Текст книги "Жизнь Магомета"

ГЛАВА ВТОРАЯ

Рождение и семья Магомета. Его детство и отрочество

Магомет, великий основатель ислама, родился в Мекке в 570 году по Р. X. Он происходил из воинственного и значительного племени курайш, в котором существовали две ветви, происходившие от двух братьев – Хашима и Абд Шима. Хашим, прадед Магомета, был великим благодетелем Мекки. Город этот построен в бесплодной и каменистой местности и часто в прежнее время терпел нужду от недостатка в съестных припасах. В начале VI столетия Хашим установил ежегодно отправлять два каравана: один, зимой, в Южную Аравию и Йемен, другой, летом, в Сирию. Благодаря этому в Мекку обильно доставлялись всякие продукты и разнообразные товары; город превратился в торговый центр, и племя курайш, принимавшее живое участие в этих экспедициях, стало богато и могущественно. Хашим в это время был охранителем Каабы – объекта великого почитания арабов, стекавшихся на поклонение ему. Охранение этого камня вверялось только самым почетным родам и семьям, подобно тому как в прежнее время Иерусалимский храм находился исключительно на попечении левитов. Охранение Каабы соединено было с гражданскими должностями и с привилегией управлять священным городом.

По смерти Хашима его сын Абд аль-Мутталиб унаследовал его почетные должности и его патриотические чувства. Он освободил священный город от нападавших на него войск и слонов, посланных христианскими князьями Абиссинии, во власти которых находился в то время Йемен. Эти выдающиеся заслуги отца и сына упрочили должность охранителя Каабы за родом Хашима, к великому неудовольствию потомков Абд Шима, питавших глубокую к нему зависть.

Абд аль-Мутталиб имел несколько сыновей и дочерей. Из числа его сыновей история упоминает: Абу Талиба, Абу Лахаба, Аббаса Гамзу и Абдаллаха. Последний был младшим и возлюбленным сыном. Он женился на Амине, девушке из отдаленной ветви того же знаменитого рода курайшитов. Абдаллах так отличался красотой и качествами, пленяющими женщин, что, если верить мусульманским преданиям, в ночь его свадьбы с Аминой двести девушек из племени курайш умерли от разрыва сердца.

Магомет был единственным плодом этого брака, так мрачно ознаменованного. Его рождение, по тем же преданиям, сопровождалось явлениями, указывавшими на то, что это был необыкновенный ребенок. Его мать не испытала никаких болей во время родов. В момент его появления на свет небеса всей окрестной территории озарились необыкновенным блеском, и новорожденный младенец, подняв глаза к небу, воскликнул: «Велик Бог! Нет Бога, кроме Бога, и я Его пророк».

Небо и земля, как утверждает предание, всколыхались при его рождении. Озеро Сава вернулось к своим тайным источникам, и дно его оказалось сухим, в то время как река Тигр, выйдя из берегов, затопила все окрестные страны. Дворец персидского царя Хосрова был потрясен до самого основания, и многие из башен рухнули на землю. В эту тревожную ночь кади, или судья, Персии увидел во сне дикого, яростного верблюда, укрощенного арабским всадником. Он утром рассказал свой сон персидскому царю и объяснил его тем, что со стороны Аравии грозит Персии великая опасность.

В ту же знаменательную ночь, по словам тех же преданий, священный огонь Зороастра, поддерживаемый магами непрерывно в течение тысячи лет, внезапно потух, и идолы всего мира упали на землю. Демоны, или злые джинны, скрывавшиеся в звездах и знаках зодиака и имевшие злое влияние на детей, были свергнуты чистыми ангелами и вместе со своим главным вождем Иблисом, или Люцифером, погибли в бездне морской.

Родственники новорожденного ребенка были поражены удивлением и ужасом. Брат его матери, астролог, по гороскопу Магомета предсказал, что он достигнет обширной власти, будет основателем царства и даст людям новую религию. Его дед Абд аль-Мутталиб на седьмой день после рождения Магомета задал пир всем главным курайшитам и представил им младенца как зарю зарождающейся славы их племени, и назвал его Магометом, или, вернее, Мухаммадом, в указание на его будущее призвание.

