Текст книги "Калужские очерки"

Все посмотрели друг на друга и весело улыбнулись, а затем поблагодарили рассказчицу за то, что она привела столь интересные подробности, никому ранее не известные. Окончательно заинтригованные, теперь мы просто не могли отказать себе в удовольствии немного погулять по обширному внутреннему пространству калужского Гостиного двора, заглянуть в ещё функционировавшие накануне праздника магазинчики, побродить под красивыми сводчатыми конструкциями обходных галерей, чтобы, так сказать, «ощутить фибрами своей души чарующий аромат давно ушедшей в небытие эпохи».

Через эту арку проезжает городской транспорт (фото автора конца 1990-х годов)

Здание Гостиного двора в Калуге, действительно, произвело на меня сильное впечатление. Честно сказать, я никак не ожидал увидеть в захолустном провинциальном городе нечто подобное…

После осмотра Торговых рядов, вся группа в полном составе собралась возле памятника Ленину. Убедившись в том, что никто из студентов не отстал и не потерялся, мы опять заняли места в автобусе и проехали несколько кварталов по улице сквозь широкую арку какого-то масштабного и представительного здания старой постройки.

– Это Присутственные места, – пояснил мне сидящий поблизости от меня сосед. – Тоже интересный памятник эпохи классицизма.

Я, машинально, кивнул ему головой. Студент, вероятно, подыскивал себе компаньона для вечерней беседы за чашкой чая.

Калуга, честно признаться, это сравнительно небольшой город. По сравнению с Москвой, расстояния здесь смехотворные. Почти всю центральную часть Калуги можно преодолеть в процессе одной-единственной пешей прогулки, лишь к её концу почувствовав некоторую усталость.

Мы ехали, наверное, не более трёх-четырёх минут, а затем автобус снова остановился для того, чтобы высадить всю нашу группу на улицу.

– Теперь бегло осмотрим старинные палаты купцов Макаровых, – сообщил нам молодой преподаватель, осуществлявший руководство экскурсией. – Затем проедем к палатам Коробовых и церкви Покрова «на Рву». Думается, до наступления сумерек мы больше ничего не успеем. Поэтому, попрошу не задерживаться и вовремя вернуться в салон автобуса. Предупреждаю, специально никого дожидаться не будем.

Многозначительные взгляды студентов были свидетельством того, что все хорошо поняли своего наставника.

Палаты Макаровых стояли с некоторым отступом от «красной линии». Перед ними существовало некое подобие дворика, ничем не огороженного и смыкающегося с пространством улицы. Тем не менее, здесь было вполне достаточно места для того, чтобы группа экскурсантов могла стать полукругом и видеть перед собой рассказчика. В качестве последнего снова выступил студент с третьего курса – тот самый, который чуть ранее познакомил нас с историей и архитектурными особенностями Гостиного двора.

Среднего роста паренёк, с чуть вьющимися волосами, обвёл взглядом группу и, убедившись в том, что его готовы слушать, приступил к рассказу.

– Перед нами, как вам уже сказали, палаты Макаровых, – произнёс с некоторой наигранностью в голосе авторитетный член НСО. – Они были построены в 1728 году. С одной стороны, это один из самых поздних образцов белокаменных палат в России, а с другой – прекрасный образец раннего барокко, архитектурного стиля пришедшего к нам из Европы при императоре Петре I. Заказчиком постройки выступил купец 1 гильдии Никифор Макаров, достаточно успешно торговавший сукном в первой половине XVIII столетия. Как и многие другие калужские купцы той поры, он, по вероисповеданию, принадлежал к числу «раскольников» или старообрядцев.

