Текст книги "Дача Стамбула"

Потом пошли письма. Современные. Электронные. «Здравствуй, солнышко!.. Как ты?.. У меня все хорошо… люблю, целую…» – и в ответ: «Привет, золотце!.. У меня все по-прежнему… скучаю, люблю…».

С началом учебного года письма стали реже. У Егора последний школьный год, он готовится в институт, занятий у него много. Аня с головой ушла в жизнь класса – прошлый год она как-то из нее выпала. Конкурсы, КВН, праздники и дни рождения. Однажды Егор написал, что приезжает в Москву на соревнования. Аня обрадовалась – это будет их первая встреча после лета, и в то же время немного волновалась – Егор казался далеким. Он предупредил, что у них строгий спортивный режим и пойти погулять он не сможет, но «может, ты придешь на соревнования? Посидим в зале, поговорим…» – написал он в последнем письме. Аня пришла. Егор обрадовался, чмокнул ее в щеку и потащил в спортзал. Усадив девушку на скамейку рядом с собой, он переключился на игру. Он болел за своих, потом играл он, а свои болели за него, потом он снова болел. Аня просидела в этом жутком зале два с половиной часа, перебросившись при этом с Егором буквально несколькими фразами. Когда она сказала, что ей пора, Егор тотчас поднялся: «Я провожу». Ане показалось, что он даже обрадовался, что она наконец уходит. Ему хотелось «болеть» не отвлекаясь. После этого письма стали еще реже. А потом Аня написала последнее письмо: «Прости, Егор, ты отличный парень, но я поняла, что отношусь к тебе только как к другу. Надеюсь, мы останемся друзьями». Ответа не пришло.

Зачем она тогда написала такое глупое письмо? Детское какое-то и в то же время пошлое своей банальностью: «останемся друзьями». Даже смешно, честное слово. Конечно, она ждала ответ. Конечно, пожимала плечами: «Не очень-то и хотелось», но долго еще ждала. А потом жизнь побежала своей дорогой. На следующее лето отцом был предложен выбор – Крым или Греция. Мама была за Крым. Анечка подозревала, что дело тут в Егоре. Неужели мама думает, что Аня до сих пор переживает? Ничего подобного! Да она даже не вспоминает про этого мальчишку, у нее есть теперь другой парень, Пашка – классный, красивый и внимательный, между прочим, а про Егора она и думать не думает. Тем более что он в этом году и не поедет никуда – у него поступление в институт. Кажется, он собирался в Москву, впрочем, ее это не касается. Поэтому однозначно – Греция! Точно? Абсолютно точно. И они поехали в Грецию.

Аня снова открыла глаза. Боль прошла, оставив лишь легкое головокружение и слабость. Коврик, на котором лежали мужчина и женщина, вызвавшие у нее такой ностальгический приступ, пустовал. Наверное, они пошли искупаться. «Мне тоже надо бы окунуться, – подумала Аня, – хотя сегодня и не так жарко, но пора». Она встала, скинула шляпу и, не надев тапки, пошла на пирс. Мелкие камешки впивались в ступни, но это было даже приятно. Побежать бы сейчас в раскрытые объятия Егора, свалиться как попало с пирса и поплыть далеко-далеко, за буйки, и оставить позади все тревоги и воспоминания. Но Егора нет на пирсе. Какие-то малыши все так же прыгают в воду сбоку, где помельче, на конце пирса зрители так же оценивают прыжки и дают советы, так же девушки нарочито громко смеются около понравившихся им парней, так же заговаривают и с ней крутые парни. Она так же красива, стройна, так же нравится мужчинам. Только Егора здесь нет. Зачем она приехала? Бабушка Катя, конечно, очень обрадовалась, Юлька вообще визжала от восторга, и она сама тоже рада была их видеть. И все-таки зачем она приехала? Ну не за Егором же, в самом деле. Не обращая внимания на восхищенные посвистывания парней, Аня привычно подошла к краю пирса, высоко прыгнула и легко вошла в воду. Она не слышала одобрительного «Ого!» мужчин, не видела презрительно-завистливого пожимания плечами девушек и не заметила, как поднялся на берегу парень, постоял, вглядываясь в море, и, усмехнувшись сам себе, снова опустился на камни.

