Текст книги "Подмосковье. Песня Птицелова"

Глава 3
Кто живет по законам другим

Если бы можно было забыть про битву чудовищных птиц на поляне, то лес показался бы даже приветливым. Давно рассвело, моросящий дождь прекратился, повис хрустальными каплями на ярких осенних листьях. Вон грибы растут, жмутся друг к дружке, целая семейка крепких боровиков. Красота! Только фиг забудешь ту мясорубку и сытое урканье гигантской падальщицы. А сколько еще таких сюрпризов будет на пути, какие еще твари могут выскочить из-за веселых березок или колючих кустов малинника? Но все равно лес тут добрый, светлый. Хорошо бы вычистить и вернуть его людям, чтоб все стало как раньше – грибы, охота, рыбалка и никаких мутантов. Разве что комары пусть остаются для баланса добра и зла.

Александр шел размеренно, даже немного расслабленно, двигался на автомате вслед за Николаем, соблюдая нужную дистанцию. До второго периметра оставалось совсем немного, а там… Мысли снова уплыли в тот вечер, на кухню в квартире Иры и Павла, к откровенному разговору, перевернувшему привычный Сашкин мир теперь уже в третий раз.

«После госпиталя понял – не могу отсиживаться в тылу, когда такая война идет. Подал документы в ликвидационный отряд. Приняли, конечно: бывший десантник, да еще и пожарный, опыта достаточно. Отправили на переподготовку, там сказанное лейтенантом подтвердилось. Не все, конечно – секретность, чтоб ее, уровни допуска. Про гражданских в периметре вообще никто не говорил, только про излучение. Потом отправили с отрядом под Питер, в Ольгинскую Зону. Тут уж информацию про защитников-сектантов скрывать не стали, только назвали их террористами и приказали, если что – не церемониться. Сначала засылали мелкие отряды, на разведку, готовились к штурму. Потом назначили день захвата.

А накануне разведчики притащили „языка“, мужичка из эпицентра. Не знаю точно, как его отловили, наверное, сам далеко от „гнезда“ отошел, но взяли тихо, без пальбы. Привели в штаб, допрашивать. Я как раз там был, детали операции прогоняли, остался послушать. Мужик в балахоне, глаза пустые, стеклянные, сидел вроде тихо, смотрел прямо перед собой. А как развязали, кинулся с рыком на нашего командира, как зверь, ей-богу! Мы, конечно, оттаскивать, разнимать, да куда там – вцепился хуже бешеной собаки, моментально майору шею прокусил. И ведь ценный, гад, убивать нельзя: выстрелили в ногу, в руку – бесполезно. А командир уже бездыханный лежит, только кровавая лужа по полу растекается. Тут я мужика сзади захватил, стал челюсти разжимать. Он тогда шею отпустил, кусок кровавый сплюнул и как вцепится мне в пальцы! Короче, пристрелили его все-таки. Только пальцы, скот, успел отгрызть и… проглотить. Так теперь с культями живу. Давай, Санек, за майора убиенного! Хороший был человек.

На штурм меня, конечно, не взяли, рука в бинтах, как шар – не то что стрелять, автомат не удержишь. Переживал, конечно, очень. Даже в морг ходил, чтобы еще раз на эту суку, якудзу новоявленного, посмотреть. А он лежит там такой обмытый, спокойный, и вроде как даже улыбается. Тьфу, нечисть! И майор наш на соседнем столе, рядом. В общем, хоть плачь от бессилия и злости. С поля боя приходили вести, ребят отсылали для связи в зону приема, туда, где техника начинала работать. Новости скупые, но обнадеживающие – продвигаются, стреляют на поражение, снимают снайперов. Потом сообщили – начался захват эпицентра. Наши туда шли уже без боязни „облучиться“, всем вкололи аногемму, ее теперь производили и поставляли в достаточном объеме. Ну и, наконец, прилетела радостная весть – жахнули камушек „хитином“, погас источник. Тут уже вертолеты отправили на место, проще стало. Камень потом отдельным спецтранспортом вывезли в международный научный центр на изучение. Не первый, как оказалось, трофей, были и раньше удачные захваты. Только с каждым разом камни будто дополнительную силу набирали. Чем их меньше, тем сильнее излучение, крепче оборона.

