработчика мог меняться в зависимости от решаемой задачи, можно было заказать и получить в отделе контрольно-измерительных приборов практически любой, любого назначения, их было множество. Можно было взять как универсальные приборы с широкими диапазонами измерений, так и специализированные, например, для измерения очень маленьких величин или, наоборот, очень больших. Также было уже множество приборов с цифровой измерительной системой, которые по сравнению со стрелочными отличались высокой точностью. В дополнение к измерительным приборам на столе разработчика по правую руку располагался паяльник со всеми паяльными принадлежностями. Он был необходимейшим инструментом для оперативного монтажа макета разрабатываемой схемы, а приборы служили для ее отладки. Так что запах канифоли, используемой при пайке радиодеталей, был неотъемлемой частью рабочего места инженера-разработчика. За этим столом можно было не только выполнять работы по техническим заданиям (ТЗ), но и делать что-то для души, что-то необязательное по теме, дающее мыслительное напряжение, так необходимое для движения вперед. Это была уникальная свобода работы разработчика, поскольку никто не мог проконтролировать движение мыслей, никто не мог определить, какую задачу он решает в данный момент. И Василий Семенович долгие годы приходил на работу с удовольствием, совсем не по принуждению.

Касса

Василий Семенович достал из стола макет устройства, над которым работал в последнее время. Там оставалось уже совсем немного доделать, но для этого надо было подобрать несколько деталей в кассе радиодеталей. Такие кассы были, наверное, во всех отделах разработчиков и представляли собой какой-либо шкафчик с ячейками, в которые раскладывали радиодетали – конденсаторы, резисторы, диоды, транзисторы, микросхемы и другие элементы. Как правило, такие кассы были забиты множеством радиодеталей самых разных типов и номиналов, что было удобно для работы. Пополнялись ячейки таких касс благодаря заявкам разработчиков, которые на бумажке писали, что им нужно, и передавали эти сведения лаборанту, который относил их в отдел закупки. Через некоторое время в отдел приносили пакетик с заказанными радиодеталями. Никто не считал их поштучно, никто их не учитывал, не учитывали, кто их взял из кассы и куда использовали. В советские времена никто и не задумывался, сколько стоили эти детали, всего было много и все было доступно. Конечно, все это стоило определенных денег, но они списывались с открытых заказов на разработку, а инженерам было все равно, кто и сколько за это заплатил, главное, чтобы радиодетали оперативно приносили в отдел. Большой щепетильностью инженеры не отличались и брали детали и для себя, для радиолюбительских самоделок, но не для изготовления чего-либо для продажи, это морально осуждалось. Когда Советский Союз рухнул, то постепенно рухнули и заказы на разработку, финансирование прекратилось и нужные детали стало получить не так-то просто. А как без этого собрать и отладить макет? Некоторое время прожили на старых запасах. Теперь Василий Семенович собрался подобрать нужные ему детали в кассе, но не смог ничего найти, да и касса была почти пустой. Он подошел к Игорю и спросил:

– А где вообще детали? Куда все подевалось?

– Эх, Василий Семенович! У нас стали исчезать детали, вчера обнаружил, что пропали телевизионные транзисторы КТ-838, поэтому, что поценнее, я убрал в сейф, – ответил Игорь.

– Кто-то, поди, толкнул их на Митинском радиорынке, – подключился к разговору Владимир Леонидович, – теперь это просто – поставил деревянный ящик и торгуй на нем тем, что у тебя есть.

– Так, и что мне теперь делать? Мне нужны высоковольтные диоды. Можешь посмотреть? – продолжил Василий Семенович.

– Подходящих диодов нет, – отрезал Игорь.

Так у Василия Семеновича в этот день возникла проблема с завершением его секретной установки, которую он собирал последнее время. Когда-то нескончаемая касса перестала существовать, оставив без «хлеба» разработчиков отдела.