Текст книги "Тайна русского слова. Заметки нерусского человека"

3. Третий Рим или второй Вавилон?

Под «фейс-контролем» в «блин-хаусе»

Если вы хоть разок проезжали по московским улицам или окружной автодороге, то не могли не обратить внимания на то и дело мелькающие по сторонам огромные рекламные щиты: чего только на них не понаписано, какой только срамоты не понаклеено. А главное, что и не поймешь, на каком таком тарабарском языке. Призывают, скажем, купить экофлет в ближайшем Подмосковье. Или, если позволяет мошна, таун-хаус. Русскому человеку сразу и не смекнуть, о чем речь. Но не смущайтесь, это, скорее, признак нормальности. Остается только догадываться, что экофлет это, судя по всему, экологически чистое жилье (где английское flat – квартира), ну, а таун-хаусы, если перевести дословно, – городские особняки. Вроде как все эти слова и понятия есть в нашем с вами языке – ан нет, понаплодили уродцев. Да еще наверняка пресловутая экономика помогает. А как же?! Не может же заковыристый экофлет стоить столько же, сколько обычная квартира. Да и как не подыграть гордыне: вон мы какие, в таун-хаусе живем!

Дальше – больше. Въезжающего в нашу древнюю столицу с севера встречают ныне гипермаркеты и мегамоллы: «Ашан», «Мега», «Икеа», «Гранд», «Рамстор», «Мосмарт», «Гроссмарт», «Вэй-Парк», а также всевозможные закусочные: «Макдональдс», «Ростикс», «Пицца-Хат», «Стардогс», «Киностар», «Баскин Роббинс» и т. д. и т. п. То же самое и на других направлениях. И в том же «Ашане», например, снуют по залу юноши и девушки, у которых на спине начертано слово «мерчендайзер». Никто из опрошенных мною так и не смог толком объяснить – что это значит. Ну, как тут не согласиться с Пушкиным: «чем непонятней, тем ученей». Наверняка это что-то сродни приказчику, или, на худой конец, младшему товароведу. Но, увы, русские слова, как мы знаем, у себя на родине нынче не в чести.

Итак, предположим, вы в первопрестольной и решили слегка подкрепиться – выпить чайку-кофейку, съесть блинов-пирожков. К вашим услугам, однако, не чайные, кофейни, шашлычные, блинные да пирожковые, куда там, столовых да пельменных след давным-давно простыл. Пожалте ныне на бизнес-ланч в кофе-хаусы, кебаб-хаусы и – даже произнести неловко – блин-хаусы. Причем любителям ночных развлечений не избежать при этом фейс-контроля.

Вот и становятся в одночасье наши исконные конторы и учреждения – офисами, а всевозможные директора, начальники, заведующие, руководители, старшие, управляющие – менеджерами всех уровней, главный среди которых – топ-менеджер. Не оттого ли, что топает, как иные ретивые начальники, когда что не по нему?! И уж совсем неловко становится, когда иной батюшка ласково называет спонсорами тех, кто – спаси их Господи! – не жалеет своих кровных на возведение, благоустройство и благоукрашение наших храмов. Но как же не вяжется это прилипчивое заморское словечко, больше напоминающее фамилию какого-нибудь инородца, с куда более приличествующими – благодетель или, скажем, попечитель.

А тут и младшая дочь-шестиклассница «просветила» нас, познакомив с письменным распоряжением администрации школы ввести дресс-код. По-русски это звучало бы как форменная одежда, а попросту школьная форма, но заморское словечко дресс-код кому-то показалось престижнее, или, как принято ныне выражаться, круче.

Ну как тут не услышать гневную отповедь А.С. Шишкова, обращенную сквозь столетия к нам, нынешним носителям великого языка: «Полезно ли славенский превращать в греко-татаро-латино-французско-немецко-русский язык? А без чистоты и разума языка может ли процветать словесность?»

Однако, как это ни парадоксально, иноязычные слова вовсе не помеха богатству языка, их заимствующего. Вопрос в ином: как, в каком историческом контексте происходит этот процесс, какова его интенсивность. Да и русский язык наверняка претерпел бы ощутимый урон, лиши его в одночасье всех заимствований, которые – и это чрезвычайно важно – давным-давно стали своими, родными, «обрусели».

Замечательно сказано об этом у Ярослава Смелякова в стихотворении «Русский язык».

 
Вы, прадеды наши, в недоле,
мукою запудривши лик,
на мельнице русской смололи
заезжий татарский язык.
 
