Текст книги "Пожиратели"

Пожиратели
Валерия Игоревна Гуляева

© Валерия Игоревна Гуляева, 2016

© Sent-Lucas, дизайн обложки, 2016

Корректор Екатерина Замошная

ISBN 978-5-4483-0810-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

– О, великий Молох, бог-покровитель сынов своих! Спаси-сохрани в сей час для нас тяжкий и да пребудет сила твоя и воля с нами, и через мои уста я донесу её до ушей всех неверных и необращённых! И да прими жертву сию во имя спасения нашего и пусть крики её принесут нам благо и всепрощение!

Гул вокруг Мокхопа нарастал, голоса сливались в один непрекращающийся стон, заглушая истошные вопли бьющейся в истерике женщины, которая пыталась вырваться из рук двух державших её воинов:

– Мокхо-оп! О великий! Прошу тебя! Мокхоп! – в какой-то момент ей всё же удалось высвободиться и она кинулась к алтарю, падая в ноги заклинателю и жрецу. – О, милостивый, молю тебя! Верою и правдою заклинаю! Они обещали сохранить жизни нашим детям! Они обещали! Молю тебя, верни мне дитя! Они обещали! – грудь женщины тяжело вздымалась и опадала, она дрожала всем телом, содрогаясь от рыданий, лицо её стало багровым, сил кричать уже не осталось, но она продолжала цепляться за его черную мантию, обессиленная и измождённая.

Жрец посмотрел на неё свысока, а после распахнул полы мантии и поднял вверх ребенка:

– Вот оно – дитя жертвенное! – толпа возликовала. – Дитя, которое принесет нам спасение!

– Не-е-ет! – женщину уже тащили за волосы прочь из зала, а жрец повернулся к алтарю.

– Возлагаю сие дитя в руки твои! Даруй нам жизнь взамен его жизни! – Мокхоп возложил ребенка в руки статуи с бычьей головой и поднес факел к каменной вазе. – И да пребудет с тобой сила огня всеочищающая! – и зажёг масло под каменными руками бога-покровителя.

Толпа завизжала, зарычала, всё сильнее гремели барабаны, заглушая плач и крики корчащегося, медленно жарящегося в руках статуи, младенца.

Женщины стали срывать с себя одежды и раздирать ногтями грудь, завывая и глядя невидящими глазами на горящую жертву во имя их жизни. Мужчины вонзали друг в друга копья снова и снова, заливая каменный пол залы кровью.

– Да, дети мои! Это жертва во имя жизни! Во имя Бога нашего – Молоха! Во имя власти его на земле при нас и после нас! – жрец вновь повернулся к статуе и воззвал к покровителю. – Да пребудет царствие твоё и твоих детей на земле проклятой! И да пребудет жизнь твоя вечная в телах наших мёртвых! И каждый, кто ступит на землю твою – да будет проклят!

– Да будет проклят! – хор истязающих себя вторил каждому слову жреца.

– И каждый, кто посмеет усомниться в вере твоей – да будет проклят!

– Проклят! – ревела беснующаяся толпа хором.

– И каждый, кто посмеет тронуть детей твоих – да будет проклят! Восстань же из огня и пепла и да свершится воля твоя!

– Заткнись, старик! – Мокхоп рухнул на пол, сбитый с ног ударом копья в спину, но не прекратил выкрикивать проклятия. – Город теперь наш, – прошипел нападавший, – слишком долго ты морочил голову нашему царю… – и тут же отпрянул.

Жрец смеялся. Он хохотал во всю глотку:

– И обретет наш бог жизнь! – Мокхоп поднял руки, пытаясь схватиться за каменную вазу со все ещё недогоревшими останками ребенка, которые обугленными кусками теперь свисали с простёртых к толпе рук бога-демона.

– Твой бог?! Еретик! Ты сгоришь в аду, еретик! – воин испуганно продолжал отступать.

– И обретут дети твои… жизнь! – прорычал жрец последние слова и пал замертво.

Огонь под руками статуи взмыл под сводчатый потолок жертвенного зала, опадая жгучим водопадом на пол пещеры. Пламя объяло лежавшие вповалку тела. Женщины всё ещё продолжали стонать. Не сумевшие вырвать из груди свои сердца, они теперь тянулись к огню, заливаясь безумным хохотом, желая почить в языках бушующего пламени, безжалостно пожирающего человеческую плоть.