Да, и про монахов этих, зомбированных. Несколько человек выжили после штурма, их к нам на базу эвакуировали. Скрутили их, конечно, по полной программе, держали все время под прицелом. А они, ты представляешь, глядели с ужасом, словно ни фига не понимали, что происходит. Как дети малые, напуганные, жалкие. И не подумаешь, что несколько часов назад воевали как терминаторы. Да, слава богу, детей там не оказалось, только мужики и бабы. И все как один с повальной амнезией. Получалось, что камень их сознание контролировал, ими управлял, а после того, как погас, излучение заглохло и программа эта сволочная, что их убийцами делала, исчезла. Снова стали обычными людьми, как были прежде, только ломка у всех началась. Их, видно, там тоже на какой-то вакцине против излучения держали. И полный провал – ни как попали в Зону, ни про защиту камня никто будто и слыхом не слыхивал. Мозги у всех промыты начисто. Их потом по психушкам распихали.

Вот ты, Саня, на меня с Иркой зло держал, обижался. Предателями небось считал. А что мы могли тогда – любовь, брат, она тоже человеку мозги промывает. Не для плохого, конечно, но все равно похоже. Заставляет думать по-другому, жить иначе, отдавать себя любимому человеку. И бесполезно с этим бороться, как со стихией. Я, когда понял, что зомби эти обычными людьми были, сам раскаялся. Хрен с ними, с пальцами, без них проживу. Живую душу я загубил, по сути, безвинную, хоть и затуманенную. Просто не повезло бедолаге под излучение попасть – вот и мозги набекрень. И сам жизнь забрал, и себя сгубил. В общем, пожалел я тогда своего обидчика, понял и простил. Теперь обратного прощения мысленно прошу у него, по сей день. И ты, Саня, нас с Иркой тоже прости! Не в тему я об этом сейчас, понимаю, только не хочу, чтобы еще хоть какой-то… камень на душе оставался. Черт, теперь и само слово-то стало ненавистным.

Да, забыл рассказать. Про их главного, жреца, позже пришла новость. Это мне друзья сообщили, когда я уже дома был. Комиссовали, с такой рукой к службе непригоден. Ну так вот, про монаха-управленца. Его по одежде признали главным – все в сером, а у того на балахоне символ – земной шар в красном свечении. Раскодировали этого жреца психиатры, гипнозом зацепили нестертый кусок памяти и получили хоть какое-то объяснение происходящему. В общем, узнали про секту и про миссию – защищать камень хоть ценой жизни. А у каменюк этих ни много ни мало на уме была полная переделка нашей планеты под себя. Но и жрец свои цели имел – после захвата мира войти в когорту Высших, вроде как в правительство будущего мирового государства последователей Красного камня.

Как в кино, да? Ужастик и научная фантастика. Только это все правда, Саня! И рядом с нами такой же трындец и апокалипсис зреет, прямо под Рузой. Табловская аномалия с камушком внутри».

Наушник ожил, сквозь помехи донеслось: «До второго периметра сто метров, приготовиться к переходу. Связь только с напарником, сигнал тревоги – кукушка». Несмотря на серьезность момента, Сашка даже улыбнулся. Петь кукушкой ребят обучал он, Птицелов. Но более-менее похожее «ку-ку» получилось в итоге только у Комова и еще у одного бойца отряда. Остальные имитаторы птичьих звуков выдавали нечто среднее между вороньим карканьем и петушиным кукареканьем. Ладно, в конце концов, любой голосовой сигнал, хоть как-то напоминающий крик кукушки, в случае чего будет понят и распознан. Но лучше бы, конечно, обойтись совсем без него.

Николай притормозил, дождался Александра, дальше пошли на меньшей дистанции, держась рядом. Центр Зоны был огорожен старым бетонным забором с колючей проволокой наверху времен базирования тут секретной воинской части. Сейчас, конечно, это выглядело не так грозно и неприступно – «колючка» местами просела, кое-где свисала ржавыми клочьями, да и в самом заборе образовались сколы, обнажающие железный каркас. И хорошо бы подкоп сделать, только на это нет времени. Преодолевали препятствие старым дедовским способом – нашли место со сбитой проволокой и перелезли. Николай подсадил, Сашка влез наверх, подтянул напарника. Вниз – осторожно, по очереди, нащупывая выбоины в бетонном полотне, подобно скалолазам, благо в сколах и щербинах недостатка не было и с внутренней стороны.

