Текст книги "Что такое ППС?"

Что такое ППС?

Роман

Рассказы

«Всюду – это нигде конкретно. А начать бы с себя: от верхней одежды, до самой сути! Все находится там». Так принято, что ли, у русских сыщиков?

А если сыщик Потемкин прав, поражает одно: «Неужели так много находится в нас?!»

Хроника смутного времени – 1991

Роман

– Товарищ капитан, там Вас хотят видеть…

– Там, это где? Вот там? – Потемкин кивнул вопросительно в сторону неба.

– Да что Вы, там… – спохватился сержант: «Ничего себе, шутки!» – и рукой указал вниз, за окно.

«Не из приятных, конечно, – подумал о собственной шутке Потемкин, – но впредь изъясняться яснее будет, а может не будет…» – и уточнил, – Сколько их, и с чем ждут?

– Да, один человек… Там, на улице ходит и ждет. Ни с чем, – уточнил сержант, и не прощая Потемкину шутки, добавил, – Без ружья, топора, ножа и прочего вооружения! Говорит, что Лемешко. К Вам. Как и что, и какой вопрос, не сказал. Говорить вообще не хочет…

– Не хочет? А зачем же ко мне?

– То есть, хочет, но только с Вами … Сказать, что Вас нет, Вы на выезде?

– Не обманывай. Я к нему выйду.

«С ним, – про себя улыбнулся сержант, – умничайте, а не со мной…»

Тот был крутой фигурой, без башни! Почудил в знак протеста отчаянно и прилюдно. Снял с багажника «Жигулей» телевизор и грохнул его на асфальт. «Произвол!» – всхлипнул разбитый вдребезги, раскатившийся по асфальту цветной телевизор «Рубин» – подарок теще, в Россию.

Граница между Россией и Украиной – явление новое, неожиданное, нелогичное, нехорошее… Но, граница -это запреты. А запреты всегда удобряют почву для свежих, проблем. Философом не был, и не философствовал на эту тему Лемешко: просто лишь вез из Донецка в Курск телевизор в подарок теще. Знал, что запреты новорожденной границы ввели лицензирование на вывоз цветных телевизоров. Не возражая порядку, ходил за лицензией в облсовет. Неудачно ходил: документа не дали, потому что в Донецкой области разрешения на вывоз цветных телевизоров кончились. «Постарайтесь вопрос решить там, на границе» – подсказали ему.

А на границе, как оказалось, выдача разрешений законом не предусмотрена. Те, кто стоят у последней черты, на линии госграницы, без лицензии не выпускают дефицитный товар.

Почва удобрена щедро, проблема росла, на глазах становясь неподъемной, не решаемой просто, по-человечески.

– 150 рублей стоит ваша лицензия, – просит Лемешко, – ну, будьте людьми – возьмите мои 150 рублей. Возьмите, я их плачу, отдаю свой долг, и прошу – возьмите! – протягивает деньги. – И я ничего не должен, прощаюсь и еду?!

Милиционеры, контролирующие последнюю черту государства, денег не берут.

– Оформление вывоза – не наша парафия, не в нашей власти…

– Да я же плачу свою пошлину! Плачу – вот они, деньги. Плачу – и еду! Какие претензии, а, ребята?

– К Вам – никаких. Езжайте.

– А это? – указывает на телевизор измученный гражданин. – Ну я ж не хитрю, не прячу, открыто везу. Что я – преступник, контрабандист? Да вы что, ребята, сержанты, инспектора! Или вы не ГАИ, или вы не люди?! Что же – никак?

– Мы, конечно – ГАИ. Но и – только ГАИ. Вас, и Ваше авто выпускаем. А это нет.

– Ах, вот так! Ну я понял вас. Я вас классно понял! Нет, значит нет!!!

И через край багажника на крыше авто, новый еще «в целлофане», телевизор, слетел на асфальт.

«Вот это да!» – стон прокатился в рядах очевидцев.

– Теперь, – переступив через обломки, спросил бунтарь, – я имею право ехать в Россию, к теще?

– Да, – стушевались милиционеры, – конечно. Езжайте!

Бунтарь дико сверкнул глазами и не прощаясь, хлопнул дверцей. Взревел мотор.

***

Обломки телевизора, – несчастного, из перечня товаров, запрещенных к вывозу, остались, колючей памятью на асфальте. И долго, пластик, дерево, стекло, металл – осколками врезаясь в шины, уезжали прочь в чужих колесах. И попадали в запрещенные края, развеивались прахом, и ложились там в асфальт, как в вечность.

