Текст книги "Уникум [Язык мой – враг мой]"

Такого моя бывшая подруга до сих пор себе не позволяла. Не в силах выносить ее вопли я повернулась и полезла в гору. Я забиралась все выше и выше, подальше от Нинкиного голоса.

Не знаю, что вдруг толкнуло меня в спину и заставило обернуться. Я стояла на выступе, с которого открывался прекрасный вид на море и скалы внизу. Метрах в десяти над берегом, на огромной каменной глыбе лежало неподвижное тело с неестественно вывернутыми конечностями.

Глава 8

На сразу ослабевших ногах я кое-как доплелась до нашей стоянки. По счастью, первым, кому я попалась на глаза, был Прошка. Он тут же схватил меня за руку и потащил вниз, к морю. Меня начала бить крупная дрожь. Прошка прислонил меня, словно куклу, к скале, стащил с себя майку, намочил ее в море и приложил мне ко лбу.

– Расслабься. Дыши глубже. Не говори пока ничего, сначала постарайся успокоиться. Да молчи ты, кому говорю! Нам только твоей истерики не хватало для полного счастья!

Сверху шумным галопом сбежали Леша и Марк.

– Что случилось? – спросил Марк, тяжело дыша.

– Ми… Мирон! М-мертвый, – стуча зубами, выдавила я из себя.

Вид Прошкиной физиономии, приобретшей вдруг нежно-салатовый оттенок, моментально привел меня в чувство. Я вскочила, усадила Прошку на свое место и приложила ему к голове его же майку.

– Расслабься. Дыши давай! Нам только твоего обморока не хватало!

– Сейчас по башке получишь, – слабым голосом пообещал Прошка.

– Нашли время комедию ломать! – отрезвил нас побледневший Марк. – Варька, ты способна объяснить все членораздельно? Где ты нашла Мирона?

– Там. – Я махнула рукой в сторону скал. – Увидела сверху. Наверное, он вчера с обрыва сорвался. Темно было, а он напился, да и от злости, наверное, не соображал ничего.

– И мы ничего не услышали? – недоверчиво спросил Марк.

– А ты помнишь, какой мы подняли гвалт? Такой, что и высадку турецкого десанта у себя под носом не услышали бы.

– Ладно, хватит болтать, – мрачно буркнул Леша. – Надо сообщить остальным.

Мы замолчали, потрясенные чудовищностью долга, который нам предстояло исполнить. Прошка обмяк и прикрыл глаза.

– Я не смогу, – простонал он.

– Если эту новость сообщим мы с Варькой, тут начнется такое… – хмуро заметил Марк. – Трупов не сосчитаем.

– Совсем ты математику забыл. Их никак не будет больше десяти, – успокоила я его.

– Леше с его солдафонской прямотой эту миссию тоже не стоит доверять, – приоткрыв один глаз, подал голос Прошка.

– Сейчас бы сюда Татьяну, – вздохнула я. – Надо ее как-нибудь вызвать. Она – человек посторонний, к тому же врач, хирург. Ее профессиональная подготовка наверняка включает и умение разговаривать с родственниками. Лучше ее никто не справится.

И тут, словно дар небес, ниспосланный в ответ на молитву, сверху спустилась Татьяна. Наверное, от нее тоже не ускользнуло странное состояние, в котором я спустилась с горы. Она вгляделась в наши лица и оценила обстановку:

– Что, скверные новости?

Все, как по команде, посмотрели на меня. Я молча кивнула.

– Мирон?..

Я опять кивнула.

– Что произошло? Где вы его обнаружили?

– Я увидела его сверху. Он… он там… на камнях.

– Может быть, он еще жив?

– Судя по позе – едва ли.

– Всякое бывает. Надо срочно его осмотреть.

– Да как туда доберешься? – Я мигом пришла в себя, представив, как мы с Прошкой горными козлами скачем вниз по скалам. А на этих скалах и горный козел ногу сломит. Я снова сникла.

– Придется что-нибудь придумать. У меня третий разряд по альпинизму. Веревка прочная найдется?

– Найдется. У меня целый моток капроновой, – ответила я.

