Текст книги "От Пекина до Берлина. 1927–1945"

Подвиг М. П. Хвастанцева был отмечен Советским правительством. Ему посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза.

Это один из героических подвигов наших артиллеристов, но таких подвигов было десятки и сотни.

Около недели 4‑я танковая армия Гота вела безрезультатные бои, она понесла большие потери в людях и боевой технике и была вынуждена отказаться от дальнейшего наступления на Красноармейск и через него к Волге. Клещи, подготовленные гитлеровским командованием, должны были достигнуть Волги, а затем сжиматься по правому берегу Волги с севера на юг через Рынок, Спартановку, Сталинградский тракторный и с юга на север через Красноармейск, Бекетовка. Героическая оборона войск 62‑й, 64‑й и 57‑й армий совместно с трудящимися Сталинграда сорвала этот замысел.

Гитлеровское командование 27 и 28 августа скрытно произвело перегруппировку войск с правого фланга на левый, вернее, в центр, в район Абганерово – Капкинский. Туда были переброшены 14‑я, 24‑я танковые, 29‑я моторизированная дивизии, а также 6‑я и 20‑я пехотные дивизии румын, нацелив их удар через поселки Зеты, Нариман на соединение с 6‑й армией Паулюса. Создавалась реальная угроза окружения частей 62‑й армии и двух дивизий 64‑й армии.

Маневр был, однако, вовремя обнаружен нашей разведкой, и командующий фронтом дал приказ войскам 62‑й и 64‑й армий отойти на новый оборонительный рубеж: Рынок – Орловка – совхоз «Новая надежда» – Большая и Малая Россошка восточный берег реки Россошка – восточный берег реки Червленой – Новый Рогачик – Ивановка.

В ночь на 30 августа я с армейским инженером 64‑й армии полковником Ю. В. Бордзиловским выехал на рекогносцировку рубежа по реке Червленой. Нам пришлось заночевать в деревне Песчанка у начальника тыла армии генерала Александрова. Рано утром мы приступили к рекогносцировке.

Утром 30 августа во время рекогносцировки в районе Нового Рогачика мы видели отходившие части 62‑й армии, а в районе Карповки уже шел бой. Части 64‑й армии находились в тридцати – пятидесяти километрах от этой позиции, и я был очень обеспокоен, сумеют ли они своевременно отойти на новый рубеж, сумеют ли незаметно оторваться от противника, как это было сделано южной группой 17 августа.

В середине дня мы встретились с генералом Ф. И. Голиковым, который по заданию командующего фронтом также производил рекогносцировку этого же рубежа. Филипп Иванович обрадовался, что нашел, кому передать этот участок, а я был рад, что он тут же придал мне из своего резерва один полк противотанковой артиллерии, которым я мог кое-где прикрыть броды через реку Червленую.

Вечером 30 августа эту позицию обнаружила немецкая авиация, сбросив несколько бомб на батареи противотанкового артиллерийского полка.

О своей рекогносцировке и об обстановке на новом рубеже, а также о соседней 62‑й армии я проинформировал Шумилова. Всю ночь и до полудня 31 августа мы не смыкали глаз, ожидая появления отходящих на новый рубеж частей. Утром 31 августа нам уже стало ясно, что нашим частям не удалось незаметно оторваться от противника.

Отход частей 64‑й армии совпал с началом нового наступления танковых дивизий 4‑й танковой армии противника. Его танки и авиация непрерывно атаковали отходившие части. Переправившись через реку Червленую, полки 64‑й армии тут же стали развертываться и занимать позиции для боя. Командный пункт армии разместился в балке Караватка, штаб армии – в совхозе «Горная поляна». Фланги 62‑й и 64‑й армий соединились у поселка Новый Рогачик. На левом фланге 64‑я армия соединилась с 57‑й армией Толбухина. Атаковать здесь нашу новую позицию с ходу противник не решился.

