Текст книги "Ты самая-самая… 500 стихотворений о любви"

114. Женщине с глазами звёздной ночи

 
О, женщина с глазами звёздной ночи,
Сегодня Вы намеренно одна?!
Загадкою искристой Ваши очи
Мне осветили душу всю до дна;
 
 
Заставили забиться чаще сердце
И суетное выжгли из меня.
Когда б в восторге смог сойти я с места,
То сразу бы нечаянно обнял.
 
 
Но не могу я стоя спотыкаться.
Вы не смогли бы в этом мне помочь?
Я стал бы до рассвета извиняться,
Коль Вы, конечно, были бы не прочь.
 

115. Почему Вы так хмуритесь, женщина?

 
Почему Вы так хмуритесь, женщина?
Не печальте себя и меня.
Если жизнь на обидах замешана,
Значит, что-то в ней надо менять.
 
 
Все мы, все мы любимы ошибками,
Я и сам их заботой объят.
Осветите же вечер улыбкою
И согрейте и Ваш, и мой взгляд.
 
 
Мы в тепле нашем общем забудемся,
Рука в руку – и легче в пути.
Мы вдвоём в этом мире заблудимся —
Нас обидам уже не найти.
 
 
Я близ Вас окрылён вдохновением.
Рад Вам быть хоть рабом, хоть царём.
Дайте ветру в подарок сомнения,
Смойте слёзы июньским дождём,
 
 
А улыбку разлейте по улице,
Как в моей одинокой душе!
Вижу я, что уже Вы не хмуритесь,
Да и я не печалюсь уже.
 

116. Женщине с чужим лицом

 
Зачем копировать кого-то
И бредить звёздною судьбой?
Будь каждый день душой и плотью
Самой собой.
 
 
Какой резон себя калечить,
Таская маску или грим?
С чужим лицом тебе жить легче,
Чем со своим?
 
 
Хотя, допустим, очень схожа
Ты со звездой какой-нибудь,
Жизнь за других – себе подножка,
Мартышкин труд.
 
 
Смешно и очень некрасиво
По-обезьяньи людям жить.
Полезней творческую силу
В себя вложить:
 
 
Создать по капле, по частице
Неповторимый образ свой
И быть довольной, и гордиться
Самой собой!
 

117. Женщина с шаткой походкой

 
Тащится шатко поддатая «дива» —
С выбитым зубом, худая, как палка.
Тот, кто идёт ей навстречу, брезгливо
В ноги плюёт ей.
А мне её жалко.
 
 
Грустно вздыхаешь: да как же так можно
Гнить на корню, от бесстыдства не мучась?
Где то начало конца и за что же
Выпала женщине пьяная участь?
 
 
Чем изначально, скажите на милость,
Хуже она расфуфыренных, броских?
В садик ходила, прилежно училась,
В школе была интересным подростком:
 
 
Милой, приветливой, в чём-то упрямой.
Словом, она, как и все мы, из детства.
Втайне мечтала стать нежною мамой,
Детям отдать своё чуткое сердце.
 
 
Нет, я не брошу ей вслед укоризны.
Я не судья над чужою судьбою.
Что-то однажды стряслось в её жизни —
Очень жестокое, страшное, злое —
 
 
И породило такое безволье,
Что ей самой из болота ее выйти.
Кто из вас хочет понять её долю?
Руку подать? Ну, тогда извините!
 
 
Что вам кривиться и сплёвывать гневно?
Ну, и ступайте сторонкою дальше!
Женщина эта пьяна откровенно.
Вы же скрываете душу за фальшью.
 
 
Если копнуть неких трезвых поглубже
И показать их нечистые руки,
Сколько таких, что окажутся хуже
Этой оборванной грязной пьянчуги?!
 
 
Хмель и тоска этой женщиной движут,
Взглядом безумным, походкою шаткой.
Нелюдей-пьяниц и я ненавижу.
Всех остальных опустившихся жалко.
 

118. Женщина с протянутой рукой

 
Не в ладу сегодня я со снами,
И отравлен думами покой:
У меня стоит перед глазами
Женщина с протянутой рукой.
 