– Тогда… Вот что. Сейчас мы вернемся в лагерь и предупредим остальных. Нина с утра не в себе, поэтому я на всякий случай захватила хорошее седативное. Заставлю ее проглотить лекарство, а потом кто-нибудь должен будет отвести ее в пансионат. Я напишу записку, в медпункте ей сделают укол. Кроме того, необходимо вызвать помощь. А мы тем временем попытаемся добраться до Мирона самостоятельно. Я обвяжусь веревкой, а вы меня спустите. Пошли!

Господи, что за женщина! Не представляю, что бы мы без нее делали.

Унылой вереницей мы поплелись за Татьяной.

– Нина, присядь, – ровно сказала она и мягко, но решительно усадила Нинку на ближайший камень. – Боюсь, у нас скверные новости. Мы нашли Мирона. Похоже, он вчера сорвался с обрыва.

В наступившей мертвой тишине я ясно слышала, как кровь стучит у меня в висках.

Истеричный крик разорвал тишину и вывел меня из оцепенения:

– Убийцы!

Татьяна не растерялась ни на мгновение. Она тут же отключила Нинку, надавив ей на сонную артерию, и наверняка спасла от инфаркта Генриха, попросив:

– Генрих, ты не мог бы мне помочь? Нужно влить в нее лекарство.

Генрих вышел из столбняка и подхватил бесчувственную Нинку. Татьяна взяла кружку с водой, которую протянул ей муж, накапала туда жидкости из аптечной склянки и ловко влила лекарство Нинке в рот. Нинка очнулась, вздрогнула, обвела всех безумным взглядом и попыталась вскочить, но Генрих удержал ее на месте.

– Тихо, Ниночка. Посиди немножко. Сейчас лекарство подействует.

Нинка громко разрыдалась.

– Генрих, Владик, Ярослав, отведите ее в пансионат, – распорядилась Татьяна. – Владик, разыщи Николая, расскажи ему о случившемся и передай записку. – Она быстро нацарапала что-то в блокноте, вырвала листок и передала Славке. – Узнайте в административном корпусе, к кому можно обратиться за помощью. Пусть пришлют скалолаза, санитаров с носилками и на всякий случай врача. Варвара, доставай свою веревку, и пойдем, покажешь место. Марк, Алексей, вы с нами, будете меня страховать.

Да, эта женщина была достойна восхищения! Все повиновались ей беспрекословно, без лишних слов, не задавая глупых вопросов.

Славки подняли рыдающую Нинку и, поддерживая ее с двух сторон, повели вниз. Генрих мрачно шагал впереди. Я отыскала веревку, помогла Татьяне соорудить двойную петлю и укрепить на поясе, предварительно обмотав веревку толстым слоем бинтов. Прошка, разумеется, вертелся рядом, так и норовя заехать мне в глаз локтем. Лишь кошмар происходящего не позволил мне отвесить ему затрещину.

Все вместе мы поднялись на выступ, с которого двадцать минут назад я сделала свое страшное открытие.

– Да, Варвара, похоже, ты права, – заключила Татьяна. – Вряд ли он еще жив. Спускаться будем вон от тех кустов. Скорее всего, оттуда Мирон и сорвался.

Мы снова спустились в лагерь и нашли нужные кусты. Действительно, в зарослях можжевельника обнаружилась довольно широкая брешь.

– Как же он отсюда свалился? – выразил общее недоумение Леша. – Для того чтобы пробраться сквозь эти кусты, нужно было как следует постараться. Он что, совсем ничего не соображал?

– Не исключено, – мрачно ответила я. – Ты же видел, в каком состоянии Мирон покинул общество. Его бы и Великая Китайская стена не остановила, не то что какие-то жалкие кусты.

– Не такие уж и жалкие! – не согласился Леша. – Попробуй пролезь через такие заросли. Это же Prunus spinosa, а не московская сирень.

– К делу, – напомнила Татьяна. – Сколько метров в этом мотке? Пятьдесят? Тогда, наверное, хватит. Держите веревку. Если я дерну один раз – значит, стоп, если два раза – продолжаем спуск, три раза – тащите наверх. Ну, пошли.