Докладчик повернулся вполоборота к слушавшей его публике и с видом профессионала указал рукой на фасад:

– Если говорить об интересных особенностях этого здания, то, прежде всего, нужно указать на то, что в нём впервые в калужском жилом зодчестве применялся архитектурный ордер. Украшение фасадов пилястрами было ярким новшеством для русской провинции. Между тем, многое ещё роднит эти палаты и с традициями прошлой эпохи. Так, например, здесь нет строгого принципа в оформлении. Каждый из фасадов выглядит по-разному. Обратите внимание, что некую привлекательность зданию придаёт крылечко – двухъярусное, с низкими приземистыми столбами и аркой в завершении. К счастью, палаты сохранились до наших дней без значительных искажений. Разве что пострадали декоративные обрамления окон, а с улицы к зданию была пристроена, ведущая на второй этаж, деревянная наружная лестница,

Наш экскурсовод снова встал лицом к аудитории:

– Вот, пожалуй, и всё, что мы знаем об этом памятнике. Упоминая о купцах Макаровых, следует заметить, что калужанам, наверное, лучше известен более поздний представитель этого богатого семейства – Михаил Антонович. По его самоличному проекту в городе в 1807 году были устроены первый водопровод и фонтан, используемый для санитарных и противопожарных нужд. Купцу это обошлось в приличную по тем временам сумму в 700 рублей. Фонтан некогда располагался на старой площади, прямо у Гостиного двора, а уже в 1886 году, после обустройства централизованного городского водоснабжения, его перенесли на новое место – в Городской парк.

– Спасибо, за столь любопытные подробности и факты, – поблагодарил студента молодой преподаватель. – Давайте теперь обойдём здание вокруг и сделаем несколько фотографий себе на память. Кто знает, возможно, они и пригодятся вам впоследствии, при изучении архитектуры «петровской эпохи».

Палаты Макаровых (фото автора конца 1990-х годов)

Студенты-искусствоведы достали свои фотоаппараты и занялись уже привычным для себя делом. Я, к сожалению, в тот раз отправился в Калугу, так сказать, «налегке». И мне ничего не оставалось, как ограничиться чисто визуальным обследованием старинного памятника зодчества.

Я настолько увлёкся, что даже не заметил, как они появились. Наверняка, вы спросите меня, кто? Две женщины средних лет. Жительницы Калуги.

– Добрый день! С наступающим праздником вас, молодой человек! – послышался неожиданно бодрый голос.

– И вас также с праздником! – машинально произнёс я в ответ.

– Никак домом нашим интересуетесь?

– Да, – признался я. – Таких в наши дни осталось уже немного. Старинный памятник русской архитектуры.

– Вы, наверное, из Москвы? – спросила вторая женщина, по-видимому, среагировав на мой немного учёный вид. В ту пору я неизменно носил очки и небольшую бородку.

– Да, из самой столицы. Приехали к вам на пару дней.

– Ясненько. А мы вот тут постоянно живём. В этом самом, так сказать, памятнике архитектуры.

– Повезло вам! – решил чуть приободрить женщин я.

Но одна из них в ответ лишь всплеснула руками.

– Да не особо, – призналась другая калужанка. – Может быть, загляните к нам на угощение. Мы гостям всегда рады. И праздник, к тому же, завтра.

Я чуть повернул голову и заметил свою сокурсницу, проходившую мимо меня. Она демонстрировала полную индифферентность или умело делала вид, что не слышит нашего разговора.

– Неудобно как-то, – замялся я. – Всё-таки, мы с вами раньше никогда не встречались.

– Ну и что ж такого. У нас всё по-простому. Без церемоний.

Я оказался в слегка неловком положении. Отказываться теперь было уже поздно. Мне отнюдь не хотелось создать в воображении этих милых дам портрет чопорного и высокомерного москвича. С другой стороны, мне не следовало отбиваться от своей группы.

«Зайду ненадолго, – подумал я. – Обменяюсь парой фраз, поблагодарю за любезность и сразу же выйду обратно на улицу».

Я перешагнул порог вслед за хозяйками одной из квартир старинного дома. Вначале, мы оказались в какой-то тёмной прихожей, напоминающей чулан. Затем, передо мной открылась ещё одна дверь, и я увидел довольно просторное помещение, сплошь заваленное по всему периметру разнообразной хозяйственной утварью.

