Текст книги "Старик из больницы. Психологический этюд"

Старик из больницы
Психологический этюд
Ван Аллен

© Ван Аллен, 2016

© Boris Seaweed, перевод, 2016

ISBN 978-5-4483-2499-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Старик из больницы

Этот рассказ я посвящаю своим детям.

В переломный момент жизни я много пил. Думаю, у меня были проблемы после окончания военной карьеры, что-то вроде депрессии от расставания с морской пехотой. Может быть, причиной этого были непривычные для меня рутинные заботы гражданской жизни, а, может быть, я просто испытывал трудности роста. Так или иначе, но я допился до кровоточащей язвы желудка.

Внутреннее кровотечение было таким интенсивным, что я чуть не потерял сознание на работе. Доверенная коллега отвезла меня домой, а затем отказалась уезжать, пока я не согласился на то, чтобы она доставила меня в отделение экстренной медицинской помощи ближайшей больницы. Я думал, что у меня грипп, но оказалось, что это язва с серьезным внутренним кровотечением.

Мне было около 40. В больнице полные энтузиазма врачи и медсестры осмотрели меня, и, думаю, почти каждый из них задавался вопросом: «Как у такого молодого и сильного мужчины образовалась язва?»

Они сказали, что подлечат меня, и я буду «как новенький», но только после того, как примерно неделю проведу в больнице. Все они желали мне выздоровления и советовали лучше заботиться о себе, а при необходимости своевременно обращаться за медицинской помощью.

Неделя в больнице по поводу язвы… В какой-то степени я чувствовал себя неловко, потому что запустил болезнь. Я понимал, что попал в больницу оттого, что безрассудно совершал вещи, угрожавшие здоровью и теперь потребовавшие затрат ценных медицинских ресурсов. Это не было боевым ранением или случайным ударом молнии. Я сам довел себя «до ручки», и мне некого было винить, кроме самого себя, за то, что можно было предотвратить.

В день, когда я попал в отделение экстренной медицинской помощи, там было много людей, пострадавших в массовой автомобильной аварии. Еще одна женщина испытывала сложности с родами. Люди с многочисленными травмами, резко изменявшими их жизнь, находились в отчаянном положении.

По сравнению с этими находившимися между жизнью и смертью людьми я чувствовал себя «не в своей тарелке», понимая, что мне не следовало доводить себя до попадания в больницу из-за банального пьянства. Еще больший стыд я испытал, когда доктора занялись тем, что анальным путем каждые двадцать минут стали проверять меня на предмет кровотечения. И даже тогда, когда они сказали мне, что кровоточащая язва представляет собой угрозу для жизни, я все равно чувствовал, что мое положение нельзя сравнивать с положением тех, кто попал в аварию и нуждался в экстренной медицинской помощи.

Вскоре после регистрации медсестры перевезли меня в чистую и тихую больничную палату для длительного наблюдения и лечения. На два последующих дня мне была прописана строгая диета из воды и мелкого льда. Потом еще три дня я мог маленькими глотками пить куриный бульон. После этого в течение еще двух дней мне разрешалось питаться желе. И еще, по меньшей мере, дважды проводились эндоскопические обследования: одно через рот, а другое – ну… с обратной стороны. Они проверяли мою пищеварительную систему на предмет протечек. Никакого кофе, спиртного, твердой пищи и никаких развлечений.

Первые сутки палата была в моем полном распоряжении, но потом на каталке привезли еще одного пациента. Команда сестер начала заниматься этим новым больным, мужчиной гораздо старше меня по возрасту. Он был недоволен их работой: повышал голос, брюзжал и жаловался на то, что ему не предоставили отдельную палату. Также он был возмущен тем, что не мог консультироваться со своим личным врачом и общаться со своей семьей, и хотел, чтобы его перевели в больницу по его выбору.

Позже я узнал, что этот пожилой мужчина совершал дальнюю поездку на своей машине, и по пути с ним случился приступ, потребовавший доставки в отделение экстренной помощи ближайшей больницы.