 
Вы взяли немецкого малость,
хотя бы и больше могли,
чтоб им не одним доставалась
ученая важность земли.
 
 
Ты, пахнущий прелой овчиной
и дедовским острым кваском,
писался и черной лучиной,
и белым лебяжьим пером.
 
 
Ты – выше цены и расценки —
в году сорок первом, потом
писался в немецком застенке
на слабой известке гвоздем.
 
 
Владыки и те исчезали
мгновенно и наверняка,
когда невзначай посягали
на русскую суть языка.
 

С русского на русский?!

Рассуждая о нынешней ситуации, приходится с прискорбием констатировать, что интенсивность заимствования чужеродной лексики достигла угрожающих темпов. Отдельного разговора заслуживает агрессивное вторжение в нашу речь компьютерной лексики. Дрожь пробирает, когда слышишь из уст молодого человека о том, что ему надо апгрейдить машину или дачу. Поясню, этот компьютерный термин означает усовершенствование. Поначалу казалось, что он, подобно десяткам иных схожих терминов, не заключает в себе никакой угрозы для языка, поскольку касается лишь «железного друга». Случилось по-другому – и сленг все больше заполоняет русский язык.

В том же Интернете молодые люди отныне не общаются друг с другом, а читаются. Человек, ведущий себя, как принято ныне выражаться, неадекватно, именуется крезанутым, от английского crazy, означающего безумие. Словом, абсолютно чуждый русскому уху сленг, в котором русские корни отсутствуют напрочь, перекочевал в повседневную речь молодежи, нагло потеснив слова родного языка. Дошло до того, что иные печатные издания даже публикуют время от времени некие толковники с русского на русский, дабы помочь родителям этой самой молодежи в элементарном понимании своих чад. Быть может, впервые за тысячелетия существования русской нации возникло реальное разделение отцов и детей, но уже не по идейным или нравственным критериям, как об этом блистательно поведала некогда великая русская литература, а по причине банального неразумения самой речи.

Припоминаю анекдотичный разговор двух московских бабушек, услышанный в начале девяностых, когда наряду с привычными магазинами с довольно унылым ассортиментом стали появляться новые торговые предприятия. Ты, спрашивает одна из них, масло в магазине брала? Нет, отвечает ей соседка, в шопе.

Нас почти приучили к тому, что мы не народ, не нация, а электорат, к которому политики в глубине души чаще всего не испытывают и тени респекта, К слову, в среде политтехнологов принято именовать пресловутый электорат еще и (только вдумайтесь в этот цинизм!) одноразовым народом. И это не случайно, ибо пресловутый электорат – это и в самом деле не народ, а только та его часть, которая голосует на выборах. Причем, как правило, за того, у кого привлекательнее имидж, над созданием которого денно и нощно бьются орды имиджмейкеров. Не по делам, стало быть, выбирают очередного «слугу народа», а по впечатлению, которое он производит. Причем не сам по себе, а опять же по подсказке специально обученных этому лукавству высокооплачиваемых людей, пиарящих что есть мочи такого кандидата с помощью специальных политтехнологий, в которых кроются обман и надувательство.

Агрессивно впихивая (простите за столь грубый глагол, но точнее сказать просто невозможно) в нашу речь легионы иноязычных заимствований, нам, по сути, методично вбивают в подсознание мысль о том, что наш-де национальный язык не поспевает за стремительной цивилизацией. И вновь сквозь почти два столетия этому страстно противостоит А.С. Шишков: «Язык наш превосходен, богат, громок, силен, глубокомыслен. Надлежит только познать цену ему, вникнуть в состав и силу слов, и тогда удостоверимся, что не его другие языки, но он их просвещать может».

Смердяковы от языка

Таким образом, терпимость ныне обернулась толерантностью, разномыслие – плюрализмом, соглашение – консенсусом. Русскому человеку предписывают отныне испытывать не кураж, задор или азарт, а драйв. Музыку к кинофильму теперь называют саундтрек, фильмы обернулись блокбастерами и римейками, а актеров подбирают не через привычные фото– и кинопробы, а устраивая кастинг. Удачный экшн обеспечат промоушном и прокрутят по тиви в прайм-тайм. С крутым хедлайнером – это нон проблем.

А как вам, к примеру, такой разговор: «Классный тю-нинг у тачки! Фарэва! Это бой-френд той бизнес-вумен? Вау! Как насчет бодибилдинга и фитнеса? А может, дайвинг? Хочешь построить коттедж? Определись с бизнес-планом, сайдингом… Ты геймер? Хакер или юзер? Фифти-фифти? О-кeй! Как насчет шопинга в уик-энд? Или пати? А может, махнем на биеннале? Скажи, прикольно?..»

