Текст книги "Великий исход. Восьмая история из цикла «Анекдоты для Геракла». К сожалению, последняя"

Великий исход
Восьмая история из цикла «Анекдоты для Геракла». К сожалению, последняя
Василий Лягоскин

© Василий Лягоскин, 2016

ISBN 978-5-4483-4581-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Возвращение Сизоворонкина было как никогда триумфальным. В тронном зале, куда он шагнул из солнечного Узбекистана, собрались, наверное, все олимпийские боги. Больше всех, кажется, радовались Оры.

– Скорее всего, решили, что это самое «потом», которое обещала им Артемида, уже наступило, – понял Алексей.

Он стоял у стены, пряча сверток с подарком за спиной, и глупо улыбался. Задачу – как пройти через весь зал и незаметно передать кусочек безвременья с заснувшей внутри розой громовержцу, застывшему на своем троне, он считал невыполнимой. Здесь нужно-то было сделать пару десятков шагов… Под взглядами десятков богов, среди которых, конечно же, внимательнее других не сводила с него прекрасных и внимательных глаз Гера, супруга громовержца.

Главное правило при переходе через улицу: не переходить улицу на тот свет!

– Я и сейчас… не совсем на том свете, – усмехнулся Алексей, – а если еще и сюрприза не получится…

– Получится! – громыхнуло в голове, и руки за спиной опустели.

Зевс на троне непривычно широко улыбался – ему, Гераклу. Он словно говорил: «Ну, набреши что-нибудь, парень! Люди, то есть боги, ждут от тебя отчета о командировке».

– Про подарок?

– Нет! Про подарок я сам… улучу подходящий момент.

– Тогда я лучше не расскажу, а покажу, – Сизоворонкин решился на смелый эксперимент.

Он снял с руки похудевший кладенец, трансформировал его в волшебную палочку, взяв за образец школьное пособие Гарри Поттера, и взмахнул ею, закрывая глаза. Музыка вокруг родилась сама. Она проникала в каждую клеточку тела и жила отдельно от охов и ахов, заполнивших тронный зал. Лешка открыл глаза, когда услышал довольное громовое кряканье Зевса.

Громовержец развалился на своем троне, сияя улыбкой и одеждой, словно персидский падишах. Даже борода его сейчас была завита в аккуратные бесчисленные завитки. И корона, раньше скромно проглядывавшая в буйной гриве, сверкала крупными бриллиантами. Она вполне могла заменить собой люстру, которой в зале не было.

По обе стороны трона стояли братья. Но если к Посейдону, сейчас наряженному бравым пиратским капитаном, претензий у знатока человеческой и божественной моды, каким с недавних пор считал себя Сизоворонкин, практически не было, то вид повелителя Царства мертвых едва не заставил «знатока» проглотить язык. Наверное, тысячелетняя необходимость появляться на людях мрачным, пугающим всех и вся старикашкой, заставила Аида вырядиться сейчас ярче самого расфуфыренного павлина. Он сиял даже солнечней старшего брата.

Смотрю на некоторых и понимаю – одеваться все-таки надо, смотря не на моду, а в зеркало. В ЗЕР – КА – ЛО!

Очевидно, для Аида таким зеркалом стало ошарашенное лицо Геракла. Старый бог смутился (впервые на памяти Сизоворонкина), подернулся дымкой, и выплыл из нее уже в строгом сюртуке черного цвета. На голове его блестел лаком цилиндр. Теперь он напомнил Лешке кого-то из первых американских президентов. Какого именно, Алексей сказать не мог, потому что долларами избалован не был. Но выражение лица новой ипостаси владыки Царства мертвых было точь-в-точь, как на какой-то из грязно-зеленых банкнот. Сизоворонкин этому обстоятельству не удивился. Он удивлялся другому – насколько раскрепощенными и человечными стали боги в новых нарядах! В большинстве своем эти платья, костюмчики, балахоны были рождены не буйной фантазией долгожителей Олимпа, а памятью кладенца.