Между тем, посередине комнаты был накрыт праздничный стол. Вся его поверхность была плотно уставлена посудой, рюмками и стеклянными мисками с едой. Когда я присел на один из предложенных стульев, мне почему-то бросилась в глаза металлическая ванна, сиротливо висящая на кронштейне у входа. Она напомнила мне о раннем детстве. Такая ванна была у нас на старой даче в Ногинске. Летом меня в ней купали. Примитивное изделие, судя по всему, относилось ещё к поре 50-х годов. В дальнем углу комнаты стояла кровать с высокой железной спинкой. Похоже, она принадлежала к той же эпохе. На ней возвышались груды простыней и ручных полотенец.

В комнату прошёл ещё какой-то мужчина. Меня представили ему, и я учтиво поздоровался. Затем одна из женщин вытащила откуда-то солидных размеров бутыль, наполненную слегка мутноватой жидкостью.

– Отметим событие, как – никак, завтра очередная годовщина Великой Октябрьской революции, – предложила она.

Четыре рюмки быстро наполнили спиртным. Как я вскоре понял, это был настоящий домашний самогон. По традиции, мы чокнулись стопками и выпили. Вначале, я вроде бы ощутил привкус шипучего вина, но затем у меня чуть не перехватило дыхание. «Спотыкач» был, действительно, забористым.

После этого плавно перешли к закускам. Я положил себе на тарелку немного салата-оливье. Мимоходом, мне удалось оглядеть и другую «снедь», красовавшуюся на столе. Удивительно, но здесь не было ничего купленного в магазине – привычных для москвичей колбас, ветчин или балыков. Почти вся еда попала на стол из собственных погребов. Естественно, основу её составляли разного вида соления. Квашеная капуста, маринованные огурцы и помидоры, грибы и мочёные яблоки… Одним словом, всё самое необходимое для того, чтобы перебить вкус крепкого самогона.

Миновало ещё около пяти минут. Я с аппетитом откушал салата-оливье и дегустировал винегрет. Само собой разумеется, мне уже хотелось вскоре откланяться, дабы не злоупотреблять гостеприимством калужан, но за столом послышалась дежурная фраза:

– Между первой и второй – промежуток небольшой!

Самогон опять разлили по рюмкам.

– Ну, за здоровье! – провозгласил новый тост мужчина.

Вторая стопка крепкого напитка уже более заметно подействовала на меня. Я ощутил лёгкое головокружение.

– Отведайте грибочков, молодой человек, – посоветовала одна из дамочек. – Из наших лесов, собственного посола.

– Спасибо, – ответил я и положил себе на тарелку из общей миски немного грибного ассорти. Лисички, опята, подосиновики… Щедрые дары калужской природы были для меня в «диковинку». В студенческие годы я просто не находил времени на то, чтобы прогуляться по лесу с корзинкой. Да и заниматься консервированием у меня дома никто не любил.

Я попробовал солёные грибы и по достоинству оценил их вкус. Чувствовалось, что они были приготовлены по народному рецепту.

– Мы живём скромно. Никаких изысканных угощений у нас нет. Питаемся, как говорится, чем Бог послал, – пояснила женщина. – А дом наш хоть и старинный, но не особо уютный. Горячая вода тут есть отнюдь не всегда, да и ремонт уже давненько не производился. Тут маленькие квартиры, принадлежащие разным хозяевам. Туалеты общие, а ванной комнаты у нас и вовсе нет. Всё мечтаем о переезде. Стоим на очереди на новую квартиру.

– Понятно, – покачал головой я. – О памятниках архитектуры у нас в стране не сильно заботятся. Отдают людям под коммунальное жильё и не думают о последствиях. А ведь это дом знаменитых калужских купцов Макаровых.

– Где же они теперь эти купцы, – махнула рукой женщина. – После революции в Калуге их и след простыл.

«Да, – подумалось мне. – Удивительное дело получается. В Европе люди, проживающие в старинном историческом здании, этим буквально гордятся, бережно охраняют его фасады. А у нас? Людей заселили в нереставрированные и совершенно не приспособленные для жилой функции палаты XVIII столетия, оставив их мучиться на долгие годы. Ведь разрешения на внутреннюю реконструкцию тут не получить. Всё под охраной государства. С одной стороны, вроде бы это хорошо. Свою историю надо уважать. Вот только непонятно, чем люди-то виноваты. Для чего их превратили в затворников, упрятав за массивными белокаменными стенами?»