 
Вот она сгибается в поклоне.
Словно ветвь, качается рука.
И дрожат, как слёзы, на ладони
Два потёртых тусклых пятака.
 
 
Красные заплаканные очи
Прячут на груди стыдливый взгляд.
От него и полдень станет ночью,
А эдем вмиг превратится в ад.
 
 
Нестерпимой болью и печалью
Сразу же наполнилась душа.
Пальцы по карманам пробежали,
Позабыв, что нет в них ни гроша.
 
 
Встрепенулся я от дикой злости,
Посмотрел в усталое лицо
И, сняв с пальца, молча преподнёс ей
Золотое старое кольцо.
 
 
И сражён был удивлённым взглядом.
Он, как утро, просветлился весь:
«Боже мой, мне золота не надо!
Мне бы детям что-нибудь поесть…»
 
 
Я бежал домой, как угорелый,
Взял в пакет и хлеб, и молоко.
Но, как тень вечерняя, исчезла
Женщина с протянутой рукой.
 

119. Женщине воинственного нрава

 
Ты поступью и статью энергичной
Вздымаешь вихрь мужских сердечных чувств.
От глаз твоих пронзительных и хищных
Себе я тихим кроликом кажусь.
 
 
Склонённый под таинственною силой,
Бездумно повинуюсь я тебе.
Чем ты, змея, мне голову вскружила —
Вовек не догадаюсь, хоть убей.
 
 
Я щурюсь на тебя, точь-в-точь на солнце,
Приятно ослеплённый красотой,
И с верностью раба-оруженосца
На край земли готов идти с тобой.
 
 
Ты, видимо, из рода амазонок:
Горит отважный жар из-под бровей —
И в сторону шарахается ворог
От грозной величавости твоей.
 
 
И по-мужски неловко мне и стыдно,
А иногда бывает даже зло
За то, что стать хотел тебе защитой,
А сам попал под женское крыло.
 
 
Ты женщина воинственного нрава.
Тебя бы да с мечом – на пьедестал.
Узнал бы вдруг, что я тебе не нравлюсь —
У ног бы, обезглавленный, упал!
 

120. Женщине с печальными глазами

 
Твой мрачный взор – как дно колодца,
Где стынет пленная вода
На заревом исходе солнца,
Когда в нём неба не видать —
 
 
Ни птиц, ни искр, ни дымки сонной,
Ни тайны светло-голубой,
Как будто небо ворон чёрный
За горизонт унёс с собой.
 
 
И на краю холодной бездны
У полузрячих влажных глаз
Тебя безмолвной лёгкой тенью
Я обниму, к плечу склоняясь.
 
 
Друг другу грея сердце сердцем,
Мы тихо-тихо постоим,
Пока наполнятся рассветом
Глаза вечерние твои.
 
 
И мы пойдём неспешно тропкой
Навстречу солнцу под луной,
А тьмы разверзнутая пропасть
Затянет рану за спиной.
 
 
В глазах твоих вдруг вспыхнет солнце.
Я загляну в них – и опять
На дне зеркального колодца
Увижу небо и себя!
 

121. Женщине с разноцветными глазами

 
Ах, разноцветные глаза!
Как два магических кристалла,
Игривым светом заблистали
В них изумруд и бирюза.
 
 
От магнетизма близких тайн
Я очарованно растерян:
В глубь рощи слева манит берег,
А справа – в бездну океан.
 
 
И взор мой просится ко дну,
Чтоб и в лесных зелёных волнах,
И в океанских бирюзовых
Попеременно утонуть.
 
 
Взлетит восторженный мой взгляд
Из разноцветья – и отныне,
Новорождённый в двух глубинах,
Счастливей вдвое стану я.
 
 
К ногам постелется стезя,
Чтоб мы всегда ступали рядом
И я нырял влюблённым взглядом
В твои волшебные глаза.
 

122. Давай не будем о плохом

 
Весёлым взглядом озари,
Согрей улыбкой, тёплым словом.
Но о себе не говори
Ты мне ни капельки плохого.
 