Лешка восторженно вздохнул. Он вдруг представил себе, что по подиуму миланского дома моды дефилируют не тощие европейские модельки, а эти сочные красавицы, с которыми он, бухгалтер и полубог, был связан невидимыми нерушимыми нитями. Царственнее всех женщин, как это и полагалось по статусу, выглядела Гера. Ее костюм был парой, дополнением к тому, в котором сейчас вставал с трона Зевс. Вставал, потому что по подиуму, в который сейчас превратилось центральное пространство огромной залы, к нему шла его богиня, избранная раз и навсегда. Этой картины, конечно же, земные залы увидеть не могли никогда – просто не выдержали бы. А Сизоворонкин.. Что Сизоворонкин? Он мог, уже как настоящий бог, воскликнуть: «Остановись мгновение, ты прекрасно!». Потому что кладенец, верный помощник и товарищ, сейчас опять работал японской цифровой кинокамерой с оптимальным разрешением.

Музыка в зале стала торжественной, но – согласно сценарию неведомого режиссера – затухающей с каждым шагом божественной Геры. Наконец, в зале зазвенела абсолютная тишина. Бог и богиня стояли друг против друга, и дрожащие руки громовержца так же беззвучно разворачивали бесконечный кокон времени. Последний виток истаял; Олимпу явилось чудо живой природы. Роза открылась в одно мгновение, и тронный зал заполнился ароматом, который божественным можно было назвать только иносказательно. Он был самым прекрасным, что могла родить Земля, и именно в это мгновение Алексей понял – теперь богов не остановить!

– Помогите! Пропала умная женщина!

– Раз умная – значит, не пропала, а вовремя свалила…

– Интересно, – усмехнулся Сизоворонкин, – кто рванет отсюда раньше – мужики, или бабы? Или разобьются по парам – вон как Зевс с Герой?

А царственная пара уже плыла в танце. Роза была зажата сразу в двух ладонях. Зажата так крепко, что Лешке показалось – по зеленому колючему стеблю ползут две струйки алой жидкости.

– Кровь?! – удивился Алексей, принимая приглашение на танец от Артемиды, – у богов кровь?! Или мыслями и сутью они уже там, на земле?

Скоро стало не до вопросов. Его перехватила рассерженная на собственную нерасторопность Афина, потом кто-то из Ор, потом… Олимпийский бал был в самом разгаре. Было безумно весело, особенно когда Грааль потребовал подключить его к веселью. Лешка не возражал. Он и без артефакта был пьян женской любовью, в которой его буквально топили богини.

Если я говорю: «Я люблю тебя!», – не нужно этих глупых вопросов типа: «Ты пьяна?». Само собой разумеется, что я в г…

Однако лишь в глазах Афины и Афродиты он читал, что они готовы ради него на все – без всяких оговорок и ответных «плюшек». Все остальные словно ждали от него чего-то; льнули к телу полубога с какими-то тайными, определенно корыстными целями. И Лешка теперь уже сам призвал на помощь артефакт из осколка пяточного камня, памятуя о том, что у трезвого (точнее трезвой богини) на уме, то…

Алексей отпустил талию Оры Зимы, обдавшей его недовольной ухмылкой и зарядом морозной свежести прямо в лицо, пришедшимся как никогда кстати. Сизоворонкин, на несколько мгновений оставшийся бесхозным, ловко попал одним артефактом, кладенцом, в ждущее горлышко другого – Грааля.

– Входит и выходит, – рассмеялся он, вспомнив про веселого медвежонка Винни и его друга Иа, – мой любимый размер… и вкус!

Чтобы варить суп было не так скучно, попробуйте изображать злодейский смех каждый раз, когда добавляете какой-нибудь ингредиент.