На документах прошлого века были обозначены наземные здания, возведенные кучно, ближе к центру, и несколько подземных бункеров, разбросанных по всему периметру. Из наземных сразу выделялись самые крупные: жилое помещение – типовая казарма и отдельно стоящий хозблок с прачечной. Чуть сбоку размещалось здание столовой, а совсем в центре – командный пункт, штаб. На бумажной карте все выглядело просто и понятно: вот забор, вот строения, проникай внутрь, оставляй «хитиновые» подарочки и деру. На деле же от этих построек сейчас исходила основная опасность, в каждом здании мог укрыться не один десяток зомбированных защитников, настроенных убивать всех, кто посягнет на их светящегося идола.

Но до построек еще километра три, широкая лесная полоса, преодолевать которую теперь придется крайне осторожно. То зверье, о котором вчера рассказывал Комов, обитало в основном здесь. Александр снова чуть не расхохотался, как на инструктаже – где-то бродит белочка-мутант? И тут же себя одернул – не накаркать бы. Птички вон и то оказались страшнее тигра, что уж про белок с зайцами говорить. Встретишь – и вправду будет не до смеха. А еще не дай бог серый балахон покажется. Брать «языка» никто не планировал, в задачу отряда это не входило. Значит, придется сразу убивать, причем тихо, ножом. А потом живи и мучайся совестью, что лишил жизни не врага, а несчастного человека, неизвестно как попавшего в подчинение камню-пришельцу.

«И что теперь? Табловскую когда ликвидировать будут?» – тормошил Сашка Павла, когда тот умолк, поникнув головой, уже под утро. Водка, странный полуночный разговор – все это вымотало и Александра, но уходить, не выяснив главного, не хотелось. Павел никогда ничего просто так не говорил, значит, есть у него свой план, точно есть! Сашка тряхнул друга за плечи, говори, мол.

«С Табловской случай особый. Ее, Саня, похоже, напоследок оставили. Это для нас она мина замедленного действия, причем под боком. А для ученых-военных – кто знает? Может, у них в планах ее как-нибудь сохранить, законсервировать и использовать в своих целях. Да, звучит как теория заговора, и, может быть, оно, конечно, и паранойя, но кто поручится? Американцы вон все свои точки уже вычистили, законопатили куски наглухо в специальных шахтах, чтобы ни у кого и мысли не было их достать и в дело пустить. И китайцы тоже. А у нас вроде как теперь секретное оружие в запасе, стратегическое, мать его, преимущество вырисовывается, если хотя бы один камень под контроль взять. Тьфу, даже думать противно! Но исключать такой поворот тоже нельзя. Только самого главного наши умники так и не поняли – пока они время тянут, прикидывая, как похитрее камень использовать, он силу набирает, к захвату мира готовится. По слухам, есть у него возможность всех замурованных собратьев снова на поверхность поднять и активировать. Так что Табловская, выходит, не только его последний оплот, но и точка возрождения. Выдержит второе пришествие наша планетка? То-то… Хотим выжить – надо гасить пришельца, быстро и наверняка, чтобы ни одного шанса у него не осталось. Поэтому ты не удивляйся, брат – решил я уничтожить эту заразу изнутри, самостоятельно. Помнишь, как у Цоя? Дальше действовать будем мы.

Не только я, конечно, есть у меня единомышленники, сталкеры, из бывших. Больше, Саня, я тебе ничего пока рассказать не могу. Только если тебя это все тоже цепануло, обещай, что не останешься в стороне, присоединишься! Пойми, не дай бог эта тварь опять силу наберет, пока умники из верхушки планы строят и выгоду прикидывают. Мир на тонком волоске висит, сорваться может в любую минуту».

После этих слов Пашка вырубился. Александр дотащил его до дивана в зале, уложил и ушел, тихо прикрыв за собой дверь. Ирку будить не стал, пусть спит. И сам рухнул на кровать, едва дошел до дома. На работу проспал, пришлось звонить, объяснять, что заболел. Потом еще полдня приходил в себя, голова была чумная и от похмелья, и от тяжелого разговора.

Так и эдак прикидывал, что делать, верить – не верить. У Павла вполне мог быть банальный посттравматический синдром, как после Чечни или Афгана, и тогда рассказ его мог оказаться наполовину выдумкой, паранойей на фоне пережитого стресса. В общем, Сашка решил взять паузу на раздумье и поговорить с Павлом еще раз, но уже без водки, по-трезвому. В субботу снова пришел в знакомую квартиру. Дверь, как и в прошлый раз, открыла Ирина, только теперь она выглядела не просто уставшей и отрешенной, а отчаявшейся. Взглянула покрасневшими глазами и разрыдалась: «Пашка пропал!»

