Текст книги "Зеркало сновидений"

Глава 9
Выстрел

– Очень странная особа, – сказала Машенька, воинственно тряхнув кудрявой головкой. – Признаться, я так и не поняла, что ей от тебя было нужно, – добавила девушка, обращаясь к Оленьке.

– Баронесса Корф – светская дама, – заметил Володя таким тоном, словно излагал доказательство сложнейшей теоремы.

– Возможно, для некоторых светских дам переживания других людей являются просто развлечением, – добавил его брат.

– Я так не думаю, – не удержался Арсений. Он прикусил язык, но было уже поздно.

– Ну разумеется, вы так не думаете, – сказал Володя.

– Вероятно, в Феодосии знатные дамы редко наносят вам визиты, – подхватил Коля, улыбаясь во весь рот.

Арсений побледнел от гнева, но пока он искал слова для ответа, который поставил бы наглеца на место, его опередила Машенька.

– Господа, прошу вас, – сказала она, посылая близнецам предостерегающий взгляд. – Наша подруга умерла, мы все переживаем… Не стоит усугублять положение.

Неожиданно Оленька уронила голову на руки и горько заплакала. Встревоженная подруга бросилась ее утешать.

– Оля… ну Оля, ну ты что? Господа, позовите горничную, Оле дурно…

– Не надо никого звать, – ответила Оленька, вытирая слезы. Она раскраснелась и выглядела по-детски беспомощно. – Она так говорила, словно подозревала меня в чем-то…

– Кто, баронесса Корф? Оля! В чем она может тебя подозревать?

– И какое она вообще имеет право? – подал голос Володя. – Не плачьте, Ольга Кирилловна. Ну право слово, не стоит!

– Не расстраивайтесь, Ольга Кирилловна, – сказал Арсений. – Никому в голову не придет подозревать вас в чем-то. Все знали, как вы были привязаны к Лизе.

– Нет, – Оленька удрученно покачала головой. – Я была плохой сестрой. Надо было отобрать у нее платье до того, как все это случилось…

Пока в малой гостиной друзья пытались успокоить Оленьку и наперебой уверяли ее, что ей не о чем беспокоиться, Амалия в сопровождении Лариона дошла до парадной лестницы и неожиданно остановилась.

– Могу я попросить вас об одной услуге, Ларион Алексеевич? – спросила Амалия. – С условием, что все останется между нами, – добавила она.

Студент немного озадачился, но объявил, что он будет рад оказать госпоже баронессе любую услугу, которая в его силах.

– Я бы хотела взглянуть на комнату, в которой ее нашли, – сказала Амалия.

– Ее? – переспросил Ларион, с изумлением глядя на собеседницу.

– Да, Лизу. Вы можете мне помочь?

По правде говоря, Ларион почувствовал острое разочарование. Красивая светская дама, которая произвела на него такое впечатление на Невском, на поверку оказалась обыкновенной сплетницей, да еще самого худшего разряда – из тех, что норовят всюду пролезть и всюду сунуть свой нос. Но Ларион дал баронессе слово, а собственные обещания были для него святы.

– Я провожу вас туда, – буркнул он, хотя даже по его лицу было видно, что он оскорблен до глубины души. – Ее спальня здесь, неподалеку.

…Ему не хотелось входить в комнату, и он остался переминаться с ноги на ногу на пороге; к тому же Ларион ухитрился запамятовать, что Лиза по-прежнему находилась здесь. Тело лежало на кровати, укрытое до подбородка простыней, большое зеркало, в которое Лиза частенько любовалась на себя при жизни, было занавешено. Амалия подошла и всмотрелась в лицо умершей. Лариону было не по себе, и он отвел глаза, а когда снова поглядел на баронессу, то оторопел. Она отвернула простыню и внимательно изучала шею и руки Лизы.

– Сударыня…

– Вы мне обещали, – негромко напомнила Амалия, возвращая простыню на место. – Кстати, почему вы заговорили о вскрытии? Никаких следов борьбы я не вижу.

