Текст книги "Принцесса в академии. Суженый"

Глава 7

ПРО ОБЕСКУРАЖИВАЮЩИЕ ИТОГИ ВСТРЕЧИ С МЕЙСТЕРОМ

Через некоторое время Озриэлю стало чуть лучше. Он даже смог спустить ноги на пол и съел пару ложек супа, но снимать одеяла отказался, так и сидел, закутавшись в них.

– Озриэль, это глупо, – увещевала я. – Ручаюсь, тебе в них жарко и жутко неудобно, а пользы никакой.

Он ничего не отвечал и упрямо подтягивал их повыше. Даже сейчас он мучительно стеснялся предстать перед нами… передо мной «не в форме», как деликатно выразился Магнус.

Эмилия шевельнулась:

– Пока мисс «у-меня-большое-сердце-спрятанное-слишком-глубоко-чтобы-его-разглядеть» не вернулась, предлагаю обсудить, как помочь Индрику.

– Как обезвредить Марсия, хочешь сказать?

Подруга решительно кивнула.

– Одно напрямую связано с другим.

– Пока мы сидим здесь – никак, – кисло заметил Магнус.

– Ты не сидишь, – возразила я, – но они об этом не знают. Поэтому сейчас ты наше тайное оружие.

– Но что я могу?

– Зелье… – раздался слабый голос.

Мадам и Эмилия тут же бросились к Озриэлю. Тот попытался подняться на ноги, но они мягко его удержали и усадили обратно.

– Какое зелье?

– То, что ты… использовала…

– Для побега?

– Да…

– А это мысль, – поддержал Магнус, – оно ведь действует против чугуна, верно?

– Оно растворяет чугун. Предлагаешь лишить Марсия рук?

Паук выдержал паузу и только потом нехотя сделал отрицательный жест.

– Признаюсь, я так зла на него, что готова оторвать не только руки, но и голову!

– Эмилия!

– Ну, ладно-ладно, я бы никогда этого не сделала, даже будь у меня возможность. К тому же это не поможет Индрику.

Я задумчиво прошлась по камере взад-вперед, заложив руки за спину.

– В нашу первую встречу Марсий наградил одного из своих людей чугунной головой… – Эмилия поежилась, а мадам Гортензия тихонько воскликнула: «Какой ужас!» – Тогда все закончилось благополучно, – продолжила я, расхаживая и додумывая мысль, – вмешался придворный маг, и пострадавшего удалось излечить.

– Предлагаешь обратиться к магу? – засомневалась мадам. – Не думаю, что он возьмет на себя такую ответственность…

Я резко остановилась и уставилась на нее, ошеломленная пришедшей в голову идеей.

– Марсий притворяется!

– Притворяется, что умеет обращать все в чугун? Ты знаешь, Ливи, обычно я на твоей стороне, но все мы видели и не раз, как…

– Да нет, – перебила я Магнуса, – он делает вид, что не может исправить последствия сам!

– А он может?

– Уверена, что да.

– С чего ты взяла?

Я щелкнула ногтем по решетке.

– Во время нашей встречи в тронном зале он сотворил буквально из воздуха клетку, – уточнять, что он посадил в нее меня, не стала, – а потом так же легко избавился от нее. Чувствую, он управляется со своим даром лучше, чем хочет показать.

– А после смерти отца дар возрос, – поддержала Эмилия.

– Да, все мы видели незабываемую сцену в Шаказавре, – передернулась мадам и обхватила себя за плечи.

– Но зачем ему это?

Я пожала плечами:

– Не хочет, чтобы остальные знали, насколько он могуществен. Козырь в рукаве, как и у мадам Лилит. Еще, как вариант, он скрывал это во время учебы в Академии, чтобы лишний раз досадить отцу – тому приходилось всякий раз вызывать мага, чтобы исправить последствия. Поднималась шумиха и прочее.

– Склоняюсь ко второй версии.

Эмилия помолчала и устало потерла лоб.