Воины выбегали из храма в скале один за другим и, корчась от боли и теряя рассудок, неслись вперед не разбирая дороги, выцарапывая себе глаза. А тем временем земля у храма стала покрываться глубокими, стремительно расходящимися во все стороны, трещинами. Словно что-то иссушало почву, убивая всё, что на ней произрастало, обращая завоевателей в бегство, но неизменно настигая их у самого выхода из города. Воины сходили с ума, глядя в пустоту. Они не реагировали на приказы. Страх обуял их и гнал прочь – прочь из проклятого города, прочь с проклятой земли, которая способна была убить пустотой, являющейся настигнутому самым страшным кошмаром.

После того, как крики стихли, и над городом повисла мёртвая тишина, многие дни никто не осмеливался ступить за ворота проклятого города. Тела погибших оставались лежать там, где упали, в неестественных позах, с открытыми глазами. Ни один из коренных жителей так и не вышел из святилища в скале, лишь одна женщина, крики которой не смолкали долгое время, ходила кругами рядом с зияющим чернотой проёмом в скале. Невошедшие в город отряды захватчиков наблюдали за ней издалека, смотрели, как она роет окаменевшую землю, стирая руки в кровь, как мечется у самого входа в жертвенную пещеру, как падает ниц с мольбами и причитаниями. На третий день несчастная затихла, так и не осмелившись войти в пещеру. С того дня ни единого звука больше не доносилось из города.

Немногим позже народ захватчиков решил выстроить на подступах к проклятой земле стену, запечатывающую город и преграждающую вход любому, кто вознамерится раскрыть его тайну. Хотя после первых нескольких метров выстроенной стены людьми стали двигать иные намерения. Они прятали не город от людей, а людей от города. Племя захватчиков верило, что способно запечатать неведомое зло за высокой стеной и оно издохнет, словно голодный зверь. Дни и ночи напролёт, пока кипела работа, горели шаманские костры, джунгли пели, стонали, мычали камланиями и песнопениями, дикие пляски длинными тенями вышагивали по непролазным лесам, загоняя зло в свою берлогу и запечатывая его на многие века. Не многие желающие стремились посетить проклятые земли, а тех, кто осмеливался, больше никогда не видели в мире живых.

Ни один зверь не подходил к каменному заслону, ни одна птица не пролетала над мёртвой землей, ни одно растение не подступало близко к городу некроманта. Так шли месяцы, годы, столетия. И тогда о городе забыли. Подступы к стенам заросли буйными травами, дикие звери заполонили леса вокруг, и мёртвый город канул в лету. Он просто исчез, не оставив после себя ни единого упоминания. Он затерялся во времени, запечатанный и пожирающий себя самого, словно дикие амазонские джунгли, пожирающие всякого, кто пытается проникнуть в их мрачные тайны.

1

– Ну, что у тебя, Шульгин? – майор полиции показал значок патрульному у желтой ленты и поспешил к стоящему у входа в подъезд напарнику.

– Труп. Мужчина. Предположительно 60 – 65 лет. Соседи плохо его знали, он редко выходил из квартиры, пенсию не получал. Продукты ему кто-то приносил, соседи по лестничной клетке – две молодые пары, поэтому привычки следить за стариком у них не было. Раньше жил здесь с внучкой, но та съехала лет десять назад и с тех пор её тоже никто не видел. Черт, многое повидал, но такое – впервые.

– Мать честная… – Коренев зажал нос и рот платком. – Врачи уже видели тело?

– Нет, но я позвонил… – Шульгин закашлялся, силясь подавить приступ тошноты.

Труп мужчины представлял собой плачевное зрелище. Судя по всему, он умер от сердечного приступа. Рядом на полу валялся пульт от телевизора.

– Да откуда же тут столько мух! – Шульгин выскочил из квартиры, в дверях сбив с ног маленького щуплого очкарика с чемоданчиком.