Крепкое спиртное способствовало моему опьянению. Я, наконец, понял, что меня пригласили за праздничный стол исключительно ради компании, как собутыльника. Нужно было поскорее спасаться. А то после определённой дозы самогона домашнего изготовления ноги могли и отказаться меня слушаться. Я сослался на то, что не располагаю достаточным временем. Жизнь туриста, дескать, подчинена строгому распорядку.

Хозяева, увидев, что я не привычен к спиртному, не стали настаивать. Одарив меня ещё одной рюмочкой самогона «на посошок», одна из женщин проводила меня до дверей, и мы по-доброму распрощались.

Ещё не начало смеркаться, но погода стояла несколько мрачноватая. Низкое осеннее небо затягивала плотная и почти непроницаемая пелена серых туч. Я неспешно перешёл на другую сторону улицы и углубился в какой-то старый городской квартал.

Ноги слушались меня не достаточно хорошо. Тем не менее, я почему-то ощущал во всём теле приятную лёгкость.

«Вероятно, сказывается действие „спотыкача“, – подумал я. – И угораздило же меня выпить эту адскую жидкость! Зачем? Совершенно непонятно. Можно было прикинуться трезвенником и вежливо отказаться. Нашего автобуса уже и след простыл. Теперь придётся на ногах „ползти“ до гостиницы. Любопытно было бы ещё узнать, где она находится?»

Я заметил двигавшегося мне навстречу мужчину. Судя по одежде, он был местным жителем.

– Здравствуйте! – окликнул его я. – Не подскажите, как дойти до гостиницы «Калуга»?

– Иди прямо и никуда не сворачивай. Как выберешься на улицу Кирова, сразу налево. Гостиницу увидишь на противоположной стороне.

– Спасибо, – ответил я и уже хотел продолжить свой путь, но мужчина внезапно остановился и произнёс:

– Слушай, погоди. А ты случайно не из попов?

По-видимому, незнакомый прохожий так среагировал на мою небольшую треугольную бородку, похожую на ту, которую обычно носят дьячки.

– Нет, – пожал плечами я с некоторым чувством недоумения.

– А почему тогда ты меня на «вы» назвал? Обычно, попы так говорят.

– Так просто, – улыбнулся я. – Из вежливости…

– Ааа…, – открыл рот прохожий.

Мне более не хотелось продолжать эту беседу. Я уже понял, что в этот предпраздничный день каждый разыскивал себе в компанию собутыльников или, в лучшем случае, жаждал найти человека, с которым можно было приятно пообщаться на сокровенные темы. В советские годы в провинции так уж водилось…

«Никаких приключений мне больше не надо, – твёрдо решил я. – Вот доберусь до гостиницы и растянусь на кровати. Организму нужен отдых».

Пройдя ещё немного, я огляделся. Незнакомец скрылся в пространстве какого-то двора. Я был совершенно один и меня окружал в своём роде удивительный городской пейзаж. Добротные купеческие домики в 2—3 этажа, с красиво вычерченными наличниками и непритязательным декором. Где-то, в перспективе улочки, пересекающей маршрут моего движения, просматривались купола церкви. Фантастика! Кажется, всё это напоминало специально воссозданную неизвестным режиссёром театральную декорацию. Я будто бы на машине времени, в мгновение ока перенёсся куда-то в прошлое, в дореволюционную эпоху.

Под воздействием крепкого алкоголя, домики у меня перед глазами слегка покачивались. Создавалось некое ощущение, что передо мной как бы медленно прокручивают ленту кинофильма. Но это была далеко не бутафория, а подлинная реальность!

Я, сам не зная почему, живо и отчётливо представил в своём воображении то, как эта улочка могла выглядеть столетием назад. Мне померещились бородатые мужики в тулупах, затянутые поясами, женщины в длинных пальто и цветастых платках поверх головы, извозчики с повозками, запряжёнными лошадьми, и городовые в форменных мундирах.