– Даже если предположение верно, мы возвращаемся в исходную точку: как это поможет Индрику? Не думаю, что можно просто подойти к Марсию и попросить его отозвать чары.

Я вздохнула:

– Пока не знаю. Разве что предложить что-то взамен.

Наступила тишина, потому что все понимали: предложить нам решительно нечего.

– Тот документ, – нарушила молчание мадам. – Что в нем, Ливи? Что такого страшного знает мадам Лилит про Марсия? Ты ведь его прочитала, я по глазам вижу, не отрицай.

– Не отрицаю, прочитала, но… не могу сказать, простите. Это не моя тайна. Как ты Озриэль?

– Со мной все в порядке, кхе-кхе… чуть отдохну и готов бежать марафон…

Мадам Гортензия прошлась по камере, в отчаянии заламывая руки.

– Значит, все, что нам сейчас остается, это сидеть здесь и ждать, пока эта… пигалица выполнит свое обещание и отпустит Озриэля, надеясь лишь на ее слово, а потом снова ждать, кто же выйдет победителем из грызни у водопоя: она или Марсий. А Жмутс тем временем накладывает свои грязные лапы на мои цветочки, Индрик страдает от бездвижности, золото волос Ливи тускнеет в этом смрадном подвале, а два чудовища наверху обсуждают свои дьявольские планы!

– Не сгущайте краски, мадам. К тому же вы забываете, что сегодня Магнус встретится с мейстером Хезарием, и тот наверняка что-нибудь придумает. Даже не сомневайтесь!

Гномка вяло отмахнулась, словно надежда на помощь дракона сама по себе была нелепостью.

– Ливи права, – поддержала Эмилия, – когда ситуация хуже некуда, остается только одно: не поддаваться унынию.

– Мне несколько раз снился кошмар, – призналась гномка, – всегда один и тот же: как будто Жмутс намеренно поливает мечтирисы подсоленной водой для огуречных примул, и те гибнут у меня на глазах, а я ничего не могу поделать…

Мадам всхлипнула, и Эмилия прижала ее к своей груди. Воздух темницы буквально пропитался отчаянием, поэтому я очень обрадовалась появлению Мадония Лунного. Его мягкие композиции подействовали как глоток освежающего коктейля с лотка Лилофеи из Шебутного переулка. Даже Озриэль на этот раз не ворчал и тихонько покачивался в такт, а когда принц удалился, целый час не кашлял.

– Эмилия, – позвала я шепотом, когда он уснул. – У меня к тебе очень серьезный вопрос, только не вздумай врать, чтобы не расстраивать меня.

– Да, Ливи?

– У меня правда потускнели волосы?

Она тихо рассмеялась в ответ.

* * *

– Пора, – шепнула я, когда на башне пробило десять.

Магнус посмотрел вправо-влево и быстро просеменил через тюремный проход, разделявший наши камеры.

– Да поможет тебе Пряха! – сказала я и протянула ему визитку. – Может, мейстер сообразит, что предложить Марсию в обмен на нашу свободу. Расскажи ему все, что удалось узнать.

Паук взял карточку, сосредоточенно кивнул и полез к окошку, в котором висел кончик месяца.

Мы почти не разговаривали, пока ждали его. Только изредка обменивались утешительными фразами, фальшивыми, как информация о составе продукта на упаковке.

Магнус вернулся около полуночи. Услышав шорох лапок, я подскочила как ужаленная.

– Ну как?

Паук молча устремился вниз. Визитки при нем не было, значит, передал. Эмилия и мадам тоже вскочили и застыли в одинаковых позах: руки сцеплены на груди. Озриэль сел. Магнус обвел нас взглядом и покачал головой:

– Ничего не вышло, Ливи.

В ногах появилась противная слабость, я оперлась о стену и медленно опустилась на солому.

– Что ты хочешь сказать? Ты его не видел? Не говорил с ним?