– Та-а-ак, кто тут у нас? – паренёк пристроился рядом с креслом, надев респиратор и протянув такой же Кореневу. – Судя по состоянию тела, он мертв уже около двух недель…

– Но так быстро сгнить? – полицейский поморщился, наблюдая за тем, как судмедэксперт берёт образцы тканей.

– Его сожрали мухи. Если бы не открытое окно, их тут было бы миллиона два – не меньше, и от запаха вы не смогли бы пройти даже за порог. Виновата жара, отчасти. При таких обстоятельствах я не могу определить точное время и причину смерти. Его нужно доставить в морг, и как можно скорее.

– Избавьте меня от этих подробностей, – Коренев поспешил на улицу.

– Думаю, дело можно закрывать, – майор Коренев тронул напарника за плечо и тот посмотрел на него мутным взглядом, – Шульгину явно было плохо. – Пойдём, я провожу тебя к машине скорой помощи, – полицейский поддержал напарника под руку. – Пожилой мужчина, родственников нет, жил один, из дома практически не выходил, умер от инсульта за просмотром телевизора. Соседи вызвали полицию только когда почувствовали странный запах, идущий из квартиры. Напишешь рапорт и ко мне, как придешь в себя, понял? – Коренев дождался кивка и поспешил к патрульной машине. – Да, майор Коренев на связи. Что? Еще труп? Не многовато ли трупов для одного дня?

– Что у вас? – полицейский поднялся по лестнице на пятый этаж панельной многоэтажки, от чего порядком взмок, и привалился к косяку обшарпанной деревянной двери, обитой снаружи искусственной кожей, – что-то я подустал. Чертова жара меня доконает…

– Майор, вам лучше пройти сюда, тут… тут это… – из дальней комнаты выглянул полицейский, зажимающий нос и рот скомканным кухонным полотенцем, которое, видимо, нашел тут же в квартире.

– Жуть какая…

На полу комнаты, которая одновременно служила и спальней и гостиной, лежал труп женщины. Она уже успела окоченеть. Руки застыли в странном жесте – словно жертва пыталась от кого-то защититься. Лицо искажено неестественной гримасой – рот был открыт так, что выскочила челюсть, а глаза едва не вываливались из орбит.

– И чего же можно было так испугаться? – Коренев присвистнул. – Скорее всего, тоже сердечный приступ?

– Тоже? – второй полицейский недоумевающе посмотрел на старшего по званию.

– Да, утром был труп. Мужчина, умер в кресле.

– Тоже от испуга?

– Нет, – Коренев посторонился, пропуская в комнату медиков и криминалистов, – хотя, черт его знает. Пошли-ка на улицу, только мешаемся.

На улице полицейские сели в патрульную машину и включили кондиционер. Лето выдалось на удивление жарким, хотя, если подумать, оно ни чем не отличалось от прошлого, и от позапрошлого, если очень хорошо подумать. Давно не было дождя и над улицами стояло марево жара, идущего от асфальта. В пробках то и дело кто-нибудь вскрикивал или причитал – люди погибали от тепловых ударов, от сердечных приступов. Машины скорой помощи уже просто дежурили в пробках – так удавалось спасти немало пострадавших.

Вот и для майора полиции, Александра Коренева, лето началось ужасно. Прошло всего две недели, а он успел побывать уже на семи местах преступлений, и каждая из смертей объяснялась сердечным приступом. И у каждого из пострадавших, которых еще не совсем дожрали мухи и гниль, на лице застывала гримаса ужаса. Но, кроме того, что все умершие были людьми за пятьдесят и жили одиноко, связи между жертвами не было.

Он тоже жил один. Валя бросила его почти два года назад и с тех пор он так и не смог начать с кем-то встречаться снова. Наверное, он всё ещё её любил, хотя и старался убедить себя в обратном.

Валентина иногда звонила, иногда заходила, чтобы приготовить еду и немного прибраться, но в последние полгода эти визиты становились всё реже. Она ничего не говорила, но Коренев видел, что она устала. Устала от того, что он постоянно на работе, устала от неопределенности, устала с ним нянчиться, в конце концов.

Последний раз она звонила две недели назад, а не приходила, наверное, уже почти месяц.