Таковы фантастические рассказы мусульманских писателей относительно рождения Магомета; о его детстве мы имеем только такие же басни. Едва прошло два месяца после его рождения, как умер его отец, оставив ему в наследство пять верблюдов, несколько овец и рабыню родом из Абиссинии, по имени Баракат. Мать его – Амина – вначале кормила его своим молоком, но горе и заботы иссушили ее грудь, и так как воздух Мекки был нездоров для детей, то она приискала ему кормилицу из числа женщин соседних племен бедуинов. Последние приходили обыкновенно в Мекку два раза в год, весной и осенью, чтобы брать на воспитание детей горожан; но они преимущественно выбирали детей богатых людей, рассчитывая на обильное вознаграждение, и с презрением отворачивались от бедняков. Наконец, одна женщина, по имени Халема, жена саадитского пастуха, сжалилась над беспомощным ребенком и взяла его к себе; жила она в одной из пастушеских долин, раскинутых среди гор.[5]5
  Бану-Саад (или дети Саада – саадиты) относят свое начало к самой отдаленной древности и вместе с арабским племенем катан являются последними представителями первобытных арабских племен. Их долина находится в горах, тянущихся на юг от Таифа. (Burckhardt. Notes on the Bedouins. V. 2. P. 47).


[Закрыть]

Много различных чудес рассказывала Халема о своем питомце. По дороге из Мекки мул, на котором он ехал, получил вдруг дар слова и громко провозгласил, что ребенок, покоящийся на его спине, будет величайшим пророком, главою небесных посланников, любимцем Всемогущего. Овцы, мимо которых они проезжали, кланялись ему; и когда младенец лежал в своей колыбели и глядел на луну, она из благоговения останавливалась на небе.

Арабские писатели утверждают, что небесное благословение вознаградило Халему за ее великодушие. Пока ребенок оставался под ее кровлей, все кругом нее процветало. Источники и колодцы никогда не высыхали, пастбища вечно зеленели; стада и табуны умножались; дивное плодородие царило на полях, а мир – в ее жилище.

Арабские легенды продолжают далее повествовать о сверхъестественных силах, телесных и духовных, которые этот дивный ребенок проявлял с самых ранних лет. В три месяца он мог уже стоять один, в семь – бегать, а в десять месяцев он мог участвовать вместе с остальными детьми в состязаниях, натягивать лук и метать стрелы. В восемь месяцев он так говорил, что его можно было понять; а в девять он мог свободно разговаривать, проявляя мудрость, удивлявшую всех слушавших его.

Когда ему минуло три года, он однажды играл в поле со своим молочным братом Мафудом; и вот перед ним предстали два ангела в блестящих одеждах. Они нежно положили Магомета на землю, и один из ангелов, Гавриил, раскрыл его грудь, не причиняя ему ни малейшей боли, вынул его сердце, очистил его от всяких скверн, выжав из него те черные и горькие капли первородного греха, которые мы наследуем от нашего прародителя Адама и которые, таясь в сердце даже лучших из его потомков, наталкивают их на преступления. Вполне очистив сердце, Гавриил наполнил его верой, знанием и пророческим ясновидением и снова вложил в грудь ребенка. Тогда, по уверению тех же писателей, от него стал изливаться таинственный свет, который, начиная с Адама, сиял во всем священном ряде пророков, вплоть до Исаака и Измаила, но который затем погас у их потомков, чтоб снова с еще более лучезарным блеском засиять от лица Магомета.

От этого сверхъестественного посещения, прибавляют арабы, осталась у ребенка печать пророчества между плечами, служившая всю жизнь символом и доказательством его божественного посланничества, хотя неверующим это казалось родимым пятном величиной с куриное яйцо.

Когда Халема и ее муж узнали об этом чудесном посещении ангелов, они устрашились, опасаясь, чтоб не случилось какого-нибудь несчастия с ребенком, предполагая, что эти сверхъестественные посетители были из числа злых духов, или джиннов, посещающих уединенные пустыни, причиняя различные несчастия детям. Поэтому кормилица отнесла его обратно в Мекку и передала его в руки Амины.

Он оставался с нею до шести лет, когда она повезла его с собою в Медину, чтобы навестить родственников из племени Адии, но на обратном пути она умерла и была похоронена в Абве, деревне, расположенной между Мединой и Меккой. Ее могила, как мы увидим дальше, стала для Магомета предметом набожных посещений и нежных воспоминаний в последующие годы его жизни.