Аня плыла. Зеленоватая морская вода легко поддерживала ее, приятно лаская нагретое тело. Аня плыла правильным вольным стилем: вдох, лицо в воду – выдох, вдох – в воду выдох, сильно, по-мужски выбрасывая руки, четко работая ногами, толкая гибкое тело вперед, вдох – выдох, вдох – выдох… Ни о чем она уже не думала, ничего не вспоминала, никого не видела. Ничего не было. Только бескрайняя соленая вода и солнце.

Выбравшись на берег, она заметила, что соседи ее уже ушли, на их месте расположилась какая-то бабушка с внучком. Мальчик лет шести старательно складывал свою маечку и шортики, путаясь в замках, расстегивал сандалии и все время спрашивал: «Бабуль, можно уже?» А бабуля находила новые причины не пускать его к воде: «Сандалики ровно поставь, кепочку надень, темные очки убери пока в сумку». Мальчишка выполнял все беспрекословно и спрашивал: «Теперь можно?» И, получив наконец вожделенное «Можно», кинулся в воду с невразумительными воплями, брызгами и выражением невообразимого восторга на лице. Аня улыбалась. Пора собираться, скоро уж и Юлька придет домой после работы. Укладывая вещи, она заметила, что кто-то звонил ей на мобильный. Она еще не успела посмотреть, кто это был, как телефон зазвонил снова.

– Ну и где тебя носит? – Андрей всегда разговаривает с ней преувеличенно-грубоватым тоном. Ему кажется, что так он выглядит круче и независимее, что ли. Аня к нему привыкла. Они вместе уже два года. Андрей контролирует каждый ее шаг, звонит чуть ли не каждый час, но вот в Крым ехать отказался. «Я что, похож на сумасшедшего? – вопрошал он с возмущением. – Все едут в Испанию, а я поеду в твою дыру?» – «Но мне очень хочется туда поехать, – убеждала его Аня, – мне кажется, что там мне станет легче». – «Ну и поезжай, а я буду тебе звонить. Но учти, – Андрей назидательно поднял палец, – ты сама оттуда сбежишь через три дня и приедешь к нам. Может, лучше сразу поехать со всеми?» Они почти поссорились тогда. Впрочем, ссориться с Андреем не получалось: он как ни в чем не бывало переходил на другие темы, а если Анечка продолжала обижаться, он тут же напоминал ей, что у нее может разболеться голова, Аня пугалась и шла на мировую. Потому что однажды приступ начался как раз после ссоры. Вообще приступы жуткой боли вернулись через три года после того замечательного лета. Вернулись неожиданно. Анечка перебирала старую бабушкину шкатулку. Мама отдала ее Ане, когда той исполнилось восемнадцать лет. Раньше, когда Анечка была маленькой, она иногда видела, как бабушка доставала шкатулку, перебирала и чистила хранящиеся в ней украшения. Там были разные безделушки: старые гранатовые бусы, замысловатая брошка с зеленым камнем, небольшой янтарный медальончик с часиками… Когда Анечке исполнилось пятнадцать, бабушка подарила ей колечко из своей шкатулки. Аня помнила, как бабушка сказала тогда: «Ты береги колечко, у него камешек красивый очень». С тех пор Аня колечко не снимала. Оно было легким, изящным, с небольшим голубоватым камнем, как будто вплетенным в витой ободок. После бабушки шкатулку долго никто не трогал. И вот теперь она принадлежала Ане. Шкатулку эту она никогда не просматривала до конца. У нее была такая игра. Аня открывала крышку и вытаскивала первую вещь, которая попадала под руку. Она рассматривала ее, чистила, примеряла, придумывала ей историю, а потом опускала обратно в шкатулку и убирала до следующего раза. Ей представлялось, что так бабушка готовит ей разные сюрпризы. И вот однажды, достав шкатулку и даже не успев раскрыть ее, она вдруг почувствовала жжение в глазах. Потерев глаза рукой, она только сделала хуже. Вспомнив об обжигающей боли, начинавшейся с глаз, страшно испугалась, занервничала, вскочила, заметалась по комнате и почувствовала удар в висок. Все поплыло перед глазами, и Аня повалилась на кровать. Стиснув зубы, она старалась не кричать, но мама, видимо, почувствовав неладное, уже вбежала в комнату. Боль вернулась. Вот этой болью Андрей ее и пугал.