А теперь скандалист вернулся и хочет поговорить с «Не мед, – оценил сержант, – Потемкину с ним общаться. Главное – а зачем? Телевизор родить из раскатанных по асфальту обломков? Сказали бы: нет на месте – на происшествие уехал опер…»

Кого винить?

Потемкин в гражданской одежде, Лемешко вежливо уточнил:

– Товарищ капитан, не ошибаюсь?

– Не ошибаетесь, Лемешко. Добрый день.

– Взаимно, добрый! Две минуты хотел бы с Вами поговорить спокойно. Можем?

– Две минуты спокойно? – дружелюбно уточнил Потемкин, – Хватит нам двух минут?

– Лучше бы двадцать. Сегодня, видите – я спокоен. И, лучше не здесь

– Идемте в кафе… – согласился Потемкин.

– Неплохое кафе, – оценил Лемешко, – уютно, тихо… Может быть, коньячку или пива? Я бы не прочь. И пообедал бы. А Вы не в форме – значит Вам можно?

– За Ваш счет?

– Ради бога, не обеднею. Конечно, за мой!

– А по поводу? В знак мировой?

– Мировой? – не смутился Лемешко, – А у нас войны не было. И вины своей я не чувствую. За малодушие стыдно – это есть. Конечно, устроил цирк! Убил, как Тарас Бульба: собственной рукой, свой телевизор. Дефицит… Смешно. И дешевый цирк. Что и кому доказал сиим действом? Но стыдно мне – а почему? Почему же мне?

– Должен Вам объяснить?

– А почему бы нет, капитан?

– Денис Евгеньевич… Я верно говорю?

– Да. А Вы запомнили… Значит, достал!

– Привычка… так, ненадолго запомнил. Скоро забыл бы.

– Ну да – а кто я, чтобы помнить? Мелкая сошка, песчинка…

– Самоед Вы, Денис Евгеньевич, давайте закажем два кофе и ближе к делу.

– Давайте ближе. Знаете, как жаждал я, первый раз в жизни, дать взятку?

– Могли бы не признаваться, ни в чем мною не подозреваемый…

– И не признаюсь. Я не признаюсь, я хочу, чтобы Вы это знали. Знали, что творилось в душе человека, которого Вы профессионально, скоро благополучно забудете. Меня забудьте, а это – справедливо было бы Вам это знать.

– – За этим просили о встрече?

– Да, что хотел сказать, собственно и сказал… Хотя, может быть, и у Вас нет сердца? Но кажется, есть надежда, что Вы поймете…

– Постараюсь понять. Но, знаете, что я не из ГАИ? Инцидент был с ними…

– Знаю – из уголовного розыска. Но Вы их курируете, или старший у них. Вашей структуры и так не знал, а в такое время… – махнул рукой, тяжело вздохнул Лемешко.

– «Такое»? – переспросил Потемкин.

– Да, смутное время…

– Смутное… – не возразил Потемкин, – Но, Ваша взятка не состоялась: какие проблемы? Кого виним?

– Не состоялась. Бегал, хватал должностных людей за руки, вталкивал деньги. Но это начало: вся страна будет бегать также.

– Вот такой большой взяточник скоро у нас появится?

– Появится. И большой – больше не может быть. Бред? Сами судите. Я не о том неврастенике, который смахнул телевизор, плюнул в обломки, и убрался к чертовой матери! Я о том добросовестном гражданине, который, уважая и чтя интересы державы, оформлял вывоз телевизора из Донецка в Курск.

В отделе экономики облисполкома, инстанции, которая оформляет вывоз, чиновник выслушал мотивы. «Семья накопила средства и загодя приобрела подарок к дню рождения тещи, которая живет в Курске. Можем теперь отвезти и вручить подарок?» «Государство не вмешивается в личную жизнь своих граждан. Везите. А что за подарок?» «Телевизор «Рубин». «Рубин? Так это уже не подарок, а предмет, вывоз которого за пределы Украины регламентируется государством!» «А что делать?» «Идите в 501 кабинет, пишите заявление. Там сверятся по квотам, и если квота не исчерпана – получите лицензию на вывоз. Оплатите 150 рублей, и тех же телевизоров, хоть штук сто пятьдесят – везите! Лицензия – Ваш документ на вывоз. Ясно?»

«Рубин»? – переспросили в 501-м, – Цветной? Жаль. Если цветной – не можем!» «Но, ваш начальник…» «Да, при чем начальник? Понимаете – есть квоты. А по телевизорам цветным, они по нашей области давно исчерпаны. Такие же как Вы, все под чистую вывезли. В неделю по пять тысяч! Вам бы раньше …» «Мне же не пять тысяч, а всего один – один, в подарок!» «Это не подарок – а изделие, вывоз которого регламентируется государством!»

