Текст книги "Полное собрание сочинений. Том 21. Мир на ладони"

Василий Песков
Полное собрание сочинений. Том 21. Мир на ладони
1998-2002

© ИД «Комсомольская правда», 2014 год.

* * *

«Для человека не может быть дома лучшего, чем земля! Важно только, чтобы моторный рев не заглушил окончательно звуки сверчков и пение жаворонков. И чтобы в небе человеческий глаз мог бы видеть не только белый след самолета, но и взмахи живого крыла. Это не праздная мысль. Быстро летящее время сильно меняет землю. Не так уж давно над маленьким городком вот так, по-домашнему, мог пролетать аист, и каждую осень люди слышали крик журавлей. Сегодня в Западной Европе аистов почти не осталось. В небе скорее увидишь строй самолетов, чем вереницу гусей. Сберечь землю – занчит сберечь все, что живет рядом с нами. Трудно? Да. Но необходимо».

В. Песков

Предисловие

В 2000 году нарушилась (на один раз) великая традиция: Василий Михайлович Песков не написал очередное «Окно в природу». Но и причина была чудесная! Ему исполнилось 70 лет. Вообще Василий Михайлович не любил всякие интервью по своему поводу, но тут согласился. И Андрей Ванденко в пятничном приложении к «КП» – «толстушке» – напечатал целый разворот своего разговора с Василием Михайловичем. Он сохранился в старых подшивках. Все тут привести невозможно, места нет. Но давайте почитаем хоть некоторые ответы мэтра!

«Андрей Ванденко:

– Спасибо, Василий Михайлович, но по правилам не вы мне, а я вам подарки дарить должен.

Василий Песков:

– Брось ты, какие подарки! У меня все есть. Признаюсь, даже двенадцать топоров.

– Что за топоры?

– О, это целая история, ей уже много лет! Главный инженер Ижевского оружейного завода оказался моим давним почитателем и таким вот оригинальным способом решил благодарить меня за каждую новую книгу. Когда я получил первую пару топоров, то взмолился и попросил больше ничего не слать, а потом увидел, что получается забавная коллекция. Топоры ведь не обычные, а из специальной оружейной стали, с рисунками чернью. На одном топоре – кабан, на другом – медведь…

Подарки у меня есть самые разные. Например, собрание моих сочинений, опубликованных в… «Комсомольской правде». Нашлась женщина, которая собирала все заметки, написанные мною, начиная с самой первой. Набралось на три толстенных тома.

– Получается, вы сорок четыре года в «Комсомолке»?

– Выходит, так. Мне предлагали писать в самые разные газеты, звали на хорошие должности на телевидение, предлагали стать главным редактором журналов «Турист», «Вокруг света», но я от всего отказывался, понимая, что для меня нет места лучше «Комсомолки». И становиться начальником в мои планы не входило. Единственный раз согласился побыть заведующим отделом иллюстраций «Комсомолки», чтобы попасть в номенклатурные работники и получить в Москве прописку и жилье. Едва мне дали комнатку, я тут же попросил тогдашнего редактора газеты Алексея Аджубея перевести меня в репортеры. Так всю жизнь и пробыл разъездным, а затем специальным корреспондентом «КП». Исколесил нашу страну вдоль и поперек, старался видеть и понимать ее природу, животный мир.

– Но вы ведь писали и о другом, верно?

– Первым из журналистов попал на космодром в Байконур. А 12 апреля 61-го года первым сделал фотографии семьи Юрия Гагарина… И с Юрием Алексеевичем я буквально на следующий день познакомился, вместе с ним вернулся в Москву. Какой тогда был праздник по всей стране, никогда этого не забуду.

– А с кем-то из нынешних политиков, военачальников вам хотелось бы пообщаться, Василий Михайлович?

– Ни с кем. Я обдумывал для себя эту ситуацию и понял, что не должен влезать в передряги, в которые все сейчас втянулись. Главным своим занятием в газете я решил сделать тему природы.