Она решительно нырнула в Prunus spinosa и исчезла из виду. Леша с Марком принялись потихоньку стравливать веревку. Я немного постояла с ними, потом поднялась наверх, чтобы наблюдать за спуском. Прошка поплелся за мной. Глядя на сноровистые движения Татьяны, я поняла, что о ней можно не тревожиться. Держась обеими руками за веревку, она спускалась лицом к скале. Одной ногой Татьяна отталкивалась от скалы, второй нащупывала точку опоры. Она двигалась легко и уверенно, без малейшей суеты, которая обычно свидетельствует о страхе. Я перевела взгляд на распростертое внизу тело.

На меня снова накатила дурнота. Я села прямо на землю, подобрала под себя ноги и прикрыла глаза. «Как же его все-таки угораздило сверзиться оттуда? – снова задала я себе тревожный вопрос. – Напился до чертиков? Не похоже. Он был сильно возбужден; в таком состоянии алкоголь почти не действует. К тому же вино молодое, легкое. Я сама немало выпила, но едва захмелела. Неужели у Мирона и в самом деле от злости рассудок помутился? Тогда, выходит, Нинка права и во всем виновата я. Веселенькая мысль, ничего не скажешь! Боже! Как я теперь Машеньке с Генрихом в глаза посмотрю. Я ведь клятвенно пообещала не задирать Мирона, и на тебе! На следующий же день довела его до такого состояния, что он ласточкой нырнул в пропасть. Ай да Варвара! С такими способностями надо подаваться в киллеры. Перекинешься с человеком парой слов, и он тут же – башкой вниз, с высоты двенадцатого этажа. Никакая милиция с прокуратурой не придерется».

Я открыла глаза и посмотрела вниз. Татьяна склонилась над телом. Потом она выпрямилась и повернулась ко мне лицом. С высоты толком нельзя было ничего разобрать, но я сразу поняла, что чуда не произошло. Татьяна взялась за веревку и дернула три раза. Я встала и побрела к лагерю. Прошка сидел на камне, понуро свесив голову.

Леша с Марком сосредоточенно вытягивали веревку. Я подошла к ним.

– Ну как она там? – не поворачивая головы, спросил Марк.

– Нормально. Судя по всему, затея была напрасной.

– Ясно.

– Господи, ну почему они не поехали отдыхать куда-нибудь в другое место! Почему из всех пансионатов на Крымском побережье выбрали именно этот? Теперь я до конца жизни буду считать себя убийцей.

– Прекрати истерику! Во-первых, не одна ты вчера с Мироном поругалась, так что доля твоей вины неизвестна. Во-вторых, он сам нарывался. Ты точно так же могла взбеситься и понестись сломя голову к чертовой матери. В-третьих, нам не известно, что здесь на самом деле произошло. Может, он полез в кусты по нужде и спьяну не разобрал, куда идет.

– Ты видел когда-нибудь, чтобы кто-то ходил по нужде таким аллюром?

– Это смотря как припрет, – глубокомысленно заявил Леша. – При удачном стечении обстоятельств можно и мировой рекорд установить.

– В любом случае ты не желала Мирону смерти, – заключил Марк без особой, впрочем, убежденности.

– Нет, желала! Желала. Когда Генрих осчастливил нас известием о радостной встрече, я готова была весь пансионат взорвать, лишь бы никогда не видеть этой гнусной физиономии. Мы столько мечтали об этом отпуске, так нет, надо было Мирону сюда заявиться и все испортить!

– Да уж, – подал голос Леша. – Теперь мы вряд ли сможем наслаждаться отдыхом. Хотя от своего присутствия Мирон нас избавил.

Снова осознав весь ужас происходящего, все погрузились в мрачное молчание.

Татьяна выбралась из кустов и молча отвязала веревку. Все было ясно без слов. Приплелся Прошка, глянул на наши лица и тяжело вздохнул:

– Я там воды согрел. Может, чаю выпьем? А то мы и не завтракали сегодня.