Я еще раз ходил к начальнику, который поначалу обнадежил. Он развел руки: «Что ж… Вам отвечал специалист, он ситуацией владеет. Квота… Раз уж ее нет – мы не имеем права…». «А без лицензии поеду, что мне за это будет?» «Вам – ничего. Вас выпустят, а телевизор, извините, нет!» «Конфискуют?» «Нет, конфисковать не велено»

Вот где приземленным ниже плинтуса в ковровых коридорах облисполкома, я почувствовал себя.

«Ну, неужели никакого выхода?» – отчаивался я. Какой-то скромный клерк, с оглядкой и сочувствием, поколебал мое отчаяние: «Безвыходное положение? Рискните, поезжайте…» «А что там?» «А может у кого-то из сотрудников окажется тут сердце… – показал он на себе, – и Ваш вопрос решится» «А у Вас, – спросил я, – сердце есть?» «О, нет, что Вы, я не знаю Вас!» – клерк быстренько исчез.

Рискнул. Не повезло: не оказалось сердца… Я проехал, а «Рубин» – вот этими руками об асфальт! Вам интересно?

– Да. И я ведь обещал понять.

– Спасибо, что не посмеялись.

– «Большой взяточник» – Вы интересно сказали. Черты его некие, как в фотороботе, в Ваших словах проявляются. Но больше всего убеждает Ваш опыт в том без взяткодателя, нет взятковзятеля.

– А я не все сказал…

– Что же, сказавши «А», говорите и «Б».

– Скажу. Знаете, за Белгородом Ивня – сельский городок? Кафе на трассе, под шатром. Остановился, дух перевести. Обиды, злости, через край. Водитель фуры, мой земляк, увидел и разговорил. Послушал, посмеялся надо мной, и рассказал, как надо жить.

Он пересекал границу, как и я – с «Рубином». Но у меня одно, а у него – 150 изделий. Он с абсолютной точностью, шутя, пересказал мой диалог с чиновниками облисполкома. «Такие, как и Вы, – я пересказываю точно? – в неделю по пять тысяч вывозили. Караул!» И квоты исчерпали, так? Они же это говорили? Так! А сколько телевизоров на рынке, знаешь? Нет. А кто знает? Никто! А сколько норма, сколько «Караул!»? Но, у чиновника есть право, дать «Добро» или послать, как например, тебя. Карты в руки – квоты! Сам скажи, они кому-то подконтрольны? А кому: начальству? Может быть, народу? Никому!»

Он мне напомнил фильм, который помните и Вы: «ТАСС уполномочен заявить» «Но у слуги закона сердце есть…» Так в той стране, герою мотивировали взятку. Законы там несовершенны, но есть «сердце» у слуги. Когда слуга берет? Да когда карты в руки! Не вымогает – соглашается, сердечно, просто, и с любовью. Это правда. Я бы дал: и там, и здесь дал. Не взяли.

– Вы не противоречите себе?

– Ах, нет, нисколько! Я вынужден, я обречен, дать взятку! Дал бы. И не по той причине, что порочен – некуда деваться! Не взяли. А почему? Нужна была та, случайная встреча в кафе, чтобы это понять.

– И как? Удалось понять?

– Да. А Вы бы могли объяснить?

– Не знаю. Мне Ваша версия интересна.

– Бессердечность чиновника объясняется просто – мелкий заплыв. То есть, у меня всего лишь один телевизор – шестьсот рублей. «Сердечность» чиновника есть – не выдумка, и обойдется она просителю в 10 процентов от стоимости вывозимого товара – «десятину». А это – 60 рублей с меня. Смешно! Есть смысл нарушать закон, за 60 рублей? А тот, зарядивший телевизорами фуру, «слуге за сердечность» отстегнет свою «десятину» – от тысячи до двух зелеными!

– И здесь предъявит нам лицензию…

– Вот именно! И я теперь все понял. Свой «вес», и свою «десятину» – я понял все! И посмеялся над собой. «Спасибо!» – говорю шоферу-просветителю и коммерсанту, а он мне: «Минутку!» Прыгнул в кузов, попросил помочь. Мы вынули коробку: господи, «Рубин»! Такой же, как я здесь расквасил на асфальте. «Бери! Ты не забыл, что едешь к теще?»

– Это, я так понимаю, «Б»?