1 сентября правый фланг 6‑й армии Паулюса соединился с левым флангом 4‑й танковой армии Гота на реке Червленая в районе Старый Рогачик. К этому времени главные силы 62‑й и 64‑й армий уже были отведены на восток и занимали оборону по рекам Россошка и Червленая. Противнику удалось замкнуть клещи не по берегу Волги с захватом всего Сталинграда, а западнее его. Но в замкнутых клещах наших войск уже не было.

С этого времени главные силы 6‑й армии Паулюса и 4‑й танковой армии Гота были нацелены в основном на центральную часть города, вдоль железных дорог: Калач – Сталинград и Сталинград – Котельниково.

1 сентября немцы, по-видимому, подтягивали свои силы и занимали исходные позиции для дальнейшего наступления, а 2 сентября они подвергли сильной бомбардировке наши тылы, огневые позиции артиллерии и узлы связи. Наш запасный узел связи в балке Ягодной был выведен из строя. Гитлеровцы, очевидно, знали о расположении наших узлов связи и даже командных пунктов.

С утра 3 сентября после яростной бомбежки и артиллерийской подготовки немцы повели наступление по всему фронту. К 12 часам дня на левом фланге армии им удалось переправиться через реку Червленую. Командующий фронтом потребовал от нас немедленно восстановить положение. Генералу Шумилову было приказано выехать на высоту 128,2 и лично руководить контратакой.

Я и член Военного совета Абрамов со средствами связи и управления остались на командном пункте в балке Караватка, около хутора Попова. В середине дня к нам прибыл генерал Голиков. Ознакомившись с обстановкой и устно передав некоторые указания Военного совета фронта, он отправился дальше вдоль фронта. А через полчаса здесь началась бомбежка. Авиаразведка, по-видимому, обнаружила наш командный пункт. Уйти куда-либо в другое место мы не имели права: здесь связь, отсюда шло управление войсками, да и перемещаться по открытой степи под бомбежкой было невозможно.

Поэтому надо было сидеть и работать в блиндажах, перекрытых сверху не более как на четверть метра жердями и землей.

Мой рабочий столик с телефонами стоял напротив стола члена Военного совета Абрамова. Шесть квадратных метров площади с земляными стенками под низким перекрытием. Было жарко, душно и пыльно. Земля сыпалась через неплотно уложенные жерди и доски.

Просидев так несколько часов под бомбежкой, мы привыкли к ней и не обращали внимания на гул моторов и разрывы бомб.

Вдруг наш блиндаж будто подбросило кверху. Раздался оглушительный взрыв. Я не помню, как мы с Абрамовым очутились на земле, а столы и табуретки оказались перевернутыми. Над нами было небо, затянутое пылью; летели комья земли и камни, кругом раздавались крики и стоны.

Когда пыль несколько рассеялась, мы увидели в шести-восьми метрах от нашего блиндажа огромную воронку диаметром метров 12–15. Вокруг лежало несколько изуродованных трупов, валялись перевернутые автомашины, выведенная из строя радиостанция; проводная связь тоже оказалась нарушенной.

Промежуточный узел связи армии находился в районе поселка Ягодный, километрах в двух южнее основного командного пункта, который к этому времени был восстановлен. Я решил оттуда держать связь с войсками.

Вызвав свою машину с адъютантом Климовым и шофером Калимулиным, я направился в путь. Но едва мы выбрались из балки, как авиация противника начала снова бомбить наш командный пункт. Бомбили мелкими бомбами. Было видно, как Ю-88 на бреющем полете высыпали по десять-двенадцать бомб над балкой, а затем начинали гоняться за отдельными машинами. Один «юнкерс» устремился за нашей машиной. Тут нас спасли, скажу без прикрас, выдержка и расчет.

Не отрывая глаз от «юнкерса», я крикнул Каюму:

– Держи прямо и никуда не сворачивай!..

Увидев первую оторвавшуюся от самолета бомбу, я приказал повернуть резко направо. Машина на полном ходу круто развернулась градусов на девяносто. И пока бомбы долетели до земли, мы в это время отскочили в сторону метров на сто.