Лешке ничего изображать не было необходимости – за него это делал Вельзевул, несомненно, тоже мечтавший присоединиться к вакханалии. Волшебная палочка, в которую опять превратился артефакт, утопала в собрате, как перьевая ручка в чернильнице и щедро наделяла олимпийский воздух брызгами, кляксами, целыми водопадами невесомой мальвазии, в которой – уже не казалось полубогу – хихикали, потирая руки, Вельзе и Вул. Дьявольский напиток подействовал сразу. Он заставил ринуться к Сизоворонкину сразу с полдесятка пьяных красавиц, явно готовых на все. Полубог выбрал богиню Судьбы. Вообще-то, таких на Олимпе было три – все прекрасные и миниатюрные. Кто-то – злонамеренно, или случайно – ввел в заблуждение великого слепца Гомера, изобразившего их злобными старухами. Сам же автор «Илиады» и «Одиссеи» по причине всякого отсутствия зрения, проверить этого не мог. На самом деле одна из богинь, Клото, прекрасная, как только что расцветший весенний цветок и обычно скромно стоявшая у стены, сейчас буквально прилипла к его мощному телу и непостижимым образом (учитывая разницу в росте примерно в полметра) жарко дышала ему в ухо, уговаривая, а потом буквально моля о единственной ночи.

– Что-то в этой страсти есть странное, – подумал Алексей, принимая, как надлежит герою, быстрое и окончательное решение.

Он подхватил согласную на все богиню на плечо, которое было вдвое шире, чем осиная талия Клото, и чуть ли не вприпрыжку отправился в спальню, в которой еще ни разу не был – доказывать, что настоящие герои всегда думают двумя головами, и пальцев у них… чуть побольше двадцати. Две другие богини Судьбы – Лахесис, «дающая жребий», и Атронос, «неотвратимая», неуклонно приближавшая будущее, проводили сестру-соперницу, практически оседлавшую полубога, завистливыми взглядами.

Что такое поза наездницы? Сидишь на шее у мужика, сжимая ее бедрами, чтобы не вырвался, и клюешь, клюешь… прямо в мозг.

В собственную светелку богиня судьбы вступила с победным криком, который почти сразу же перешел в иступленный стон изголодавшейся по ласкам женщины.

– Ничего удивительного, – подумал Алексей, срывая одним движением платье, которое сам же и подарил (с помощью кладенца, конечно), – вряд ли кто в здравом уме захочет насиловать собственную судьбу; ту самую, «прядущую» нить человеческой жизни. Она, как известно, баба капризная – двинет в ответку промеж рогов так, что мало не покажется.

Мало не показалось – сначала Клото, прижатой мощным телом обнаженного полубога к ложу так, что стало невозможно дышать, не то что вопить, а потом и самому Сизоворонкину, когда уже судьба взяла все в собственные руки, а потом в чувственный ротик, а потом… В-общем, все и везде. И ничего не поделаешь, пришлось Лешке покориться – судьба!

Обсуждение прошедшего корпоратива:

– А во сколько вы разошлись?

– Разошлась я ближе к двенадцати, а ушла в половине третьего.

Богиня Судьбы ждать двенадцати не стала, разошлась практически сразу, а вот уйти отсюда… Лешка посчитал бы оскорблением для себя, если бы женщина вот так встала с кровати, и ушла, оставив его обессилевшим. Нет, это судьба запросила у героя отдыха, хоть краткого. Уже много позже, лениво попивая мальвазию из Грааля, богиня поведала Сизоворонкину о причинах столь необычного внимания к его скромной персоне.

– Это все Зевс, – прошептала она, выводя на широченной груди полубога какой-то иероглиф, – он сказал, что дорогу в тварный мир найдут лишь те, кто с тобой…

– Переспит, – нашел вполне благопристойный эпитет Сизоворонкин.

– Вот именно, – кивнула головой Судьба, чуть прихватив губами его живот в опасной близости от тупика, к которому вела тещина дорожка. Тупик явно был не против, пока его хозяин не вспомнил Аида в костюме американского президента.

– С мужиками спать не буду! – решительно заявил Алексей, покрываясь броней чудо-костюма.

– Милый, ты не представляешь, как это приятно – лежать на волосатой груди любимого мужчины!

– Очень надеюсь, что мне никогда не придется этого ощутить…

Броня, что сейчас предстала в виде очень узких плавок, словно давала ему время на размышления. И Сизоворонкин, почти счастливо вздохнув, все-таки покорился Судьбе; и раз, и второй, и третий…

В тронный зал, навстречу жадным взглядам богинь, он вошел один. Клото осталась в спальне, заявив, что хочет побыть одна; посидеть, так сказать, на дорожку…

– Плакать будет, – понял Алексей, но все равно ушел.