– Нет, капитан, еще не «Б»! Он, видя с какой радостью я обнимал коробку, говорит: «Теперь немного о твоей работе. Я ее ценю, и полагая, что помог тебе, надеюсь на взаимность. Дочка первый курс закончила, учиться ей еще, учиться… В общем, принесет «зачетку»…

Смял сигарету – тщательно, как затоптал коварный, низовой огонь, Лемешко.

– А это взятка. Так? Денис Евгеньевич?

– Конечно, взятка! И я взял, а мне не стыдно. Перед кем? Державой? Вами, с вашими законами? За что должно быть стыдно? Кто заставил? Я мог бы промолчать, но вывод потрясает: взяткодатель – вся страна! А взяточник – Держава.

– Вот это, я так понимаю – «Б»?

– Полнейшее, товарищ капитан!

Птицей, на мгновение взлетела, и упала, хлопнув по столу, ладонь. Лемешко сказал все.

Потемкин глянул на часы.

– Да, – спохватился дерзкий собеседник, – а позволите спросить?

– Пожалуйста.

– Я… – чуть стушевался собеседник, – не осмелился б спросить, не ожидал, что так, по-людски, выслушаете бред…

– Бред не стал бы слушать. Я посмотрел в реальность, аргументированно, взвешенно, развернутую Вами.

– За это благодарен. А спросить хотел бы вот что: Вы сами понимаете – зачем Вы здесь? Кому Вы служите? Народу – те есть, мне, вот им? – жестом указав на трассу, откровенно усмехнулся собеседник. – Нет ощущения, товарищ капитан, что боретесь с народом?

– Вопрос хороший. Без иронии, спасибо. Но отвечу: я на службе, для которой мои ощущения не в счет.

– Закону служите?

– Конечно.

– Да они, законы ваши…

– А это возмущение я подкреплю своим, и возвращаю Вам. Мои законы? Да они, скорее – Ваши! А я им служу – обязан. Народом избрана законодательная власть – не мною! Правительство мы, как известно, получаем то, которого достойны!

– Правда…, – севшим голосом признал Лемешко, – Я Вам правду-матку резал, а Вы мне истину напомнили… простую, – тяжело вздохнул он, улыбнулся, – простую… И вопросов больше нет. Спасибо.

– Взаимно. Всего хорошего! – ответил Потемкин.

Раздосадованный простотой слов капитана, Лемешко, уходя, не обижался. Думал о капитане, и в последний миг, когда мог еще слышать Потемкин, Лемешко окликнул:

– А, может быть, капитан, в милиции применение лучше этого Вам найдется? Справедливей? Лично Вам, Потемкин?

Тот не ответил, но чувство свободы и легкой опустошенности, одновременно вдыхает Лемешко, сознавая, что сказал все. Он шагал, улыбаясь от солнца, которое, вплавляясь лучами в глаза, заставляет щуриться от избытка света.

«Белое солнце пустыни!» – подумал об этом Потемкин. – «За Державу обидно!»

В машине, запертой на солнцепеке, от зноя попадали мухи…

Мотор задрожал, выводя «Жигули» к полосе разгона. Свежий воздух, бескрайний и чистый, накатит упруго и шумно, наполнит салон. И ударит волной возбужденного встречного ветра, в лицо.

«Я-то душу отвел, – делал вывод Лемешко, – а вот капитану – хуже. Ему, без отдушины, и задохнуться можно!»

«Сердце есть, – признавал, покидая границу, Лемешко, – но сорняка… Так много сейчас сорняка вокруг нас – прет изо всех щелей, и не затрется, не высохнет скоро, не раз о себе напомнит.

Граница ломала нервы и даже судьбы. И процесс был в разгаре. Все будет еще! Еще все впереди…

Альфред – «Меркюри Глоб» – потемки…

У начальника ССПМ*, (*Стационарный специализированный пост милиции. Предок современной таможни) затарабанил телефон:

– Майор Цимбал?

– Да. Добрый день, это я.

– Ничего себе, добрый! Скажи-ка, кто там у вас Потемкин?

– ОУР

– Понятнее!

– Оперуполномоченный уголовного розыска.

– Розыска? А зачем Вам такие?

– Две должности оперативников: ЗЭПП* (*Защита экономики от преступных посягательств) и ОУР – по штату последнего времени.

– С ума сойти! ГАИ, ЗЭПП, ППС – понятно. Ну, а сыщик зачем?

Не ко мне вопрос…

– Не к тебе, ладно… А ты скажи, сам доволен своим ОУР?

– Вполне.