– А правда, что у вас дома нет телевизора?

– И никогда не было. В свое время я накупил их матери, дочке, а у себя этот ящик не держал и не держу… Он жрет много времени, отнимает силы, нервы, а пользы почти ноль. Все очень поверхностно, сиюминутно. И это не то, чтобы вина телевидения – нет. Такова его специфика, другим оно быть не может. Смотреть телевизор – все равно, что семечки лузгать. Занятие пустое, но прилипчивое, оторваться от него трудно. У меня есть знакомый мужик, который к сериалам пристрастился. Так у него теперь вся жизнь распланирована от серии до серии.

Я предпочитаю читать. Книги дают пищу для ума, газеты – насущную информацию.

– У вас дача есть?

– Нет и не было. Как, к примеру, и машины. Спросишь, почему? Это делает человека заложником, рабом вещей: за дачей надо следить, автомобиль ремонтировать, заправлять, ну и так далее… Вот говорят, что машина дает свободу. Мол, садись и езжай куда хочешь – хоть в лес, хоть в другую страну. Но я ведь много раз видел, как автомобилисты ставят машину на поляне и круги вокруг нее рисуют, боясь отойти на два шага, чтобы кто-нибудь не открутил колеса или на капоте уравнение с двумя неизвестными не накарябал. У меня таких проблем не существует, я вольный человек, поскольку из всего движимого и недвижимого имущества имею только велосипед. На нем можно прекрасно передвигаться. Были бы желание и силы.

– А они есть, желание и силы?

– Пока не жалуюсь. Вот и в честь юбилея решил сделать себе подарок. Собираюсь в командировку во Францию. Конечно, не на велосипеде поеду… Хочу увидеть деревенскую Францию, побывать в устье Роны, поклониться дому старика Фабра.

17 марта 2000 г.»

Подготовил Андрей Дятлов, заместитель главного редактора «Комсомольской правды».

1998

«Польской петушок»

Окно в природу

Один раз увидев удода, вы никогда его уже не забудете. Очень наряден! Там, где птица поселится, вы непременно скоро об этом узнаете. Вы обратите вниманье сначала на глуховатый, но далеко слышный крик: «Упупуп! Упупуп!» Крик заставит остановиться, так же как крик коростеля, кукушки, перепела, – не песня, но что-то очень приятное, летнее – «Упупуп!..».

Мальчишкой я первый раз увидел удода на выгоне, возле речки, где деревенские бабы обычно доили в полдень коров. Старуха, собиравшая в мешок на топку сухие коровьи лепешки, указала мне палкой на очень красивую, необычную птицу. «Гляди-ка, как нарядился, а исть бог знает что…» Яркая пестрая птица с чубом из перьев длинным, слегка изогнутым клювом ковыряла уже подсохший коровий блин. Но интересовал ее, как мы увидели, не сам навоз, а то, что было под ним. У нас на глазах птица выудила большого жука, потрепала, помяла его в длинном клюве и потом, забавно подбросив кверху, поймала. «Вон оно что…» – сказала старуха, принимаясь за свое дело. А я пополз канавой поглядеть, как орудует птица у новой лепешки, почти что прямо под ногами коров.

Пастух о птице кое-что мне поведал и указал кнутовищем на ветлу возле речки: «Там у нее гнездо. Если интересуешься, сбегай и погляди…» Пастух почему-то загадочно улыбнулся. Но мне это только жару добавило. Через десять минут я уже был у ветлы и услышал яростный ор голодных птенцов. Один из них высовывался из дупла и был уже похож на родителя. Я вздумал его схватить, но птенец скрылся, и рука у меня скользнула в дупло… Теперь-то я понимаю, почему в наших черноземных местах называют удода вонючкой. Все птицы удаляют из гнезд испражненья птенцов, а щеголь удод не считает нужным делать хлопотливую операцию. Нетрудно представить, как пахнет дупло. И впервые об этом узнал я в детстве. «Беги к речке скорее, помой руки», – смеялся пастух. Таким было знакомство с экзотической птицей.