– Да, чаю надо выпить, – поддержал его Леша. – К тому же почти не спали. У меня все перед глазами плывет.

– Мне что-то не хочется, – буркнула я.

– Надо, Варвара, – сказала Татьяна тоном, не терпящим возражений. – И необходимо хоть немного поесть. Считай это предписанием врача. Сегодня будет очень тяжелый день. Это ко всем относится.

Мы вернулись к столу. Прошка, двигаясь как сомнамбула, оделил всех кашей. Но мне кусок в горло не лез, да и остальным тоже. Пускай даже мы с Мироном враждовали, но как можно есть, когда он лежит там, рядом, под горой, мертвый? Даже Прошка проглотил не больше двух ложек. Правда, чан с чаем вычерпали до дна.

– А почему вы почти не спали? – поинтересовалась Татьяна.

– Мирона искали. Генрих вернулся и сообщил, что его нет в пансионате, – ответил Прошка.

– Да, у нас ночь тоже выдалась беспокойной. Нина извелась, и мы боялись оставить ее одну. Честно говоря, я не придала вчерашнему инциденту большого значения. Мирона я знала не очень хорошо, но мне казалось, что такой поступок – разозлиться и уйти на всю ночь – вполне в его духе. А выходит, права была Нина. Она сразу заподозрила худое.

– Таня, а ты не знаешь, вчера в первой половине дня у Мирона не было каких-нибудь неприятностей? – осторожно спросила я.

Татьяна взглянула на меня с любопытством:

– Не знаю. А почему ты спрашиваешь?

– Понимаешь, он пришел сюда, в лагерь, очень раздраженный, и мы с ним поцапались. Теперь мне кажется, что Нинка права – это я во всем виновата. Но если бы я узнала, что у Мирона была другая причина для злости, мне стало бы немного легче.

– Понимаю. – В ее глазах мелькнуло сочувствие. – Не переживай. Насколько я себе представляю, характер у Мирона был нелегкий. Наверное, если что-то его раздражало, поругаться с ним было легче легкого. И какая разница, чем было вызвано это раздражение? Не думай об этом.

– Ты, Варька, ненормальная! – вмешался Прошка, явно начавший приходить в себя. – Нашла чем башку себе забивать! Если Нинка заклеймила тебя убийцей, это еще не значит, что так оно и есть на самом деле. Она потому так и разъярилась, что у самой совесть нечиста.

– И даже если ты выяснишь истинную причину дурного настроения Мирона, она от этого не станет относиться к тебе лучше, – добавил Леша. – Может быть, только еще и других обвинит. Кстати, очень даже может оказаться, что Нинка и была всему первопричиной.

– То-то и оно, что нет, – угрюмо буркнула я. – Машенька видела Полторацких вдвоем незадолго перед тем, как Мирон отправился сюда. Они вели себя, словно разомлевшие от счастья молодожены.

– Ну и что с того? Они вполне могли поругаться в следующую же минуту, – возразил Прошка. – Машенька же не видела, как они расстались?

– Да какая разница?! – взорвался Марк. – Произошел несчастный случай. Какой смысл теперь выяснять, кто, с кем и почему поскандалил? Воскресить Мирона все равно нельзя, а посыпать голову пеплом или выискивать виноватого – глупость несусветная.

– Ладно, закрываем эту тему, – хмуро согласилась я. – Пойду-ка я посуду вымою.

Татьяна вызвалась мне помочь, и мы вместе спустились к морю.

– Расскажи, если хочешь, о вашей ссоре с Мироном, – предложила она. – Выговоришься, глядишь, и полегчает.

– Мне уже никогда не полегчает, – ответила я, ожесточенно надраивая котелок. Боже, я совсем забыла, что Генрих еще ничего не знает о моей выходке! Простит ли он меня когда-нибудь?

– Да что ты такого натворила?

Я пересказала Татьяне вчерашнюю сцену. Когда я закончила, она посмотрела на меня очень странно. Казалось, она не знает, плакать ей или смеяться.