Таким образом, терпимость ныне обернулась толерантностью, разномыслие – плюрализмом, соглашение – консенсусом. Русскому человеку предписывают отныне испытывать не кураж, задор или азарт, а драйв. Музыку к кинофильму теперь называют саундтрек, фильмы обернулись бл окбаст ерами и римейками, а актеров подбирают не через привычные фото– и кинопробы, а устраивая кастинг. Удачный экшн обеспечат промоушном и прокрутят по тиеи в прайм-тайм. С крутым хедлайнером – это нон проблем.

А как вам, к примеру, такой разговор: «Классный тюнинг у тачки! Фарэеа! Это бой-френд той бизнес-еумен? Вау! Как насчет бодибилдинга и фитнеса? А может, дайвинг? Хочешь построить коттедж? Определись с бизнес-планом. сайдингом… Ты геймер? Хакер или юзер? Фифти-фифти? О-кей! Как насчет шопинга е уик-энд? Или пати? А может, махнем на биеннале? Скажи, прикольно?..»

А на телевидении появилась адресованная молодежи очередная развлекательная передача «Comedy club», название которой и вовсе пишется не по-русски, хотя легко можно было бы при желании подыскать русский аналог. И все бы ничего – да уж больно отдает каким-то холуйством.

Существует много критериев, по которым принято оценивать деятельность той или иной власти. Однако досадно, что при этом, как правило, не учитываются изменения, происшедшие в духовной сфере, в том числе и в общенациональном языке. Возможно, это происходит потому, что духовность – материя слишком тонкая и не укладывается в привычные для чиновнического разумения схемы и графики. Но ведь от этого она не становится для нации и страны менее значимой, чем количество добываемой нефти или произведенной электроэнергии.

А я убежден в том, что о любой власти даже далекие от политики и ничего не смыслящие в ней люди могут и вправе судить по тому, как ее деятельность отразилась на русском языке, что эта власть сделала (или не сделала) для его сохранения и умножения. Пока же остается констатировать тот весьма прискорбный факт, что серьезные дефекты в произношении первого (и последнего) президента Советского Союза больно отдаются и поныне, когда то и дело слышишь от должностных лиц, что работу надо углу́бить, что некое уголовное дело возбу́ждено, что кто-то осу́жден – и все это с совершенно диким ударением на втором слоге.

Не будем забывать и о том, что исполненная холодного цинизма фраза «Пипл все схавает!» прозвучала в свое время из уст главы администрации бывшего президента страны. Это он, между прочим, о нас с вами.

Подобная ситуация вовсе не безобидна, как может показаться иным. Вспомним, такое случалось уже в нашем Отечестве. Когда войско Наполеона, которого народное русское сознание жестко идентифицировало как предтечу антихриста, катилось лавиной по русской земле, творя беззаконие и оскверняя православные храмы, в великосветских салонах продолжали общаться на французском языке, языке своего врага, демонстрируя этим свою «элитарность». Именно по этому поводу были сказаны А.С. Шишковым гневные слова: «Иноземцы часто жалуют нас именами des barbares (варвары), des eslaves (рабы). Они врут, но мы подаем им к тому повод. Может ли тот иметь ко мне уважение, кто меня учит, одевает, убирает, или, лучше сказать, обирает, и без чьего руководства не могу ступить я шагу?… Будьте всегда нашими учителями, наряжателями, обувателями, потешниками, даже и тогда, когда соотечественники ваши идут нас жечь и губить!»

Даже Пушкин в младенчестве куда более сносно изъяснялся на французском, нежели на своем национальном языке. И еще неизвестно, как сложились бы судьбы отечественной словесности, если бы милостью Божией не оказалась рядом с маленьким Сашенькой Арина Родионовна. Наделенная от Бога самым большим и главным талантом – талантом Любви, эта простая русская женщина сумела согреть его сердечко искренним теплом, освятить душу.

Позже в повести «Капитанская дочка» Александр Сергеевич устами своего героя Петра Гринева выведет образ типичного французского гувернера того времени: «Бопре в отечестве своем был парикмахером, потом в Пруссии солдатом, потом приехал в Россию, чтобы стать учителем, не очень понимая значение этого слова. Он был добрый малый, но ветрен и беспутен до крайности. Бнаеной его слабостью была страсть к прекрасному полу… К тому же не был он (по его выражению) и врагом бутылки, т. е. (говоря по-русски) любил хлебнуть лишнего… и хотя по контракту обязан он был учить меня по-французски, по-немецки и всем наукам, но он предпочел наскоро выучиться от меня кое-как болтать по-русски, – и потом каждый из нас занимался уже своим делом». Для успевших подзабыть содержание напомню, что мсье Бопре, в конце концов, прогнали со двора за аморальное поведение, выразившееся в обольщении двух неопытных дворовых девок.