– Вот как? Ну-ну…

Цимбал, положив трубу, стал ждать. Такой звонок не ходит в одиночку. Верно, тарабанит снова…

– Человек тебе звонил только что…

– Да, только что…

– Давай без шуток Сиди, жди на месте. Подъедет Давидович, посвяти его в курс дела по триаде: ЯМЗ*(* Ярославский моторостроительный) – Золотоноша – Кременчуг. Договорились?

– Да.

***

– Вовремя приехал! – объявил, выйдя из машины, Давидович, – Пришел сказать тебе, майор, что время – перерыв. Пора обедать! – постучал по циферблату новеньких часов.

– Согласен.

– Так давай, веди в кафе!

Обедали в отдельном кабинетике, без посторонних.

– Шеф звонил? – заговорил о деле Давидович.

– Да. Вот знать бы, чей запрос…

– Так полагаю, Альфреда.

– Жаль. Темненькое дело.

– Брось! У Меркюри по документам все в порядке, так?

– Да, так. Лицензия на вывоз сахара имеется. За подписью, печатью…

– Ну а какого черта сорок тонн изъято? Что, ошибка?

– Нет.

– Но документы же в порядке: подписи, печати и договора? А документ – вердикт закона. Самоуправство, Цимбал!

– Не самоуправство. Вердикт – вердиктом, но у Закона есть слуга…

Давидович потряс головой:

– Объясни для простого ума, майор…

– Фирма, известная Вам – «Меркюри Глоб Юкрейн ltd» – рука спасителя для Кременчугского автозавода. Поставляет дизели, без которых автозавод не может выкатить свои тягачи с конвейера. Дизели из-за границы – Россия: Ярославский моторостроительный завод. Оплата – бартер. Ярославцы согласны дать КрАЗу моторы, в обмен на валюту, то есть, – чистый и белый, наш украинский сахар.

Давидович нетерпеливо мотнул головой…– Понятно! – вспылил Давидович, – Коньяк перегрели, майор!

– Виноват… – вздохнул Цимбал и, как прощаясь с миром, в котором недавно была справедливость, опрокинул рюмку.

– О-о! – опустошив свою рюмку, хрюкнул от удовольствия Давидович.

– А «Меркюри Глоб Юкрейн ltd», – продолжал майор Цимбал, которому коньяк показался горьким, – нашел возможность поставить моторы, в обмен на сахар. Заключил договор и добился лицензии.

– Так значит, они же герои – «Меркюри Глоб Юкрейн ltd»

– Ну, довольны все. КрАЗ получил моторы; россияне – сахар; а Меркюри – законную прибыль.

– Так за что же теперь, на твоем посту, они так жестоко наказаны? Что мы творим? Беспредел?

– Не беспредел. Все проверено. Наш оперативник ездил на КрАЗ и на сахарный завод. Нарисовалась картина: КрАЗ. получил четыре дизеля. Четыре и просил.

– Ну?

– КАМАЗом сахара рассчитались. Одним. А сахар возит и до сих пор.

– КАМАЗами?

– Ну, да, не «Жигулями» …

– То есть, хочешь сказать?

– Да, левый сахар. Бартер тут ни при чем.

– Левый? – нахмурился Давидович.

– Да. И десятки, скорей всего, сотни тонн. Не говорю о громадной прибыли Меркюри. – это не прибыль. Поскольку лицензирование – прерогатива государства, прибыль Меркюри – это хищение государственных средств, в особо крупных размерах.

Давидович хмурился, и сам того не замечая, грел коньяк во взвешенной ладони.

– Это что, все тот твой опер раскопал?

– Не только раскопал, и закрепил документально.

– И кто просил?

– Что значит, кто просил?

– Но, я так понял, к документам здесь, на посту, претензий не было?

– Не было. Лицензия в порядке, с мокрыми печатями, к ней договор. Да все как надо.

– Вот видишь? поднял рюмку Давидович, – Видишь сам: нет опера – претензий нет. Давай-ка за отсутствие проблем!

Выпив за отсутствие, он пояснил:

– Категорически проблем быть не должно! Меркюри – под патронатом Большого Степана. Под тесным, я скажу, патронатом! Теперь ты понимаешь, в чьем глазу– соринка, этот твой ОУР? Подумай, что-нибудь придумай, а изъятое верни. На пользу оперу тому же, и себе…

– Ты знаешь, каким образом вернуть? Материал на стадии, в которой поломать его нельзя. Придумай сам, может, и меня научишь.

Стремительно раскручивались вихри девяностых. Год назад, Потемкин, Цымбал, были бы героями, в державную казну вернулись бы украденные деньги. А теперь? Теперь что-то не плачет по украденным деньгам державная казна, или самой. Державы нет?