– Да, история! – протянула Татьяна после продолжительной паузы. – Честно говоря, когда Владик рассказывал мне о твоих студенческих похождениях, в том числе и о вашей с Мироном войне, я думала, он привирает. Сгущает краски. А теперь вижу, что, пожалуй, он даже несколько затушевал твой колоритный образ. Ну ты даешь, Варвара!

– А что, – встревоженно спросила я, – это действительно так ужасно? Я произвожу впечатление базарной скандалистки?

– Ну, поскольку я немного знала Мирона, могу сказать, что ты производишь впечатление самоубийцы с мазохистским уклоном. По всем законам логики, сегодня утром с проломленным черепом должны были обнаружить тебя.

Глава 9

Мне показалось, что прошла целая вечность, прежде чем Славки снова появились на нашей поляне. Вслед за ними на гору влезли два хмурых бородача с носилками, загорелый мускулистый мужик в татуировках, худосочный парнишка с цыплячьей шеей, но в милицейской форме и, наконец, лысеющий толстяк с багровым лицом.

Толстяк, натужно сопя, промокнул платочком лысину и смачно выругался:

– Забрались, мать вашу… Ну, откуда ваш скалолаз свалился? Отсюда? Тут ничего не видать. Кто из вас обнаружил тело? Вы? Потом я сниму с вас показания. А сейчас – ведите.

Я повела толстяка, мальчишку в милицейской форме и татуированного здоровяка (потом выяснилось, что он и два бородача – работники спасательной станции при пансионате) на утес, откуда увидела Мирона. Здоровяк лишь мельком взглянул на тело, внимательнее оглядел обрыв и сразу же ушел обратно – готовить снаряжение для спуска. Худосочный юнец в мундире открыл планшетку, приготовил карандаш и вопросительно посмотрел на багроволицего толстяка.

Тот прокашлялся, отдышался и начал диктовать:

– Так, пиши, Сашок. Тело обнаружено на скальном выступе на высоте… какая там высота?.. десяти – пятнадцати метров над берегом, в положении «ничком», головой к юго-западу…

Я скромно отошла в сторонку, не желая привлекать внимания к своей персоне.

– Товарищ майор, – подал голос тощий Сашок, закончив писать, – а вам ничего не показалось странным? Я имею в виду, уж больно с неподходящего места он упал. И от тропинки далеко, и терновник там густой.

– Эх, Сашок, знаешь, откуда только эти чертовы туристы не сверзаются! Я десятый год здесь служу, так, поверишь ли, каждое лето по нескольку гробов отправляю. То утопнут, то разобьются, то в пьяной драке ножика поймают… А эти хоть и голодранцы, а люди, видать, приличные. Ученые, мать их… Впрочем, теперь все голодранцы – ученые, врачи и даже генералы… Эх, к чему это я? Ах да! Такие в драку не лезут и ножиком пыряться не станут. Всякое бывает, конечно, но не похоже, что тут мокруха. Вишь, что свидетели говорят. Встретились друзья, посидели, выпили, потом мужик на благоверную свою осерчал и убег. Да и то сказать, с замечаниями своими полезла, нет чтоб помалкивать… Ясное дело, ему это не по нраву пришлось. Вот и попер он, на свою беду, куда ни попадя. Пьяный, а тут еще темнотища. Типичный несчастный случай.

Между тем татуированный подготовился и пришел к толстяку за указаниями.

– Ну чего там? Будем спускать?

– Давай, Петрович. Только сперва щелкни пару раз на пленку для протокола.

Татуированный кивнул и исчез среди можжевельника. Милиционеры двинулись следом. Я осталась наблюдать за операцией.

У спасателя, видимо, имелось специальное приспособление, позволявшее ему скользить по канату, а в случае нужды зависать на определенном месте. Татуированный, словно заправский циркач, съехал вниз с пятидесятиметровой высоты, повис над телом и начал совершать какие-то манипуляции. Я догадалась, что он отцепил от пояса фотоаппарат и теперь крутится на месте, снимая тело в разных ракурсах.

За моей спиной зашуршали камешки. Обернувшись, я увидела Прошку, Марка и Лешу.

– Вы со Славками говорили? Как там Нина? Отвели ее к врачу? И где Генрих? – накинулась я на друзей с вопросами.