Верная раба-абиссинка Баракат заменила теперь мать ребенку-сироте и отвела его к деду Абд аль-Мутталибу, у которого он оставался два года и где он встретил нежную заботу и ласку. Абд аль-Мутталиб был в очень преклонных годах, переступив за пределы срока человеческой жизни. Чувствуя приближение смерти, он призвал к себе старшего своего сына Абу Талиба и поручил Магомета его особенному попечению. Добрый Абу Талиб прижал племянника к своему сердцу и впоследствии всегда по-родственному относился к нему. По смерти отца Абу Талиб унаследовал обязанность охранителя Каабы, и Магомет несколько лет жил в обстановке, где все обряды и церемонии священного дома строго соблюдались. Здесь мы считаем нужным несколько подробнее ознакомить читателей с происхождением Каабы, равно как и с обрядами, преданиями и поверьями, связанными с нею, так как все это имеет очень близкое отношение к исламу и к истории его основателя.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Предание о Мекке и Каабе

Когда Адам и Ева были изгнаны из рая, то, по арабским преданиям, они очутились на различных частях земного шара: Адам – на горе острова Серендиба, или Цейлона, а Ева – в Аравии, на берегу Красного моря, там, где в настоящее время находится порт Джидда. Двести лет блуждали они отдельно и одиноко по земле, пока, наконец, ввиду их раскаяния и горя им позволено было сойтись снова на горе Арафат близ Мекки. Преисполненный горя и раскаяния Адам, по словам предания, вознес руки и глаза к небу и умолял Бога о милосердии, прося у Него даровать ему алтарь, подобный тому, которому он поклонялся в раю и вокруг которого витали ангелы, воспевая хвалу Богу.

Мольба Адама была услышана. Храм, или алтарь, из лучезарных облаков был спущен ангелами на землю, как раз под тем самым местом, где находятся его первообраз в небесном раю. К этому нисшедшему с неба ковчегу Адам обращался с тех пор во время молитвы и ежедневно обходил его семь раз, как бы подражая тому, что делали ангелы, прославляя Бога.

По смерти Адама, согласно тем же преданиям, облачный ковчег исчез или взят был обратно на небо; но другой, сходный по форме, на том же месте был воздвигнут из камня и глины Сифом, сыном Адама. Но и этот алтарь смыт был потопом. Спустя много лет после того, во времена патриархов, когда Агарь и ее сын Измаил умирали в пустыне от жажды, ангел указал им источник или колодец, полный воды, вблизи того места, где прежде находился алтарь. Это был источник Земзем, почитаемый потомством Измаила как священный по настоящее время. Вскоре после того два человека из племени великанов-амалекитян, отыскивая верблюда, убежавшего из их лагеря, нашли этот источник и, утолив свою жажду, привели к этому месту своих товарищей. Здесь они основали город Мекку, приняв Измаила и его мать под свое покровительство. Они вскоре изгнаны были обитателями этой страны, у которых остался Измаил. Когда он возмужал, то женился на дочери владетельного князя и имел от нее многочисленное потомство, считающееся предками арабского народа. В течение этого времени он, по Божьему повелению, предпринял попытку восстановить Каабу на том самом месте, где находился заоблачный алтарь. В этом набожном деле ему помогал отец его Авраам. Необыкновенный камень служил Аврааму подмостками, поднимавшимися и опускавшимися вместе с ним по мере того, как он выводил стены священного здания. Камень и теперь остается там как бесценная святыня, и отпечаток ноги патриарха ясно видят на нем все правоверные. В то время как Авраам и Измаил были заняты постройкой здания, архангел Гавриил принес им камень, относительно которого древние сказания несколько расходятся: по одним, это был один из драгоценных камней рая, упавших на землю вместе с Адамом; в иле потопа он был впоследствии отыскан архангелом Гавриилом; по более общепринятому сказанию, этот камень был вначале ангелом-хранителем, приставленным к Адаму в раю, но который превращен был в камень и при падении Адама низвергнут вместе с ним в наказание за то, что не был достаточно бдителен. Этот камень Авраам и Измаил приняли с подобающим благоговением и вделали его в угол внешней стены Каабы, где он остается и в настоящее время, причем все правоверные целуют его каждый раз, как обходят вокруг храма. Когда в первый раз камень этот был вделан в стену, он был блестящ и бел, как гиацинт, но постепенно почернел от поцелуев грешных уст смертных людей. При воскрешении он снова примет вид ангела и станет свидетелем пред Богом в защиту тех, которые вполне выполнили все обряды посещения святых мест.