Сорняк прет изо всех щелей. Коварные ростки асфальт ломают, а не то что нравы и людские судьбы…

– А это – не моя проблема! – остатки коньяка разлил по рюмкам Давидович. – Сам решай. Сам виноват, что не следил за операми!

Виталик

Виталик потянулся к пачке сигарет, неуверенно, в тяжелых мыслях, прикурил.

– И дальше так пойдет, про «Мальборо» забудешь. На «Ватру»* (*Дешевые сигареты без фильтра) перейдешь, Виталик.

– Безвыходных позиций, – надеется Виталик, – не бывает…

– Ты же вчера еще работал в той системе, ты повадки знаешь, тебя помнят – и только потому ты мне, Виталик, нужен. Сорок тонн изъято – твой прокол! А кто ответит?

– Не я, – несмело возразил Виталик, – готовлю документы…

– Но, Мальборо кто курит? Чего ради? За документы с тебя спроса нет. Да ты, я вижу, в перестройке не участвовал? А все решают люди. «Человеческий – как Горбачев указывал нам, фактор! Ищи людей, купи – когда купить имеет смысл. Договорись, а если надо – устраняй!

Ледок скользнул под сердцем с таких слов. Как может он так запросто сказать: «А надо – устраняй!»

– Виталик, действуй!

Застыв монументально, с прищуром в глазах, шеф поднял трубку. Набрал номер и, дождавшись, коротко сказал:

– Про эти сорок тонн, забудь! Ушли. Куда? Да в трещину козе! Достанешь?

«В трещину козе!» – Виталик чуть не рассмеялся.

***

«Специально так делают, что ли?» – подумал инспектор, увидев, уже не впервые, что лобовые стекла иномарок, наклонены так, что всегда «бликуют». Поэтому за ними лиц не видно. И поднял жезл.

Он козырнул и выкатил к губам заученную фразу, но голос, громкий и веселый, доложил:

– Инспектор ДПС старший лейтенант Гапченко! Добрый день.

– Ты что ли? – удивился инспектор.

– Как видишь.

– А чего кричишь?

– Да ты фамилию не произносишь, а съедаешь вслух. Тебя б не знал, так и не знал бы, кто ты – Гапченко. Лапченко, Тапченко… Апченко – тут вариантов! Ну, как дела?

– Ничего. Ты, я слышал…

– Да, я завязал и перешел в коммерцию…

– Там лучше?

– Что ты, небо и земля! Намного лучше.

– А коммерческий риск?

– Шарабан не пустой – справишься с риском и можешь пить шампанское, виски. Ты пробовал виски?

– Ну, да. Самогон – то же самое!

– Лапоть ты, не разбираешься!

– Черт с ним. А ты куда?

– В Стрелецкое.

– В дурку?

– Да нет, по делам.

– С дураками бизнес?

– Ну, там же не только больница, не все – дураки.

– Может быть. А в коммерции чем тебе лучше?

– К примеру?

– Ну, да, к примеру.

– Что ты куришь?

– «Магну»

– Ничего так, «Магна»?

– Нормально.

– А я – «Мальборо»! Разница есть? Ну, давай!

«Тапченко… Лапченко… – перебрал, глядя в след, инспектор, – а на фига им моя фамилия? Но, «Мальборо», – прав он – не «Магна»!»

***

– Давайте знакомиться, я – Виталик! – протянул он руку.

Директор ОПХ* (*Опытно-производственное хозяйство) посмотрел и, подумав: «Чего бы и нет?», пожал протянутую руку:

– Иван Сергеевич!

Пришедший был похож на проходимца, да что в этом плохого, когда и без того уже, все совершенно плохо? Хуже не бывает… Но, проходимцы суетятся, и что-то, как-то, в этой суете, может перепасть и стороне случайно. Директор, прошедший школу Перестройки, это знал, и поодаль случайной стороны держаться, попросту не видел смысла.

– Ну, как живем и дышим? – начал издали Виталик.

– Как и все – на ладан…

– Ну, да чего же все? Не все на ладан дышат.

– Да? А не научите меня?

– Научим. А у вас склады пустуют?

– Да. Конечно.

– Иван Сергеевич, – огляделся, хмыкнул, и прямо к делу перешел Виталик, – такое дело… Мы хотели бы, на долговременной основе, их арендовать. Официально, или как удобно Вам. Одно условие …

– Я понимаю – чтоб никто не знал.

– Ну, да. Вот именно, Вы молодец, все совершенно точно! Нет у Вас болтливых?