Как же скорбел об этой моде на французский язык А.С. Шишков, обращаясь к современникам: «Посмотрите: маленький сын ваш, чтоб лучше и скорее научиться, иначе не говорит, как со всеми и везде по-французски: с учителем, с вами, с матушкою, с братцем, с сестрицею, с мадамою, с гостями, дома, на улице, в карете, за столом, во время играния, учения и ложась спать. Не знаю, на каком языке молится он Богу, может быть, ни на каком».

К счастью, именно народ не растерял здорового национального чувства, а потому, в отличие от многих своих господ, не испытывал благоговения к «французишкам» как носителям некоей образцовой культуры. С присущим им здоровым природным юмором крестьяне заклеймили агрессоров беспощадным словом шаромыга. Именно так услышало русское ухо жалобное шер ами тех, кто, позорно отступая теперь на запад, клянчил по ограбленным им же еще недавно деревням хлебушко. Потому и надменное шевалье с тех славных лет и по сей день припечатано языком нашим хлестким словечком шваль.

Между тем зараза низкопоклонства перед французским языком была широко распространена не только в российской элите тех времен, но и в аристократической среде окраинных пределов империи. Невероятно, но первым прозаическим художественным произведением в азербайджанской литературе, ведущей свой отсчет из глубины веков, была новелла, написанная Куткашенским на французском языке и лишь позже переведенная на национальный язык. Случилось это потому, что ее автор в совершенстве владел этим европейским языком, а вот родным – не очень.

Пророчество министра Порталиса

В уже упомянутом выше «Славянорусском корнеслове» А.С. Шишкова есть место, поражающее не только своей острой злободневностью, но и мрачным пророчеством: «Прочитайте, – советует автор, – переведенную с французского книгу «Тайная История нового французского двора»: там описывается, как министры их, обедая у принца своего Людвига, рассуждали о способах искоренить Англию. Всеобщее употребление французского языка, говорил один из них, Порталис, служит первым основанием всех связей, которые Франция имеет в Европе. Сделайте, чтобы в Англии также говорили по-французски, как в других краях. Старайтесь истребить в государстве язык народный, а потом уже и сам народ. Пусть молодые англичане тотчас посланы будут во Францию и обучены одному французскому языку; чтоб они не говорили иначе как по-французски дома и в обществе, в семействе и в гостях; чтоб все указы, донесения, решения и договоры писаны были на французском языке – и тогда Англия будет нашею рабою».

Что ж, комментарии, как говорится, излишни. Призыв же Козьмы Пруткова: «Зри в корень!» – и ныне актуален как никогда.

Святой град Москва

Не сегодня и не вчера стали называть Москву святою. Согласитесь, наверняка странным показался бы человек, который всего сотню лет назад (а что для истории – век?!) попробовал бы в этом попросту усомниться. Так в чем же ее святость заключена ныне? Можно ли и сегодня это трепетное слово применить к городу, взятому в тесное враждебное кольцо ночных клубов и казино, баров и интим-салонов?

Мне думается, что не только в видимых всякому взору атрибутах заключена она. Ведь именно здесь, на кремлевском холме, в Покровском соборе нетленно почивают святые мощи наших митрополитов и патриархов, насельников Небесного Града, непрестанно молящих Господа о первопрестольном граде земном. Рискуя навлечь чье-то негодование, рискну утверждать, что и сегодня, и эту нашу нынешнюю Москву можно и нужно называть и почитать святой.

Ведь святость – это не безгрешность, а тот неисчерпанный и поныне потенциал души народной, потенциал ее устремленности к Небу, который в состоянии восстановить и укрепить вековые основы жизнедеятельности нации. Что же до святости, то она видится в переливчатом звоне колоколов, перекрывающих визг клаксонов, в согбенных бабушках, спешащих ко всенощной, в непохожих на многих своих сверстников подростках (а их становится все больше), нервно теребящих записочки с «грехами» и терпеливо дожидающихся исповеди, в тихих отблесках лампад пред образами Спаса и Пречистой, в заново обретенных храмах на узких московских улочках, в вернувшихся старых названиях переулков и площадей, и в молитвах, в молитвах, в молитвах… И с помощью Божией да пребудет первопрестольная наша в святости своей на все времена!