«Интересно, – подумал я. – А как справляли праздники в Калуге в царскую эпоху?»

К сожалению, история сохраняет в нашей памяти только самые яркие эпизоды. Иными словами, в летопись времён неизменно включают только те события, о которых не стыдно лишний раз упомянуть. А как же быть с жизнью простых обывателей, хочется задаться вопросом? Ведь она, на самом деле, и есть что ни наесть историческая правда. К сожалению, факты этой жизни зачастую потеряны безвозвратно или иными словами навсегда ушли от нас в пучину небытия. Поэтому честь и хвала тем людям, которые пытаются сохранить для потомков эти забавные подробности. Писатели, журналисты, краеведы – их вклад в историческую науку поистине неоценим. Говоря о Калуге, в этой связи, прежде всего, хочется отметить Е. Фридгельма и К. М. Афанасьева. Благодаря их стараниям, ныне стали хорошо известны несколько занимательных событий, о которых мне хотелось бы, непременно, поделиться с читателями.

В студенческие годы я ещё, конечно, не был знаком с дореволюционными периодическими изданиями и прочей мемуарной литературой. Мне удалось приобщиться к чтению этих материалов гораздо позже, через два десятилетия. Но что любопытно, многое из того, что я мысленно представлял, гуляя в состоянии лёгкого опьянения по тихим калужским улицам, самым удивительным образом совпало с той реальностью, о которой поведали документальные источники.

Каждый из нас, наверное, хорошо представляет себе, что почти все праздники до революции носили, преимущественно, религиозный характер. Причём, большинство жителей царской России хорошо знали общепринятый церковный календарь. Религия для людей была в некотором роде формой знания, в чём-то заменяющей объективное познание реальности. Грамотность среди населения Российской империи оставалась на предельно допустимом уровне. В Калужской губернии, например, по данным статистики, лишь около 50% процентов от общей численности населения умело читать и писать.

Однако, если бы церковь была в состоянии влиять на умы и поступки всего народонаселения! Так может думать только наивный человек, не способный глубоко понять и оценить загадочную русскую душу. О необузданном темпераменте русских купцов, проявлявшемся в дни праздников и народных гуляний, да и просто обычных мужиков, думаю, многие из нас слышали неоднократно.

Для небогатого люда в Калуге, как, вероятно, и во многих других городах царской России, устраивались достаточно незатейливые увеселительные мероприятия. Так известно, например, что на площади Старый торг публику некогда развлекал аттракцион «Медвежья комедия». Это была в своём роде мизансцена. Самые известные калужские медведи – с именами Зоя Ивановна и Мартын Иванович – изображали «как барышня стесняется кавалера» или «как в праздничный день пьяные на базаре шатаются». В конце выступления, неизменно, демонстрировалась борьба человека с медведем. Эта финальная часть как бы служила «гвоздём программы» и приманивала разношёрстную толпу горожан. Однако, при всей картинности зрелища, оно скорее напоминало о давно забытых традициях Средневековья – исконно славянских обрядах.

Под стать вышеописанным примитивным забавам были и шумные ярмарочные балаганы. Вот, к примеру, что констатировалось на страницах одной из самых читаемых в Калуге дореволюционных газет. Неизвестный автор статьи с некоторым чувством сожаления подмечал:

«…Приближающаяся пасхальная неделя будет у нас ознаменована, как всегда, устройством незатейливых народных развлечений на Сенной площади. Вероятно, появятся прежние „петрушки“, „безрукие художники“, „скрипучие фонографы“, „глотатели горящей пакли“, и будут слышаться плоские остроты балаганных клоунов. Короче, никаких изменений в этом направлении против ряда прежних лет. До разумных развлечений, хотя бы в образе народного театра, Калуге ещё не близко…11
  Цитировано по материалам книги: Афанасьев К. М. «Летопись провинции. ХХ век. Хроника событий в зеркале периодической прессы», Калуга, «Фридгельм», 2012, // из газеты «Калужские губернские ведомости» за 1901 год.