Покинув место преступления, полицейский направился домой. Мужчина вошел в квартиру ближе к десяти вечера, осмотрел свою кухню: гора пустых коробок из кафе быстрого питания, какие-то пакеты, с полтора десятка пустых банок из-под пива. Взгляд на мгновение задержался на переполненном мусорном ведре и скользнул дальше.

В гостиной его снова ждал компьютер с последними делами и еще одна бутылка пива. И еще одна бессонная ночь…

– Инна, принеси, пожалуйста, еще кофе. Большую чашку, – Коренев потер глаза.

– Что, опять всю ночь просидел за этими делами? – напарник вошел в кабинет, неся стопку распечаток с ориентировками.

– Сегодня не было сообщений?

– Пока нет.

– Лучше бы так и было. У нас и так уже дюжина «висяков».

– Патологоанатомы же сказали, что это сердечные приступы. Фабрикуем и закрываем.

– Самойлов, знаешь, я не очень уверен, что это просто сердечные приступы. Трое из жертв умерли совсем недавно и, судя по выражению их лиц, о причине смерти можно ещё поспорить.

– Что ты хочешь сказать? – Самойлов присел на краешек стола и отхлебнул из кружки, которая стояла на столе у его компьютера, и поморщился. – Остыл, чёрт…

– Я понимаю, что у стариков бывают галлюцинации, срывы, бред, но что же должно твориться в мозгу, чтобы от испуга челюсти выскакивали?

– Ой, да брось! Сейчас чего только по телевизору не крутят, а много ли старикам нужно?

– Самойлов, ты издеваешься?

– Ну, что сразу Самойлов-Самойлов, – лейтенант обиженно скривился и сел за стол, – но план ведь нужно сдать. Да и как ты объяснишь начальству, что не закрыл дело только потому, что тебе показалось, будто они перепуганы. Да и даже учитывая твои догадки, они умерли от сердечных приступов, пусть и спровоцированных испугом.

Коренев еще немного посидел и поднял глаза на напарника:

– Ладно, закрывайте. Но что-то не вяжется. Я это чувствую.

– Кто бы сомневался! – Сергей развел руками. – Кстати, как там Шульгин?

– Не сказал бы, что очень хорошо.

– А я говорил, что не стоило его посылать по тому адресу.

Через несколько минут к майору в кабинет уже спешило несколько сотрудников с вестью о новых телефонных звонках.

– Так, Лёвченко и Мартынов – вы на Красноармейцев, Селиванов и Каничев – на Московскую, Самойлов – ты со мной. Этот адрес, – Коренев сверился со списком, – к майору Варягину – это его участок. Боже, как же я устал, кто бы знал… – последнюю фразу полицейский произнёс себе под нос.

Когда полицейские прибыли на место, криминалисты и медики уже были там.

– Что тут? – на этот раз разговорами занимался Самойлов, а майор стоял в стороне, озираясь по сторонам. Но через мгновение он сорвался с места и куда-то побежал.

– Эй! Коренев! Ты куда? Тут двое!

– Там свидетель! За углом!

– Стой тут! Начальник, погоди! – Самойлов ткнул допросником в грудь одного из врачей и кинулся бежать за старшим по званию.

– Завернула за угол! Я видел! – напарник не видел, за кем несётся Коренев, сбивая с ног прохожих, которые уже успели образовать немалую толпу вокруг оградительной ленты.

– Да за кем ты бежишь?! Я никого не вижу! – Самойлов уже порядком запыхался – лишний вес давал о себе знать, но парень старался не терять из виду майора.

– Вон она! В синей куртке! Стой! Я хочу поговорить!

– В куртке?! Ты с ума сошел?! Да кто ж в такую жару… – и тут Сергей споткнулся, – чёрт! Я догоню! – но так и не смог удержать равновесие и плашмя полетел на асфальт.

К тому моменту, как Самойлов смог подняться и отдышаться, майор уже пропал из виду, но его оказалось не трудно отыскать по крикам возмущавшейся толпы.

Худенькая девушка в синей куртке и джинсах лежала лицом вниз, а Коренев пытался объяснить прохожим, что он полицейский. Кто-то из парней попытался оттащить его – видимо, хотел погеройствовать, но ему в лицо не совсем учтиво было сунуто удостоверение майора полиции, которое Коренев наконец-то смог выудить из нагрудного кармана рубашки, и толпа тут же успокоилась и как-то слишком быстро разбрелась.