– Видел и говорил. Сделал все, как ты сказала: передал карточку через коридорного, и меня тут же пригласили наверх.

– Мейстер был нелюбезен? Он это может, я предупреждала.

– Напротив – был сама предупредительность, даже позвонил вниз и велел принести плошечку москитов с перцем для «особого гостя», потом попросил рассказать о цели визита, подробно, не упуская ни единой мелочи. Ну, я и рассказал – абсолютно все: и про то, почему нас здесь держат, и про готовящийся переворот… даже про грифона!

– А он что? – не выдержала я.

– Внимательно выслушал, да и только. Мне показалось, его не слишком интересуют дела «других волшебных народов».

Вот это уже больше походило на правду. Драконы ведь держатся особнячком и не любят вмешиваться в дела королевств. Но я почему-то думала, что для меня мейстер Хезарий сделает исключение. Наверное, до таких пределов его готовность участвовать в моей судьбе не распространялась. Боже, о чем я только думала! Надеялась на помощь дракона, который даже собственному сыну не собирался помогать с одним из важнейших этапов жизни! Причем делал это не из жестокосердия, а из твердого убеждения, что тот должен научиться добиваться всего самостоятельно, в одиночку справляться с трудностями.

– Он сам тебе это сообщил?

– Почти.

– Но что он сказал в конце? – спросила Эмилия.

– Ничего.

– Совсем-совсем ничего? – изумилась мадам.

– Не совсем: любезно поблагодарил меня за визит и пожелал спокойной ночи.

– То есть отказал?

– Не напрямую, но как еще это понимать?

– Спокойной ночи?! – не поверила ушам я. – И не добавил напоследок, что постарается что-нибудь придумать, не упомянул о том, что навестит мадам Лилит и выбьет из нее всю злокозненность заодно с чистосердечным признанием, а потом отшлепает Марсия или что-нибудь в этом духе?

Магнус помотал головой. Я пораженно молчала, уставившись на свои дрожащие пальцы, не в силах поднять глаза на друзей и сгорая от чувства вины. Я дала им ложную надежду, убедила довериться, погнаться вместе со мной за бумажным змеем… и вот результат. Все обернулось пшиком, змей развеялся по ветру бесполезным конфетти.

Последовала пауза, которую прервал бодрый голос Эмили:

– Магнус ничего нового не сказал. Мы ведь примерно этого и ждали, верно?

– Если спросите меня, попытаться стоило, но и я не возлагала надежд, – добавила мадам.

– Драконы – темные лошадки, – прокашлял Озриэль.

– Тарелки бьются к счастью, – философски заметила Уинни.

– Жаль только старину Магнуса – зря проделал такой путь.

– Я не жалуюсь, – возразил паук, – и не назвал бы вылазку бесполезной: давно уже не ел таких отменных москитов.

Все рассмеялись. Я подняла голову и вместо обвинения встретила сочувствующие взгляды и ободряющие улыбки. И это их я собиралась поддерживать и утешать? Я тут единственная, кто расклеился и нуждается в водонепроницаемом плече.

– Спасибо, – сказала я, промокнув глаза краешком подола. – Просто спасибо.

К этому ничего не было добавлено, но друзья и так поняли.

Глава 8

ПРО ОБОЛОЧКИ И ВНУТРЕННЕЕ СОДЕРЖАНИЕ

Ночью я почти не сомкнула глаз, прислушиваясь к прерывистому дыханию, наполненному свистом и клокотанием. Каждый вдох давался Озриэлю с трудом. Мы договорились дежурить при нем по очереди, но я все равно не могла спать, пока он так страдал. Заступившая рано утром на вахту Эмилия уговорила меня немного вздремнуть.

– Правда, Ливи, изводя себя, ты никак ему не поможешь. При малейшем изменении я тотчас тебя разбужу.

Мне казалось, я всего лишь моргнула, но, когда открыла глаза, в окошко над головой пробивались яркие лучи солнца.