 
Я знаю только лишь одно:
Красиво или некрасиво —
Мы жили так, как суждено.
Друг другу и на том спасибо.
 
 
Ошибок в жизни и грехов
У всех с три короба – не меньше.
Давай не будем о плохом,
Ну, а тем более – у женщин.
 
 
Ушла. Твоя ли в том вина?
Поднимем лучше в чудный вечер
На брудершафт бокал вина
За неизбежность нашей встречи.
 
 
И, слава богу, что мы есть,
Хоть врозь живём, но без печалей,
Что мы с тобой сейчас и здесь
Случайно юность повстречали.
 
 
Вернулось то, что позади,
И в душу хлынуло волною.
Ты видишь в небе две звезды?
Мы там по-прежнему с тобою!
 

123. Хоть порой бывает горько…

 
Хоть порой бывает горько
И игра любви не в масть,
Ты себе не верь нисколько,
Что судьба не удалась.
 
 
От потерь всем в мире душно:
Боль и грусть берут в тиски.
Даже то, что нам не нужно,
Не уходит без тоски.
 
 
Смыв слезами пыль печали,
Соблюдай закон пути:
Если что-то потеряли,
Надо что-нибудь найти.
 
 
И пускай судачат люди,
Ты не бойся ничего:
Всё найдётся, и всё будет
Так, как хочешь ты того.
 
 
Плюнь на тех, кто душу губит
И на злых сомнений тьму.
И иди! А счастье любит
Тех, кто движется к нему.
 

124. А мы не виделись с тобой…

 
Бегут недели чередой
И задыхаются от бега.
А мы не виделись с тобой
Уже, наверное, полвека.
 
 
Сгорел в заре осенний сад,
Отпели зимние метели,
Испит весенний аромат,
И звездопады улетели.
 
 
И осень вновь берёт права,
В лицо швыряется листвою.
Уж поседела голова,
А мы не виделись с тобою.
 
 
Тебя я по миру искал
И сам в себе порой терялся.
Хотела сжечь меня тоска,
Но я назло ей улыбался.
 
 
Хоть кое-где земля в аду
И не видать конца дороге,
Но я иду к тебе, иду,
Покамест ходят мои ноги.
 
 
Любовью чувствуя твой след,
Забрёл я в старую деревню.
И вдруг в окне – твой силуэт!
А я стою – глазам не верю.
 

125. Лепестками к солнышку

 
Я зову тебя то лапочкой,
То берёзкой, то цветочком.
Я целую твои пальчики,
Кудри, губы-лепесточки.
 
 
И от этого, наверное,
Близ тебя, родной, с годами
Стал я сам цветущим деревом,
С очень сильными ветвями.
 
 
Называешь меня солнышком
Или зорькой называешь.
И поэтому, возможно, я
Днём летаю, к ночи таю.
 
 
Ночью станешь ты мне звёздочкой.
А лишь утро улыбнётся,
От неё зажгусь я зорюшкой,
А от зорьки – снова солнцем.
 
 
Здравствуй, лапонька-берёзонька,
Моя звёздочка-цветочек!
Открывай глаза для зореньки,
Тяни к солнцу лепесточки.
 

126. Яблоневый цвет

 
Тебя со мною рядом нет,
И где сейчас ты – я не знаю.
Но этот яблоневый цвет
Мне о тебе напоминает.
 
 
Напоминает о тех днях,
Когда с тобой мы шли по саду
И ты смотрела на меня
Таким влюблённым светлым взглядом!
 
 
Витал волшебный аромат
Над нашей тропкой под ветвями.
И этот яблоневый сад
Путь устилал нам лепестками.
 
 
Чирикал с ветки воробей,
И пчёлы весело жужжали —
Мои все мысли о тебе
На сад весь белый оглашали.
 
 
И было так мне хорошо,
Всё так красиво и любимо,
Что, сколько б вёсен ни прошло,
Но та весна неповторима!
 
 
Прошло не помню сколько лет.
С другой теперь в саду я в мае —
И этот яблоневый цвет
Мне о тебе напоминает.
 

127. В белом платьице в горошек

 
Словно облако, плывёшь ты
Над тропой в закатный час
В белом платьице в горошек,
Что надела в первый раз.
 