Таковы арабские предания, в силу которых Кааба и источник Земзем являются предметами особенного почитания с самых древнейших времен у всех восточных народов, а в особенности у потомков Измаила. Мекка, вмещающая эти священные предметы в своих стенах, была священным городом за много лет до возникновения магометанства и центром, куда стекались богомольцы со всех частей Аравии. Так глубоко и так всеобще было уважение к исполнению этих обрядностей, что ежегодно четыре месяца посвящены были путешествию на поклонение Каабе, и никакое насилие, а тем более никакая война за это время не дозволялись. Враждовавшие племена складывали свое оружие, снимали наконечники с пик и в полной безопасности следовали по самым опасным пустыням и в одеждах богомольцев толпами входили во врата Мекки. Тут они в подражание ангелам семь раз обходили вокруг Каабы, прикасались и целовали таинственный «черный камень», пили и делали возлияние при источнике Земзем в память их предка Измаила и, исполнив все остальные обряды пилигримов, безопасно возвращались домой, чтобы снова взяться за оружие и вести войны.

В числе религиозных обязанностей арабов в те «дни неведения», то есть до возвещения мусульманского учения, пост и молитва играли первенствующую роль. У арабов в течение года существовало три главных поста: один продолжался семь, другой – девять и третий – тридцать дней. Они молились ежедневно по три раза: при восходе солнца, в полдень и при закате, обращаясь лицом по направлению к Каабе, служившей для них киблой, или местом поклонения. У них существовало много религиозных преданий, некоторые издавна перешли к ним от евреев; и они, как говорят, питали свои религиозные чувства чтением псалмов и другой книги, приписываемой Сифу и наполненной нравственными поучениями.

Церемонии и обряды, совершавшиеся в священном здании, могли с раннего детства наложить свой отпечаток на Магомета, воспитанного в доме охранителя Каабы, и направить его на размышления о религиозных вопросах, которые и поглотили его всецело. Хотя мусульманские биографы его и утверждают, что великая будущность его была ясно предсказана еще в детстве знамениями и чудесами, но, по-видимому, воспитание его велось так же нерадиво, как и воспитание остальных арабских детей, и мы знаем, что он не научился ни читать, ни писать. Впрочем, это был ребенок очень даровитый, наблюдательный и размышлявший обо всем, что видел, одаренный пылким воображением, отважный и общительный. Ежегодный наплыв пилигримов из отдаленных стран превращал Мекку в центр всех летучих сведений, которые мальчик, по-видимому, жадно воспринимал и сохранял в своей богатой памяти; по мере же того как он подрастал, перед ним все сильнее раскрывалась более широкая сфера для наблюдений.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Первое путешествие Магомета в Сирию с караваном

Магомету минуло двенадцать лет, но, как мы видели, он был развит не по летам. В нем уже пробудилась жажда знания, вызванная общением с пилигримами из разных частей Аравии. Его дядя Абу Талиб наряду с священническим саном охранителя Каабы был и купцом и как один из наиболее предприимчивых торговцев из племени курайш вел заведенные предком его, Хашимом, обширные дела с караванами, торговавшими с Сирией и Йеменом. Приход и отход караванов, стекавшихся у ворот Мекки, производили приятное уличное оживление и действовали возбуждающим образом на такого юношу, как Магомет, перенося его воображение в далекие края. Он не мог более подавлять возникшего жгучего любопытства. И однажды, когда дядя его собирался отправиться с караваном в Сирию и уже садился на верблюда, он неотвязчиво стал просить позволения сопровождать его: «На чье же попечение ты оставишь меня, дядя, когда уедешь?» – сказал он.

Просьба эта тронула нежное сердце Абу Талиба. Он решил, что юноша уже достаточно взрослый, чтобы выступить на деятельную арену арабской жизни, и может оказать значительные услуги каравану; поэтому он охотно уважил его просьбу и взял с собою в Сирию.