Сколько раз потом наблюдал я удода у скотных дворов. На выгонах, на огородах у околицы сел, среди редких деревьев по речной пойме. Бинокль подает птицу к самым глазам – видишь каждое перышко. Глаз оторвать невозможно – настолько красив, своеобразен этот немногочисленный, но нередкий поселенец степных и лесостепных районов.

Это он, ждущий прогулки по огороду…

Сразу обращает внимание на себя длинный, похожий на пинцет клюв удода и веер из перьев на голове, напоминающий наряд американских индейцев. Перья у удода на голове с черно-белыми кончиками. Но это хорошо видно только в момент, когда веер распущен. А в сложенном виде он как бы зачесан назад. Но игра у удода этим своим украшением постоянна, она как-то связана с его настроением, и в полном наряде птицу увидеть совсем нетрудно. Общий цвет перьев удода желто-кирпично-розовый. Но широкие крылья и хвост добавляют к теплым тонам яркие черно-белые полосы. В полете птица напоминает очень большую нарядную бабочку.

Клюв-пинцет у удода – орудие, приспособленное промышлять еду главным образом на земле. Прекрасное зрение помогает птице точно угадывать норки и щели, в которые следует запускать длинный клюв. Жуки, сверчки, кузнечики, бабочки, дождевые черви, муравьиные яйца и иная всякая мелкота идет щеголю на обед. Но есть у него одно коронное блюдо, за пристрастье к которому огородники должны удода боготворить.

На равных правах со всем, что вплетено в пестрый ковер земной жизни, существует нечто похожее на большого сверчка – медведка. Живет в земляных норках. Хорошо их, подобно кроту, копает, питаясь корнями разных растений, но предпочитает все огородное, кроме хрена и редьки. Бороться с этим большим насекомым, «похожим на небольшого зверька», затруднительно. А вот удод словно бы даже создан для истребления этого корнееда. Он знает, где медведок искать. Движенье «пинцетом» – и вот мы видим ловца с желанной добычей. Другие птицы тоже медведку не обойдут. Но им надо увидеть ее на поверхности, а это дело случая. Удод же спец по медведкам. В бинокль и на снимках чаще всего видишь его с этой желанной добычей. Обломав ее хитиновые колючки, птица не торопится проглотить лакомство, держит в клюве «жирный кусок», и лишь насладившись трофеем, подбрасывает его вверх и, поймав, проглатывает либо несет в гнездо вечно орущим голодным птенцам.

Удод невелик – примерно с дрозда.

В птичьем мире удод со всеми хорошо уживается. Но всех, даже маленьких птиц, почему – непонятно, побаивается. И страшится панически хищников. Все наблюдатели пишут, как этот не слишком хороший летун, заметив ястреба или канюка даже, бросается на землю и распластывает тело, превращаясь в бесформенную «цветную тряпицу». Это способ себя уберечь. А вонь из гнезда – способ отпугнуть хищников от птенцов. Ласка, хорек, куница с их чувствительными носами обегают дурно пахнущее жилище. А что касается ястребов, то не всегда удается яркой, заметной птице обмануть хищника. В Курской области, в пойменных дубняках у Сейма, я увидел однажды горку нарядных перьев – в укромном месте удодом закусил ястреб-тетеревятник.

Для гнезд удод выбирает любое укрытье: старое гнездо дятла, сумку от выпавшего сучка на дубе, гнилую полость в стволе старой ивы, нишу в кирпичной кладке, закуток под кровлей коровника. Однажды гнездо удода я обнаружил в копенке старого почерневшего сена, а в Ростовской области гнездо показали мне в щели ржавого брошенного комбайна. О высоте гнезд удод не очень заботится, занимая местечки иногда у самой земли.

