Текст книги "Навстречу звезде"

Как хлыстом по оголенным нервам.

Она раскусила меня, как дитенка. Во мне смешивается чувство стыда за свое нелепое вранье и чувство благодарности за эту заботу. Аня, которая даже не поздоровалась и не чмокнула меня в щеку, когда зашла в сторожку. Аня, от которой не дождешься улыбки, лишь чуть повелительного тона. Позаботилась обо мне не едой, не дала мне так желаемой женской нежности. Но подарила мне в этих джинсах и водолазке нечто более важное: возможность вновь почувствовать себя человеком, а не бродячей псиной, прибившейся к очередному дому.

В нос как хлоркой сыпанул. Сдерживаю слезы.

– Спасибо тебе огромное. А по поводу того, что я здесь делаю…

– Ничего не говори, если не готов, – перебивает меня Анна. – Я подожду, но учти, мое терпение не бесконечно.

Я подношу ее руку к своим губам, целую ее ладошку, но на ее лице мой поступок не отображается никак.

– И да, я не хочу, чтобы мой мужчина выглядел, как блокадник в сорок втором году. Пошли в зал. Захвати пиццу и рюкзак.

В рюкзаке Ани оказывается альбом для рисования.

– Называется скетчбук, балда, – одергивает она меня, доставая еще и карандаши.

Мы сидим в зале, уютно забравшись на диван. Аня отхлебывает пиво так редко, что становится непонятно, зачем она взяла четыре банки.

Она открывает скетчбук, листает рисунки, добавляет штрихи.

Рисунки стоят описания.

Человеческие туловища, словно вросшие в землю, либо же наоборот, выросшие из земли. Памятник кому-то вверх ногами. Женщина с раздвоенным языком; настолько длинным, что во рту у нее он должен скручиваться кольцом. Шива, древнее божество, распятое на кресте, причем вторая пара рук прибита ладонями к дополнительной перекладине. Лицо девочки, у которой из скул и лба растут четыре плоских нароста, как древесные грибы из ствола дерева. Ощетинившийся иголками ежик, длинной метра два. Человек в полный рост, у которого вместо сердца угадывается бомба, а в руке детонатор на шнуре. Выбритая человеческая голова, усеянная посаженными глубоко глазами.

– У тебя вообще позитивные рисунки есть?

Аня шоркает карандашом по изображению безликого манекена для одежды, повешенного на веревке за пластиковую шею.

– Просто рисую то, чего нет, – не отрываясь, говорит она. – Создаю что-то, чего еще не придумали, или мне кажется, что не придумали. Это ничем не хуже, чем сочинять музыку. Просто у меня карандаш вместо медиатора.

– Так ты и на гитаре умеешь?

– Немного.

Я схожу с ума от нее. Девушка, умеющая рисовать и обладающая гитарой. Красивая, доступная и в то же время неприступная. Девушка-мечта. Девушка-звезда. Обожжешься. Мечтаешь обжечься о такую.

– Просто, – Аня крутит карандаш между пальцев, – если пытаюсь играть, получается шансон, а я его не переношу. Из камер на ночных дежурствах наслушалась.

– В тюрьме гитары разрешены?

– У них там много чего есть. Мне вообще иногда кажется, что у них прав больше, чем у меня. Они в камере курят, а я в курилку выхожу каждый раз. У них подъем в семь, у меня на работу в шесть утра. Они сидят, я стою. У них мобильники тайком, у нас за телефон на посту – выговор. Они наголо бреются чтобы вши не ели, а я коротко стригусь потому что нельзя на такой службе с волосами до плеч. У них права, у меня обязанности. При этом нас тошнит от этих стен больше ихнего. Непонятно еще, кого там заключенными нужно назвать.