 
Ослепительно красиво
И легко оно, как пух,
Потому, что ты кроила
Платье то под песни вьюг.
 
 
Ты на синем фоне даже
Показалась вдалеке
В васильках цветком ромашки
Или лилией в реке.
 
 
А ещё – цветущей вишней,
Что, тайком покинув сад,
В подвенечном платье вышла,
Чтоб моей невестой стать.
 
 
И вовек уже обратно
Не вернёшься ты в тот сад.
И от ревности сгорает
На ветвях его закат.
 
 
И поплыли мы по ночи,
Словно пара лебедей —
И родных, и разных очень:
Я – как ночь, а ты – как день.
 

128. Красивая болезнь

 
Как говорят, любовь – болезнь.
Тогда весь шар земной – больница.
А кто, скажите, лекарь здесь,
Когда всем надобно лечиться?
 
 
И так запущена болезнь,
Что нет уже надежды даже.
Весь мир – палата номер шесть:
Одни ревут, другие – пляшут.
 
 
Но есть и те, кто наш приют
Наполнил будто перегаром:
Туда-сюда вокруг снуют
С бездушным видом санитары.
 
 
Таким до лампочки любовь.
Одна печаль – насытить чрево.
Им всё равно, что в глаз, что в бровь,
Ударить справа или слева.
 
 
Они не молятся весне.
Таким ни холодно, ни жарко.
Они здоровые. Но мне
Их почему-то очень жалко.
 
 
Ведь для любви их жалкий слой —
Неприкасаемая каста.
А я – свободный, я – больной!
И наплевать мне на лекарства!
 

129. Ввиду непонимания друг друга

 
Когда б непредсказуемая жизнь
Преподнесла обоим нам сюрприз,
Столкнув случайно на планете круглой,
Мы б встретились и вскоре… разошлись
Ввиду непонимания друг друга.
 
 
И ты, и я сказали бы: «Пошли
Не в твой, а в мой родимый край земли»,
И протянули б дружескую руку,
И… в сторону бы тут же отвели
Ввиду непонимания друг друга.
 
 
Ты на меня, а я бы – на тебя.
Печально посмотрели, уходя
В разлучный путь по замкнутому кругу…
Так и живём: и порознь, и любя
Ввиду непонимания друг друга.
 

130. Опять…

 
Опять вошла
Без стука ты в мой сон.
Опять зажгла
В глазах своих огонь.
Опять меня
Ты хочешь сжечь собой,
И от огня
Невыносима боль!
 
 
И я зову
Спасти меня скорей,
Мечусь и рву
Горящую постель.
В хмельном огне
Отчаянно тону —
И я на дне
Его уже стону!
 
 
Язык огня
Мне в сердце уж проник,
И из меня
Взлетел до неба крик!
И лишь сейчас
Решилась ты помочь:
Сбив пламя сна,
Уходишь тенью в ночь.
 
 
Открыл глаза —
Заря уже встаёт,
Ручьём с лица
Бежит холодный пот.
И долго б тух
В нём тот горячий сон,
Но только вдруг
Запел мой телефон.
 
 
Тянусь рукой,
Собрав остаток сил —
И голос твой
Услышал я: «Прости…»
Кричу: « Поверь,
Что нет твоей вины!
Иди скорей —
Меня сжигают сны!..»
 

131. Казалось…

 
Казалось, глаза в тёплый сумрак ладоней,
Всем телом дрожа, ты со всхлипом опустишь.
В сухих же зрачках, равнодушных и сонных, —
Ни облачка боли, ни капельки грусти.
 
 
Казалось, умру я от горького слова,
От жалкой мольбы и от бури объятий.
Но сердце твоё и дыхание ровны
И грудь не волнуют под тоненьким платьем.
 
 
Казалось, я тенью к ногам твоим рухну —
И мир разорвётся на мелкие части.
Но я, подходя, не подал даже руку —
И, может быть этим спас мир от несчастья.
 
 
Казалось, слезами умоются веки,
Зашторит туман белый свет предо мною.
Но ветер дохнул – и лишь листик на ветке
За ворот мне весело брызнул росою.
 