«Юнкере» сбросил около двенадцати бомб, но никто из нас не был ранен. Лишь на машине был пробит бачок аккумулятора, электролит вылился, и мотор не заводился. Все это происходило метрах в 300–500 от нашего командного пункта.

Пока Каюм возился с мотором, я поднялся на бугорок и увидел, как из хутора Цыбенко выдвигаются немецкие танки. Впереди десяток, затем другой, а в общем, около ста танков выходило из долины реки Червленой. Они выстраивались в колонну вдоль дороги, головой на север, в направлении к разъезду Басаргино.

И тут выяснилось, что когда авиация обрушила удар на войска и командный пункт армии, танки противника сумели преодолеть нашу оборону в районе Варваровка – Цыбенко. Сейчас эти танки находились в двух километрах от нашего командного пункта. Вскоре наша артиллерия открыла по ним огонь, и я решил не ехать на промежуточный узел связи. Вернувшись пешком к разбитому командному пункту, я снова встретился с генералом Голиковым, который, по-видимому, заехал узнать, что осталось от командного пункта.

Связь со штабом армии была уже восстановлена, и нам стало известно, что фашистские войска прорвали оборону 64‑й армии не только возле поселка Цыбенко, но и около поселка Нариман.

Не лучше было на участке обороны 62‑й армии. Там противник, прорвав оборону на реке Россошка, вышел на линию разъезда Басаргино.

До наступления темноты я оставался на командном пункте, и лишь ночью Шумилов отозвал нас всех на новый командный пункт в пяти километрах западнее Бекетовки, в лесу.

Войска 62‑й и 64‑й армий с тяжелыми боями отходили на последние позиции, к Сталинграду.

Нескончаемые людские потоки тянулись по дорогам. Колхозники, рабочие совхозов уходили целыми семьями. Они торопились к переправам через Волгу, угоняли с собой скот, увозили хозяйственный инвентарь – все ценное, чтобы ничего не досталось врагу.

Приведу несколько строк из воспоминаний директора животноводческого совхоза имени XIII лет РККА Дмитрия Ивановича Соловьева. Колонна его совхоза, эвакуировавшегося из-под Харькова, временно остановилась возле станции Прудбой на полевом стане Мариновского колхоза, что в 57 километрах западнее Волги.

«Чтобы быть в курсе событий на фронте, – пишет Соловьёв, – мы держали, связь с воинскими частями, спрашивали их, не угрожает ли нам опасность попасть в руки к фашистам со всем нашим совхозным добром.

Штаб танковой части, с которой мы поддерживали связь, ушел куда-то. Самолеты фашистов сбрасывали на нашу колонну бомбы и листовки, на бреющем полете обстреливали людей…

В ночь на 28 августа совхозная колонна выступила из Прудбоя. На дороге не было ни души, и нельзя было узнать обстановку.

За станцией Прудбой встретили командира саперной роты Карпенко, который после ухода наших частей минировал дороги и мосты. От него я узнал, что свободный путь остался только на Рогачинский совхоз. Но летняя ночь короткая, и до рассвета колонна продвинулась только на пятнадцать километров. Днем прятались в копнах скошенного хлеба, в ярах и в стогах сена. Фашистские самолеты не давали нам покоя, обстреливая из пулеметов колонну. Первой жертвой пал ездовой Осип Сериков, который отстреливался из найденной в поле винтовки.

Вечером я отправился на машине полевыми дорогами разведать путь на разъезд Басаргино, где, по словам встречных крестьян, немцев еще не было. Действительно, разъезд еще не был занят противником.

…Утром 31 августа сделали привал уже за разъездом Басаргино в балке. Днем от обстрела фашистских самолетов у нас погибла одна женщина и двое детей.

Вечером колонна двинулась по направлению станции Воропоново. Ночью встретил на дороге легковую автомашину, в которой ехали командиры. Они сказали нам, что если мы поспешим, то успеем проскочить к городу.