Пять – семь грязновато-белых продолговатых яичек – обычная кладка в гнезде. (Пишут, бывает и до двенадцати.) Шестнадцать дней насиживания, а затем кормленье горластых, как и у дятлов, птенцов. Пищу носят оба родителя. С птенцами они не ночуют, доверяясь защитной силе отвратительного зловонья в гнезде.

Нигде не видишь удодов стаями. Эта птица – всегда одиночка. А если все же заметишь в конце лета группу в семь – десять птиц, то это значит, встретил еще не распавшуюся семейку – маму, папу и взрослеющий молодняк.

Жизненное пространство удодов большое – от морских побережий Европы до Тихоокеанского побережья, но граница их ареала высоко на север не поднимается. Удод – птица южная. Москвичи, к примеру, ее не знают, хотя однажды к юго-западу от столицы удода я видел. Регулярно удоды попадаются на глаза, начиная с тульских земель, а в Черноземье и дальше на юг эти птицы обычны.

Удивила меня Агафья Лыкова, рассказавшая о «польском (диком) петушке», залетающем к ней в огород. Я подробно, с пристрастием стал расспрашивать и понял, что речь идет о удоде. Довольно умело изображенный Агафьей крик «петушка» не оставил сомненья: птица хоть и нечасто, но все же встречается в южной части сибирской тайги. Любопытно, что во многих местах удода зовут «лесной пастушок», а для Агафьи это все-таки «петушок», залетающий в огород.

Яркий наряд роднит удодов со щурками, сизоворонками, иволгами, зимородками. В южных краях на зимовках эта птица естественным образом вписывается в яркую пестроту жарких мест. Удодов встречал я в Индии и в Китае. А в Африке их видишь на всех широтах, вплоть до Кейптауна. Но тут различают удодов, кочующих по континенту, и тех, что на лето улетают на север. Любопытно было видеть знакомую хохлатую голову «петушка» почти под копытами буйволов и антилоп. Удод и тут, на зимовке, – всегда в одиночестве. Ничего не пишут, как совершают удоды миграции – по одному или все же компаниями?

В российских краях удоды появляются на спаде полой воды и сразу о себе заявляют характерными криками. Все в этих оповещеньях: «Я прилетел! Тут моя территория! Ищу подругу! Не потерплю соперника!» Стихают удоды к середине июля, а в конце лета, следом за иволгами и кукушками, улетают к теплу тихо и незаметно, чтобы в апреле снова заявить о себе: «Упупуп! Упупуп!»

• Фото автора. 21 августа 1998 г.

Волки просили хлеба

Окно в природу

Шел дождь. Мы двигались медленно, зная, что рядом в лесу скрываются волки и что они, возможно, выбегут на дорогу.

И они выбежали. Мокрые, шелудивые. Их было шесть. Волки окружили машину и с любопытством разглядывали нас через стекла. Мы с Андреем не двигались, почти не дышали. Один волк подбежал и потерся боком о фару, остальные мрачно изучали машину, и было видно: звери теряют к нам интерес.

Тогда я осторожно понизил стекло и кинул на дорогу краюшку хлеба. Крайний зверь жадно ее проглотил, и вся компания сразу же оживилась, ожидая новой подачки. Я еще кинул. Хлеб опять достался проворной волчице, и это вызвало явное недовольство стаи. Осмелев, я совсем опустил стекло и стал кидать угощение в разные стороны. Это заставило умных зверей разбежаться, и я мог, несмотря на дождь, их снимать…

Не станем дальше интриговать и перенесемся в Африку. Сегодня многие знают слово «сафари». Оно означает «охотничье путешествие». Путешествия эти ярко описаны Хемингуэем. Но и до него сафари снаряжались. Десятки черных носильщиков доставляли в саванну воду, еду, оружие. Руководил экспедицией «белый охотник». Его задача была – организовать походный быт охотника-богача, разыскивать дичь и страховать клиента с оружием от всяких случайностей. Обратно черный караван нес трофеи – шкуры, рога антилоп и бивни слонов.