[Закрыть]»

Не радовали калужан и эпизодически проводившиеся в городе демонстрации произведений отечественного изобразительного искусства. В одном из местных периодических изданий, в частности, можно найти резюме следующего содержания:

«Устраиваемые с начала года в Калуге выставки картин „Товарищества московских художников“ (передвижников), как ни странно, были холодно встречены публикой. Зачем нам смотреть на нищету и рубища на полотнах, говорят зрители, когда мы и так ежедневно видим нищету вокруг себя».22
  См. там же // из газеты «Калужские губернские ведомости» за 1902 год


[Закрыть]

Так же, с некоторым чувством непонимания, калужане встречали и театральные премьеры по мотивам произведений наиболее одиозных писателей. Вот, к примеру, дословный текст одной из заметок в провинциальной газете:

«Крайне неудачной показалась калужскому зрителю инсценировка повести Максима Горького – драма „Фома Гордеев и Маякин“. Даже хорошее, глубоко прочувственное исполнение господином Диевским главной роли не могло спасти пьесу от провала. Да иначе и быть не могло, если весь интерес повести г-на Горького заключается в обрисовке бунтующего купца».33
  См. там же.


[Закрыть]

Калуга всегда была торговым городом. Купцы здесь испокон веков считались привилегированным слоем населения. Они жертвовали деньги на создание храмов, больниц или ремесленных училищ. В народе многих купцов почитали и искренне уважали, а кто-то даже не стеснялся заискивать перед ними. Этому, в значительной мере, способствовали и демонстративные благотворительные акции. Е. Фридгельм в своей книге «Калуга и калужане» упоминает, например, о купце Павле Семёновиче Малютине. Говоря о нём, он подчёркивает, что тот нрав имел нелюдимый, а наружность далёкую от привлекательности. Не получив никакого специального образования, Малютин отличался незаурядным талантом и умел мгновенно считать в уме. Бережливый по натуре, он, тем не менее, любил побаловать народ в канун Рождества и щедро одаривал бедняков серебряной монетой.

Можно вспомнить и ещё одного калужского богатого купца – Александра Шевырёва. Он также частенько поговаривал:

«Я человек торговый, без образования, да и в нашем торговом деле оно и ни к чему, лишь бы расчёты математические производить хорошо умели».

Шевырёв, также как и Малютин, в уме мог почти мгновенно складывать, умножать и делить многозначные числа. Это же умение он впоследствии передал своему младшему сыну, нередко поражавшему гостей сложными математическими подсчётами.

У Александра Шевырёва, между тем, не было даже титула. Причиной тому отчасти была его рачительная бережливость. Когда у купца однажды спросили, почему он, дескать, при хорошем деле, но не при гильдии, тот уклончиво ответил: «Что же, можно и в гильдию, да ведь за это нужно платить».

Однако, Шевырёв, как и все богачи, любил иногда поразить калужан своей показной щедростью. Он разрешал отпускать товары и продукты в кредит постоянным покупателям, а иногда и вовсе «списывал» долги людям, испытывающим крайнюю нужду в деньгах.

В соответствии с цифрами дореволюционной статистики, каждый девятый из мужчин в Калуге был купцом, а если учитывать ещё и тот факт, что купеческие семьи являлись многодетными, то, по сути, чуть ли не каждый пятый из состава мужского населения имел отношение к купеческому сословию. Именно эти капиталы, ежегодные доходы от торговли и позволили, в сущности, некогда отстроить город.

Вряд ли нужно специально объяснять, что любой праздник в России обычно служил для многих поводом для бесшабашного разгула и потребления изрядного количества спиртного. У тёмного и малограмотного населения попросту не могло быть настоящих развлечений. Обычный работник в Калуге до революции получал не более 30—40 рублей. Прямо сказать, не ахти уж какое жалование. Немногое себе можно было позволить.