– Ты чего побежала, дурёха? Я же только поговорить! – Коренев уперся руками в колени, пытаясь восстановить дыхание. – Серёг, давай её в участок, а я – обратно. Вернусь – поговорим.

Девушка попыталась было возразить, но Самойлов незаметно надавил, где нужно, и она замолчала.

Майор вернулся с места преступления намного позже, чем ожидал. На этот раз убийство было совершено совсем недавно – пару часов, не больше. Трупные пятна только-только стали проступать.

– И та-а-ак, – Коренев вздохнул и присел рядом с трупом пожилой женщины, которая сидела, вцепившись посиневшими пальцами в ручку от пластиковой швабры. – Убитая – женщина 45—50 лет, видимых повреждений на теле нет…

– Убитая? – один из офицеров, находившихся в комнате, перебил Коренева, но тот лишь посмотрел на него и продолжил запись наблюдений на карманный диктофон.

В участок полицейский вернулся около восьми вечера. Задержанная всё еще ожидала в допросной. Коренев жутко устал за день, но беглянка могла сказать что-то важное.

– Меня в чем-то обвиняют? Я задержана? Меня посадят? – девушка встретила Коренева кучей вопросов, но наткнувшись на его усталый взгляд, замолкла.

– Нет, ты не арестована, – майор опустился на стул с противоположной стороны стола. – Слушай, у меня сегодня был жутко тяжелый день и я слишком устал для игр. Давай просто поговорим и ты пойдешь домой, хорошо? Меня, кстати, Александр зовут. А тебя?

Девушка некоторое время молчала, потом ссутулилась и слабо проговорила:

– Полина.

– Почему ты побежала, Полина? – полицейский достал диктофон и снова включил запись, поймав на себе недоверчивый взгляд, пояснил – это просто формальность. И, ко всему, я слишком устал, чтобы запомнить то, что ты будешь говорить.

– Я шла к своим старикам…

– Старикам?

– Ну, да. Ну, в общем, программа у нас такая – помощь пенсионерам и всё такое.

– А побежала почему?

– Я не знаю. Потому что вы побежали.

– Посмотри, это они? – Коренев достал из кармана брюк сложенную фотографию и протянул её девушке.

– Да. Валентина Петровна и Александр Иванович. Старушка – просто добрейшей души человек, а вот дедушка постоянно брюзжит.

– Не ходи туда больше.

У Полины сначала вытянулось лицо, а потом она привстала:

– Вы… они… это они там… из-за них? А что случилось?

– Это я и пытаюсь выяснить. Что ж, Поль, ты можешь идти домой. Кстати, можно немного личный вопрос? – Майор выключил диктофон. – Почему ты так одета?

– Я… я болею, – Полина всхлипнула, – что-то подхватило после поездки в Перу, с тех пор никак не согреюсь. И врачи ничего не говорят. Не…

– Перу? – Коренев поднял бровь.

– Д-да. Мы отдыхали с друзьями. На новый год. Даже задержались немного, вместо двух недель пробыли три.

– Хм, – полицейский откинулся на спинку стула и потер лицо ладонями. Ладно, Полин, ты можешь идти. Нет, давай лучше я закажу тебе такси. Где ты живёшь?

– В общежитии при институте, хотя я и на заочном, но…

– И пошлю с тобой патрульного, чтобы тебя не оставили топтаться на пороге.

Коренев дождался молчаливого кивка и они вместе вышли из допросной.

Домой полицейский добирался на автопилоте. Спать хотелось жутко, поэтому он решил взять отгул. Диктофон он забыл на рабочем столе в участке и предупредил напарника, что тот отвечает за него головой:

– Там несколько записей с мест преступлений и беседа со студенткой.

– Да там же практически ничего нет. Слышал я вашу беседу, – Самойлов недовольно поворчал для вида, но спрятал диктофон в сейф в кабинете.

– Я прослушаю её, когда вернусь, понял?

– Да понял, понял я. Буду держать тебя в курсе.