Потому что в таком серьезном деле женщинам мешать нельзя, особенно если она – чья-то судьба.

В противоположные двери как раз входила царственная пара. И Сизоворонкин словно заглянул в зеркало – наверное, точно с такой же глупой и счастливой улыбкой, какая сейчас сияла на бородатой физиономии Зевса, он и сам появлялся в обществе; каждый раз после такой важной отлучки. Он непроизвольно глянул на Геру, точнее¸ на ее наряд – не подпалился ли? Громовержец кивнул ему: «Все в порядке!», – а богиня мило покраснела, а потом не выдержала и расхохоталась, подмигнув так многообещающе, что Лешка в панике отступил, схватился за первое попавшееся… тело. Этому телу он обрадовался, даже успел спросить:

– Ну, как костюмчик?!

Но Ора Весны – а это именно она так удачно подставилась – вдруг захлюпала носом; горькие слезки посыпались на могучую волосатую грудь полубога. Этим было сказано все – и трепет ожидания, длившегося столетия, и предвкушение чуда; сначала с ним, Сизоворонкиным, а потом с тем единственным и неповторимым, что ждет ее в тварном мире.

Ждешь принца на белом коне? За ним нужно будет убирать навоз.

Постскриптум: Кстати, за конем – тоже.

– Ты одна такая наивная, или вы все здесь такие… оторванные от жизни? – подумал Алексей, укладывая Ору в постель бережно, памятуя, что конкретно его эта богиня, сотрудник ведомственной олимпийской охраны, ждала не годы – тысячелетия.

Оказалось, что не только ждала; она готовилась, по крайней мере, теоретически. А на практике она взялась за дело так рьяно и умело, что Сизоворонкин попытался согнать краску с лица только… когда в спальню, оказавшуюся общей, и рассчитанной на четыре персоны, ввалились остальные Оры. Краска вернулась на мужественную физиономию полубога, потому что Лето, Осень и Зима оказались такими же знойными и ветреными, как Весна. Места хватило и для пятерых. А когда не стало хватать, Лешка вспомнил, что существует второй этаж, третий. Вспоминал с благодарностью до тех пор, пока под таким «трехэтажным» зданием, в котором сам Алексей мужественно исполнял роль второго этажа, в одно мгновение растаял первый – в самый ответственный момент. Так что оставшиеся два этажа едва не сломали единственный столб, изображавший сейчас свайный фундамент.

Три Оры бросились утешать пострадавшее чудо, лаская его и руками, и… всем, что было у них мягкого и нежного. Но была в их ласках вполне понятная грусть – Ора Весны уже покинула и их, и Олимп. Потом, поочередно, истаяли и остальные стражи Дворца. Алексей, уже шагнувший было по коридору к тронному залу, по какому-то наитию ткнулся назад, в закрытую дверь спальни, где четыре девушки тысячелетиями воздыхали о принцах и конях всех мастей и темпераментов.

– Не откроешь, – проскрипел за спиной голосом американского президента Аид, – а если получится сломать – увидишь лишь холодные камни тварного Олимпа.

– А ты чего не пляшешь? – не очень приветливо буркнул полубог.

– Хотел пошептаться с Клото, – неожиданно подмигнул ему владыка царства Мертвых, – поздно. Дверь запечатана. А это значит, что на Олимпе теперь никто не прядет нить жизни.

– А что? – подумал Лешка, – вроде нормальный мужик. Расстроенный только.

Все мужчины одинаковые: две руки, две ноги, а посредине – сволочь!

– Значит, она прядет ее там! – чересчур бодро заявил Алексей, тыча пальцем в пол, под которым, скорее всего и находился тварный мир, и уже без внутреннего содрогания обнял жесткий сюртук за плечо.

Так, вместе, они и вошли в зал, вызвав на пару минут шок у присутствующих – даже у Зевса. Громовержец, впрочем, первым пришел в себя. Он набрал полную грудь воздуха и пророкотал громом, в котором не было грозовых раскатов, а лишь боль от скорого расставания.

– Ну, вот и все… Бал закончен.

– Второй тур марлезонского балета, – подумал Сизоворонкин, наблюдая за очередной фазой всеобщего шока олимпийцев.