А водка! Она в те времена стоила не так дорого. Целое ведро горячительного напитка обходилось не более чем в 5 рублей. Вот и оставалось простому люду, чтобы улучшить себе настроение и уйти от насущных проблем, напиться и слегка пошуметь в праздничный день…

Трактиров в Калуге в царские времена было предостаточно. Они присутствовали на многих центральных улицах города. И никто в праздники и воскресные дни не брезговал их посещением. Само собой разумеется, некоторых из гостей затем приходилось, буквально, выносить из дверей.

Купцы тоже нередко устраивали шумные «дебоши». Вот только одна интересная заметка со страниц калужской газеты, найденной краеведом Афанасьевым в библиотечных фондах. В ней, в частности, не без чувства юмора сообщается:

«Развернулась широкая купецкая натура. Кутеж был людям на удивление, молодым в поучение. Всю ночь пили. Шампанское лилось рекой, пели цыгане, и звенели зеркала. Наконец, утром хозяин вечера хриплым голосом приказал человеку: «Щет!» Подали. Началась проверка, не вписали ли чего лишнего. «Пять дюжин шампанского – 600 рублей?» Правильно. «Ужин на 15 персон – 60 рублей?» Хорошо, недорого. «За битье зеркал – 300 рублей?» Согласен. «За безобразие над роялью – 150 рублей?» За это можно. «Десять бутылок коньяку Шустова – 40 рублей?» Верно. «Бутылка сельтерской – 20 копеек?» А это что за сельтерская такая? За что?! «Помилуйте, ваше степенство…» «Нишкни! Не позволю приписывать лишнего! Мошенники!»44
  См. указанное сочинение К.М.Афанасьева // со страниц местной дореволюционной печати за 1912 год


[Закрыть]

Находились любители выпить и среди представителей власти – городовых, которые призваны были зорко наблюдать за порядком на улицах. Вот, например, о какой нелепой трагедии повествует местная дореволюционная печать:

«16 июля городовой 2-й полицейской части Нестор Барас, стоя на посту, на углу Никитской и Ильинской улиц, в нетрезвом виде, был уличён проходившим мимо приставом, который приказал ему следовать в часть. Вместо этого Барас спустился вниз по Воробьёвке, уплыл на лодке за Оку, где на берегу разделся донага, выстрелил три раза в воздух из револьвера и утопился».55
  См. там же.


[Закрыть]

Е. Фридгельм упоминает в своей книге и ещё об одном служителе закона, известном своими «подвигами» на дежурстве. Некий городовой Извеков падал лицом в сугроб из-за того, что был вдребезги пьян. При этом он порою даже не замечал, как с него тулуп снимали.

В праздники в Калугу из окрестных деревень стекалось немало людей «не чистых на руку». На дорогах и площадях, по обыкновению, орудовали ловкачи, умеющие обчищать карманы рассеянным людям. Подвыпивший человек, как правило, неизменно привлекал их внимание.

Ныне, в Калуге есть улица с названием Театральная. С уютными кафе и магазинчиками, она отдалённо напоминает московский Арбат. В прежние времена, на этой улочке было немало трактиров и распивочных. А сама она носила довольно забавное название – Облупская. До революции слово «облупить» часто служило синонимом словам «обобрать» или «обокрасть». Именно здесь местные воришки подкарауливали частенько своих потенциальных жертв.

Городские власти, как могли, боролись с этой напастью. Так, в «столыпинские годы» в городе было издано строгое распоряжение, обязательное для всех заведений, торговавших спиртными напитками. Один из его параграфов, в частности, гласил:

«…Если бы случилось, что посетитель трактирного заведения напился до такого состояния, при котором оставление его без присмотра и помощи представляло бы опасность для сего лица, то содержатель или приказчик обязаны принять все зависящие от них меры к охране опьяневшего от увечья, ограбления и вообще от всего, что может угрожать его здоровью или имуществу. В таких случаях опьяневшие не могут быть оставляемы на лестнице, в сенях, на крыльце или на улице, а должны быть доставляемы домой, если местожительство лица известно, или доставляемы до вытрезвления у содержателя заведения (но не в посетительских комнатах). Впуск в заведение видимо пьяных или заведомо предающихся пьянству лиц воспрещается…»66
  См. в указанном сочинении К.М.Афанасьева // из местной газеты 1911 года