– Который час? – прохрипела я спросонья, растирая глаза и вглядываясь в камеру напротив.

– Очевидно, время завтрака. – Мадам кивнула в сторону лестницы.

Только тогда я сообразила, что разбудило меня громыхание ключей стражника.

– Как Озриэль?

– Мне… лучше.

Голос был лишь чуть громче шепота. Я вскочила на ноги, попутно расправляя мятый подол и вынимая солому из волос, и, как только стражник показался в пределах видимости, произнесла:

– Требую немедленной встречи с первым советником! Передайте, что, если она откажется принять меня, я разболтаю всем и каждому, что…

– Вас просят наверх, – прервал тот и открыл клетку.

Все еще плохо соображая спросонья, я несколько раз моргнула, переступила порог камеры и обернулась на гору одеял:

– Скоро вернусь, держись, Озриэль. Я буду не я, если сегодня же не вытрясу из нее твою оболочку.

Стражник привел меня к кабинету мадам Лилит и постучал, но сам заходить не стал. Первое, что бросилось в глаза внутри, – сундуки. Они заполонили все свободное пространство, превратив его в несвободное: выстроились вдоль стен, громоздились на ковре в центре комнаты, на подоконнике, стульях, шкафу и даже на рабочем столе поверх бумаг. Я едва не подпрыгнула, когда из-за ближайшего сундука вышла мадам Лилит. Лицо первого советника осунулось, и я не без удовольствия отметила, что напряжение последних дней и на ней сказалось не лучшим образом.

– Оливия, ты пришла.

– Так обычно и поступают заключенные, за которыми являются стражники.

Она даже не поморщилась на колкость и отвернулась к зеркалу у стены, из него доносилась возня. Секунду спустя оттуда вышел Орест и плюхнул на ковер два внушительных сундука, в которые без труда уместились бы мы обе.

– Вот, последние.

Он постоял так какое-то время, потирая спину, и выпрямился. Я поперхнулась от изумления.

– Вы?!

– Ты, – утвердительно произнесла бабушка Остиопатра.

– Вижу представлять вас не нужно, – кисло заметила первый советник. – Признайся, Ливи, ты это подстроила. Я тебя все-таки недооценила, – задумчиво пробормотала она.

– Подстроила что? – не поняла я.

– Первый советник хочет сказать, что не ожидала увидеть здесь меня вместо внука.

– Я тоже сперва приняла вас за Ореста.

– На это и было рассчитано, – кивнула пожилая ифритка и потянулась к поясу, на котором висела резная трубка из ясеня.

– Только не здесь, – поморщилась мадам Лилит.

Не обращая на нее ни малейшего внимания, госпожа Остриопатра сунула мундштук в рот и блаженно затянулась.

– Самоприкуривающаяся, – пояснила она, поймав мой взгляд, и деловито вернула трубку на пояс. Потом повернулась к мадам Лилит:

– Итак, здесь все, о чем договаривались, можешь проверить.

Первый советник вновь поморщилась – на этот раз от фамильярности.

– Непременно. – Она приблизилась к двум последним сундукам и откинула крышки. Внутри на красной бархатной подкладке поблескивали ряды полупрозрачных чешуек – гляделок. Мадам Лилит легко пробежала по ним кончиками пальцев и удовлетворенно кивнула. – Ровно одиннадцать тысяч восемьсот семнадцать пар.

– Представь себе, некоторые умеют играть по правилам.

– Вы о тех «некоторых», что вылезают из зеркал вместо своих внуков? – уточнила мадам Лилит, поднимаясь.

– Я о тех, кто сотрут амбициозных нахалок до состояния эктоплазмы, если моему внуку не будет тотчас передана оболочка.

Две женщины (вернее, одна пожилая ифритка, выдавшая себя за внука, и расчетливая интриганка с личиком и телом двенадцатилетней девочки) остановились друг напротив друга и обменялись оценивающими взглядами. Первой разомкнула губы мадам Лилит.