Он неторопливо, дожидаясь, когда все взгляды сконцентрируются на нем, достал из широких штанин Грааль, придал ему обычную, каменную форму, и поднял полный мальвазии сосуд с громким, жизнеутверждающим тостом:

– За наш бал! За новый бал – там, на Земле, в тварном мире!

Олимпийцы дружно выдохнули, повеселели лицами и потянулись ручейками к дверям. Причем мужская часть божеского общества кивала Зевсу, словно обещая встречу в неизведанном мире, а женская – Лешке-Гераклу, так же безмолвно сообщая ему номер своего билета на поезд в счастливое будущее. Алексей улыбался в ответ, благодаря судьбу и особенности олимпийского бытия, отрицающего всякие современные новшества, в частности, мобильные телефоны. Иначе, не сомневался он, его бы завалили звонками, как только он оказался в тварном мире.

СМС от мобильного оператора: «Этот абонент звонил вам 623 раза. Не давайте свой номер телефона идиотам!».

Наконец, в зале остались трое – сам Сизоворонкин и Зевс с Герой.

– Ну и как это понимать, – подступил с претензиями к громовержцу Алексей, – что это за универсальная отмычка в виде тушки полубога?

– Что, недоволен?

Лешка замялся. Вообще-то он был доволен, очень доволен – как кот, обожравшийся сметаной.

– Не боись, – прогудел в бороду Зевс, посмеиваясь, – это еще не та плюшка, которую я тебе обещал. Твои подвиги здесь и сейчас – это банальная необходимость. Приятная, но необходимость.

– Но зачем? – вскричал Алексей, – зачем обманывать милых девчушек, которые, кстати, в большинстве своем твои потомки? Ведь они и без меня могли попасть в тварный мир – только пожелав этого.

– Могли, – кивнул громовержец, и рядом с ним так же опустила голову Гера, – могли попасть и… пропасть. Навсегда. Сколько там сейчас на земле разумных тварей бродит?

– Семь миллиардов, – чуть растерянно пробормотал Сизоворонкин.

– И только ты сможешь найти их, чтобы собрать на обещанный бал. Да и просто так – пообщаться, посплетничать… Полтинничек до получки перехватить.

Он повернулся к супруге за поддержкой. Та согласно кивнула. Она – понял Алексей – сейчас была на все согласна. Лицо богини сверкало неземным светом, затмившим красоту розы, которую она прижимала к своей груди.

– Как романтично! – воскликнула Людмила, просыпаясь лицом в цветах.

Потом романтики поубавилось – Людка поняла, что ночевала на клумбе.

Лешка покосился на неувядаемую розу, а точнее – на грудь, до сих пор волновавшую его и схватился за голову. Он чувствовал, что его аккуратно загоняют в западню, из которой не будет возврата.

– А мужики? – ухватился он за уже высказанную раньше мысль, – мужики, с которыми я не буду спать ни за какие коврижки.

Зевс глубоко вздохнул; видно было, что такая «странная» причуда полубога его забавляет и удивляет.

– Тут еще проще, – объяснил он, – легенда о Ное и каждой твари по паре родилась не на пустом месте. У нас тут, на Олимпе, этих «тварей»…

– Хватает, – буркнул Сизоворонкин, подсказывая.

– Вот именно, – кивнул еще раз Зевс, – и как раз по паре. Неразрывной паре, как Афродита с Гефестом, или мы с Герой. Под общее правило нельзя подвести разве что сиятельных Ор, да Афину с Артемидой. Но с ними, я думаю, никаких проблем быть не должно.

И он подмигнул Алексею так хитро, что тот понял – это еще не все плюшки.

– Только вот беда, – притворно вздохнул верховный бог, – направлять и делиться с тобой энергией мы больше не сможем. Вне Олимпа мы бессмертны, но не более того.

– И как же быть? – Сизоворонкин выхода не видел.

А Зевс не просто видел; он предвидел его. Точнее, готовил.

– Единственная возможность для тебя не потерять нас, а нам – тебя… тебе нужно сравняться с нами. Проще говоря – самому стать богом.