Обосновавшись в больничной палате, он устроил настоящий «концерт» для всего персонала. Я был поражен высочайшим профессионализмом медиков – тем, как они терпели его оскорбления и протесты и все-таки оказывали ему помощь наилучшим образом.

Его появление нарушило спокойный ход моего лечения. Прежде моя палата была мирным местом, и я чувствовал, что могу отдохнуть здесь. Но после появления этого старика уровень стресса в ней резко вырос и оставался высоким, пока я еще почти неделю находился в больнице.

До появления этого человека я ощущал себя совершенно избалованным врачами и сестрами. Они относились ко мне с большим уважением. Буквально все сестры работали с невероятной заботливостью и самоотдачей. Даже после того, как здесь появился этот злой старик, они продолжали работать так же, но атмосфера в палате изменилась.

Я старался вникнуть в его обстоятельства. Это был пожилой раздраженный человек, испытывающий боль и оказавшийся в беспомощном положении в случайном месте. Он не хотел находиться в этой больнице в окружении незнакомых ему людей. Он не хотел быть больным и слабым. Он не хотел, чтобы за ним ухаживали.

Его пронзительный крик разбудил меня среди ночи. Пришла медсестра из ночной смены. Я слышал, как он ругался: «Не хочу, чтобы меня лечила эта проклятая чурка. Найдите мне другую сестру, а не эту проклятую чурку».

Сестра, которая нравилась мне за ее необычайный профессионализм и заботливость, сказала ему очень спокойным голосом: «Сэр, мне очень жаль, что вы недовольны мною. Я доложу своему руководителю, и мы посмотрим, что можем сделать, чтобы помочь вам с этой проблемой». Она повернулась, чтобы выйти, и этот человек еще раз произнес: «Чертова чурка».

Мне было так обидно за нее, что, повысив голос, я сказал ему: «Эта дама одна из лучших медсестер, которых я когда-либо встречал в своей жизни. То, что вы ей сказали, несправедливо и ужасно дурно. Если вы собираетесь и дальше так себя вести, пребывание здесь будет для вас адом».

– Не лезьте в мои дела, – ответил он.

Я встал, чтобы задернуть занавеску, и как раз в это время в палату вошла другая медсестра.

– Мистер Аллен, – скомандовала она, – быстро в постель. Мы сами решим эту проблему.

Эта медсестра была темнокожей. Я познакомился с ней за день до этого, и она была еще одной прекрасным специалистом по уходу за больными.

– Вы руководитель? – недоверчиво спросил старик.

– Да, сэр.

– Вот черт, – сказал он. – Должен же быть кто-то еще.

– Сэр, – ответила она спокойно. – Это ночная смена. Я понимаю, что вам небезразлично, кто за вами ухаживает. Но нас всего трое сегодня ночью, и вы должны признать, что мы делаем для вас все возможное, независимо от того, какие чувства вы к нам испытываете. Мы заботимся о вас и хотим вам это показать. Но я хотела бы попросить вас избегать злобных расистских высказываний в адрес моих подчиненных. Постарайтесь смириться с тем, что это временно, пока в 7 утра не придет утренняя смена. А до тех пор позвольте нам выполнять нашу работу и постарайтесь уснуть. Вы согласны, сэр?

С мрачным видом он ответил: «Только никаких чурок».

– Значит, заниматься вами буду я, – отреагировала медсестра.

Она сделала для него все жизненно необходимое, чем обычно занимаются ночные медсестры, а потом подошла к моей постели и проверила, что все, как надо. Потом вслух предложила: «Мистер Аллен, если хотите, мы переведем вас в другую палату».

– Нет, – ответил я. – Мне не нравится, когда какие-то «дятлы» получают все, что хотят. Я останусь здесь и посмотрю, как дела пойдут дальше.

Мой сосед спросил: «А я могу сменить палату?»

Она ответила: «Для вас это единственно возможная палата, сэр». Потом, выключив свет и закрыв дверь, вышла.

Позже я извинился перед каждой из сестер, сказав им примерно следующее: «Этот старик не должен был говорить вам такие вещи. Вы одна из лучших медсестер, которых я встречал».