Путь пролегал по странам, богатым баснями и преданиями, которые с увлечением рассказывают арабы при вечерней остановке караванов. Беспредельное одиночество в пустыне, в которой этот кочующий народ проводит большую часть своей жизни, способствует развитию суеверных фантазий; за то же арабы населили ее добрыми и злыми джиннами, разукрасили баснословными сказаниями о чудесных событиях, случившихся будто бы в старинные годы.

Во время таких вечерних остановок каравана молодой ум Магомета, без сомнения, воспринял многие суеверия пустыни, которые даже и впоследствии сохранялись в его памяти и имели могущественное влияние на его воображение. Мы отметим здесь два предания, которые он должен был слышать тогда и повествование о которых мы находим в Коране. Одно из них относится к гористой области Хиджаз. Тут, когда караван проходил по безмолвным, пустынным долинам, по склонам гор виднелись пещеры, некогда населенные бану-Тамудами, или детьми Тамуда (тамудитами), одного из вымерших племен Аравии. Вот предание, существовавшее о них.

Это было надменное племя великанов, жившее до времен праотца Авраама. Когда они впали в идолопоклонство, Бог послал пророка по имени Салех, чтобы вернуть их на истинный путь. Они отказались, однако, повиноваться ему, пока он не докажет им божественности своего посланничества, заставив верблюдицу, носящую во чреве детеныша, появиться из недр горы. Салех стал молиться об этом, и тут гора расступилась и из нее вышла самка верблюда, которая произвела на свет детеныша. Некоторые из тамудитов убедились этим чудом и отпали от идолопоклонства, большинство же продолжало пребывать в неверии. Салех оставил им верблюда как знамение того, что небесная кара постигнет их, если они причинят какое-нибудь зло животному. В продолжение некоторого времени самке дозволялось мирно пастись, уходя утром и возвращаясь вечером. Правда, если она наклоняла голову, чтобы напиться из ключа или источника, то не выпрямлялась, пока не выпивала всё до последней капли, но, возвращаясь, доставляла такое количество молока, что его было достаточно для удовлетворения потребностей всего племени. Но на пастбище она пугала других верблюдов, из-за нее начали оскорблять тамудитов, так что они, наконец, убили ее. Вслед за тем страшный голос и сильнейшие раскаты грома раздались с небес, а на следующее утро все виновники найдены были лежащими навзничь и мертвыми. Таким образом, целое племя было сметено с лица земли, а страна их осталась навсегда под проклятием неба.

История эта произвела такое сильное впечатление на Магомета, что и впоследствии он не разрешал своему народу располагаться станом вблизи этого места, но торопил всех проходить мимо, считая его проклятым.

Другое предание, услышанное Магометом во время этого путешествия, относилось к городу Эль-Ула, расположенному недалеко от Красного моря.

Место это, как говорят, было населено в древние времена еврейским племенем, которое впало в идолопоклонство и оскорбило святость субботнего дня тем, что занималось в этот день рыболовством; за это старые люди были превращены в свиней, а молодежь – в обезьян.

Мы отметили эти два предания преимущественно потому, что Магомет приводит и то и другое, доказывая, что Бог карает за грех идолопоклонства. Из этого видно, какой интерес возбуждал уже и в то время этот важный вопрос в уме юноши.

Мусульманские писатели, по своему обыкновению, рассказывают о чудесных явлениях, сопровождавших молодого Магомета во все время его путешествия, как о явном доказательстве постоянного покровительства неба. Однажды, когда он проходил по раскаленной песчаной пустыне, ангел незримо носился над ним, осеняя его своими крылами, – чудо, очевидно, основанное не на свидетельстве очевидца; в другой раз его защищало облако, висевшее над его головой во все время полуденного зноя. Был и такой случай: однажды, когда он хотел укрыться под тенью сухого дерева, дерево это тотчас же покрылось листьями и цветами.

Пройдя вдоль окраины древних владений моавитян и аммонитян, часто упоминаемых в Священном Писании, караван прибыл в Босру (или Бостру), лежавшую за Иорданом, в стране, смежной с Сирией и населенной племенем манасехов. Во времена библейские это был город левитов, но теперь он был населен христианами-несторианами и служил торговым центром, куда ежегодно стекались караваны; сюда-то и прибыли наши путешественники для стоянки и расположились станом недалеко от несторианского монастыря.