– Ага, – хмыкнул совсем не удивившийся Алексей, – богом почты, телеграфа и телефона – их, кажется, велели в первую очередь захватывать большевики. Сто лет прошло, а актуальность этот лозунг не потерял. Разве что интернет еще появился. Удобно с девушками знакомиться:

– Девушка, знаете, я пишу телефонную книгу. Мне нужен ваш номер…

– Вот ты и выбрал собственную стезю…

– Эй, эй! – вскричал Сизоворонкин, – я еще не сказал «Да»; мы еще условия не оговорили. Пить кровь невинных младенцев я не согласен; и участвовать в содомитских игрищах тоже!

– Ничего этого не нужно, – бодро заявил громовержец, – надо только стать, как говорил Маугли, «одной крови» с нами.

Ладонь полубога сомкнулась на колючем стебле, который сам собой возник в воздухе; выше нее колючки вонзились в ладошку Геры и широкую длань Зевса. Теперь по розе ползли, смешиваясь, три кровавых ручейка. На мраморный пол тяжело падали почти черные капли. Первая из них заставила Сизоворонкина вздрогнуть, и поднять голову. Почерневший высохший цветок сжимала лишь его рука. Две другие ладони уже истаяли, и только призрачные лица Зевса и Геры беззвучно прощались с ним, твердя заклинание из «Книги джунглей»: «Мы теперь одной крови – ты, и мы!».

Алексей выбежал из тронного зала, и громко хлопнул дверью. Он даже не стал пробовать открыть ее; знал, что это бесполезно. Глоток мальвазии обжег горло, и новоиспеченный бог пошел вдоль коридора, тыча в другие двери ладошкой, на которой не осталось ни царапины. Некоторые из них открывались, и тогда Сизоворонкин попадал в жадные, ждущие объятия богинь, торопящихся к новой жизни. Лешка не филонил; не исполнял свои новые обязанности спустя рукава и штанины. Он сейчас искренне любил этих дев, наделяя их надеждой, и обещая найти там, в тварном мире. Но где-то глубоко в душе копилось нетерпение. Он жаждал увидеть тех, для кого сам стал парой; надеялся, что навечно.

Наконец, устал даже Грааль. Он заметно полегчал, хотя прежде не позволял себе этого. А бог коммуникаций остановился перед последней дверью в коридоре. За ней он познал сладость первой близости с богиней охоты. Здесь он наделял ласками и Афродиту, и Геру, и Афину. Теперь же массивная дверь неизвестного материала стояла перед ним нерушимой преградой.

– Нерушимой?! – усмехнулся он.

Сизоворонкин обрушил на нее всю мощь своих и геракловых ста сорока килограммов; всю энергию молодого, а значит, весьма шустрого бога; не отказался от помощи всех трех артефактов. С громким коротким криком он навалился на эту дверь, и она не выдержала.

Очень сложно открыть дверь в комнату, если она валяется на полу, а вы – лежите на ней.

Лешка кубарем ввалился внутрь – прямо в глубокий жесткий сугроб. Вокруг не было ничего – ни Дворца, ни самой жалкой лачуги. Лишь молчаливые камни, припорошенные снегом, встретили его в тварном мире. И еще – звезды! Нереально громадные звезды нависли сейчас над тремя заснеженными вершинами Олимпа и бесстрастно внимали отчаянному воплю молодого бога. Пообещав в этом крике найти своих избранниц, Алексей гигантскими скачками помчался вниз, к людям…

Впрочем, этот порыв был необдуманным; естественной реакцией молодого здорового организма на катастрофу, которую не отметил никто из живущих на Земле. Кроме него, конечно, и несчастных богов, которые сейчас пытались освоиться в новой жизни – каждый в своей. И Алексей почему-то предчувствовал, что эта жизнь пришлась по вкусу далеко не каждому.

Он остановился. Морозный воздух приятно пощипывал лицо. Все остальное было надежно упаковано в полярный вариант чудо-костюма.

– Значит, – обрадовался он, – артефакты со мной?

В правой руке тут же сам собой материализовался кладенец в виде удобного альпенштока, а сосуд в левой – миниатюрная греческая амфора – уже была распечатана. Сизоворонкин тут же запечатал ее – собственными губами.