– Нину уложили и вкололи снотворного, – сообщил Прошка. – А Генрих появится в лучшем случае завтра. Машенька, как узнала обо всем, решила немедленно идти с детьми на автобус и ехать в Симферополь. Мы с Генрихом уговаривали ее отложить отъезд до утра, чтобы не оказаться там на ночь глядя, но она и слышать ничего не желала. А ведь у них и вещи-то почти все здесь остались. Пришлось Генриху занять у Славок денег и поехать со своими. Он собирается посадить их на поезд и вернуться.

– Понятно… – Я вздохнула. – Ну надо же! С таким трудом удалось уговорить Машеньку ехать с нами, и – пожалуйста. Через два дня пришлось все бросить и спасаться бегством. – Я покачала головой. – Боюсь, в другой раз она с нами ни за что не поедет.

– Это уж точно, – уныло согласился Прошка. – И я не удивлюсь, если она не отпустит с нами Генриха.

– Счастье еще, что ни Машеньки, ни детей не было здесь, когда все это случилось, – угрюмо заметил Марк.

Я снова вздохнула и посмотрела вниз. Спасатель стоял уже на скале рядом с телом. Он аккуратно приподнял Мирона, поддел под него ремни, пристегнул к тросу позади себя и тихонько заскользил вниз, к берегу, где уже ждали бородачи с носилками. От этого жутковатого зрелища меня снова начала бить дрожь.

– Держись, Варька. – Прошка, который и сам выглядел неважно, крепко сжал мне локоть. – По крайней мере до приезда Генриха.

– Почему до приезда Генриха? – От удивления я перестала стучать зубами.

– Мне кажется, ему будет легче, если придется вокруг кого-то суетиться.

Бородачи подняли носилки и, войдя в воду и осторожно ступая по скользким камням, направились к спасательному катеру, который качался на волнах в трех метрах от берега.

Внизу на тропинке показались Славки.

– Идите, вас зовут показания давать!

Мы спустились в лагерь.

– Так, стало быть, это вы обнаружили тело? – подскочил ко мне толстяк. – Значит, с вас и начнем. – Он отвел меня в сторонку. – Документы при себе есть?

Я дернулась было в сторону палатки, но он меня остановил:

– Потом принесете. Фамилия? Имя? Отчество? Год рождения?

Тощий милиционер открыл планшетку и приготовился записывать.

– Клюева Варвара Андреевна. Шестьдесят четвертый.

– Значит, как я понял, Варвара Андреевна, в последний раз все вы видели погибшего вчера вечером. Вы это подтверждаете?

– Подтверждаю.

– А в какое время, не помните?

– Нет. Темно уже было.

– Расскажите подробнее, при каких обстоятельствах вы расстались с э-э… Мироном Полторацким.

– Мы сидели вот за этим столом. Нина, жена Мирона, сделала ему какое-то замечание. Мирон обиделся и убежал.

– Он что-нибудь сказал?

– Нет. Только когда Нина его окликнула, буркнул что-то неразборчивое. Не слишком дружелюбно.

– И никто за ним не пошел?

– Нет. Мы подумали, что он остынет и сам вернется.

– Вы не слышали никакого шума? Крика? Звука падения?

– Нет. У нас здесь было довольно шумно.

– Ясно. Он был пьян?

– Точно не скажу. Вполне возможно. Выпил он порядочно.

– Так. Когда же вы его хватились?

– Ребята – те, что остановились в пансионате, – собрались уходить. Мы стали звать Мирона, но он не откликнулся. Тогда мы решили, что он вернулся в пансионат один. Потом Генрих Луц – это наш товарищ, он ходил провожать ребят – сообщил нам, что в пансионате Мирона не оказалось. Двое из нас попытались поискать его на берегу, но безуспешно.

– При каких обстоятельствах вы обнаружили тело?

– Утром я поднялась на гору, обернулась и увидела его.

– С какой целью вы полезли в гору?

Я лихорадочно соображала, что же ответить. Не рассказывать же о сцене, которую устроила Нинка!

– По необходимости, – ответила я после короткой заминки.