Глава 4
И кому умирать молодым

Пашка, Пашка, ну почему не зашел, не позвонил?! Александр был уверен, что Павел исчез не просто так. Не сгинул по пьяни, не утонул в речке, не попал под электричку или автобус, а начал реализовывать свой план. Друг, брат, ну почему не дождался?! Знал же, что сомнения сомнениями, а в стороне Саня Лагутин не останется, не струсит, во всяком случае. Чего ж с собой не позвал?

Ира подала заявление в полицию. Там приняли, конечно, но не обнадежили. Мало ли людей сейчас пропадает. А бывший десантник, ликвидатор, да еще и пьющий – ну укатил куда-нибудь за веселой жизнью. Погуляет – вернется, позвонит, напишет. Ирка не теряла надежды, обзванивала друзей, может, кто что видел, слышал или догадывается о чем-то. Саша помогал, чем мог – сопровождал, утешал, убеждал, что с Пашкой ничего не случится, но сам в это не верил. Если сунулся братишка в самое пекло, то плохи дела. Только Ирине об этом было знать не обязательно, всегда лучше жить с надеждой.

Так прошли две недели. Окончательно утвердившись в мысли о том, что Павел ушел в Табловскую, Александр запоздало пообещал – мысленно, куда-то в звезды, в лес, в пространство – помочь стереть с лица земли угрозу, уничтожить врага. Яростно пообещал, исполненный надежды, что где бы сейчас ни был Павел, он это его обещание услышит, почувствует.

На следующий день Сашка Лагутин, бывший пограничник, отличник боевой подготовки, отправился в военкомат с твердым намерением попасть в отряд ликвидаторов. Рассказал, как служил в приграничной тайге, акцентируя внимание на знаниях леса, птиц, повадок животных, на навыках выживальщика, стрессоустойчивости, на хорошей физической форме. Отдельно подчеркнул, что ближайшие подмосковные леса знает как свои пять пальцев – в общем, постарался выдать себя за идеального кандидата в Табловскую, чтобы все эти факты попали в личное дело. О том, что знает, конечно, умолчал. Лишняя информация могла только навредить, насторожить проверяющих. Заключил контракт, в котором указывались пункты «борьба с террористами» и «служба в условиях повышенной опасности», и получил направление на курсы переподготовки. Там уже окончательно убедился, что попал по адресу – на первом же занятии, после подписания документов о неразглашении, начали рассказывать о красных камнях и аномальных зонах. А дальше – место назначения, секретная часть под Рузой, основной задачей которой была дезактивация аномалии. Когда понял, что Табловскую не планируют в дальнейшем охранять и замораживать, а готовятся уничтожить, вычистить, – на душе стало легче. Хоть в этом Павел ошибся, и слава богу.

Единственное беспокоило – шли дни, а штурм никто не назначал, чего-то выжидали. Понимание причин отсрочки пришло, когда увидел обгоревшие трупы товарищей. Группы разведчиков уходили в Зону и терялись там, о судьбе бойцов можно было только догадываться. Те, кто возвращались, ничего толком рассказать не могли – приносили пробы грунта, замеряли расстояние, на которое можно было подойти к центру и, в случае чего, безопасно подтянуть боевые отряды, корректировали карту местности. Об исчезнувших разведчиках никаких сведений не было. Но пока не нашли их тела, все они считались условно живыми, пленниками Зоны, в связи с чем план захвата менялся с тем расчетом, чтобы огнем и взрывами не накрыло своих.

Монахов-зомби, постоянных охранников камня, в расчет не брали, их относили к категории противников, подлежащих уничтожению, хоть и понимали объективное положение вещей. Так шли недели в ожидании команды к штурму и новых страшных находок с жетонами на груди. И вот, наконец, была объявлена финальная вылазка – в Зону отправляли боевую группу, в задачи которой входили уже глубокая разведка и закладка «хитина» как можно ближе к укрепленному объекту противника. Следующим шагом планировался захват эпицентра и дезактивация камня. Отобрали лучших, в их число попал и Александр Лагутин. Разведка, подготовка местности к операции по захвату и вернуться живыми, не умножать список заложников из категории «своих» – это все было заучено, как дважды два.