– Эй, дорогая, ты чего молчишь? Заснула, что ли? – Андрей врывается в воспоминания. – Почему на звонки не отвечаешь?

– В море была, – Аня вздыхает, – в море телефон не беру, он маленький, боюсь, простудится.

– Угу, – Андрей не реагирует на шутку, – ну, как ты там? Насладилась отечественным курортом? К нам не собираешься?

Андрей не ждет ответов от Ани, он спрашивает, потому что так положено «по протоколу». Без перехода начинает рассказывать, как они отлично устроились, какой отличный отель, какие отличные пляжи и отличное обслуживание, и все у них отлично, так что давай, любимая, бросай там все и приезжай, я по тебе скучаю, и все наши передают тебе привет и тоже скучают.

– Я приеду, – неожиданно говорит Аня, – пару дней побуду с бабушкой Катей и Юлькой, чтоб не обижались, и приеду. Жди.

И в самом деле, что ей здесь делать? Она не только не избавилась от боли, скорее наоборот, все здесь навевает воспоминания, и от этого становится только еще хуже.

– Ты почему плачешь? – Шестилетний сосед, вытащенный бабушкой из воды, смотрит на Аню серьезными большими глазами. Его бабушка плавает в море степенно и величаво, перебирая руками под водой и иногда оглядываясь на внука – сидит ли тот на коврике? Пацан сидит послушно, но смотрит не на бабушку, а на Аню.

– Разве я плачу? – Аня улыбается, но замечает, что и в самом деле глаза ее полны слез.

– Плачешь, – убежденно произносит мальчик, – у тебя что-то болит? У меня вот тоже болит, – он показывает на свою руку, – но я не плачу, потому что я мужчина.

На руке видна свежая ссадина. Длинная и широкая полоса алеет мелкими капельками крови, а вокруг нее детская ручка покраснела и припухла.

– Миленький ты мой, где ж ты так приложился? – Аня сочувственно берет мальчика за руку, он морщится от боли, но мужественно отвечает:

– В море, конечно. – И гордо добавляет: – Я нырял!

Аня с ласковой улыбкой заглядывает в детские серьезные глаза и машинально поглаживает больную руку. Мальчишка некоторое время молчит, а потом вдруг удивленно говорит:

– А мне уже совсем и не больно.

– Вот и хорошо, – Ане тоже почему-то становится легче, – скоро все заживет и снова можно будет нырять.

«И у меня скоро все заживет и можно будет снова жить», – промелькнуло в голове.

– Бабуль, бабуль, а эта тетенька мне руку вылечила! – неожиданно громко, на весь пляж закричал мальчишка. – Теперь мне можно снова уже нырять!

Бабуля, выходившая в это время из воды, только укоризненно покачала головой: «Что ж ты так кричишь?» Подойдя ближе, она взяла его за руку и внимательно посмотрела. Отек действительно спал, ссадины не кровоточили.

– Беги купайся, – разрешила она, – осторожнее только смотри.

Потом она повернулась к Ане.

– Мазали чем-нибудь? – спросила вежливо, но настороженно.

– Нет-нет, что вы, – Аня улыбается, – я его просто за руку подержала, пожалела, вот он и решил, что я его вылечила, а на самом-то деле ссадина ведь небольшая, на море все быстро затягивается, вы же знаете.

– Конечно, – женщина тоже улыбается в ответ, – знаю.

Вспомнив, что собиралась домой, Аня заторопилась. Когда она уже совсем собралась и оделась, мальчишка, только-только вылезший из моря и завернутый в толстое полотенце, спросил ее:

– А завтра ты придешь?

Аня замешкалась с ответом, и он добавил:

– А меня Митя зовут, приходи завтра, а то вдруг я опять неудачно прыгну, ты снова меня вылечишь. А то с ранами меня бабуля не пускает купаться.

Митя, какое-то знакомое имя, тоже из того прошлого, впрочем, этого Мити тогда еще точно на свете не было. Аня легонько треплет мальчугана по голове:

– Приду, Митя, завтра приду.