На рассвете 1 сентября колонна остановилась в лесу на окраине города. Обошлось без жертв. Все радовались, что избавились от такой большой опасности.

Я пешком пошел в разведку. Город горел. Улицы были забаррикадированы упавшими столбами, проводами, стенами. Городской сад, где собирались на митинг отправляющиеся на фронт коммунисты города, весь был изрыт воронками. Там не оставалось ни одного неопаленного дерева.

В землянке, возле устья реки Царица, я встретил харьковчанина Демченко, который обещал помочь в переправе через Волгу. Пришлось самим расчищать дороги в городе, чтобы проехать автомашинам, тракторам и обозу. На это ушло около суток.

Возле центральной переправы колонна простояла трое суток, пока появилась возможность переправиться через Волгу. Шли беспрерывно бомбежки. Люди, почти не выходя, сидели в подвалах.

6 сентября колонна остановилась возле Средне-Ахтубинского моста, где были обнаружены раненые работники совхоза, отправившиеся сопровождать стадо нашего скота. Оказалось, эшелон, в который был погружен скот, на разъезде Средняя Ахтуба, фашисты разбомбили. Спасая совхозное стадо, 14 наших рабочих погибли, а 8 получили ранения».

Это письмо освещает обстановку и характеризует настроение советских людей, которые, не щадя собственной жизни, старались по мере сил помочь своему государству в борьбе с врагом.

Как дороги были последние километры и метры оставляемой земли!

Но советские воины в эти горестные дни отступления не пали духом, продолжали бороться.

3

5 сентября противник захватил станцию Воропоново и, подтягивая резервы, пытался развивать безостановочное наступление через станцию Садовая. Опасность удара противника в этом направлении усугублялась тем, что здесь проходил стык 62‑й и 64‑й армий. Я с группой офицеров штаба армии на трех автомашинах выехал в поселок Песчанка, в двух километрах от станции Воропоново. Перед нами стояла задача укрепить этот участок.

С северо-западной окраины поселка Песчанка была хорошо видна станция Воропоново, где стояли зенитные орудия противника, его пехота и танки. Появилась семерка самолетов Ильюшина. Мы наблюдали, как они реактивными бомбами штурмовали зенитные батареи и скопления танков.

Засмотревшись на этот бой, мы не заметили подхода с юга нескольких фашистских самолетов Ю-88, которые, обнаружив наши машины, пошли в атаку.

На наше счастье, рядом оказался хороший блиндаж, в котором два-три дня назад размещался начальник тыла 64‑й армии генерал Александров. Не долго думая, мы все скрылись в этом блиндаже, и, нужно признаться, вовремя. Трудно сказать, сколько самолетов бомбило западную окраину поселка, но нам казалось, что все бомбы разрываются возле нашего блиндажа. Бомбежка продолжалась минут десять.

Когда пыль рассеялась, мы увидели, что половина нашего блиндажа раскрыта. Было удивительно, как никто из нашей группы не пострадал ни от бомб, ни от обломков деревянного перекрытия.

Выйдя из блиндажа, мы увидели немецкие танки, атаковавшие наши позиции в Верхней Ельшанке со стороны Воропоново. В атаку шло около двадцати пяти танков и за ними пехота. Их встретили огнем наши танки, которые были хорошо замаскированы и укрыты в поселке Верхняя Ельшанка, и пехотные подразделения, находящиеся впереди танков.

После первых залпов семь фашистских танков загорелись, а остальные круто развернулись и полным ходом отошли на исходную позицию.

Я хочу предоставить слово участнику этого боя, ныне майору запаса Кириченко М. М. В Сталинграде он командовал взводом в 101‑м гвардейском стрелковом полку 35‑й гвардейской стрелковой дивизии.