Операцией руководил Борис Петрович Комов. Незадолго до вылазки Александр, немного поколебавшись, все же пришел к нему и вкратце рассказал про Павла, про его внезапное исчезновение и про то, что он в настоящий момент, весьма вероятно, находится в самом центре Зоны. Каким образом он мог туда внедриться, как действует и что планирует – этого, конечно, Сашка не знал. Может, Павел и сгинул где-то по дороге к цели. Но эти мысли Александр отгонял подальше, цепляясь за возможность оптимистичного сценария – подрыва «гнезда» противника изнутри с помощью своего человека, работающего под прикрытием. Поэтому не поделиться с командиром даже теоретически важной информацией он не мог.

Для майора эта история стала полной неожиданностью. Сначала он внимательно слушал, а потом выдал речь, самыми мягкими словами в которой были «щенки бестолковые», «штирлицы хреновы» и «вот вам, придуркам, жить надоело». Сашка покорно пережидал командирский гнев, гадая про себя, что будет дальше – выкинет ли его Комов из отряда или обойдется. Но о сказанном не жалел. Нельзя такое скрывать – и себе, и Павлу бы навредил. Наконец поток ругательств иссяк, и дальнейший разговор Комов продолжил уже спокойнее, хотя искрило еще долго.

– Лагутин, чтоб тебя! Я тебе чего такого плохого сделал, что ты решил меня, своего командира, под монастырь подвести? Ну промолчу я, не буду наверх докладывать, время потяну. Дальше что? Если твой приятель сейчас допустит оплошность и спровоцирует усиление излучения и новые жертвы – кто отвечать будет? Пушкин, папа римский? Нет, Борис Петрович Комов, который принял в отряд заговорщика, узнал о партизанщине и не доложил. А докладывать сейчас опасно. Тут не просчитаешь, как отреагируют наши верховные. Могут вообще операцию отменить, пока твой Павел на связь не выйдет. А могут, наоборот, ускорить штурм, тогда только народ напрасно положим. Ты чем думал? Почему сразу ко мне не пришел?!

Сашка оправдывался, объяснял, что сам ничего не знает точно. Только в Пашку верит, стальной мужик, не даст себя сгубить просто так. Наверняка уже там, в банде… то есть в секте. И если ему чуть помочь, тогда получится взять логово тихо и без лишних жертв. И камень заглушить сразу, без боя. Без драки с обезумевшими монахами.

Долго они тогда разговаривали, прикидывали варианты. В конечном итоге решили так: Александру поручалось идти с группой, как всегда, в паре с Николаем, держать друг друга в поле зрения. Если представится случай, отправить Белова обратно, сославшись на особое задание от командира, а самому залечь как можно ближе к охраняемому снайперами периметру и постараться в бинокль рассмотреть сектантов – либо убедиться в отсутствии Павла, либо подтвердить его присутствие в стане врага. А когда выяснит все – ползком, а потом бегом обратно. И дальше по ситуации. Больше в план решили никого не посвящать.

Александр знал, что Комов не карьерист, и про «под монастырь» это он так, в запале и от неожиданности. Не за себя, за людей майор переживает. Хочет и своих спасти, и, наверное, тех зомбированных, камнем покалеченных, тоже. Поэтому и ухватился за призрачный шанс решить все если не мирно, то хотя бы малой кровью. Другой бы, кстати, на его месте остался на командном пункте – никто бы слова поперек не сказал. Не пристало командиру собой лишний раз рисковать. А он вот нет – сам возглавил отряд разведчиков, не стал в такой важный момент пускать все на самотек. Значит, за каждого бойца сердцем болеет, потерять боится. С таким командиром хоть в разведку, хоть на штурм – не страшно.

Нога с чавканьем провалилась в болотную жижу. Откуда?! Не было на карте никаких болот. Александр оглянулся, вскинул руку, предупреждая Николая. Тот подошел, увидел препятствие, растерянно пожал плечами. Кивнул в сторону – обойдем? Они прошли несколько метров по кромке болотца. Зеленоватая муть, прикрытая травой, и не думала заканчиваться. Вроде и неширокая полоска, метров пять всего, преодолеть можно, если не глубоко.

Сашка поднял с земли крепкую палку, проверил глубину, сделал шаг вперед. Белов последовал его примеру. Берцы с высоким голенищем сидели на ногах крепко, были легкими, удобными, но сейчас ребята больше бы обрадовались болотным сапогам – уж больно противной была засасывающая грязь. Кое-как, след в след, форсировали полутопь, вышли на сухое место. И вдруг услышали сзади отчаянное кукование. Раз, два, три. Опасность! Потом несколько секунд тишины и снова тройное «ку-ку», совершенно не похожее на настоящую кукушку. Повтор означал сигнал бедствия, призыв о помощи.