 
Казалось, разлука погасит мне душу,
Как чёрная туча – весеннее солнце.
А всё оказалось так просто и скучно:
Мы мимо прошли, словно два незнакомца.
 

132. Зарянка

 
Я любил тебя когда-то,
Мир, где были мы одни.
Но умчались безвозвратно
Наши праздничные дни.
 
 
Всё, что было нам так мило,
Стёрло в памяти свой след.
Сердце жаркое остыло —
И тебя в нём больше нет.
 
 
Нет во мне былой печали,
Ни обид, ни ран, ни слёз.
Зори те, что мы сжигали,
Ветер пеплом вдаль унёс.
 
 
И над речкой спозаранку
В нашу честь не слышен гимн:
Улетела прочь зарянка
Песни утра петь другим.
 
 
Да и ты в траве мне, помню,
Щебетала, как она.
Ты зарянка, безусловно,
Но теперь не для меня.
 
 
И траву, что нами мята,
Луг в ложбине не сберёг.
Вместо лютика и мяты
Там растёт чертополох.
 
 
И в глазах моих нет ныне
Прежней зорьки огневой.
Да и память, как ложбина,
Заросла вся трын-травой.
 
 
Не находка, не потеря
Друг для друга мы уже…
Но пишу – и сам не верю
Я опять своей душе.
 
 
Я ладонью лист прикрою,
Ручку сбоку положу.
Если ты забыта мною,
Почему тебе пишу?..
 

133. Василёк

 
До тебя дотянуться мне бы, —
Да куда там, хоть и высок!
Я гляжу на тебя, как в небо,
С синей завистью василёк.
 
 
Я обычен, а ты красива.
Я рубаха, а ты горда.
Ширпотреб не наденет дива,
Не сольётся с огнём вода.
 
 
Ах, да что там впустую, право,
Без конца сожалеть о том!
Лишь боюсь: дорасту до славы —
Стану небом, ты – васильком
 

134. Какие же мы глупые!

 
Прости за слово грубое,
Нечаянный скандал.
Какой же всё же глупый я —
Свет белый не видал!
 
 
Тебе одно напомнил я,
А ты мне – о другом.
В глазах сверкнули молнии —
И разразился гром!
 
 
И я от нетерпения
Вошёл в такой азарт,
Что стал в пылу сражения
Велик, как Бонапарт.
 
 
Я бил на поражение,
Величием слепя,
И чувствовал я гением
Безумного себя.
 
 
Но вскоре огорошенный,
С испугом я смотрел,
Как дробью слов сражённая,
Упала ты в постель.
 
 
И кончилась с атакою
Жестокая игра.
Ты долго-долго плакала,
А я стоял, как раб.
 
 
Шептал я только «боже мой!»,
Лишившись слов и сил,
Великое в ничтожное
За миг в себе сменил.
 
 
Я мерзким стал и немощным,
Триумф сошёл в позор:
У ног твоих коленями
Упал я на ковёр.
 
 
Но руку протянула ты,
Сквозь слёзы прошептав:
«Какая же я глупая —
Свет белый не видал!..»
 

135. Сказание о Белозёрке

 
О городе, стоявшем у лимана,
Мне гребни волн задумчиво поют.
Тут у купцов речистых иностранных
Был в оно время торжищный приют.
 
 
Потом ушли они в свои пенаты —
Люд коренной спокойнее зажил.
Пусть не как в песне – вольно и богато,
Да городом, как песней, дорожил.
 
 
Но надвигалась чёрная громада
Быстрее, чем недобрая молва.
И вои шли с владетельницей града
Встречать гостей непрошенных на вал.
 
 
Как рожь под жнейкой, копья опускались.
Земля в бреду стонала от подков.
И травы не росою умывались,
А потом и багряным кипятком.
 
 
И русская красавица на зорьке
Дралась с Мамаем храбро на мечах.
О гордый лик бесстрашной Белозёрки
С лукавою усмешкою в очах!
 