Юлька уже была дома. Она вертелась перед зеркалом, примеряя какую-то блузку.

– Ань, посмотри, идет эта блузка к этой юбке?

Аня, смеясь, качает головой:

– Эта блузка к этой юбке идет, только эта юбка не идет тебе.

– Да? – удивляется Юлька. – Слишком длинная, ты считаешь?

– Неудачная длина для твоих ног, – поясняет Аня, – тебе либо короче, либо совсем длинную надо.

Юлька одевалась неплохо, хоть и чуточку крикливо, на Анин взгляд.

– Ты куда-то собираешься? – Аня спрашивает с умеренным любопытством. На самом деле она размышляет, как сказать родственникам, что через пару дней уезжает, хотя приехала только позавчера.

– Мы собираемся, – безапелляционно заявляет Юлька, – ты идешь со мной.

– Можно узнать…

– Можно, можно. На день рождения. Мы приглашены вдвоем. Вдвоем! – Юлька оборачивается к Ане. – И даже не возражай.

Аня возражать собиралась, но, посмотрев на радостную, возбужденную подружку, промолчала. В самом деле, дома сидеть не хотелось. После разговора с маленьким Митей у Ани на душе стало легче и светлее. «За билетом бы сходить надо, – мелькает трезвая мысль, но тут же ее сменяет более легкомысленная: – Не будет билетов – значит, не судьба». Впрочем, билеты Аня брала самые дорогие, которые бывали всегда.

– На день рождения идут с подарками, – замечает она, – что мы будем дарить?

– Ага, ты согласна! – Юлька подлетает к Анечке и целует ее в щеку. – Я думала, тебя долго уговаривать придется. А подарок у меня уже есть. Смотри!

С этими словами она показывает отлично выполненную миниатюрную модель «роллс-ройса». Машинка сверкала и переливалась полированными дверцами и начищенными металлическими деталями, как драгоценная. Аня удивленно подняла глаза.

– А к кому мы идем? – задала она запоздалый вопрос.

– К моему сослуживцу, он собирает такие модели, и такой у него точно нет, – скороговоркой произносит Юлька. – Только мы не домой к нему идем, а в кафе, так что всю коллекцию ты не увидишь.

Они быстро решают вопрос с нарядом для Юльки, с нарядом для Ани и, дружно чмокнув бабушку Катю в обе щеки, выбегают из дома.

Летнее кафе располагалось непосредственно во дворе «Дачи Стамбула». Там собралась довольно большая компания. Парни, девчата, все шумные и приветливые, со всеми Юлька пытается Аню познакомить, в голове Ани все перемешалось, но ей не привыкать. Она отмечает главного виновника торжества – высокого парня со смешной шевелюрой и тонкой мальчишечьей шеей. Таких у них в институте называли «ботанами». Всю дорогу Юлька рассказывала про него, и Аня сделала вывод, что Юльке он нравится. Ну что ж, похоже, что он умный и тоже поглядывает на Юльку. Понятно, почему он для праздника выбрал именно это кафе – наверное, строит определенные планы. Выделяет Аня и местного «плейбоя», тем более что и он отметил Аню.