Толстяк и доходяга в форме посмотрели на меня с внезапно вспыхнувшим интересом. Потом толстяк, видно, приписал мое замешательство стыдливости и уточнил:

– Это по нужде, что ль?

Я не стала его разубеждать. В конце концов, слово «нужда» вполне приемлемый синоним слова «необходимость».

– Прочитайте и распишитесь, – сурово сказал мне тощий Сашок и сунул под нос бумагу с авторучкой.

Я послушно расписалась и встала.

– Сходите принесите документы и позовите сюда следующего. Только не из тех, которые в пансионате живут. Их я опрошу на месте.

Я передала ребятам распоряжение товарища майора и полезла в рюкзак за паспортом. Паспорта не было. Я вывалила вещи из рюкзака, перетряхнула весь свой скарб, потом выкинула из палатки и обшарила углы. Паспорт пропал. Я покрылась холодным потом. Заметив мои манипуляции, подошел Марк:

– В чем дело? Опять что-то потеряла?

– Паспорта нет.

– Вот ворона! – Марк опустился на корточки и вместе со мной повторно перебрал мои пожитки. – Когда ты его в последний раз видела?

– На границе.

– И куда ты его запихнула?

– Не помню. По идее, должна была сунуть в карман рюкзака.

– Давай сюда рюкзак.

Он осмотрел рюкзак, вывернул все карманы, даже зачем-то прощупал швы, но, естественно, паспорта не нашел. Мы уставились друг на друга в полной растерянности.

Тем временем Леша закончил беседу с милиционерами и присоединился к нам.

– Что у вас случилось? – спросил он, окинув взглядом живописный бардак возле моей палатки.

– Паспорт пропал.

– А где он у тебя лежал?

– В рюкзаке. Дамской сумочки я с собой почему-то не захватила.

– А что еще у тебя лежало в рюкзаке? Не считая этих шмоток?

– Ничего. Канистра.

– А продукты?

– Ах да! Крупы, сахар и тушенка. Но не могла же я запихнуть паспорт в пакет с крупой!

– Ты так думаешь? – скептически спросил Марк. – Я бы на твоем месте не был так уверен. Куда ты положила продукты? В общую кучу?

– Кажется, да.

Мы бросились к соседней палатке, в которой обитали Леша и Прошка. Она была самой просторной, поэтому накануне все продукты сложили туда. Вывалив все из сумок прямо на пол палатки, мы лихорадочно перебрали пакеты с крупой, банки с тушенкой, пачки с чаем, сахаром и солью. Паспорта не было. Отчаявшись, я стала рассматривать пакеты с крупой на просвет, а Леша даже вскрыл несколько непрозрачных кульков. Марк бросил на нас выразительный взгляд и вылез из палатки. Мы с Лешей продолжали ворошить пакеты. За этим занятием и застал нас освободившийся Прошка. Не знаю, о чем он подумал, когда увидел нас, истерично роющихся в груде сваленных как попало продуктов.

– Как вы себя чувствуете? – осторожно осведомился он.

Мы, как по команде, подняли головы.

– Что?

– Вы помните, какой сегодня день? А число?

Мы встревоженно переглянулись.

– Ну хотя бы год помните? – умоляюще произнес Прошка.

– Ты чего это? – подозрительно спросил Леша.

Прошка испуганно попятился.

«Все, приплыли, – пронеслось у меня в голове. – Один спекся».

– Прошенька, успокойся, – ласково попросила я, выбираясь из палатки. – Может, тебе полежать немного, отдохнуть? Или покушать?

Такое предложение из моих уст, вероятно, окончательно убедило Прошку, что дело плохо. Он рванулся было к Марку, но того уже взяли в оборот представители власти. Тогда Прошка резвой рысью совершил круг по поляне и ринулся в заросли ежевики. Меня охватила паника. Я окликнула Лешу, и мы осторожно двинулись в ту же сторону. Где-то в гуще колючих кустов раздался жалобный крик. Я знаками показала Леше, что надо обойти заросли с другой стороны. Следовало схватить несчастного, пока он не успел натворить ничего худого. Леша, поняв мой замысел, двинулся в обход. Прошка заметил его маневр и резво выпрыгнул из кустов. В это время к палатке подошли представители закона и Марк.