 
Хан в плен хотел взять яростную душу,
Как Хортицу – днепровская вода.
Влюбился он, себя представил мужем.
И побледнел, услышав: «Никогда!»
 
 
Решил он с боя овладеть любовью.
И стрел за вал летит за рядом ряд.
Был страшен хан, когда ценой любою
Стремился необъятное объять.
 
 
Как сыплет щедро яблоками осень,
Так стрелами – хан хмурый, словно тень.
Гонцов вдруг видит. Так и так, мол, просит
Красавица отсрочку – этот день.
 
 
Мол, женщины нерасторопны в сборах,
Тем более, что ехать-то в гарем.
Доволен хан. И в честь победы скорой
Он пир устроил на Мамай-горе.
 
 
И для потехи русские мурмолки
Он приказал на копья нанизать.
Но грусть берёт за сердце. И в потёмках
Агатовые чудятся глаза.
 
 
И даже месяц, чуя хана слабость,
Взглянул вдруг из-за тучи. В тот же миг,
Как серебром отделанная сабля,
Упал он в Днепр из ножен золотых.
 
 
Тот тайный знак владыку беспокоит…
А за семь вёрст – глухие голоса,
И ивушкой плакучей над рекою
Тихонько плачет девица-краса.
 
 
О. горький час прощанья с милым градом!
Так сердце отрывают от души.
Упали на колени вои лады:
«Пора, родная, надобно спешить!
 
 
Помстимся – недалече та година —
За скверну, горе горькое земли!»…
Вниз по Днепру с красавицей, дружиной
В легенду уплывают корабли…
 
 
Наутро град снесён был волей хана.
Кроваво клокотала его месть…
О городе, стоявшем у лимана,
Мне гребни волн пропели эту песнь.
 
 
с. Великая Знаменка
Каменско-Днепровского района
Запорожской области
 
 
Б е л о з ё р с к и й  л и м а н – лиман, ныне
примыкавший к Днепру (ныне – к Каховскому
водохранилищу)
М у р м о л к а – старинная мужская шапка
М а м а й – г о р а – гора в 7—8 км
от Белозёрского лимана
 

136. Призрак в степи

 
Перепуганный пёс вновь скулит на цепи.
Ветер веткой околицу крестит.
Говорят, по ночам бродит призрак в степи,
Ищет в битве уроненный перстень, —
 
 
Тот, который ему подарила любовь,
Провожая и в гибель не веря.
Хоть прошло с той поры
                   двадцать с лишним веков,
Призрак воина ищет потерю
 
 
У ручья под горой, среди горькой травы —
Там, где тайны земля ещё прячет.
От усталости вновь упадёт он в ковыль
И, любимую вспомнив, заплачет.
 
 
И покоя мне мысль много лет не даёт:
Кто и как тому призраку скажет,
Что утерянный перстень – наверное, тот —
Видел в питерском я Эрмитаже.
 
 
В этом поле нашли тот шедевр золотой;
Чей конкретно – судить я не смею.
Или, может, носил его скиф рядовой,
Или был он на пальце Атея*.
 
 
А на призраке нет ни венца, ни лица.
И к чему отличительный признак,
Ведь уже он не скиф, не слуга и не царь?
Но по-прежнему любящий призрак!
 
 
с. Великая Знаменка
Каменско-Днепровского района
Запорожской области
 
 
А т е й – скифский царь. Сосредотачивал в своих
руках власть над большинством скифских племён
Северного Причерноморья.
 

137. Попутчице

 
Погляди, моя попутчица:
За окном – какая прелесть!
Затерялась в роще улица,
День написан акварелью!
 
 
В круг берёзок выйти хочется,
Пить и пить красу глазами.
Ты, и я, и воздух солнечный
Пахнем хвойными духами.
 
 
У ручья пьёт воду ивушка,
Росным дождиком льёт радость.
Да и ты, как день, красивая,
Напоила меня взглядом.
 
 
Улыбаешься, волнуешься
Несказанно нежным светом.
Хорошо, что ты попутчица,
Что сидишь сейчас с поэтом.
 
 
Хочешь, я прочту вполголоса
Все стихи свои на ушко?
Наклонись, рассыпь мне волосы
На восторженную душу!
 