Ларион вытаращил глаза.

– Но… сударыня… Я хочу сказать, в случае неожиданной смерти… с точки зрения науки…

– Вы учитесь на медицинском факультете?

– Нет, на юридическом. Но у меня есть знакомые медики.

– Где именно нашли тело?

– Меня тут не было, когда… Соня сказала, что барышня лежала на ковре напротив зеркала.

– То есть Лиза лежала на полу, точь-в-точь как в том сне… Скажите, вечером она ужинала вместе с семьей? – спросила Амалия без всякой видимой связи с предыдущим.

– Наверное, – пробормотал Ларион, чувствуя все возрастающее удивление. – Я хочу сказать… я сейчас живу отдельно, но обычно… Да, все ужинали вместе.

Амалия подошла к двери и тщательно осмотрела ее.

– Не знаете случаем, дверь была заперта до того, как обнаружили тело?

– Нет. Лиза никогда не запиралась. Зачем? Она же у себя дома… Никто бы все равно не вошел к ней без разрешения.

– Ясно, – уронила Амалия и отошла к окнам, занавешенным тяжелыми портьерами. Отведя портьеры в сторону, она осмотрела все запоры. – Скажите мне вот что, Ларион Алексеевич: у Лизы не было привычки открывать на ночь окно? Вчера было довольно тепло…

Ларион признался, что ему ничего не известно о том, были ли окна открыты или закрыты, но он может спросить у слуг.

– Очень хорошо, – сказала Амалия. – И заодно узнайте у них, что Лиза ела и пила во время ужина и после него.

– Я все-таки не понимаю, – решился Ларион. – Сударыня, почему…

– Полно вам, Ларион Алексеевич, – покачала головой Амалия. – Вы уже и так все поняли. Скажите мне вот что: у Лизы были враги?

– Враги? Да нет, конечно!

– Тогда следующий вопрос: у нее были свои деньги?

– Еще нет, то есть, – поправился Ларион, – бабушка по материнской линии завещала ей довольно приличную сумму. Лиза получила бы эти деньги в 21 год.

– А когда ей бы исполнился 21?

Ларион произвел в уме нехитрые подсчеты.

– Через 10 месяцев.

– А почему бабушка завещала все ей, а не Оленьке, например?

– Ей нравилась Лиза. И бабушку тоже так звали.

– Постойте-ка, – медленно проговорила Амалия. – Подвенечное платье, в котором нашли Лизу…

Ларион утвердительно кивнул.

– Да, платье принадлежало той самой бабушке.

– А где оно? – спросила Амалия. От нее не укрылось, что Ларион поежился.

– Я не знаю. Кажется, его сняли, когда пытались привести ее в чувство. Близкие… они не могли поверить, что Лиза умерла, им казалось, что с ней случился обморок…

Амалия осмотрела комнату и наконец нашла злополучное платье на стуле за ширмами в углу. Очевидно, платье снимали в спешке – швы кое-где разошлись, пожелтевшее кружево местами было отодрано.

– Оно было ей великовато, – сказала Амалия вслух. – Но в свое время оно, должно быть, смотрелось великолепно.

– Может быть, уйдем отсюда? – не выдержал Ларион. Окружающая обстановка действовала на него угнетающе, и он был уже не рад, что согласился привести сюда загадочную баронессу Корф.

Амалия не стала возражать, и они вышли из спальни.

– Интересно, кому теперь отойдут деньги, которые должна была получить Елизавета Кирилловна, – заметила баронесса, когда они спускались по лестнице.

– Сударыня, я не знаю, что вы пытаетесь доказать, – сдавленно проговорил Ларион, – но вы неправы, ей-богу, неправы! Это очень хорошая семья…

– Девушка, не имевшая проблем со здоровьем, ни с того ни с сего умирает, – напомнила Амалия. – Это наводит на определенные мысли, знаете ли.