Не в обиду жителям Северной Пальмиры будет сказано, но давайте вспомним, сколько раз за свой трехсотлетний период (ничтожный по историческим меркам!) меняла она свое наименование: Санкт-Петербург, Петроград, Ленинград, теперь вот снова Санкт-Петербург, а в просторечии – Питер. Что-то не заладилось… Можно ли представить, что Патриарх наш, не приведи Господи, назывался бы Ленинградским и всея Руси?.. Вспомните, как категоричен был в свое время Святейший Патриарх Московский и всея Руси Тихон (Беллавин) в своем отказе называться «Патриархом всего СССР».

Нет, не зря тому шесть веков назад явлено было смиренному иноку Филофею дивное пророчество. Четвертому Риму и в самом деле не бывать! Несмотря на изощренные издевательства не только над верой нашей, но и над здравым смыслом тех, кто, к примеру, казино в Москве назвал «Третьим Римом». Все равно Москва как была Москвой, так и осталась ею – и пребудет таковою до скончания времен. Москва святая, Москва первопрестольная, Москва красавица, Москва русская – и негоже нам отдавать ее на попрание! Как сбросит она с себя все эти гадкие, скользкие лягушачьи шкурки, эти уродливые рекламы, все пакостные картинки да бесстыдные надписи – так и предстанет пред всем честным миром Василисой Премудрой, Василисой Пригожей, красавицей из красавиц! Мир таких и не видывал.

Да и вся Россия… Разве она может ограничиваться московской окружной автодорогой? Разве все необозримое пространство страны нашей от дальневосточного архипелага до балтийских берегов не есть сакральные границы Третьего Рима?

4. Хула или скверна?

Молитва демонам

«Положи, Господи, хранение устам моим…» – эти слова из Давидова псалма приходят на память всякий раз, когда приступаю к этой теме. Сердце заходится от смятения и боли, но и молчать невмоготу. А потому: Господи, помилуй!

Итак, речь пойдет о позорнейшем явлении нашей с вами жизни – о сквернословии и мате. Увы и ах, но с некоторых пор эта грязь стала еще и неким штампом, чуть не всенепременным атрибутом русскости – вроде пресловутых мишек да балалаек, водки да селедки. Какой ты, дескать, мужик, ежели не можешь загнуть эдакое?! Дошло до того, что примадонна российской эстрады на своем юбилейном концерте, который транслировался по общенациональному каналу телевидения для многомиллионной аудитории, позволила себе лихо пропеть матерные частушки.

«Будь проще!» – зазывно увещевают нас с многочисленных рекламных щитов осклабленные, напомаженные красавцы… Только проще уж некуда, простота эта и впрямь куда хуже воровства. Сквернословие проникло в наши жилища и дворы, школы и улицы, укромные уголки тенистых скверов и бескрайние поля, сам воздух России, кажется, напоен до предела миазмами этой заразы. Сквернословят стар и млад: отцы семейств и хранительницы очага, подрастающие мужчины и будущие матери, мальчики, недавно расставшиеся с памперсами, и ангелочки с белокурыми локонами. Причем слабая половина нашего общества (ею почему-то упорно продолжают считать женскую) ныне дает фору мужской. Ожидающие своего благословенного появления на свет Божий младенцы еще в утробе своих матерей вместе со смрадом удушливого сигаретного дыма заглатывают грязь брани. Слово, предваряющее их начало, омерзительно и богохульно.

Мне страшно подумать, что моим детям был бы непонятен мой язык, а за ним – и мои понятия, мечты, стремления, моя любовь к своей бедной природе, к своему родному народу, к своей соломенной деревне, к своей стране, которой, хорошо ли, плохо ли, служишь сам.

Владимир Короленко

Как тут не вспомнить наставление святого апостола Петра, обращенного к женщинам и призывающего их к высокой миссии спасения своих ближних. Только вслушаемся: «Также и вы, жены, повинуйтесь своим мужьям, чтобы те из них, которые не покоряются слову, житием жен своих без слова приобретаемы были, когда увидят ваше чистое, богобоязненное житие» (1 Пет. 3, 1).

Как видим, женщина во все времена была важнейшей опорой семьи, этого, по слову Святых Отцов, осколка рая на земле – а значит, и Церкви, государства, мироздания. Если же русская женщина утрачивает свою воспетую в веках святость, на что более рассчитывать? Или, памятуя слова Спасителя: «Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ею соленою?» (Мф. 5,13).