«После упорных боев у станции Котлубань и села Малые Россошки наш 101‑й гвардейский стрелковый полк 35‑й гвардейской стрелковой дивизии получил приказ отойти к Сталинграду. Всю ночь подразделения полка с боями отходили, пробиваясь через боевые порядки противника, который мелкими группами вышел в тыл нашим частям.

Выйдя к утру 5 сентября на окраину Сталинграда, полк получил приказ срочно выдвинуться в район станции Воропоново и задержать там прорвавшиеся танки противника. Первая рота, находясь в головной походной заставе, первой вышла на указанный рубеж и начала окапываться.

В районе обороны роты до нашего прихода находилась артиллерийская бригада, имевшая на вооружении 76-мм пушки, которая вскоре снялась с позиции и отошла в глубину обороны. Вскоре и наша рота получила приказ отойти за линию железной дороги, где заняли оборону остальные подразделения полка.

По указанию командира роты я своим взводом занял позицию в освободившихся траншеях ушедшей артиллерийской батареи. Позади нас, на западной окраине Верхней Ельшанки и в садах южнее, стояли наши танки, хорошо укрытые от глаз противника.

В это время перед фронтом обороны роты появилось около 25–30 танков противника, которые, сосредоточившись в балке в 700–800 метрах от нас, начали готовиться к атаке.

Мы только что успели занять места для обороны, как танки противника, под прикрытием артиллерийского огня, пошли в атаку. Подпустив их метров на 200–300, я подал команду: «Огонь!» Одновременно наши танки также открыли огонь из-за своих укрытий. С первых же выстрелов пять танков были подбиты, из них два задымили. Наш огонь и подбитые танки внесли замешательство в рядах противника. Он не ожидал такого внезапного огня.

Потеряв пять танков и несколько десятков автоматчиков из танкового десанта, противник вынужден был отойти на исходные позиции. Наступило кратковременное затишье. Через некоторое время противник вновь предпринял танковую атаку, теперь уже под прикрытием авиации и артиллерии. Сначала появились «музыканты» (самолеты с включенными сиренами), которые девятками пикировали на наши позиции и на окраину поселка Верхняя Ельшанка. Позиции нашей пехоты особенно были подвержены удару авиации.

Эта атака противника также была отбита, но и мы понесли большие потери. От нашей роты осталось несколько человек. Около наших окопов горели четыре танка, вновь подбитые нами и танкистами. В моем взводе вместе со мной осталось 7 человек. Мы израсходовали все противотанковые средства, отбиваться от танков было нечем. Я решил отойти на западную окраину Верхней Ельшанки. Кто вышел из боя, я не знал, так как противник усилил огонь, и я был контужен и засыпан землей. Очнулся я уже в медсанбате».

Хотя и с большими потерями с нашей стороны, особенно в стрелковых подразделениях, но все атаки противника были отбиты. В этом бою особенно отличились наши танкисты, которые своим метким огнем подбили и сожгли около 15 танков противника.

Отправившись к танкистам, я неожиданно встретил там командира части полковника Лебедева, с которым еще в 1937 году мы вместе служили в Киселевичах. Я тогда командовал механизированной бригадой, а Лебедев батальоном.

Наша встреча была короткой и последней. Лебедев погиб на самых ближних подступах к городу, не отходя от своих танков.

Проезжая обратно в штаб через совхоз «Горная поляна», мы наблюдали, как несколько «юнкерсов», став в боевой круг, пикировали на рощу, по-видимому, заметив в ней скопление войск и обозов. Несколько наших зенитных крупнокалиберных пулеметов вели огонь по вражеским самолетам. В огороде около дороги стояла грузовая машина с пулеметной установкой. Один Ю-88, отделившись от общего круга, пошел в атаку на эту машину. Пулеметчики – их было двое – не дрогнули и открыли по нему огонь. Трассирующие пули прошили корпус стервятника. Он пытался выйти из пике, но так и не вышел. Не далее ста метров от пулеметчиков фашистский самолет врезался в землю.