– Может быть, я бы согласился с вами, – устало выдохнул Ларион. – Но я расскажу вам кое-что. Однажды мы сидели всей компанией в трактире… мы – я имею в виду студенты. И мой товарищ, Андрей Бороздин, который за минуту до того шутил и смеялся как ни в чем не бывало… он вдруг схватился за грудь, прошептал «О боже…» и упал со стула. Когда его подняли, он был уже мертв. Раньше, госпожа баронесса, он казался совершенно здоровым, но на вскрытии… У него выявился тяжелый порок сердца. Я просто хочу сказать, – добавил Ларион, волнуясь, – что то, что нам кажется, и то, что есть на самом деле… они могут не совпадать, понимаете?

– По-вашему, у Елизаветы Кирилловны тоже был порок сердца? – спросила Амалия.

Ларион развел руками.

– Я не медик, сударыня. Но я считаю, что такое объяснение… оно ближе к истине, чем…

Он не договорил, и Амалия закончила за него:

– Чем мистическая смерть, которую предвидели сразу два человека. Так?

Ларион кивнул. По правде говоря, его утомила эта беседа, и молодой человек желал, чтобы она поскорее закончилась.

– Знаете, мне тут пришла в голову одна гипотеза, – медленно проговорила Амалия. – Лиза пообещала матери не надевать платье, но передумала – возможно, из духа противоречия. Она надела платье и подошла к зеркалу, чтобы посмотреть, как оно сидит. То, что оно великовато, не беда – ведь любое платье всегда можно перешить. Но когда она увидела себя в зеркале, ее вдруг охватил страх. Она вспомнила сон, о котором рассказывала сестра…

– То есть, – пробормотал Ларион, – вы хотите сказать, что она могла умереть от страха?

– Здоровый человек не умер бы, конечно, – сказала Амалия. – Другое дело, если у Лизы действительно было, как вы предполагаете, больное сердце. Да, тогда, вероятно, она могла испугаться до смерти…

– Значит, ее все-таки убил сон, – пробормотал Ларион, кусая губы. – Боже мой! А я никак не мог понять… не мог объяснить себе… Я ведь знал ее с детства! У меня даже в голове не укладывалось, что все так кончится…

Амалия легонько коснулась его руки.

– Не забывайте, Ларион Алексеевич, вы обещали мне узнать, что Лиза ела и пила накануне. Хорошо?

– Я постараюсь, – ответил Ларион, вмиг забыв всю свою неприязнь к Амалии. – А где…

– Я сама вас найду, – ответила баронесса Корф с ослепительной улыбкой. – Не беспокойтесь.

Она кивнула ему и удалилась, и по ее виду ни один человек не заподозрил бы, что она только что беседовала со случайным знакомым о смертях, снах, несущих гибель, и превратностях судьбы.

…Той ночью Арсений долго не мог уснуть. Он ворочался с боку на бок, вставал, зажигал свет, пытался читать старый номер «Русского вестника» и книгу об охотничьих породах собак, откладывал книгу, тушил свет и снова ложился. В четвертом часу утра он все же задремал, и ему приснился сон.

Он стоял на Дворцовой площади, но Зимнего дворца на ней не оказалось – он исчез. Арсений повернулся и увидел, что находится уже на берегу Финского залива. Под черным засохшим деревом спиной к Арсению стоял человек, и во сне молодой офицер понял, что с незнакомцем должно произойти что-то ужасное. Человек обернулся, и в следующее мгновение грянул выстрел.

Арсений подскочил на кровати и открыл глаза. Трясущейся рукой он провел по лицу, чувствуя, что кошмар еще рядом, еще пытается дотянуться до него сквозь реальность, затканную белесым петербургским сумраком.

Подумав немного, Арсений выбрался из постели, зажег свет и достал из верхнего ящика стола свой дневник, в который обычно записывал впечатления от прочитанных книг и другие, менее интересные события. Проставив дату, он кратко записал содержание своего сна, закончив его словами:

«Я слышу выстрел, и человек падает. Я узнал его, как только он повернулся. Это был один из близнецов, но кто именно, я понять не успел».