– Жить хорошо, а хорошо жить еще лучше! – воскликнул он, имея в виду прежде всего себя, а уже потом – несчастных олимпийцев, – вот самого несчастного… а лучше несчастную я сейчас и хотел бы увидеть.

Очень многие люди всю неделю ждут пятницу, весь месяц праздника, весь год лета и всю жизнь счастья.

Снежный заряд, закрученный отнюдь не летним порывом ветра, залепил лицо молодого бога так, что теперь он полностью оказался защищенным от стихии. А когда эта морозная маска была сметена могучей дланью, стихии вокруг не было. Была лестничная площадка, и явно рассерженный мужичок, сидевший на чемодане.

– Так вот как она ваше имущество поделила?! – воскликнул, не выдержав, Сизоворонкин.

– Да пропади оно пропадом, это имущество, – мужичок вскочил и пнул чемодан, – вместе с ней. Лучшие годы жизни отдал; богиней называл, на руках носил…

– Дорогой, что ты делаешь?

– Свидетельство о браке ищу.

– Зачем?

– Хочу посмотреть срок годности.

Мужик посмотрел на собственные ладони, словно там лежало его свидетельство, срок годности которого закончился. Он ринулся вниз по лестнице едва ли не резвее, чем сам Алексей с Олимпа. Последний только открыл рот в недоумении – обычно про лучшие годы жизни говорят как раз обманутые жены. Сизоворонкин легонько толкнул дверь. Эта, в отличие от олимпийских, была не заперта. Обычная городская квартира встретила его аурой несбывшихся надежд, отчаянных попыток построить здесь уютное гнездышко и… безутешными женскими рыданиями.

Лешка шагнул туда, откуда доносились рыдания, и оказался в спальне; а затем и в кровати – так легче было гладить по женской спине, явно нуждавшейся в утешении.

– И не только спине, – с удовольствием оглядел ладную женскую фигурку бог информационных технологий, – такую симпатяшку даже в интернете трудно отыскать.

Женщина затихла, убаюканная могучей, сейчас такой ласковой дланью, а потом резким движением повернулась, обратив на Сизоворонкина прекрасные и гневные глаза. Впрочем, гнев стремительно истаял в них, уступив место великому изумлению и еще большей радости – вместе с криком:

– Ты!!!

Нежные руки Гестии, богини домашнего очага, чистоты, семейного счастья и покоя обвились вокруг толстенной шеи бывшего полубога, а ноги – вокруг уже обнаженного мужского торса – еще крепче. Потрясенный такой стремительной атакой, Сизоворонкин едва успел усмехнуться, придумав рифму имени богини: «Гестия – бестия», – а потом забыл обо всем, потому что эта бестия вытворяла такое, что вторая мысль – о том, как можно было уйти от такой женщины? – пришла, когда за окном, которое никто не успел задернуть занавеской, уже царила ночь. А в душе Алексея царил такой хаос мыслей и предположений, что он не стал бередить душу покинутой мужем женщины; он прильнул к Граалю, дожидаясь вопросов от нее.

И они посыпались – целым водопадом; в этом отношении земные женщины ничем не отличались от богинь. В Ольге же – так звали здесь Гестию – соединились все лучшие качества тех и других.

– Не самые лучшие тоже, – вздохнул Сизоворонкин, отвечая обстоятельно, но очень коротко; главным образом потому, что ответов на многочисленные вопросы пока не было.

Ведь Ольга-Гестия была первой из богинь (и богов), которую он мог внести в свою «телефонную книгу». Второй кандидат определился тут же. Гестия, словно задумавшись, гладила большую живую игрушку, которая доставила ей так много удовольствия, и предавалась воспоминаниям – в то время, как сам Сизоворонкин играл двумя другими игрушками – пятого, примерно, размера.

– Боги, как я рвалась сюда, с какой радостью сказала первое «Да», на предложение руки и сердца…

Любовь – это не просто улыбаться, потому что он где-то есть. Любовь – это «куда пошел, мусор захвати. Сделай лицо попроще. А мне чипсики кто принесет? Хочу есть, холодно, я устала и хочу писать. Это кто такая? Удали. Убей. Сам ты жирный…».