Впрочем, ее выделил не только «плейбой». Аня ловила откровенные взгляды многих в этом кафе. И не только из их компании. Видимо, эти взгляды заметили и девушки, потому что вскоре Аня почувствовала некоторое напряжение в их словах и интонациях. Аня внутренне вздохнула: сколько раз ей приходилось «разруливать» такие ситуации! Подсев к одной из девчат, Аня спросила ее о кафе, в котором они гуляли, давно ли открылось – «я здесь не была лет десять, наверное», – что еще новенького появилось в городе за это время, восхитилась заколкой в волосах новой знакомой, рассказала смешную историю из своей школьной жизни… Через несколько минут к ним, весело смеющимся, подсели еще две девушки. Заговорщицки подмигнув, Аня осторожно спросила, можно ли здесь с кем-нибудь потанцевать, чтобы никого не обидеть и никого не обнадеживать – дома ее ждет парень. Девчата повеселели: во-первых, новенькая не задается, а спрашивает пусть не разрешения, но хотя бы совета, а во-вторых, можно намекнуть своим парням, чтобы планов не строили – девушка занята. Поэтому когда начались танцы, все уже снова были в хорошем настроении. Первым ее пригласил «плейбой». Конечно, он как-то представился, у него было приятное имя, то ли Антон, то ли Артем – Аня не запомнила, хорошие манеры, глубокий внимательный взгляд и отличное чувство ритма. Он был очень хорош, но как будто ирреален, словно картинка в журнале или герой в кино… Аня, хотя и старалась, не могла подобрать к нему слово. Потом подобрала: «ненастоящий». Она тихо засмеялась. Это не мешало ей танцевать с ним, отвечать на его вопросы и даже задавать свои. Во время одного из танцев, несколько в стороне от них, но совсем недалеко, вдруг кто-то резко заговорил на повышенных тонах. Сквозь шум музыки и гул компаний слов было не разобрать, но что-то было явно не так. «Плейбой» тоже как-то напрягся, взгляд его стал острым и жестким. Он еще улыбался Анечке, ласково обнимая и покачивая ее в ритме танца, но был уже не с ней. И от этого вдруг понравился ей гораздо больше. Как началась эта драка, Аня не заметила, она только почувствовала, когда легко, но властно «плейбой» толкнул ее за столик: «Извини, малышка, посиди пока» – и рванулся вперед. Драка уже шла. Ком увеличивался, летели легкие пластиковые стулья, опрокидывались столы, звенело разбитое стекло, и поверх всего оглушительно гремела музыка. Девушки испуганно жмутся к стенкам. Аня смотрит на происходящее как будто сквозь туман, движения обезумевших парней кажутся ей неправдоподобно замедленными, звуки почти не слышны. Сквозь мелькание рук и ног, сквозь перевернутые столы и опрокинутые цветочные кадки она видит, как какой-то мальчик лет семнадцати медленно оседает на пол, держась рукой за голову, и заваливается на бок, по руке у него густо течет кровь. Грохот обрушивается на Аню внезапно, как будто прорвавшись сквозь невидимые заслоны, теперь она уже все видит и все слышит. Повинуясь внутреннему импульсу, Аня бежит в самый центр драки, она прекрасно осознает, что делает, но ничего не боится. Наклонившись над мальчиком, она твердой рукой берет его за подбородок и громко кричит: «Открой глаза! Ты слышишь – открой глаза!» Она даже слегка трясет его за плечо: «Открой глаза! Открывай же! Ну?!» Парень с трудом поднимает на нее затуманенный взгляд. Заглянув ему в глаза и убедившись, что он в сознании, Аня с силой отрывает его руку от головы. Оказывается, ранена рука – длинный порез тянется через все предплечье, на голове ран не видно. Схватив со стола белую льняную салфетку, Аня сильно прижимает ее к порезу и приказывает парню: «Держи крепко!», а сама в это время быстрыми легкими движениями прощупывает голову – нет ли там кровотечения. Она делает все машинально, действуя почти интуитивно. Мальчик молча смотрит на нее широко раскрытыми глазами.

И вдруг стало тихо. Оглянувшись, Аня видит, что драка закончилась и несколько человек стоят вокруг них кружком и молча смотрят. Парнишка, которому она оказывала помощь, неловко переваливается на бок, садится и, смущенно улыбаясь, снимает окровавленную салфетку с руки. Кровотечения нет. Тонкий порез слегка воспален, припух, но стянут. Все молчат, пораженные увиденным.

– И голова не болит, – неожиданно, как будто продолжая какую-то мысль, произносит мальчишка.

И тут Ане становится страшно. Она медленно выпрямляется и осторожно пятится, пытаясь выйти из круга. Ребята нехотя расступаются. Резко повернувшись, Аня со всех ног бежит. Она не знает куда, она не понимает почему, она не думает, не видит, не слышит ничего. Она даже не пытается подумать. Страх гонит ее. Аня не понимает, чего она боится. Но прекрасно чувствует этот страх: пересохшие вдруг губы, влажные ладони и ледяные кончики пальцев. Ее бег похож на картинку из фильма ужасов: стройная красивая девушка бежит по черному парку с расширенными от ужаса глазами. Отличает ее только одно: она не кричит. И не оглядывается.