Они благодарили, продолжали ухаживать за мной как за знаменитостью и делали это великолепно.

На следующее утро ко мне зачастили посетители. Это были члены моей семьи, друзья с работы, старые сослуживцы-морпехи и даже соседи. Все они приносили растения в горшках, цветы и книги, заполнив мой угол палаты. Я говорил им: «К чему весь этот сыр-бор? Можно подумать, что я умираю. Это просто язва. Я не заслуживаю всего этого».

Я не знал, что старик умирает. Кроме того, мне было стыдно за то, что я оказался в больнице по своей глупости. И мне, в общем-то, не хотелось, чтобы люди видели меня здесь, на больничной койке, увешанным различными трубками и воткнутыми в меня штуками, одетым в больничную одежду с высовывающейся из нее задницей. Мне не хотелось, чтобы меня видели в таком беспомощном положении. Но люди все равно продолжали приходить еще целых три дня.

Очень профессиональная и терпеливая команда медсестер продолжала тщательно ухаживать за нами. Старик в другой половине палаты оставался ожесточенным и раздражительным.

После того, как мы с ним долго не разговаривали, в палату вошел медбрат, чтобы проверить как у нас дела. Оказалось, что он служил на флоте, был санитаром. Мы поговорили о частях, в которых служили, и выяснили, что оба были на авианосце «Гуам» при его возвращении в Средиземное море с боевой миссией. Во время его смены мы долго вспоминали о службе и командировках, о войне и даже демонстрировали друг другу татуировки и фотографии в наших телефонах. Он говорил такие задиристые и ободряющие вещи как: «Как себя чувствуешь „джархед“ (jarhead – сленговое название морских пехотинцев США – BS)? Давай, „джархед“! Мне нужно, чтобы ты поскорее выздоровел и убрался отсюда. „Джархед“, ты не „вырубишься“, если я воткну в тебя иголку?»

Когда медбрат вышел из палаты, старик сказал: «Ваша служба в морской пехоте заслуживает уважения».

Я спросил его, служил ли он. «Конечно, нет, – ответил он. – Я делал все возможное, чтобы избежать этого».

Я разговорил его и выяснил, что у него язва в конечной стадии. Он должен был находиться в этой больнице, пока медики не смогут стабилизировать его положение, а затем перевезти его ближе к дому, чтобы ему было комфортно в последние дни жизни. За его раздражительным поведением угадывались испуг или удрученность, а, возможно, и то, и другое вместе.

Краем уха я слышал, как он ссорился по телефону с несколькими членами своей семьи. Никто не хотел приезжать, чтобы навестить его. Он сказал, что у него есть дочь, живущая в нескольких милях от больницы, но и она отказалась приехать проведать его. Он признался, что и не ожидал, что она приедет. Они не виделись годами. – Так обстоят дела в моей семье, – признался он.

Еще он говорил о множестве людей, приехавших навестить меня, и о том, что проведать его не приехал никто. Несколько раз он повторил, что его семья хочет только одного – чтобы он побыстрее умер, и они смогли бы, наконец, посчитать, сколько денег он им оставляет.

Мне было понятно, хотя старик пытался это скрыть, что он чувствует себя подавленным и несчастным оттого, что, в действительности, никому не нужен. Эта была горькая правда, которая делала его еще более замкнутым и угрюмым. Он даже звонил своим старым партнерам по бизнесу, но, похоже, ни у кого из них не было времени, чтобы просто поговорить с ним по телефону, не говоря уж о том, чтобы навестить его в больнице.

– Не думаю, что кто-нибудь придет навестить меня, – сказал он. – Никому до меня нет дела. Лучше мне уже не будет; жить осталось недолго, и скоро я умру на больничной койке.

Я чувствовал себя счастливым и одновременно расстроенным. Счастливым, потому что моя болезнь была проходящей, а расстроенным – потому, что был расстроен он. Я был счастлив тем, что у меня много друзей, и ради них я должен был становиться лучше, и у меня еще было время для этого. А грустно мне было потому, что у него тоже были друзья, ради которых он тоже должен был становиться лучше, но времени для этого у него уже не было.