– Не нужно угроз. Я не монстр, что бы вы там себе ни воображали.

Она сделала небрежно-дозволяющий жест в мою сторону.

Бабушка Остиопатра подошла ко мне и протянула перевязанный бечевкой сверток. Когда она повернулась спиной к первому советнику, вся напускная бравада исчезла, ифритка вмиг постарела до своих ста пятнадцати лет.

– Как мой мальчик, Оливия? – с тревогой спросила она. – Как Оззи?

Я прижала сверток к груди и сглотнула:

– Вы появились очень вовремя. Здесь то, что я думаю?

– Новая оболочка. А еще, – она вынула из-за пояса и протянула мне каплевидный флакон синего стекла, – пусть выпьет это, так ожоги быстрее затянутся.

Пристроив его поверх свертка, я заставила себя посмотреть бабушке Озриэля прямо в глаза.

– Госпожа Остиопатра, я должна принести свои извинения – вам и всей вашей семье. Если бы не я, жизнь Озриэля не оказалась бы в опасности.

Все это я выпалила на одном дыхании и не опустила глаза, хотя казалось, что к каждой реснице привязали по гирьке.

Ифритка ответила после паузы.

– Ты права, если бы не ты, ничего этого не случилось бы, и Оззи сейчас был бы рядом, с разбитым сердцем, зато живой и здоровый.

– Могу лишь повторить, что мне очень-очень…

Она жестом остановила меня.

– Но еще могу сказать: если бы мой внук не сделал того, что сделал, – не постарался всеми силами помочь любимой девушке – я бы его стыдилась. Он рискнул жизнью ради тебя, Оливия, а жизнь чего-то да стоит, и если жертвовать ею, то только во имя любви. Теперь я вижу, что он действительно тебя любит, девочка: искренне, глубоко и самоотверженно. И если кто-то и должен просить прощения, так это я – за слепоту. Как видишь, можно прожить сотню лет – неважно, на земле, под нею, в воздухе или в воде – и совершать те же ошибки, что и в восемнадцать.

– Вы еще долго? – каркнула мадам Лилит, не поднимая головы от бумаг, которые якобы перебирала, но я чувствовала, что все ее внимание сосредоточено на нас, а эта расслабленность – лишь для вида.

На лице ифритки промелькнуло раздражение, но тотчас изгладилось, когда она продолжила:

– Я считала тебя неподходящей партией для Озриэля, еще когда принимала за простую цветочницу, и не слишком изменила мнение, узнав, что ты дочь Бессердечного Короля, поэтому не стану притворяться, что одобряю выбор внука, – она накрыла мою руку своей, испещренной веревками вен, – но я его принимаю. Придется смириться с тем, что не увижу рядом с ним простую скромную ифритку королевских кровей. Похоже, в тебе действительно что-то есть, раз Оззи так рисковал. В мире нет ничего более твердого и вместе с тем более хрупкого, чем сердце. Свое он вручил тебе, береги его, Оливия. – Она напоследок сжала мои пальцы и подмигнула. – Кстати, в свертке есть кое-что и для тебя.

В этот момент терпение мадам Лилит иссякло, о чем она не преминула сообщить. Ифритка отвернулась, подошла к столу и уперлась в него кулаками, буквально нависая над первым советником.

– Предупреждаю: плохая память – не лучший союзник. Не советую забывать про вторую часть уговора.

Мадам Лилит холодно посмотрела на нее.

– Я никогда не забываю про заключенные сделки…

Правильно, вы их просто нарушаете.

– …но раз вы затронули эту тему, тоже воспользуюсь случаем и напомню: если, начиная с завтрашнего дня, хоть один ифрит появится на территории Затерянного королевства…

– Не появится, – перебила госпожа Остиопатра, – я ручаюсь и лично за этим прослежу, как и за переводом моего внука в другую Академию.

Первый советник иронически улыбнулась и вернулась к бумагам, не посчитав нужным даже попрощаться.