Абу Талиб и племянник его были радушно приняты братством этих монахов. Один из них, называемый одними Сергием, а другими – Бахарой,[6]6
  Некоторые утверждают, что два этих имени принадлежат двум различным монахам, разговаривавшим с Магометом.


[Закрыть] при разговоре с Магометом был поражен его развитием не по летам и заинтересовался его жаждой знания, которая, по-видимому, сосредоточивалась преимущественно на вопросах религиозных. Они часто разговаривали друг с другом об этих предметах, и во время беседы все усилия монаха были направлены главным образом против идолопоклонства, в духе которого до сих пор воспитывался молодой Магомет, потому что несториане ревностно осуждали не только почитание икон, но и простое употребление их, причем щепетильность их в этом отношении доходила до того, что запрещение всяких видимых знаков поклонения распространялось отчасти даже на крест – эту общую эмблему христианства.

Многие утверждают, что благодаря этим разговорам с монахом Магомет познакомился с принципами и преданиями христианской веры, знание которых он обнаружил впоследствии; вероятнее всего, что он продолжал общение с этим монахом и при последующих поездках в Сирию.

Мусульманские писатели говорят, что интерес к молодому иностранцу возрос у монаха потому, что он случайно увидал между его плечами печать пророчества. Когда Абу Талиб возвращался в Мекку, монах будто бы советовал ему зорко следить за тем, чтобы его племянник не попался в руки евреев, предвидя проницательным взором пророка те неприятности и противодействия, которые Магомету предстояло встретить со стороны этого народа.

Не нужно, конечно, было никаких чудесных знаков, чтобы сектанта-монаха, стремившегося найти себе последователей, заинтересовать умным и любознательным юношей, племянником охранителя Каабы, который мог перенести в Мекку семена христианского учения, заброшенные в его впечатлительную душу; понятно, что монах, рассчитывая обратить в свою веру, страстно желал предохранить от увлечения еврейской верой юношу с неустановившимися еще религиозными убеждениями.

Магомет вернулся в Мекку; воображение его переполнено было странными рассказами и преданиями, слышанными в пустыне; в уме его глубоко запечатлелось учение, сообщенное ему в несторианском монастыре. Он и в дальнейшем, по-видимому, был полон таинственного благоговения к Сирии, вероятно, вследствие религиозных впечатлений, полученных там. То была страна, куда из Халдеи пришел некогда патриарх Авраам, принеся с собою первоначальное верование в единого истинного Бога. Впоследствии Магомет часто произносил следующие слова: «Бог, воистину, всегда в Сирии поддерживал блюстителей Своего слова; числом их было сорок; если умирал один, на место его посылался другой, и благодаря им благословение распространялось на всю страну». И еще: «Да возрадуется народ сирийский, потому что ангелы, по благости Бога, осеняют его своими крылами».[7]7
  Мишкат-ун-Мозабил, т. п. с. 812.


[Закрыть]

Примечание. Отец Авраама, Азер или Зераль, как он назван в Библии, был скульптор и идолопоклонник. О том, как Авраам отвратился от идолопоклонства, в которое впал род человеческий после потопа, рассказывается в шестой главе Корана:

И Авраам сказал своему отцу Азеру: «Воистину, ты и твой народ заблуждаетесь, принимая за богов изображения, высеченные из камня».

Тут свод небесный раскрылся перед Авраамом, дабы он мог видеть, как управляется мир.

Когда наступила ночь и мрак застлал землю, он увидал блестящую звезду, загоравшуюся на небе, и обратился к своим людям, поклонявшимся звездам: «Так вы утверждаете, что это Бог?»

Но звезда скрылась, и Авраам сказал: «Я не верю в заходящих богов».

Тогда он увидал восходящий месяц и воскликнул: «Это, несомненно, Бог!»

Но и месяц точно так же скрылся, и Авраам смутился и стал молиться Богу, говоря: «Направь меня, дабы я не стал таким же, как этот заблуждающийся народ».

Увидя затем восходящее солнце, он воскликнул: «Вот это светило величественнее всех; несомненно, это – Бог!»

Но и солнце также зашло. Тогда Авраам сказал: «О народ мой, я не верю в те вещи, которые вы называете богами. Воистину, я обращаю лицо мое к Нему, Создателю, сотворившему небо и землю».