[Закрыть]

Однако, как говорится, делай строго по закону или нарушай его тайно. Позволю себе процитировать, в числе прочих документов, рапорт начальника сыскного отделения Калужскому полицмейстеру:

«Доношу Вашему Высокоблагородию, что по полученным мною совершенно секретным сведениям и наружному наблюдению оказалось, что содержатель чайного заведения на Мироносицкой площади в доме Городского общества Жарков производит беспатентную торговлю разными опьяняющими средствами, выработанными из денатурированного спирта… и, кроме того, разрешается пить приносимый с собою спирт как частным лицам, так и нижним чинам, но с тем условием, чтобы посетители брали у него для разведения квас…»77
  См. там же.


[Закрыть]

А те, у кого в карманах водилось в достаточном количестве денежных купюр, могли позволить себе и хорошую трапезу. Полки коммерческих магазинов, буквально, ломились от изобилия разного рода продовольственных товаров. Возьмём, к примеру, одно из объявлений в газете дореволюционной поры:

«К предстоящему празднику Рождества Христова в универсальном магазине Владимира Капырина в Калуге (фирма существует с 1859 года) заготовлен громадный выбор всевозможных товаров высокого качества, первой свежести, лучших столичных и заграничных фирм. Гастрономическое отделение: вестфальская ветчина 22 1/2 коп. фунт лучшего засола и небывалого вкуса, целыми окороками с пломбой об освидетельствовании на микроскопической станции; колбасы – копченые, вареные и фаршированные; зельцы, сыры из дичи, языки копченые, вареные; гусиные копченые окорочка; сальме итальянская, фаршированные пулярдки, каплуны, гуси, утки и т.п.»88
  См. в указанном сочинении К.М.Афанасьева // реклама в местной газете 1904 года


[Закрыть]

А вот, что та же коммерческая артель предлагала калужанам в праздник, традиционно знаменующий в России конец зимы и скорый приход весны:

«Торговый дом Владимира Капырина и Наследников предлагает всевозможные товары к широкой масленице: к блинам – икра зернистая, паюсная, кетовая, балык, лососина, семга, севрюга копченая, шпроты, копчушки, сельди королевские и керченские, миноги, консервы, маринады, соленые грибы, капуста провансаль, масло сливочное и топленое, а также свежие фрукты, компот, шоколад, конфеты, печенье, сухари и чаи собственной развески».99
  См. там же


[Закрыть]

Или другой, не менее богатый ассортимент кушаний для гурманов:

«…только что получены сыры небывалого вкуса: деми-сель, камембер, рокфор, порт-салю, пармезан-кэз, бри, лимбургский, голландский в жестяных коробках и выдержанные, сочные: швейцарский, кавказский, бакштейн и другие. А также всегда в продаже: сардины с лимоном, трюфелем, перцем и без костей, омары, раки, шейки, лососина, американские сандвичи, креветы, угри маринованные, устрицы, сельди английские, германские и в белом вине, кильки лучшие в России – Демина, паштеты из сардин, страсбургский пирог, оливки фаршированные, „пумтерникель“, плюм-пудинг и др.»1010
  См. там же


[Закрыть]

В этом доме в прежние времена был ресторан «Москва» (фото автора конца 1990-х годов)

У купцов заслуженной славой пользовалась ресторация, располагавшаяся на улице Садовой (нынешней улице Кирова). В «Москве» – такое название имело это заведение – любили собираться представители купеческого сословия и наиболее разжившиеся торговцы. Ресторан занимал второй этаж в ампирном особняке, с колоннадой и мезонином, который реконструировал в 1825 году из здания более старой постройки губернский архитектор Соколов. Рядом, в непосредственной близости, некогда была рыночная площадь – Новый торг. Здесь местному населению всегда предлагались самые разнообразные товары. Довольные своими коммерческими операциями дельцы, частенько заглядывали в «Москву». Поводом для этого могли служить не только праздники, но и выходные дни, после недель удачных распродаж. В своём кругу они, неизменно, отмечали то или иное событие с привычным для них щедрым размахом…