Глава 10
Кофе

– Похоже, мы поменялись местами, – проворчал Ломов, в очередной раз выбивая у своей напарницы шпагу, которая отлетела в сторону и со звоном покатилась по полу. – Теперь вы, сударыня, рассеянны сверх меры и мыслями находитесь вовсе не здесь. – Он раздраженно стукнул концом своей шпаги о пол. – Надеюсь, вы не заставите меня читать вам лекцию о том, как одна-единственная осечка в нашем ремесле может стоить жизни, причем не только вам, но и тем, кто находится рядом. Я…

– Простите, Сергей Васильевич, – кротко промолвила Амалия, подбирая свою шпагу. – Я действительно думала совсем о другом.

Ломов насупился. Покладистость баронессы не понравилась ему, потому что он слишком хорошо знал свою собеседницу и не сомневался, что она так или иначе пытается усыпить его бдительность.

– Кажется, я знаю, что у вас на уме, – вздохнул Ломов. – Странная смерть Елизаветы Левашовой, не так ли? – Амалия приподняла брови, но ничего не сказала. – Сударыня, объясните мне вот что: какое отношение эта девушка, ее семья и вообще вся ситуация имеет к нашей работе?

– Предположим, я ответила «никакого», – колюче отозвалась Амалия. – Но это ведь не может помешать мне интересоваться тем, что случилось, из личных побуждений.

Мысленно Ломов застонал. Он уже давно дал себе зарок не препираться с женщинами, потому что неоднократно имел случай убедиться, что ни к чему хорошему это не приведет; но все же Сергей Васильевич попытался вернуть Амалию с небес на землю.

– Госпожа баронесса, у нас нет времени, чтобы отвлекаться на всякие… – Он едва не сказал «пустяки», но вовремя прикусил язык. Однако Ломов не учел, что Амалия обладала способностью вычислять даже то, что не было сказано.

– Пустяки, не так ли? Ну же, Сергей Васильевич, договаривайте.

Но ее глаза так сверкнули, что собеседник решил, что не имеет смысла играть с огнем.

– Хорошо, – сдался он, – давайте, если вам угодно, говорить о Левашовых. Вы считаете, что девушку убили?

– Не знаю. Возможно.

– Из-за бабушкиного наследства? Кстати, кому оно достанется после смерти Лизы?

– Ее сестре, когда ей исполнится 21. Я навела справки.

– А без этого наследства Ольга Кирилловна была бы нищей?

– Не совсем так, – поморщилась Амалия. – Но, безусловно, она была бы куда менее завидной невестой.

– Хм, – протянул Ломов. – А что, у нее уже имеется жених?

– По-моему, она неравнодушна к Арсению Истрину, – задумчиво сказала Амалия. – Вы знаете его семью, как по-вашему, у него водятся деньги?

– Насколько мне известно, нет. Вот у его сестры они точно будут – ее мать очень богата. – Сергей Васильевич выдержал паузу. – Думаете, Оленька убила Лизу, чтобы заполучить ее деньги, которых хватит, чтобы содержать себя и будущего мужа?

Амалия нахмурилась, и Ломов понял, что его слова задели ее за живое.

– Сергей Васильевич, вы ведь прекрасно понимаете, что любые теории хороши только тогда, когда есть хоть какие-то доказательства. Строго говоря, мы даже не можем быть уверены в том, что произошло преступление. И еще этот сон…

– Да, сон все усложняет, – согласился Ломов. – По вашей просьбе я ездил с тетушкой к Левашовым, прислушивался к разговорам, между делом задал прислуге несколько вопросов – и что? Да ничего. Все были потрясены, но никто даже не думал подозревать Оленьку, более того – мысль о преступлении вообще никому в голову не пришла. Единственное, что мне показалось любопытным, – что у Лизы была привычка не ложиться спать, пока она не дочитает до конца очередной роман. Если чтение чересчур затягивалось, она пила кофе, чтобы отогнать сон, и в ее спальне всегда стоял кофейник.