Поэтому она не видит, как стремительной тенью охотника несется за ней парень. Он настигает ее быстро, резко разворачивает к себе и закрывает рот поцелуем. Он разгорячен дракой, погоней, темнотой ночного парка. Его Аня не боится, она узнала парня сразу – «плейбой». Его горящие глаза, разорванная на груди рубаха, сильные требовательные руки действуют на девушку гипнотически. Она сама теряет голову и лихорадочно отвечает на его поцелуи. Волнение, страх, непонятные предчувствия и воспоминания – все исчезает. Только она и он, и они во власти ночи.

Неожиданно звонит телефон. Резко, настойчиво, невероятно громко. Парень рывком вытаскивает миниатюрный аппарат из кармана Аниного пиджака и, не отрываясь от губ девушки, с силой швыряет его в сторону. Телефон, пролетев совсем немного, с неожиданно радостным звоном ударяется о какое-то дерево, падает на землю и наконец замолкает. Но Аня уже пришла в себя. Сильно упершись ладонями в грудь парня, она тихо произносит: «Довольно». Видя, что парень не хочет ее слышать, она немного повышает голос: «Довольно!» «Почему?» – спрашивает он, тяжело дыша, глухим от напряжения голосом. Он еще крепко прижимает ее к себе, ласкает губами ее волосы, но он уже все понял и… смирился. Аня правильно угадала его – он мужчина, он не насильник.

– Ты сломал и разбил сегодня много всего, пощади хотя бы мое сердце. – Аня улыбается, она даже немного кокетничает, ей не хочется обижать парня, он почти нравится ей.

– Много всего? – Похоже, он еще не совсем пришел в себя, хотя честно пытается взять себя в руки.

– Ну да, и стулья в кафе, и мой телефон. – Аня кивает в сторону, куда улетел мобильник, пущенный сильной рукой.

– Твой телефон? – Парень смотрит на нее почти осмысленно. – О Боже! Прости меня, – он смеется, – ты хочешь ту же модель или выберешь что-нибудь новенькое?

Он смеется, похоже, не испытывая ни малейшего раскаяния, и Ане тоже становится смешно. Так смешно, что она не в силах удержаться от смеха, настоящего хохота. Она хохочет, утирая слезы, и, показывая в темноту, бормочет:

– Надо хотя бы симку найти…

Они находят разбитый телефон, парень с трудом вынимает из него пластиковую карточку. Вытаскивает свой телефон и меняет в нем сим-карту на Анину.

– Возьми пока мой, а завтра пойдем купим тебе новый.

Аня берет телефон. Стильный черный корпус, оттененный серебряными вставками, строг и шикарен одновременно, ни одной лишней детали, ни одного вычурного украшения, в нем есть что-то фантастическое, он напоминает инопланетную игрушку. Он совершенен. Аня с удивлением смотрит на парня:

– Что это за модель? Я таких не видела.

– И не увидишь, – он снисходительно улыбается, – это эксклюзив. Мне его друг сделал, корпус, конечно.

Парень наклоняется к Ане и шепчет:

– Надо бы мне соврать, что сам делал, да уж поздно…

«Он нравится мне все больше», – подумала Аня, а вслух произнесла:

– Тогда я его забираю в качестве компенсации за причиненный ущерб. И не возражай.

Неожиданно она вспоминает о своей Юльке, оставленной в кафе.

– Пойдем обратно, – Аня берет парня за руку, – Юлька меня, наверное, потеряла.

– Юлька о тебе, я думаю, и не вспоминает сейчас, – усмехается «плейбой», – она занята с именинником.

Аня резко вскидывает глаза.

– Что?

– Не беспокойся, – «плейбой» обнимает Аню за плечи и ведет по дорожке парка, – все в пределах приличий. Я Мишку предупредил, что голову ему оторву за сестренку. Но поцеловаться-то вволю ей можно? – Парень наклоняется к Ане. – Бесконтрольно…

– Сестренку? – Аня предпочла не услышать двусмысленности последних слов. – Я что-то ничего не понимаю…

Вдруг в ее голове что-то щелкает, и она останавливается, глядя на парня:

– Так ты Антон?