– Что у вас происходит? – поинтересовался толстяк майор.

Мы с Лешей молчали, не сводя тревожных взглядов с Прошки. Прошка тоже молчал, затравленно поглядывая на нас. Я обернулась. Представители закона демонстрировали полное непонимание ситуации. Глаза Марка подозрительно блестели.

– Сколько вас можно ждать? – неожиданно рассвирепел майор. – Вы что думаете, у меня других дел нет?!

– Извините. – Я на секунду забыла о Прошке. – У меня паспорт куда-то подевался. Никак не можем найти.

Прошкино лицо внезапно просветлело:

– Что ж ты раньше не сказала?! Твой паспорт у меня. Ты после таможенников вышла из вагона, а паспорт на столе остался. Я его и прибрал. Думал потом отдать, но забыл.

Меня охватило невыразимое облегчение – не столько из-за нашедшегося паспорта, сколько от мысли, что не придется сдавать Прошку в ближайший психушник. Прошка, все еще настороженно поглядывая на нас с Лешей, обогнул всю компанию и скрылся в своей палатке. Через несколько секунд он протянул мне паспорт. Одарив его выразительным взглядом, я передала паспорт майору. Марк покрутил пальцем у виска.

Записав наши паспортные данные, милиционеры объявили, что уходят. Славки и Татьяна, все это время сидевшие в сторонке, тоже засобирались.

– Вы властям про утренний скандал рассказали? – спросила я, когда мы остались одни.

– А зачем? – удивился Леша. – Они же не спрашивали.

– Меня спрашивали, почему я утром на гору полезла.

– И ты сказала?! – ужаснулся Прошка.

Марк закатил глаза.

– Нет, а теперь сомневаюсь, правильно ли поступила. Если Нинка очнется в том же настроении, в каком приходила, она им все выложит, да еще от себя чего-нибудь добавит. Тогда мое молчание будет выглядеть более чем подозрительно. У этого толстяка наверняка появятся новые вопросы. Пока что он уверен, что нас с Мироном связывала нежная дружба. Настолько уверен, что даже не спросил, а в каких, собственно, отношениях мы находились с покойным. Вас, часом, не спрашивал?

– Нет. – Марк устало покачал головой. – Да и зачем ему это? Понятно же, что произошел несчастный случай.

– Ну не скажи! – не согласилась я. – Нам, может, и понятно, поскольку мы все давно друг друга знаем и любое другое предположение выглядит собачей чушью. А сыщик, он по природе своей обязан подозревать худшее. Вот увидишь, если Нинка разоткровенничается, – а я не вижу причин, почему она должна молчать, – нам всем предстоят веселенькие деньки.

– Ерунда, – сказал Леша. – Ну, допустим, допросят нас повторно и выяснят, что не все питали к Мирону дружеские чувства. Дальше-то что?

– Не знаю, – ответила я. – Мне как-то до сих пор не приходилось общаться с милиционерами, подозревающими меня в убийстве. Могу предположить только, что вряд ли они небрежно махнут ручкой и скажут: «А, ладно, чего девушку допросами мучить? Пускай живет себе спокойно».

– Что ты все каркаешь, Варька? – рассердился Прошка. – Тебе что, мало неприятностей? Ну с какой стати Нинке рассказывать о сегодняшнем скандале? Роль в нем она играла отнюдь не благовидную. Зачем ей выставлять себя в невыгодном свете? А что до ваших отношений с Мироном, то и дураку ясно: не было у тебя серьезной причины желать его смерти. Неприязнь – еще не повод для убийства.

– Ты так думаешь? А вот Татьяна убеждена в обратном. Она выразила удивление по поводу того, что не меня нашли сегодня утром с проломленным черепом.

– Ты сейчас действительно до проломленного черепа договоришься, – пообещал Прошка. – Кончай дурака валять.

– Ладно, не буду. Только попомните мои слова: Нинка еще устроит нам веселую жизнь.