– Когда я осматривала спальню, его там не было, – сказала Амалия.

– Наверное, его убрали, но вы же знаете, что вкус кофе идеально маскирует большинство ядов. Вот вам и готовое объяснение, каким образом ее могли убить. – Амалия молчала, и Ломов нетерпеливо пояснил: – Ее отравили, она умерла, отравитель проник в спальню и одел ее в подвенечное платье бабушки, чтобы сбить всех с толку. Как вам такая версия?

– Из нее следуют два вывода, – заметила баронесса. – Убийца находился в том же доме, и еще убийца присутствовал при обсуждении сна, который видели Оленька и Арсений.

– Совершенно верно, – кивнул Сергей Васильевич. – А из всех, кто знал о сне, в доме Левашовых был только один человек, не считая самой Лизы, – ее сестра, которая получает деньги после ее смерти… Ну что, вернемся к фехтованию?

– Нет, – сказала Амалия. – Мне надо кое с кем увидеться. Кроме того, ваша версия не объясняет, почему Оленька увидела сон.

– Почему люди видят сны? – уронил Ломов в пространство. – Простите, сударыня, но по этому поводу вам лучше поговорить с профессором Ортенбергом. Он изложит вам девяносто девять теорий, одна красочнее другой, и разъяснит связь снов с ясновидением, потусторонним миром, Венерой, Сатурном и своим благосостоянием… кхм, о чем это я? Разумеется, он занимается снами исключительно из любви к науке…

– Полно вам, Сергей Васильевич, вы ведь прекрасно поняли, что я имею в виду, – терпеливо проговорила Амалия. – Если Оленька решила убить сестру, при чем тут сон? Она придумала его? Она его увидела? Откуда она знала, что Лиза станет рыться в старых нарядах, откуда знала, что та найдет подвенечное платье? И почему Арсений Истрин стал утверждать, что ему приснилось то же самое? Я уж не говорю о том, – добавила баронесса, – что сам образ действий… придумать сон, чтобы скрыть преступление… убивать родную сестру…

– Вы так говорите, как будто люди никогда не убивают своих родных, – усмехнулся Ломов. – Кстати, вам известно, что между сестрами были не слишком приязненные отношения?

– Я бы сказала, что такие отношения неизбежны, когда одна сестра хорошенькая, а вторая – не очень. Сам по себе данный факт еще ничего не доказывает.

– Но возбуждает определенные подозрения, согласитесь!

– Сон, Сергей Васильевич, сон – вот чего я не могу понять! Точнее, почему часть сна совпала с реальностью. Вот вы, например, можете объяснить, почему так вышло?

– Допустим, Оленька не собиралась убивать Лизу, – точнее, не собиралась убивать ее сейчас, – начал Ломов, хмуря свои кустистые брови. – Допустим, ей приснился сон, и Арсений тоже что-то такое увидел. Все заинтригованы, а дальше по странной прихоти судьбы Лиза нашла подвенечное платье. И тут преступница поняла, каким образом она может избавиться от сестры, не вызвав подозрений. Убийство было совершено импульсивно, понимаете? Подвернулся удобный случай, и преступница его использовала. Это не значит, что она особенно умна или особенно коварна. Она просто сумела использовать возможность, которая ей представилась, вот и все.

Однако стройная теория Сергея Васильевича не выдержала столкновения с фактами, потому что позже в тот же день Амалия встретилась с Ларионом Масловым. Мало того, что он перечислил, что Лиза ела и пила во время своего последнего ужина – то же, что и остальные члены семьи, – но и в подтверждение своих слов привел с собой на встречу с Амалией в Летний сад Соню, которая смогла подробнее рассказать Амалии об интересовавшем ее кофейнике.

– Да, у барышни был в спальне кофейник.