4

Прорвав фронт обороны наших войск на ближнем обводе и вынудив нас отойти на внутренний (городской) обвод, враг бросил основные силы в стык 62‑й и 64‑й армий, вдоль железной дороги от станции Карповка до Садовой. Он стремился во что бы то ни стало овладеть городом с ходу.

Перед фронтом 62‑й армии и правым флангом 64‑й армии действовала неприятельская группировка из десяти-двенадцати пехотных, трех танковых и трех моторизованных дивизий. В составе этой группировки насчитывалось до 600 танков. С воздуха ее поддерживали свыше 1000 самолетов 4‑го воздушного флота.

Общее число самолето-вылетов на этом участке боев доходило до 1000 в день, не считая налетов на город.

Противник имел многократное превосходство над войсками Юго-Восточного фронта, обороняющими Сталинград, которые к этому времени состояли уже из соединений, в значительной мере ослабленных. В некоторых дивизиях 62‑й и 64‑й армий оставалось по 500-1000 человек. В десяти танковых бригадах, действовавших в полосах 62‑й и 64‑й армий, имелось всего лишь 146 танков. Превосходство противника в полосе 62‑й армии было еще больше, о чем говорится ниже.

Соотношение сил 62‑й армии и противника

62‑я армия Войска противника Соотношение

Люди 45000 – 80000 1:1,8

Орудия калибра 76-мм и крупнее 85 – 630 1:7,5

Орудия ПТО 260–490 1:1,9

Минометы калибра 82-мм и крупнее 150–760 1:5

Танки 108–390 1:3,6

Учитывая тяжелую обстановку под Сталинградом, Ставка своей директивой от 3 сентября потребовала от своего представителя генерала армии Г. К. Жукова решительных действий. Ставка указывала: «Положение под Сталинградом ухудшилось. Противник находится в трех верстах от города. Сталинград могут взять сегодня или завтра, если северная группа войск не окажет немедленной помощи. Потребуйте от командующих войсками, стоящими к северу и северо-западу от Сталинграда, немедленно ударить по противнику… Промедление теперь равносильно преступлению».

К этому времени севернее города сосредоточивались три армии Сталинградского фронта: 24‑я армия под командованием генерал-майора Д. Т. Козлова в составе пяти стрелковых дивизий и одной танковой бригады;

66‑я армия под командованием генерал-лейтенанта Р. Я. Малиновского в составе шести стрелковых дивизий и четырех танковых бригад. Кроме того. заканчивалось укомплектование и сосредоточение 1‑й гвардейской армии К. С. Москаленко в составе восьми стрелковых дивизий и на подходе к фронту находились три танковых корпуса (4‑й, 7‑й и 16‑й).

В состав Сталинградского фронта была включена 16‑я воздушная армия, в которой имелось около 100 самолетов. Указанием Ставки эта воздушная армия использовалась для поддержки войск, контратакующих противника с севера и северо-запада.

Во исполнение задачи, поставленной Ставкой, командующий Сталинградским фронтом решил, кроме вышеупомянутых сил трех армий (24‑й, 66‑й и 1‑й гвардейской) привлечь для контрудара левофланговые силы 4‑й танковой армии. 8‑й и 16‑й воздушным армиям было приказано прикрыть группировки войск фронта при сосредоточении и ударами по живой силе и боевой технике врага обеспечить наступление войск.

Цель контрудара – разгром сил противника между Доном и Волгой и выход наших войск на левый берег Дона и на реку Донская Царица.

Мы знали, что севернее Сталинграда, между Волгой и Доном, сосредоточиваются крупные силы для контрудара, который должен прорвать образовавшийся коридор от Вертячий, Волга, отбросить немцев от города и соединиться с войсками 62‑й армии.

Вместе с тем должен сказать, что с выходом немецких войск с рубежа рек Россошка и Червленая к внутреннему обводу, темп продвижения противника снизился. Он на ходу приступил к пополнению и перегруппировке своих сил, готовя войска к штурму города.