Сафари устраивают и сегодня, уже на автомобилях – не перевелись любители завалить слона или буйвола, подстрелить антилопу, завладеть шкурой льва или зебры. Но все больше людей предпочитают охотиться не с ружьем, а с фото– и видеокамерой – дешевле, возможностей больше и, главное, звери, оставляя изображенье на пленке, не лишаются жизни. Такая охота вполне безопасна. Машины, в которых едут туристы или профессионалы съемок, животные принимают за нечто подобное им самим – движутся, дурно пахнут, несъедобны, но зато и сами не нападают.

Волки мрачно изучали нас.

Сафари стали популярной формой знакомства с животными Африки. Десятки туристских фирм завлекают в саванну людей, и не могла не прийти мысль: а нельзя ли и в другом месте устроить нечто похожее? Просторный зоологический парк, животные в нем как бы вольные, а люди – в передвижных «клетках» – автомобилях. В 1965 году в Европе первый подобный парк появился. Экзотическая новинка вызвала интерес. Конечно, это была пародия на сафари. Но все же приятно было видеть животных не в клеточном заточении. Прибавилось и эмоций – когда жираф стоит над машиной подобно подъемному крану, а лев может почесаться о колесо, повизгивать в машинах начинают не только дети, но и взрослые тоже. В загон помещали африканских животных – известных, заметных. Помехой была сезонность – зимой обитателей тропиков надо было перемещать под крышу.

В 1972 году «европейское сафари» открылось при большом зоопарке шведского города Кольморден. С вице-консулом Андреем Миляевым на пути из Гетеборга в Стокгольм мы сюда заглянули.

Андрей в зоопарк предварительно позвонил. И заведение, заинтересованное в известности, нас принимало не как простых посетителей, платящих за въезд двадцать семь долларов, а даром, с деловым интересом. Коротко объяснили, как надо себя вести, но узнав, что нам знакомо и настоящее африканское сафари, и понимая, что мы заинтересованы в снимках, приемлемых для газеты, сказали: «Вас будет сопровождать сам Рикард Андерсон». Знаток повадок и зверей, и людей оказался рыжим боевым парнем. Его инструкции были простыми: «Кормить животных тут запрещается, но вам в машину я кладу запас хлеба. Столько же беру и себе. Это для привлеченья объектов съемки в нужное место. Стекла можете держать опущенными. Можно кое-где даже из машины и выйти, но опасайтесь страуса – любит подраться. И, конечно, тише воды, ниже травы надо быть в окружении хищников. Там вы должны быть задраены, как в российской подлодке». С этим напутствием мы и тронулись.

В дождь посетителей было немного. Бесконечная лента автомобилей бывает тут летом – до восьми тысяч в день! И можно представить себе отвращенье зверей к текущей мимо реке железа. Теперь же обитатели гетто машинами даже интересовались. К нам, например, сразу направился крупный лось.

Шедший к нам лось явно ничего не боялся, он давно тут усвоил: корочка хлеба ничуть не хуже горьких веток осины, и шел уверенный, что получит гостинец. Я протянул хлеб, и лось ворсистой мягкой губой с руки его взял. Потянулся отломить новую порцию, но лось в открытую дверь увидел на заднем сиденье хлеб и не стал дожидаться подачки. Заполнив головой половину пространства машины, он прихватил губами целый батон и стал жевать его, не отходя от нашего «Форда». Сопровождающий рыжий Рикард понял, что нам важней снимать лося со стороны, и хлебом же поманил зверя к своей машине.