Через минуту только гора сундуков и пергаментный сверток указывали на то, что давешняя сцена мне не привиделась. Когда звук шагов в зеркале стих, мадам Лилит перестала притворяться, что изучает документы, резким взмахом запечатала зеркало и пробормотала сквозь зубы что-то про «скользких экономных ифритов». Потом откинулась на спинку кресла и одарила меня не слишком приветливым взглядом.

– Ну что, довольна?

– Счастлива, – подтвердила я, – но вы не имеете к этому никакого отношения. Если бы не госпожа Остиопатра, вы бы без малейшего зазрения совести обрекли Озриэля на мучительную смерть.

– Осторожнее, Ливи, – вкрадчиво сказала она, подаваясь вперед, – я все еще могу это сделать.

Я хотела возразить, что ее угроза мало согласуется с обещанием, данным ифритке, и вряд ли мадам Лилит захочет навлечь на себя ее гнев, но рассудила, что не стоит испытывать судьбу, и промолчала. Спасти Озриэля намного важнее сиюминутного желания щелкнуть первого советника по носу. Поэтому я просто спросила:

– Вы сегодня отпустите его?

– Такого уговора не было, – отрезала она. – Бабулю я сразу предупредила: пусть бушует, сколько влезет, но он получит свободу не раньше, чем закончится праздник. Мне не нужны сюрпризы от кучки студентов, которые могут поставить под угрозу дело моей жизни. Еще в свой первый день в Академии, снимая гигантского слизняка с люстры в обеденном зале, я усвоила раз и навсегда: никогда не знаешь, что взбредет вам в голову.

По челу первого советника скользнула тень неудовольствия, к которой было примешано что-то еще. В этом «чем-то еще» я не без труда узнала неуверенность – эмоцию, столь редко посещающую ее, а потому со скрежетом поддающуюся опознанию. Я поняла, что госпожа Остиопатра одна из тех немногих, кто заставляет мадам Лилит чувствовать себя неуютно, и это ей чертовски не нравится.

– Значит, после праздника, когда все ваши аппетиты будут удовлетворены, Озриэля отпустят?

– Да, – нехотя признала мадам Лилит, но упоминание о грядущем повышении из первого советника в королевы явно улучшило ее настроение. – Правда о твоем освобождении речи не шло, – сладко добавила она, поерзала в кресле и сложила ручки под грудью. Заметив, как я нервно покосилась на песочные часы, великодушно махнула рукой. – Можешь идти. Будет печально, если ифрит рассыплется, так и не дождавшись запасной шкуры.

Я не стала задерживаться, чтобы придумать колкость в ответ, и поспешила к двери.

– Ах да, Ливи, чуть не забыла за всеми этими хлопотами. Оно пришло сегодня утром. – Первый советник зашарила по столу в притворном смятении, приговаривая: – Где-то здесь… я точно помню, что положила сюда. Нет, должно быть все-таки автоматически переложила к остальной корреспонденции. Ах, да вот же оно!

Естественно, нужный конверт лежал на самом виду.

– Мне очень жаль, – сказала мадам Лилит, протягивая его и даже не пытаясь скрыть злорадство.

Я взяла распечатанное письмо, пробежала его глазами и спокойно вернула:

– Мне тоже.

Даже мелькнувшее в ее глазах разочарование не послужило утешением, но я не доставлю ей такого удовольствия, не выдам своего отчаяния.

Покрепче прижав сверток к груди, я вышла за дверь. Обратно возвращалась почти бегом, подгоняя стражника – отчасти, чтобы Озриэлю не пришлось мучиться ни одной лишней секунды, отчасти, чтобы не думать о содержимом письма. В нем господин Мартинчик сообщал, что, к его глубочайшему сожалению, их опередили. Последний экземпляр магических щипцов был днем ранее выкуплен коллекционером, пожелавшим остаться неизвестным, поэтому он ничем не может помочь.