– Нет, не нужно, – Коренев зевнул, – я хочу отдохнуть. Действительно отдохнуть, а не как обычно…

Марина вернулась домой позже обычного, поэтому сиделку – молодую девушку, студентку-заочницу, которая была не прочь подзаработать, пришлось отпускать по телефону.

– Бабуль, как ты сегодня? – девушка погладила закутанную в плед пожилую женщину, но та никак не отреагировала, лишь молча продолжила смотреть в потолок. – Хорошо, если что – вот колокольчик, – и Марина вложила в руку женщины звенящую игрушку, – зови, если что-то будет нужно.

Девушка устало побрела на кухню: стоило заварить кофе, тяжелый день давал о себе знать. Завтра с утра снова придёт врач, снова будет проводить тесты, чтобы снова ничего не сказать.

Антонина Ивановна – семидесятилетняя жизнерадостная старушка, довольно неплохо чувствовавшая себя для своих лет. Всегда улыбчивая и приветливая. Но около двух недель назад с ней стали происходить странные вещи. Поначалу это были мелочи: её стали раздражать поставленные не туда чашки, не повернутый в раковину кран, а то и вовсе причиной нервного потрясения мог стать не тот цвет носков. Потом стало хуже – бабушка стала угрюмой, постоянно огрызалась на Марину, а позже и вовсе перестала разговаривать. По ночам её стали мучить кошмары. Антонина Ивановна просыпалась в холодном поту и что-то бормотала, испуганно оглядываясь по сторонам. На расспросы внучки женщина отвечала одинаково – списывала всё на старость. Но четыре дня назад она слегла. Марина просто встала утром и увидела бабушку неподвижно лежащей в постели, закутавшуюся в теплый плед и бездумно смотрящую в потолок. Тревожить её внучка не стала и со спокойной душой ушла на работу, но уже в обед ей позвонила сиделка и сказала, что Антонина Ивановна отказывается от еды и она не знает, что делать. Видимых причин такого состояния врачи не назвали, но обещали заехать через пару дней – сказали, что случай не совсем необычный но, как оказалось, не первый.

От горячей чашки кофе Марину оторвал слабый звон колокольчика из соседней комнаты и она сразу кинулась туда – бабушка давно ничего не просила.

– Бабуль, что случилось, что-то нужно? – внучка присела на кровать.

Женщина медленно перевела взгляд на девушку и шепотом произнесла:

– Ты не должна сегодня ночевать тут… они могут тебя увидеть. Они видят тебя…

– Кто, бабушка, кто видит?

– Уходи, сегодня ты не должна ночевать здесь… – шершавые губы женщины сомкнулись, превратившись в практически бесцветную полоску на бледном лице, и она вернулась к созерцанию потолка.

– Бабушка? Ба?

Марина ещё некоторое время держала женщину за руку, но та больше не произнесла ни слова. Голова была тяжелой. Стоило лечь спать и она ушла в другую комнату.

Часы показывали два часа ночи, когда Марина внезапно открыла глаза. Её что-то разбудило, спросонья она всё никак не могла понять, что именно. Спустя несколько минут до неё дошло – в соседней комнате звенел колокольчик.

– Бабушка?! – девушка подскочила и кинулась в соседнюю комнату.

Дверь в спальню распахнулась, на автомате рука потянулась к выключателю и Марина отпрянула назад.

Женщина билась в тихой истерике. Она уже не лежала в постели – она сидела у шкафа и мотала головой из стороны в сторону, что-то бормоча себе под нос, при этом не отрывая взгляда от потолка.

– Ба! Вставай!

– Уйди, дура! – необычайно грубо отмахнулась та и с силой толкнула внучку в грудь. – Нет! Нет! Уйди! – Антонина Ивановна стала отмахиваться от кого-то, её глаза налились кровью и она начала кричать.

– Бабушка! – Марина сидела на полу, прижав руки ко рту, и не могла больше вымолвить ни слова.

Лицо женщины поплыло, челюсть стремительно поползла вниз, раскрывая рот всё шире и шире. Выпученные и багровые от лопающихся капилляров глаза превратили бьющуюся в истерике женщину в безумную старуху. Она в последний раз закричала, а потом стала задыхаться, всё ещё не сводя взгляда с потолочной люстры. Через несколько секунд Антонина Ивановна замерла с поднятыми руками с застывшей на лице маской кошмара.