Лицо Сизоворонкина выражало безмерное удовольствие от прикосновений женских рук и слов, которые Ольга не жалела, иногда прерывая свое повествования: «Отдохни дружочек, тебе еще во вторую смену работать…».

– Ага, – так же неторопливо и без злорадства текли мысли Сизоворонкина, – значит, ты уже не в первый раз обожглась. И тот парень, в коридоре, не первый, кто участвовал в дележе нажитого имущества. И это – богиня домашнего очага! Что же сейчас вытворяют другие?!

Вот про других, точнее другого, Гестия и вспомнила, сжав руки сильнее, чем следовало. Лешка тут же приступил ко второй смене; а когда отвалился на свою сторону кровати с глупым и блаженным выражением лица, богиня вспомнила того, кто заставил ее пальцы сжаться что было сил.

– Посейдон, – буквально простонала она, – владыка вод! Он ведь домогался меня… целыми столетиями!

Сизоворонкин заполнился гордостью и самым обыкновенным мужским самомнением, перемешанным с безрассудством – был готов к третьей смене. Однако на этот раз победило служебное рвение; Лешка вспомнил, что пришел сюда как связной их подпольной олимпийской организации.

– Какие проблемы? – воскликнул он, отстраняя от себя женские пальчики, – нашла бы своего воздыхателя и жила с ним душа в душу. Строила бы общий домашний очаг.

– Как?! И где?!! – теперь нежные пальчики были готовы в отчаянии переломать друг друга.

Лешка вернул их на место – туда, где они совсем не мешали ему думать первой, большой головой, и погрузился в размышления.

– Найти Посейдона… Который, быть может, сам ищет Гестию – годы, или столетия. И как он искал бы ее сейчас? Точнее, где? Конечно в Интернете!

– Какие газеты вы выписали на этот год?

– А зачем? Интернет ведь есть…

– Я дико извиняюсь, а в туалет вы с клавиатурой ходить будете?

Сизоворонкин в туалет проситься не стал – даже для того, чтобы оценить, как обустроила богиня домашнего уюта эту важную часть своего трехкомнатного гнездышка.

– Оленька, – сказал он вслух, заставив пальчики богини опять сжаться, но уже не до критической отметки, – у тебя компьютер есть?

– А как же? – даже чуть оскорбилась хранительница очага трехкомнатной квартиры, – только я за него уже два месяца не платила.

– Что так? – Алексей медленно, но неуклонно обрастал одеждой; в последнюю очередь – штанами, – зарплату не дают?

– Мне дают, – Ольга тоже со вздохом начала облачаться в миленький халатик на голое тело, – только я из принципа не платила – чтобы этот козел не шарил по порносайтам, пока я на работе ишачу.

Сизоворонкин ее возмущение понял – променять такое роскошное тело на виртуальные… Насчет оплаты он не переживал. Почему-то пришла уверенность, что в бескрайних просторах интернета ему не будет равных.

– Ведь у меня есть палочка-выручалочка!

Он проводил взглядом, как сам собой вверх прополз замочек молнии, последней проявившейся в ширинке джинсов, и достал из кармана кладенец. Последний недолго тешил себя обликом артефакта, попавшего в руки недоучки Поттера. Бог с богиней прошли, ступая босыми ногами по теплому ковру, в залу, где все дышало уютом и надежностью.

– Для полного счастья, – подумал Алексей, в восхищении останавливаясь в дверях, – надо, чтобы вон в том кресле сидел еще более надежный мужичок. Но, за неимением последнего, в нем посижу я.

Он уселся перед большим экраном компьютера. С понятливого артефакта уже уныло свисал необходимый разъем, который обрел нужную твердость и уверенность, как только Лешка подобрал для него дырку нужных размеров. Экран тут же осветился мягким светом, хотя электрическая вилка до своих двух дырок так и не добралась. За спиной компьютерного бога понятливо хмыкнула богиня домашнего очага; тут же завистливо ахнула уже земная Ольга – это сколько же можно было наэкономить с таким замечательным артефактом?!

– Много, – сказал ей, не поворачиваясь, Алексей, – много информации нам нужно перелопатить, прежде, чем мы найдем его…