До этого робко стоявшие в стороне олень и косули, уловив момент, когда явный повелитель загона – лось отошел, подбежали получить свою долю. Не решилась подойти к машине лосиха с тремя телятами. Рикард подъехал нам объяснить, что наблюдаем нечастый случай, когда у лосихи – тройня, обычно бывает один-два лосенка. Рикард нам разрешил «поохотиться» за этой семьей, и мы с Андреем осторожно старались приблизиться к бдительной матери. Удалось сделать выразительный снимок. Но лосиха поняла особый к ней интерес и увела малышей от дороги под покров елок.

Африка представлена была на поляне в скандинавском лесу жирафами, зебрами, буйволами, коровами с феноменально большими рогами, страусами и антилопами. Жирафы флегматично жевали зелень, разложенную для них на высоком помосте, антилопы стояли группами, покорившись нетеплому скандинавскому дождику. Хлеб в моей руке заинтересовал в первую очередь экзотическую корову. Неся рога, как две большие оглобли, она приблизилась к нашему «Форду», и мы, от греха подальше, решили отвлечь ее от никелированной красоты радиатора.

В конце маршрута (у посетителей сафари-парка он занимает тридцать – сорок минут) ожидали нас хищники. Тут Рикард был строг. Через специальный «шлюз» мы проникли на территорию, где обитали львы. Их было девять – два гривастых самца, три самки и четверо малышей. Дождь львам не нравился. Тесной группой они лежали под деревом и лишь поворотом голов проследили за нашей машиной. Но надо же было их как-то снять. Измененьем маршрута Рикард заставил зверей подняться. Они возбужденно забегали, и в какой-то момент «царю зверей» машина показалась не то что опасной, но нежелательной. Он выбежал на дорогу и, перекрыв нам путь к отступленью, принялся что-то делать с машиной. Она слегка покачивалась. Все происходившее, но нам невидимое, очень занимало компанию львов. Малыши даже выскочили к дороге, чтобы видеть момент изгнания нас со своей территории.

Осмотр машины после маршрута показал: лев терзал пластмассовый бампер «Форда» и оставил на нем несколько дыр от зубов. «Это ничего, – сказал Рикард, – одного посетителя на этом же месте львы растерзали». Это было единственное драматическое происшествие за всю историю сафари. «Какой-то, скорее всего, не вполне нормальный любитель животных решил поиграться со львятами – вышел из машины и стал их подманивать. Конечно, родителям-львам эта игра не понравилась…»

Наибольшее удовольствие доставили нам медведи и волки, живущие вместе. Неволя научила зверей терпимо относиться друг к другу. Схваток между шестью волками и пятью медведями ни разу не наблюдалось. Волки иногда скалят зубы, прищучив какого-нибудь Михайла, бродящего в одиночку, но серые знают, как опасны громадные лапы зверя, и границу явной опасности не переходят.

Но интересно все же видеть волков и медведей в одной компании. Мишек отвлек к своей машине Рикард, и мы снимали неторопливую их возню. Но я напрасно ожидал сцены, виденной мною в каком-то фильме. Медведи там развлекались тем, что подталкивали, катили по дороге маленькую машину «Фольксваген». Тут же медведи, получив хлебный «сбор», спокойно уселись, наблюдая за скакавшими возле нашего «Форда» волками. Явно действовал какой-то неписаный уговор: «Мы свое получили, ну а другая машина – ваша».

Не подозревали, что волки станут есть хлеб. Но они жадно его хватали. Зверей в этом парке голодом, конечно, не морят. Рикард рассказал нам о тщательно разработанном рационе питанья для всех животных. Хлеб волки хватали по обычной своей жадности запасать пищу в желудке, а еще и от скуки.

Всю дорогу до Стокгольма мы говорили с Андреем о пережитом за три часа пребывания в парке. Вице-консула слегка волновал покореженный бампер. Машина казенная, поверят ли: лев, а не что-нибудь прозаическое повредило машину? Уже из Москвы я позвонил в Гетеборг. «Поверили, поверили, – засмеялся Андрей. – Бампер уже заменили. Великовата испорченная деталька, а то сохранил бы как сувенир».

• Фото автора. 16 октября 1998 г.