В то самое лето, когда Аня с родителями впервые приехали в Крым, Юльке было тринадцать. На шестнадцатилетнюю Аню она смотрела снизу вверх и ловила каждое ее слово. Ане Юлька тоже понравилась – она была веселой и неглупой. Кроме того, она уже тогда была, как бы это назвать, деликатной, что ли. Когда у Ани появился Егор, Юлька не обижалась, не завидовала, не говорила глупостей и не мешала.

Юлька первая написала ей письмо. Обычное, в конверте. Аня ответила не сразу. Она отвыкла писать простые письма. Но потом пришло еще одно, и Ане стало стыдно. Она села писать ответ, намереваясь сочинить маленькую записку-отписку, но неожиданно увлеклась. Письмо получилось большим и подробным. Так и завязалась их переписка. Юлька писала чаще, подробно описывая школьные проблемы, хвастаясь записками от мальчишек и жалуясь на строгих родителей и учителей. Аня отвечала не столь часто, но тоже подробно. Как-то Юлька осторожно спросила в письме про Егора. Анечка ответила, что курортные романы – это несерьезно. Больше они этой темы не касались. В тот год, когда Аня поступала в институт, Юлька написала ей, что вернулся из армии ее двоюродный брат Антон. Юлька подробно писала, какой он хороший, красивый, замечательный. Но Аня была занята своими делами. Ну брат и брат. Потом Юлька нередко писала про Антона, Аня читала, знала, что он поступил в институт на заочное отделение, так как нужно было работать, что у него золотые руки и золотое сердце, что он дружит со всеми девчонками, но жениться пока не собирается. Для Ани вся информация об Антоне была совершенно отвлеченной. Впрочем, как и информация о самой Юльке. Нет, Аня, конечно, знала, что три года назад Юлька закончила школу, в институт не поступила, «Антон сказал, что год терять не стоит», поэтому Юлька поступила в техникум на бухгалтерское отделение. Профессия ей понравилась, и, отучившись два года, она больше никуда не поступала, а устроилась на работу. Все это Аня знала, но когда увидела Юльку, встречавшую ее на вокзале позавчера, она слегка опешила. Неужели эта взрослая симпатичная девушка и есть ее маленькая Юлька? Почему-то Аня представляла ее тринадцатилетней девчонкой со смешным хвостиком. А Юлька оказалась ровесницей. Потом весь вечер они смеялись и заново узнавали друг друга. Так и Антон. Он был каким-то совершенно неконкретным братом Юльки. В кафе Юлька не сказала, что это и есть ее «красивый, замечательный, хороший» двоюродный брат. Впрочем, Аня даже не помнила, чтобы Юлька их знакомила, кажется, «плейбой» представлялся сам.

– Так ты Антон?

Парень смотрит на Аню с веселым недоумением.

– Только не вздумай говорить, что мы с тобой родственники, – сразу предупреждает он, – я брат с другой стороны.

Аня смеется. Что-то волнующее и романтическое кружится вокруг, медленно заполняя ее голову. Зачем она приехала? Может быть… за ним?

Последний год учебы в институте Аня нервничала. Не то чтобы это было заметно всем, но близкие чувствовали. Особенно Андрей. Андрей… Они познакомились, когда Анечка закончила третий курс.