Девушка просидела на полу еще около получаса, а потом медленно поползла в сторону входной двери. Её, скулящую и скребущуюся в двери лифта, нашла соседка по лестничной клетке. Она-то и вызвала скорую, а позже и полицию, как только увидела распахнутую настежь дверь квартиры Антонины Ивановны.

Звонок телефона вырвал Коренева из тяжелого беспокойного сна. Голова гудела и он, не открывая глаз, нащупал телефон на прикроватной тумбочке:

– Да, алло… ты в курсе, который час?.. какое дело?.. Диктуй адрес… буду через час…

Коренев поднялся с постели. Часы показывали половину четвёртого утра. На улице уже светало.

Предрассветные часы были самым приятным временем: жара только спадала и еще не успевала собраться с новыми силами и легкая прохлада освежала мысли и тело. Но легче майору от этого не становилось. Коренев проспал около четырнадцати часов, но так и не почувствовал себя отдохнувшим.

– Возможно, ты слишком много спал, мало ел и просто дочерта работал. Тебе нужен отпуск, – мужчина приподнял футболку к лицу и поморщился, – и душ…

Через полчаса он более-менее проснулся и вызвал такси. Было лень ехать на служебной машине, да и не хотелось лишний раз загружать голову маршрутами.

– Она там, – Самойлов указал рукой в сторону машины скорой помощи, – внучка погибшей. Еще нужно будет вызвать в участок сиделку. Вот, держи, – напарник протянул майору папку с допросным листом, – тут есть кое-что. Надеюсь, она уже успела немного успокоиться.

Двор к приезду Коренева успели оцепить и вокруг, несмотря на столь ранние часы, собралась толпа зевак. Туда-сюда сновали полицейские, пытающиеся остановить и успокоить живущих в доме.

– Да откуда же вас столько в пять утра-то! – сетовал патрульный – видимо, новичок.

– Уж больно молод, – отметил Коренев, не отрываясь от записей Самойлова. – Марина Варлеева, двадцать четыре года, уроженка города Волгограда. Родители погибли… осталась одна бабушка, проживающая в этом городе… – он поднял глаза от папки и увидел на себе пристальный взгляд девушки, сидящей на кушетке скорой. – Здравствуйте, Марина. Простите, что так неучтиво и…

– Я понимаю. Это ваша работа, – она вытерла лицо дрожащей рукой.

– Расскажите, что произошло. И почему вы вызвали полицию?

– Я… я не знаю… это не я вовсе… это… – девушка скривилась, глаза её мгновенно наполнились слезами, но она так же быстро совладала с собой и продолжила дрожащим голосом, – моя… моя соседка, тетя Варя… простите… – она вытерла лицо лежавшим рядом одеялом, – Варвара Ильинична. Мне сказали, она нашла меня у лифта, но я не помню… – она снова всхлипнула, – всё так быстро произошло. И так странно. Я знаю, что, – Марина махнула рукой куда-то в сторону дома, – что, ей уже не помогут, но она кричала что-то совсем бессвязное, она от кого-то защищалась. Что это было? Объясните мне! – Марина была близка к истерике, её лицо покраснело и исказилось.

– Кому не помогут, Марина?

– Как кому? – девушка мгновенно притихла и ошалело уставилась на полицейского.

– Вы сказали, что ей уже не помогут. Кому не помогут?

– М… моей бабушке… она так кричала…

Он вспомнил, как они ссорились с Валентиной в последний раз. Она так же кричала, так же пыталась не расплакаться, но у неё это плохо выходило.

– Эй, Саня, – прошептал подошедший Сергей и ткнул стоящего истуканом Коренева в спину, потом заговорил с девушкой:

– Вы простите нас, у нас очень много работы. И любые сведения по этому делу могут быть очень важны. Если вы что-то вспомните, – он протянул девушке визитку, – прошу, позвоните, пожалуйста.

С этими словами он захлопнул дверь машины и махнул водителю:

– Увози! Я позвоню!

– Я вспомнил Валю.