И тогда мне в голову пришла такая мысль: «Вот я нахожусь здесь в больнице из-за злоупотребления алкоголем, но у меня на каждом углу есть друзья, которым я небезразличен, и которые хотят, чтобы мне стало лучше. В то же время рядом находится человек, который многие годы провел в бизнесе и заработал немало денег, а сейчас все эти деньги, сделки и биржевые котировки не стоят ничего. Единственное, что имеет значение, это друзья, семья и любовь».

На смертном одре никто из нас не пожалеет о том, что слишком мало времени проводил в офисе. Никто из нас не пожалеет о том, что скопил недостаточно много денег и акций и не совершил грандиозных сделок. Но каждому из нас будет стыдно, если мы были недостаточно добры к небезразличным для нас людям. И каждый из нас пожалеет, что слишком мало времени посвящал своим близким, делясь с ними любовью и радостями.

Никакое накопленное нами богатство не может заменить счастья присутствия в нашей жизни людей, любящих нас по-настоящему и уважающих нас за ту роль, которую мы сыграли в их жизни.

Независимо от того, сколько денег мы накопим за свою жизнь, однажды, если повезет, мы все закончим ее в одном и том же месте – в больничной палате, где в эти последние дни о нас будут заботиться незнакомые люди… А если нам повезет еще больше, вокруг нас будут друзья и семья, которые скажут, как сильно они нас любят, ценят и как им будет нас не хватать.

Мне бы очень не хотелось, чтобы в эти последние дни я сожалел о том, что потратил недостаточно времени, делясь любовью со своей семьей и друзьями, и не был для них настоящим героем и победителем.

Они заслуживают большего с моей стороны; они заслуживают лучшего.

Когда меня выписывали из больницы, я ощущал, что старик чувствует себя несчастным в отношении своей личной жизни. А когда я уходил, он сказал еще что-то нелицеприятное в адрес медсестер. Я понимал, что это был просто его способ выразить свои уныние и боль. Мне было жаль его.

Не знаю, что сталось с ним в этой больнице, но точно знаю, что умирал он одиноким, унылым и испуганным, желая не о том, что накопил мало денег, а о том, что относился к людям недостаточно хорошо. В этом я уверен.

Я вышел из больницы, зная, что должен стать лучше. Я понял, что нуждался в этом проведенном в больнице времени. Я нуждался в этом проведенном со стариком времени. Я нуждался в этом времени, чтобы увидеть как профессионально и любовно медсестры обращаются с больными в трудные для тех времена. Я нуждался в этом проведенном в больнице времени, чтобы оценить значение медицинских профессий для общества. Я нуждался в этом времени, чтобы расширить свой кругозор и больше узнать о жизни и людях, и о том, как они относятся друг к другу. Все мы можем стать лучше.

И, возможно, этот старик из больницы перед смертью хоть кому-то оставил после себя что-то более важное, чем деньги.

Спасибо тебе, старик!

От автора

Я – бывший капитан морской пехоты США. За время своей 21-летней службы я стал экспертом, как в области боевой подготовки, так и в сфере криминальных расследований. Во время службы в морской пехоте я также завершил курсы обучения на степень бакалавра в области психологии в Техасском университете A&M и магистра психологии в Чикагской школе профессиональной психологии. Я родился в Хьюстоне и сейчас живу в городе Фриско (Техас). Как «ботан» получаю тайное удовольствие от изучения физики и статистики. Сегодня я также известен (правда, только своим детям) как стратег и гений тренировки в сфере любительского тенниса. Если вам когда-нибудь захочется поговорить о внеземных магах, зомби, теории заговора, тактике ведения боя, войне, оружии, воинской службе, психологии, теннисе или о том, как составить лучший в районе Далласа коктейль «Маргарита», черкните мне пару строк по адресу: [email protected]

The Old Man in the Hospital

Van Allen

Электронный адрес переводчика: [email protected]