– Не волнуйтесь. Нет. Здесь все свои.

– Вот то, что все свои – это как раз то, что нужно.

Поговорив, договорившись, Виталик оценил: мысль, навестившая его, была буквально золотой. Нет, курить «Ватру» не придется!

***

Выбрав лучшую, среди других полянку у обочины, Виталик отдыхал. Открыл банку пива, покурил, попил, снова открыл банку пива– все верно. Все о’ кэй! Шеф должен оценить! Пусть заберет свои слова, о неучастии Виталика…

«Фактор человеческий» – Виталик такой фактор предоставит! Пил пиво, курил и обдумывал: все-таки, риск… Может, высовываться – ну б его на фиг – и так хорошо?

Но, во-первых, слишком уж низко, совсем как мальчишку на побегушках, ставит Виталика Альфред. Пусть гонор слегка поубавит. А во-вторых – жизнь рисовала настолько хорошие, сильные перспективы, что даже, слегка подташнивало.

Последнее, может быть, правда – от пива и сигарет, вперемешку, да на голодный желудок… «Но, – потянулась рука к замку зажигания, – нет… То есть, да – надо действовать и не только водить иномарку, но и занимать свое место в жизни!»

«Повадки их знаешь…» – усмехался Виталик, в мыслях парируя шефу, – Знаю!» Он будет использовать эти повадки, и начнет прямо сейчас же – со Славика.

***

– Что, разговор с дураками короткий? – интересуется Славик.

– Нет, вполне даже нормальный.

– А чем озабочен? Вижу, весь в мыслях, как Ленин…

– Психолог.

– Что?

– Полковник, помнишь, всегда говорил: инспектор ДПС – прежде всего, психолог? Но, – ты прав – я озабочен. О тебе забочусь.

– Обо мне? С каких это…?

– Служба – службой, но друзьями-то мы остаемся…

– Говори, что нужно?

– Психолог нужен. Сядь, есть разговор.

– Не против? – Гапченко увидел на торпеде пачку «Мальборо»

– Да, ради бога! М-мм, – вздохнул Виталик, оглядев погоны, портупею Славика, – родное, не отвык еще…

– Ну, на, потрогай… Не жалеешь, что оставил?

– Ради бога! Ближе к делу. В следующую смену, или, может быть, через одну, я тут с друзьями еду. С нами два «Супера»* (*Седельный тягач МАЗ). Я сам к тебе подойду. Груз – сахар. Но! Дай мне сказать. Документы на груз безупречны. Везем в Стрелецкое, может быть, в Переходы – смотря где выделят нам склады. Я как раз только что, договаривался с арендой. Я только что договорился с ОПХ. Хранить, ты понимаешь, надо.

– А чего не в городе -вы не колхоз и не сельская фирма?

– В городе цены не сложат. А тут – хозяйства нищие, склады пустые.

– Молодец! – оценил Славик, – Догадался. Я тоже бы сунулся нынче в деревню – там нищета, там люди на все согласны. Пользуйся!

– А ты тоже умный. Коммерчески мыслишь!

– К себе завербуешь?

– А что? Завербую.

– Нет. Не пойду. Какой смысл, Виталик? Автомобили никто отменит, авто-движение вечно. А это – канализация, в которой то здесь, то там – капает. Капля за капелькой – в скромную руку инспектора ДПС. ГАИшная служба – и так коммерция. Да плюс зарплата, пенсия до скончания лет. Зачем мне твоя коммерция?

– Короче, я подойду, и дам тебе сто баксов, чтобы ты купил «Мальборо», а не «Магну».

– Просто так сто баксов?

– Как другу, Славик, как коллеге. Погоны, знаешь, с плеча снять можно, но не отсюда, -показал Виталик на сердце. Или не хочешь взять у меня сто баксов?

– Хочу, но не пойму, за что. На фиг тут я?

– Затем, что мы с тобой, всегда договоримся. А у меня, – коммерческая тайна. Ты поймешь. Ты, Славик, не меня, – судьбу остановил сегодня! Сто пудов! Психолог!

– А ты, если бы не узнал, проехал мимо?

– Кто знает. Может быть…

– Ну, тогда, – улыбнулся Славик, – действительно на судьбу похоже… А еще есть? – взял он с торпеды «Мальборо».

– Забирай всю пачку.

– Договорились, приезжай с «Суперами», Виталик!

Стратегическая идея

– Валяй! – навис Альфред Петрович, – А то мне доложили, что ты родил стратегическую идею. Это правда?