– Ты же должен понимать, что сейчас не время. Я узнал номер студентки, которая приглядывала за умершей. Чуть попозже вызовем в участок. Ты со мной поедешь?

– Да, да, конечно. Нужно её допросить. Только поднимусь в квартиру и сразу же поедем. Медики уже были там?

– Да. Ничего нового не сказали. Сердечный приступ.

– Да что же такое происходит в этом городе…

– У пожилых людей часто случаются сердечные приступы. У мужчин, правда, чаще, но…

– Самойлов, на статистику потянуло? У тебя работы мало?

– Да ладно-ладно, начальник. Чего ты начинаешь? – с этими словами полицейский направился к патрульной машине.

Действительно, ничего нового Коренев в квартире не увидел. Разве что на этот раз гримаса старушки была намного ужаснее той, которую он видел на прошлой неделе.

– Что же вас так напугало? – Александр присел рядом с телом.

– Галлюцинации.

– Что, простите? – майор обернулся на голос.

– Галлюцинации. Она пожилая, принимала кучу таблеток. Как я понял со слов внучки, в последние две недели у погибшей слишком изменилось поведение, а под конец женщина даже сказала о том, будто её кто-то преследует. Это паранойя. У пожилых людей такое случается.

– То есть вы хотите сказать, что она умерла от сердечного приступа после того, как увидела что-то, что сама же и выдумала?

Медик пожал плечами:

– И такое возможно.

– Сойти с ума за две недели…

– Можно сойти с ума за ночь.

Уже в участке Кореневу доложили, что девушка-сиделка прибудет в участок после полудня. Было время, чтобы немного отвлечься, хотя на отдых рассчитывать не приходилось. Уже на пути к кабинету ему сунули в руки несколько отчетов судмедэкспертизы, которые он запросил накануне выходного и, как нельзя кстати, чашку кофе. Запах напитка немного приподнял майору настроение.

– Самойлов, погоди! Сергей! – Коренев догнал напарника в коридоре. – Я получил данные по прошлым убийствам, думаю, мне понадобится помощь.

Девушка приехала вовремя. Кореневу сообщили по телефону и он сразу направился в допросную.

– Я поговорю, – полицейский отстранил от двери майора соседнего участка, который собирался войти, – это моё дело. Тот лишь кивнул в ответ и пошел по своим делам. Видимо, не особо-то и хотел ввязываться.

– Здравствуйте. Я – майор полиции Александр Коренев. Мне сказали, что вы присматривали за Антониной Ивановной Варлеевой, – полицейский сверился с делом, которое принёс с собой.

– Да. Меня наняли месяц назад.

– Как вас зовут? – Коренев достал свой диктофон, – это просто формальность, не обращайте внимания.

Девушка кивнула:

– Соня Иваниченко. Приехала сюда учиться.

– Где вы познакомились с Мариной Варлеевой, внучкой своей подопечной?

– С Мариной мы познакомились в кафе, разговорились. Она была в таком подавленном состоянии, а я прослушиваю курс психологии в институте и решила, что смогу ей помочь, вот и подсела. Амбиции и всё такое, – Соня ухмыльнулась, – выяснилось, что мы обе можем друг другу помочь.

– Какого рода помощь она вам предложила?

– В ходе разговора выяснилось, что она ищет сиделку для своей бабушки, а я участвую в программе помощи пожилым людям и могла бы присмотреть за её бабушкой, бесплатно, естественно. Но она решила оплачивать мои услуги, чисто символически, но и это мне очень помогало.

Коренев слушал Соню молча, но когда она упомянула о программе – насторожился:

– Расскажите мне об этой программе, Соня?

– Ничего особенного, – девушка пожала плечами, – вообще, практика – это неотъемлемая часть обучения, но у нас был выбор – либо роддом, либо морг, либо участие в программе. Лично я посчитала, что легче присмотреть за пожилой парой, чем выносить судна за роженицами или помогать перекладывать с кушетки на кушетку трупы, – Соня поёжилась и сильнее запахнула на груди тёплую кофту.

– И сколько вас в группе?

– Человек 20, может 30, – Соня пожала плечами, – мы же заочники, записывались на практику врозь, да и ходим отчитываться, когда кто может.