Мы, оборонявшие город, полагали, что Ставка Верховного Главнокомандования и командование фронта выберут момент для удара по флангу немецкой группировки, когда армия Паулюса увязнет в городских боях.

Теперь мы все знаем, что происходило на севере от Сталинграда.

Наступление 1‑й гвардейской армии под командованием К. С. Москаленко сначала было назначено на 2 сентября. Но она к этому сроку не успела выйти на исходные рубежи.

Представителем Ставки на Сталинградском фронте в это время был Г. К. Жуков, облеченный всей полнотой власти, как заместитель Верховного Главнокомандующего. Ставка непрерывно требовала от него ввода в бой трех армий.

В своих воспоминаниях Г. К. Жуков приводит такой телефонный разговор с Верховным, в ответ на его просьбу отсрочить контрудар на срок, необходимый для полного сосредоточения всех войск и средств их усиления. Товарищ Сталин говорил:

«– Думаете, что противник будет ждать, пока вы раскачаетесь?.. Еременко утверждает, что противник может взять Сталинград при первом же нажиме, если вы не ударите с севера».

Далее Г. К. Жуков пишет:

«Я ответил, что не разделяю эту точку зрения и прошу разрешения начать наступление 5‑го, как было ранее намечено. Что касается авиации, то я сейчас же дам приказ бомбить противника всеми силами».

Я далек был в то время от такого рода переговоров с Верховным и от действий высоких штабов. Но я полностью подтверждаю правоту Г. К. Жукова. Противник был остановлен на внутреннем обводе, темп его наступления был медленный и нерешительный. Прорваться к городу и взять город – это вещи разные. В пригородах наши войска сражались упорно, и в уличных боях враг не мог не увязнуть.

Но Ставка торопила.

3 сентября перешла в наступление 1‑я гвардейская армия. Но наступление она начала без достаточной артиллерийской и авиационной подготовки и поддержки, не успев подтянуть к исходным позициям всех своих сил. Наступление захлебнулось в первые же минуты под ответным огневым и авиационным ударом противника.

На внутреннем обводе в это время противник вел перегруппировку сил и наступления на город еще не начинал. Не произошло у нас изменений и до 5 сентября.

5 сентября Г. К. Жуков, выполняя приказ Ставки, начал наступление тремя армиями – 1‑й гвардейской, 24‑й и 66‑й.

Но опять же наступление было не подготовлено. Г. К. Жуков пишет, что плотность артиллерийского огня была незначительной, она не обеспечивала подавления огневых систем огня противника, ожидаемых результатов не дала. Наши войска были остановлены.

Тяжелые бои к северу от города продолжались до 15 сентября. Войска вводились в бой прямо с пятидесятикилометрового марша. Но продвинуться или сбить противника с позиций и прорваться на юг, к городу не смогли.

12 сентября заместитель Верховного Главнокомандующего Г. К. Жуков и представитель Государственного комитета обороны Г. М. Маленков послали следующий документ в Ставку.

«Москва, тов. Сталину.

Начатое наступление 1‑й, 24‑й и 66‑й армий мы не прекращаем и проводим его настойчиво. В проводимом наступлении, как об этом мы Вам доносили, участвуют все наличные силы и средства.

Соединение со сталинградцами не удалось осуществить потому, что мы оказались слабее противника в артиллерийском и авиационном отношении. Наша 1‑я гв. армия, начавшая наступление первой, не имела ни одного артиллерийского полка усиления, ни одного полка ПТО и ПВО.

Обстановка под Сталинградом заставила нас ввести в дело 24‑ю и 66‑ю армии 5.9, не ожидая их полного сосредоточения и подхода артиллерии усиления. Стрелковые дивизии вступили в бой прямо с пятидесятикилометрового марша.

Такое вступление в бой армий по частям и без средств усиления не дало нам возможности прорвать оборону противника и соединиться со сталинградцами, но зато наш быстрый удар заставил противника повернуть от Сталинграда его главные силы против нашей группировки, чем облегчилось положение защитников города, который без этого удара был бы взят противником. Никаких других и не известных Ставке задач мы перед собой не ставили».