Отдельный, китайский или японский столик для собеседников у Альфреда, Перламутровый, красивый, темный, и при этом – очень низкий. Получается, что каждый, слушая хозяина, или глаза дерет наверх, или, если гордый – замечает, что дышать приходится в живот Альфреда, или ниже…

– Правда! – не дрогнул, глядя в живот Альфреда, Виталик.

– Ну так давай, подробно, с расстановкой.

– Я задействовал тот, о котором Вы говорили, человеческий фактор…

– Вот эту вот хрень, – скривился недовольно Альфред, – ты брось!

«Вообще ему возможно угодить? – растерянно замолк Виталик. – Велит подробно, а начать подробно – кричит Хрень!» Славик вспомнился: «А не жалеешь?» Как тут не жалеть…

– Очнись! – потребовал Альфред, – И начинай сначала, только без дурацких предисловий.

– В общем, ездил я в Стрелецкое… Вы знаете, где это?

– Не лежал с дураками, но знаю.

– Там поговорил с директором Опытно-производственного хозяйства. Он мне пообещал…

– А ты, – перебил Альфред, – по дурости своей, от лица фирмы ничего не обещал?… А то, я вижу, прыткий – ему директор обещал…

– Нет, и не обещал…

– Ума хватило, молодец. Валяй дальше.

– У него склады – огромные ангары. Сколько я их знаю – года три, они пустуют. Я с ним поговорил…

– С ангаром… – улыбнулся Альфред, – но, нормально. Продолжай.

– Я предварительно поговорил о том, чтобы он сдавал склады в аренду. Мысль такая: сахар везем как обычно, только в два приема…

Альфред оставил колкие штучки, слушал. Он это делать умеет, умеет выжать собеседника все, что можно выжать. За тем, как раз и нужны его колкие штучки, чтоб разогреть, возбудить собеседника, заставить его расстараться и выложить все.

– Сначала, – оправился, осмелел Виталик, – вывозим фуру на арендованный склад. А после готовим почву и – со складов, полевыми дорогами, мимо ССПМ – везем груз в Россию.

– Два этапа – не слишком ли сложно?

– Сложно. Однако, надежно.

– А что это нам дает? – обыденным тоном задал самый сложный вопрос Альфред.

– Отменим лицензию.

– Авантюрист! – одобрил Альфред, – Не боишься с державой спорить. Два кофе! – крикнул он секретарше.

Виталик почувствовал себя не простым мальчиком на побегушках у Альфреда, пусть даже владельцем авто – иномарки, – почувствовал себя человеком. Он понимает: идея ценная – за лицензию Альфред платит немалые деньги. Плюется на это, а платит.

– Сколько там от складов до границы?

– Три километра, пять – смотря по какой дороге… Близко: там люди за водкой полями через границу ходят. И посторонних нет, там все свои.

– Свои – это важно… А на лицензию, значит, плюем?

– Плюем, и экономим на этом.

– И под твою ответственность?

Виталик пожал плечами, неуверенно подтвердил: – Да… – и в один глоток, до дна, выпил чашечку кофе. Очень уж внимательно смотрел в глаза Альфред Петрович. И что-то важное прокручивал в уме.

– Кури, Виталик, подумать надо.

Виталик курил, шеф думал – в кресле, а не так: живот в лицо Виталика. Шеф не менял лица. Как маршал, у которого два отпечатка на лице: спокойствие или гнев – и все. Одно из двух…

– Идея, – издали, из-за стола, сказал наконец Альфред – недурна! Вполне, как говорится, молодец! Но, не забудь – слегка подался он вперед, – твоя! И за базар, как говорится – отвечать тебе! Все, решено, гордись! Но ты все понял?

Гроза, прохладной сыростью, дохнула из глубин. «Под трибунал!» – распорядился маршал Жуков. Что означало это в дни войны? Холод пробежал по телу. а сейчас что – не война? Пусть не на поле боя – в душах человеческих – но, та же самая война. И жизнь в ней, как и во всех других – не стоит ничего! Сегодня водку вместе пьем, а завтра отдадим приказ: «В расход!»

Славик

Славик, с жезлом на отвесе, ноги разминал: вдоль, по обочине, туда – сюда. Разглядывал участников движения и думал. Слова из фильма вспоминал: советский детектив, давным-давно смотрел в кинотеатре, с девушкой: «Не имей сто рублей – это мало; не имей сто друзей – слишком много. Имей тысячу рублей, и одного друга!» Так говорил крутой преступник взяткодатель, пойманный и севший после. Но ведь как жил! И если бы не сел… Но ведь на то и ум, чтобы не сесть.