– Кто его принес накануне ее смерти? Вы?

– Нет. Глаша.

– Это другая горничная, – пояснил Ларион.

– Давно она у Левашовых?

– Давно, лет пять, я думаю.

– А кофе кто готовил? – спросила Амалия, обращаясь к Соне.

– Илья, наш повар.

– Ему за пятьдесят, – счел нужным пояснить Ларион. – Всю жизнь работает у Левашовых.

– Что стало с кофейником после того, как обнаружили тело?

– Ничего не стало, – пробормотала Соня, глядя на Амалию во все глаза. – Он на подносе стоял. Доктор приехал, сказал, что барышня умерла. Наталья Андреевна заплакала, махнула рукой в расстройстве и чуть кофейник не опрокинула. Велела мне, чтобы я его унесла… Я и унесла. Мы с Глашей потом на кухне кофе допили…

– Вы допили кофе? – медленно проговорила Амалия.

– Ну да, – подтвердила Соня. – Не выливать же его…

Версия о сестре-отравительнице, подсыпавшей яду в кофе, разваливалась на глазах, но Амалия затруднялась определить, довольна она или, наоборот, недовольна. На ее взгляд, Оленька не подходила на роль преступницы, тем более такой отчаянной и хладнокровной; но с другой стороны… с другой стороны…

– Ты еще обещала про окна рассказать, – напомнил Ларион горничной.

– Барышня не открывала окна на ночь, – сказала Соня. – Днем случалось, если жарко было, а ночью – нет.

…Странно, думала Амалия, все обстоятельства словно указывают на то, что имело место не преступление, а максимум несчастный случай. Но почему же я отказываюсь в него верить?

– Думаю, я должен сказать вам еще кое-что, госпожа баронесса, – добавил Ларион. – Я говорил с доктором Дегуровым – его вызвали, когда обнаружили Лизу лежащей на полу. Доктор хорошо знает семью, он имел дело еще с родителями Натальи Андреевны. Так вот, мать Натальи Андреевны тоже умерла совершенно неожиданно и тоже от сердечного приступа. У Лизы бывали обмороки, и у ее бабушки перед смертью случались обмороки. Возможно, тут сыграла свою роль наследственность… хотя, разумеется, я не специалист в таких вещах… Но доктор полагает, что это возможно.

– Ох ты, господи, страсти какие! – вырвалось у Сони.

Амалия дала горничной рубль и отпустила ее, после чего повернулась к Лариону.

– Я очень благодарна вам за помощь, Ларион Алексеевич… Возможно, мой интерес показался вам странным… или даже неуместным… но обстоятельства, которые сопровождали происшествие… согласитесь, они заслуживали внимания.

Обычно баронесса Корф куда четче формулировала свои мысли, и ее охватила досада. Интуиция, отмахиваясь от фактов, упорно твердила ей, что смерть Лизы вовсе не была случайностью; и все та же интуиция намекала, что, возможно, ничего еще не кончено. Для человека, который считал себя прежде всего реалистом, такой бунт малой части его «я» представлял серьезные неудобства.

Ларион произнес бессвязную речь о том, что он ценит заботу баронессы Корф, которая, вне всяких сомнений, продиктована ее добрым сердцем. Сидя на скамейке, Амалия машинально чертила по земле концом своего зонтика от солнца и пыталась представить себе, что бы подумал Сергей Васильевич, услышав хвалы ее доброте. Уж он-то отлично знал, что ее можно было назвать какой угодно, только не доброй.

Попрощавшись со студентом, Амалия села в ожидавший ее экипаж и поехала домой, где переоделась в сиреневое платье, так как собиралась на вечер к графине Хвостовой. Главным блюдом, если можно так выразиться, был назначен немецкий профессор Ортенберг, изучающий мир сновидений, и Амалия предвидела, что увиденный двумя разными людьми сон, за которым последовала гибель молодой девушки, станет главной темой разговоров. Она была права – и в то же время ошибалась.