138. Полёт с Маргаритой

Лиле Злыденной (Андреевой)

 
Темным-темно за занавеской.
Окончен дня высокий путь.
Душа стремится к равновесью
И приземлилась отдохнуть.
 
 
Но в миг, когда я засыпаю,
Часы играют на стене.
От глаз ресницы отрываю
И вижу образ твой в окне:
 
 
Лицо счастливой Маргариты,
Живого взгляда два огня.
Они магическим магнитом
В ночь за собой влекут меня.
 
 
И неизвестная доселе
Сил гипнотических волна
Меня, вздымая над постелью,
Толкает в сторону окна.
 
 
И в неожиданном полёте
Тебя я за руку ловлю
И над землёй под звёздным сводом
Кричу, что я тебя люблю!
 
 
Кричу, что наш полёт – не шалость
Моей фантазии, не сон!..
И вдруг от крика просыпаюсь.
Гляжу: в руке – твоя ладонь.
 

139. Эмигрантка

 
В «Одноклассниках» с экрана
Ты задумчиво глядишь.
Улыбнись мне, эмигрантка.
Как твоя сегодня жизнь?
 
 
Ты по-прежнему красива.
Но зачем не рядом ты?
В Украине и России
Стало меньше красоты!
 
 
Помнишь, как мы в лодке плыли,
Как заря текла Днепром?
А теперь ты на чужбине
Вспоминаешь отчий дом!
 
 
Здесь скрипучие морозы.
А у вас печальный дождь.
И не дедушку Мороза —
Санта Клауса ты ждёшь.
 
 
Что же ты на сайте редко?
Всё заботы да дела?
Ты представь, твоя соседка
Снова двойню родила!
 
 
Мы неделю обмывали,
Весь допили самогон.
И тебя все вспоминали
За столом и под столом…
 
 
Не грусти вечерним взглядом,
Не лей в душу зимний дождь.
Ты как призрак: вовсе рядом —
И к тебе не подойдёшь
 

140. Бомжиха

 
Привет! С трудом узнал. Ну, как дела?
Как вижу, повязало тебя лихо.
Я помню, ты цветущею была,
А нынче – полупьяная бомжиха.
 
 
Когда, за что тебя побила жизнь —
Да так, что на тебя смотреть мне страшно?
Пошли в кабак – чуть-чуть опохмелись,
И ты как на духу мне всё расскажешь.
 
 
И прекрати смущаться – я не бог.
Я, помнишь, сам в грязи лежал когда-то.
А кто тогда подняться мне помог
И к жизни возвратил меня обратно?
 
 
Конечно, ты! И помнит белый свет,
Как ты кричала весело и гордо,
Что милый друг твой – спившийся поэт —
В сто раз красивей трезвого урода.
 
 
Дай руку мне, хоть и грязна она.
И не такие руки мы видали!
Не плачь же. Над бутылкою вина
Откроем мы друг другу все печали.
 
 
Я дам тебе и пищу, и приют
И вытащу из этой затхлой ямы.
А те кретины, что в тебя плюют,
В конце концов, окажутся в ней сами.
 
 
Простятся и ошибки, и грехи.
И будет всё отныне честь по чести:
Я буду для тебя писать стихи,
А ты на них – мелодии и песни.
 

141. Подари мне поцелуй

 
Не играй так взглядом, не волнуй
Сладкими ужимками мне душу.
Лучше подари мне поцелуй —
Облечённый в плоть или воздушный.
 
 
Подари сперва хотя б один,
Даже пусть и в шутку для начала,
Чтобы сердце ёкнуло в груди
И, как град по крыше, застучало.
 
 
Чтоб закаруселилась трава
От такого счастья под ногами.
Чтоб тебе приятные слова
На губах моих рождались сами.
 
 
Одари теплом медовых уст,
Одолей кокетливую гордость.
Я, блаженный грешник, причащусь,
С них хотя бы капелькою мёда.
 
 
Им я излечу печаль души.
Если поцелуй ты мне когда-то
Подарить не сможешь – одолжи:
Миг спустя верну его стократно.