Развернулись, пошли обратно, на голос. Снова пять метров взбаламученной трясины под ногами. Огляделись, заметили неподалеку Толика Ремезова, ухнувшего в топь по пояс, и его напарника, тезку – Толика Звягинцева, тщетно пытающегося вытянуть товарища. Оба Толика были ребятами крепкими, как боровики, в рукопашной равных им не было. Но тут ситуация была нештатная, одной силой не решаемая. Толя-второй тянул друга изо всех сил, но лишь сам сползал с твердой земли в жидкую грязь, а Толя-первый, пытаясь выползти, только глубже увязал в коварном болотце.

Александр и Николай успели первыми. Подхватили сползающего Звягинцева с двух сторон и дружным рывком вытащили обоих на сушу. Тут подоспели другие бойцы, в том числе майор с напарником. Общались без слов, знаками. Ремезов, еле отдышавшийся, перемазанный липкой грязью, поднял большой палец – все нормально. Прежде чем уйти, Сашка взял брошенную в спешке палку и показал ее ребятам – напомнил о том, как их учили проходить болота.

Толя-второй, Звягинцев, огляделся, заметил валяющуюся на земле длинную корягу и, недолго думая, схватился за нее. Дальнейшее произошло мгновенно – казавшаяся сухим деревом палка вдруг зашевелилась, зашипела, обвилась вокруг руки неосторожного бойца, разинула змеиную пасть и с размаху впилась Толику в щеку. Звягинцев вскрикнул, схватил гадину двумя руками, силясь отодрать, но змеиный поцелуй оказался невероятно крепким. Ремезов выхватил большой нож-складень, метнулся к напарнику и рубанул змею прямо под голову. Тугие кольца, обвившие руку Звягинцева, ослабли, гибкое туловище сползло на землю серо-коричневым шлангом, а страшные челюсти так и не разжались. Змеиная голова осталась висеть на щеке Звягинцева, подобно огромной прищепке с болтающимся хвостом. Толик-второй рухнул на траву, забился в конвульсиях, изо рта повалила желтая пена. Через несколько секунд все было кончено – тело вытянулось, судорожное дыхание прекратилось, взгляд остекленевших глаз замер, навсегда сфокусировавшись на верхушках сосен.

На Ремезова было страшно смотреть – он стоял на коленях возле коченеющего тела друга, раскачиваясь и схватившись за голову, и казалось, что сейчас зайдется в безумном, зверином крике отчаяния. Но крика не было, и от этого становилось еще страшнее.

Подошел Комов, положил Толику руку на плечо, поднял с колен, встряхнул. Необходимость звала дальше, но не бросать же боевого товарища падальщикам! У самого Комова и Василия Грушина к рюкзакам были пристегнуты саперные лопатки с короткими черенками. Копали по очереди, и вскоре импровизированная могила была готова. Туда осторожно опустили тело Звягинцева и быстро забросали землей. Замерли ненадолго, потом майор махнул рукой – продолжать движение! Саша снял кепку, на мгновение склонил голову, отдавая дань памяти погибшему товарищу, затем толкнул Николая, призывая следовать за ним, и решительно двинулся снова форсировать болото.

Зона нанесла жестокий удар, разом напомнив всем, что они на войне, а не на прогулке. Да будь он трижды проклят, этот пришелец с его чертовым излучением, из-за которого в тихом подмосковном лесу заводятся гадюки размером с анаконд и другие подобные твари!

Перед глазами стояло видение – хищные челюсти, впившиеся в щеку Толика, его глаза, полные ужаса, искаженное отчаянием лицо. Господи, да лучше пулю поймать и уйти без мучений! Взгляд теперь цеплялся за каждую корягу, обдавало ужасом – а вдруг и эта зашевелится? Здесь, совсем близко к эпицентру, опасность могла подстерегать на каждом шагу. И каждый шаг мог стать последним. Сашка усилием воли отогнал панические мысли – от них только хуже будет. Все, что сейчас нужно, – думать о поставленной задаче и следовать ей.

Вдалеке, в просвете между деревьями, появились постройки. Александр жестом показал Николаю – дальше пригнувшись, а затем ползком. Еще несколько метров осторожными перебежками, и можно закладывать «хитин», а потом выбирать удобную точку для наблюдения. Только бы не заметили! Только бы не…