С математикой Аня дружила еще в школе, поэтому выбор экономического факультета престижного технического вуза был не слишком неожиданным. Отец был рад и не скрывал, что ждет Аню в фирме. И начиная с третьего курса Аня уже работала у отца. Во время учебного года она приходила на работу два-три раза в неделю, в зависимости от занятий. А когда пришло время каникул, она перешла на полную рабочую неделю. Отец, правда, на этом не настаивал, но Аня решила, что так будет правильнее. Июль она проработает, а в августе, когда у отца будет отпуск, они все вместе опять поедут куда-нибудь к морю – в Египет или в Италию. Работать летом оказалось особенно весело. Огромные базы данных требовали обновлений и корректировок – с этим неплохо справлялись студенты технических вузов. Поэтому на время летних каникул отец набирал много студентов на подработку. Одним из таких «временщиков» и был Андрей. Он закончил уже пятый курс университета, готовился к диплому и заодно подрабатывал. Аня не помнила, как именно они познакомились – то ли в кафе вместе обедали, то ли в коридоре где-то столкнулись, но закрутилось все очень быстро. Уже через месяц Андрей снял для них небольшую квартирку, и Аня, несмотря на шок родителей, переехала к нему. Почему она это сделала? Ответа на этот вопрос у нее не было. Вернее, он был, но Аня не хотела признавать этого. Она не хотела думать, что опять бежала от боли, что искала способы избавиться от нее. Она не хотела признавать свое поражение. Потому что боль не ушла. Но к Андрею она привыкла. Он был веселый, симпатичный, красиво ловил такси, уверенно делал заказы в ресторане и отлично танцевал. И родители тоже смирились. Они сняли им другую, более удобную квартиру, стали помогать деньгами. Вот тогда у Андрея и появился этот грубовато-командный тон. Аня объяснила это тем, что Андрей не хочет зависеть от родителей Ани, но и обижать их отказом тоже не смеет. Кроме того, с деньгами было сложно: с работой у него что-то не получалось, какие-то случайные заработки иногда бывали, но постоянной работы не было. Все это она подолгу терпеливо объясняла и маме, и подругам, которых шокировало поведение парня. Отец на эти темы разговаривать не желал. И на работу в свою фирму Андрея не брал, впрочем, Аня его об этом и не просила.

Последний год учебы в институте Аня нервничала. Андрей это чувствовал, пытался поговорить с ней, найти какие-то объяснения, но Аня и сама не понимала, что с ней происходит. Учится она хорошо, диплом написан уже давно, остались мелочи, с трудоустройством проблем вообще никаких – она уже давно работает у отца и знает, что ее место именно там. В личной жизни все в порядке – у нее есть Андрей. Уже привыкли к нему и мама, и подружки, и даже отец, похоже, по крайней мере они разговаривают о чем-то. Вроде все в порядке. Но чем ближе окончание института, тем сильнее охватывает Аню чувство какого-то беспокойства, какой-то тоски, какого-то желания. Она «мается» – это бабушка всегда говорила так, когда вдруг кто-то беспричинно начинал нервничать и не находить себе места. Аня «маялась». В какой-то момент она вдруг решает поехать в Крым. «Мне там станет легче, – как заклинание повторяет Аня, – там не было боли, я помню, там мне станет легче».

Сейчас, глядя в глаза Антона, Аня поняла, почему она приехала. Не только воспоминание об отсутствии боли заставило ее приехать сюда наперекор друзьям и здравому смыслу. Была еще причина. Та старая история курортного романа, которую рассказывал Егор. Это она. Мама Егора Елена Николаевна, она же приехала в Крым после института и нашла свое счастье. Аня тоже приехала за ним, за счастьем. Так, может, это… Антон?

«Пожалуй, я не пойду завтра с утра за билетом, – совершенно неожиданно решает для себя Аня, – подожду еще денек».

Антон внимательно смотрит на замолчавшую девушку. Необычная она какая-то. Она смотрит ему прямо в глаза, не отводя взгляда, но, похоже, не видит его. По лицу видно, что какие-то воспоминания – то грустные, то веселые – проносятся в ее голове. Она смотрит прямо на него и молчит, а он не смеет наклониться и поцеловать ее. Он не смеет прервать ее воспоминания. С любой другой девушкой он… Но эта не принадлежит ему. Пока по крайней мере.

Аня неожиданно ловит себя на том, что пристально смотрит на «плейбоя». «Интересно, давно ли мы так стоим? – мелькает удивленное. – Странно это как-то». Но она тут же забывает о своем удивлении – в голову снова полезли непрошеные мысли. А как же Андрей? Разве он не важен для нее? Аня вздыхает и, повернувшись, медленно идет по дорожке. В памяти всплывают, сменяясь, как в калейдоскопе, картинки из ее жизни с Андреем. Ане хочется вспомнить что-то неприятное, чтобы не чувствовать своего предательства, но, как назло, мелькают яркие бесшабашные праздники и ласковые ночи. Потом в памяти совсем уж некстати всплывает Егор. От этого у Ани окончательно портится настроение.