Думаю, что в те дни ни Г. К. Жуков, ни Г. М. Маленков не могли правильно оценить из-за отсутствия полных данных значимость переброшенных Паулюсом войск против нашего наступления с севера. Поэтому в документе могло появиться утверждение, что от Сталинграда переброшены «главные силы». Теперь нам доподлинно известно и из наших источников и из немецких данных, что Паулюс перебросил всего лишь две дивизии с северо-западных подступов к городу. Против Сталинграда оставались задействованными двенадцать дивизий противника, которые готовились для атаки города.

В книге «Великая победа на Волге» под редакцией Маршала Советского Союза К. К. Рокоссовского так оцениваются эти события.

«Основной причиной неуспеха советских войск, несмотря на их превосходство в силах и средствах к началу наступательных действий, являлось то, что группировка сил левого крыла Сталинградского фронта не отвечала сложившейся обстановке и не имела ярко выраженного направления главного удара для решения важной задачи – соединения с 62‑й армией. Армии наступали в полосах шириной до 12 километров, в растянутых боевых порядках, в строго намеченных границах армейских полос. Соединения армий не успели должным образом сориентироваться на открытой местности и организовать взаимодействие и управление. Группировка противника и система его обороны перед началом наступления и в ходе его вскрыты не были. В результате артиллерия и реактивные установки, не имея полных данных, оказались вынужденными во время артиллерийской подготовки атаки подавлять второстепенные цели, оставляя основные объекты без воздействия. Исходное положение пехоты для атаки находилось на большом удалении от переднего края противника».

Безусловно, это наиболее объективная оценка действий нашего командования на левом фланге сталинградской группировки противника.

5

Противник, отбивая контрудар войск Сталинградского фронта с севера, одновременно главный удар наносил с запада непосредственно на город. Его удары наносились в трех направлениях: силами 51‑го армейского корпуса на Гумрак, Городище; второй, наиболее сильный удар силами 48‑го танкового корпуса, в направлении – Карповка, Воропоново, Купоросное, в стык 62‑й и 64‑й армий; третий – 4‑й армейский корпус наносил удар на Бекетовку, с целью выйти к Волге.

Войска 62‑й и 64‑й армий в течение 10 суток отбивали атаки противника, с тяжелыми боями медленно отходили на внутренний оборонительный обвод, доходило до рукопашных схваток. Некоторые подразделения погибали полностью, но не сдавали врагу обороняемых участков.

Командование фронтом, опасаясь прорыва противника к Волге и ее форсирования, приняло меры к обороне левого берега Волги на участке Средне-Погромное, Светлый Яр. На этом участке были развернуты пять танковых бригад 2‑го танкового корпуса, но танков в этих бригадах не было.

Кроме того, на левом берегу была создана фронтовая артиллерийская группа, которая делилась на четыре подгруппы: северная в составе 86 орудий и минометов, для поддержки 62‑й армии; южная – в составе 64 орудий и минометов, для поддержки 64‑й армии; подгруппа Волжской военной флотилии в составе 16 орудий, как маневренная группа по Волге, и группа зенитной артиллерии.

К 12 сентября войска 62‑й и 64‑й армий под давлением превосходящих сил противника, несмотря на героическое сопротивление, вынуждены были отойти на городской оборонительный обвод. К этому времени противник в районе Купоросное вышел к Волге и изолировал 62‑ю армию от остальных войск фронта. На 62‑ю армию была возложена задача оборонять центральную часть Сталинграда и заводские районы. Ее фронт обороны проходил от правого берега Волги у поселка Рынок, через Орловку, восточное Городища и Разгуляевки, опытная станция, железнодорожная станция Садовая, Купоросная. Максимальное расстояние от берега Волги у Орловки около 10 километров. С 13 сентября начались бои непосредственно за город.