Текст книги "Мстислав Великий. Последний князь Единой Руси"

Василий Седугин
Мстислав Великий. Последний князь Единой Руси

Брату Алексею

I

Первым детским воспоминанием Мстислава была бескрайняя, скованная морозом белая равнина с красным негреющим солнцем на краю желтого неба и большие черные птицы, пересекающие его в разных направлениях. А он стоит на крыльце дома в селе Берестове, месте пребывания великих князей, закутанный в теплую меховую шубейку и соболью шапку, на ногах у него высокие валенки, под которыми скрипит хрустальный снег. Стоит один, и никого вокруг...

Потом видит он себя сидящим перед пламенем у печки. Ему уютно и приятно после уличного холода, он протягивает ручонки к огню, а сзади, в вечерней темноте избы, ходит отец и говорит кому-то сурово и наставительно:

– Двоюродный брат мой, Олег Святославич, нисколько не радеет о своей отчизне. Привел снова из диких степей разбойные полчища половцев, разоряют они родную землю, полонят русских людей, а ему и горя мало, только бы повыше стол занять...

И еще врезалась в детскую память картина, как он, закутанный в тулуп, полулежал в санях возле какой-то лесной избушки. Вокруг только сумрачный лес. Над ним нависают темные разлапистые ветви огромных елей, они упираются в самое небо, и кажется, что скоро из-за них выглянет заросший волосами, с горящими зелеными глазами леший, а рядом с ним начнет кривляться сухонькая старушонка кикимора. Где находилось это загадочное, сказочное место, Мстислав потом вспомнить не мог, но оно возникало в его памяти всю жизнь...

Когда ему исполнилось четыре года, в Соборе епископ обрезал ему волосы, а отец, черниговский князь Владимир Мономах, посадил на коня и сказал с ласковой настойчивостью:

– Держись крепче в седле, сын. Придется тебе пребывать в нем во многих походах и битвах!

Потом пришел к нему монах Феодосий, в черной сутане, с добрыми глазами на полном бородатом лице, и принес с собой толстую книгу с листами из пергамента – телячьей кожи в древнем переплете, окованном серебром, и пророкотал густым басом:

– А теперь, чадо, примемся за изучение грамоты русской...

Учиться Мстислав любил. Быстро освоил чтение и письмо, научился считать и, сидя за столом, старательно водил пальцем по страницам Священного Писания и Псалтыря. Потом, с годами, полюбил сочинение Илариона «Слово о законе и благодати». В нем священник великокняжеской церкви в селе Берестове подчеркивал связь Руси с мировыми державами и доказывал, что она является наследницей великой Римской империи, а Владимира Святого, крестившего страну, сравнивал с императором Константином Великим. Как Константин со своей матерью Еленой принес крест из Иерусалима и утвердил веру в Римской империи, так и Владимир со своей бабкой Ольгой принес крест «от нового Иерусалима» – града Константина и утвердил веру в Русской земле. Его дело продолжал сын – «благоверный каган» Ярослав Мудрый, укрепивший силу и могущество северной державы.

Но учеба учебой, а детские забавы сами собой. Летом любимым местом времяпровождения была река Десна. В погожую погоду отправлялись туда со сверстниками на весь день. Забирали еду, предпочтительно что-нибудь из зелени: перья лука, благо они вырастали еще ранней весной, редиску, репу, а во второй половине лета – яблоки, груши, вишню, смородину, крыжовник. Как они были вкусны с ржаным хлебом на вольном воздухе!.. Бегали на луга‚ искали красную, пряно пахнущую землянику, рвали дикий лук, обирали шиповник. Возились на просторных пляжах, сооружая из песка башни и крепостные стены, дома и дворцы, различные фигуры, а иногда вырывали водоемы, куда запускали пойманных сеточками мальков.

Рядом с Мстиславом постоянно находился дядька Вячеслав. Это был удивительный человек! Ему перевалило за тридцать, у него появились залысины на высоком лбу, но он оставался по-детски наивным и непосредственным человеком и принимал участие во многих детских играх, да так, что все забывали про его возраст. Вместе с ним постоянно находился его приемный сын, Ярий. Он его вместе с Мстиславом в один день научил плавать довольно простым способом: сажал себе на плечо, заходил в реку по грудь и, произнеся:

– Господи благослови! – бросал в воду.

Сначала мальчики, выпучив испуганные глазенки, истошно крича и беспорядочно махая руками, недолго держались на поверхности и начинали тонуть; тут Вячеслав длинной рукой подтягивал их к себе и сажал на плечо. Дав отдохнуть и успокоиться, вновь бросал перед собой.

На четвертый-пятый раз мальчики переставали кричать и уже сами подплывали к нему, а на другой день, радостно визжа, звали его с собой, чтобы показать, как они умеют плавать.

Загадочным и недоступным был противоположный берег. Туда добирались только взрослые ребята, а младшие провожали их завистливыми взглядами. Они пока ограничивались состязанием, кто дольше продержится под водой или быстрее проплывет вдоль берега. Однако уже на другое лето Вячеслав предложил:

– А что, сорванцы, махнем на ту сторону, ну?

Не все решились, но Мстислав не был среди таких. Очень долгим показалось ему это плавание! Сначала он плыл по-собачьи, потом, выдохнувшись, перевернулся на спинку; так передвигаться гораздо медленнее, зато и силы сберегались; а потом снова ложился на живот и усиленно греб, а берег еще так далеко! Так далеко, что в сердечко закрадывался страх: а вдруг не хватит сил и утону?.. Но рядом дядька Вячеслав, весело подмигивает: не дрейфь, немного осталось, одолеем!

И одолел! Вот она, казавшаяся такой далекой и такой загадочной другая сторона Десны! Здесь и луг обширней, и земляники больше и крупнее она, и чувствуешь себя совсем другим человеком, намного сильнее и мужественнее, чем был!

Любимым местом игр был заброшенный сарай. Для ребятишек это была настоящая крепость со стенами и башнями. Вооружившись щитами и деревянными мечами, сходились куча на кучу, а иногда крались вокруг, нападая из-за угла, стремясь захватить врасплох...

Однажды Мстислав спускался со стены, рубашкой зацепился за доску и повис. Ни туда ни сюда. И Вячеслав, как назло, куда-то отлучился. Стал громко звать друзей. Те бегают вокруг, но из-за маленького росточка помочь ничем не могут. Залезли наверх, тоже не достать. Пришлось бежать в княжеский терем, звать взрослых.

Мать Гита была сильно разгневана. Отшлепав проказника, она, коверкая слова (русский язык ей давался трудно), крепко его отругала:

– Гадкий, гадкий малчишка! Несносный! Расстройство мама приносишь!

Зато отец отнесся к этому случаю довольно снисходительно. Только спросил, щуря искорками блестевшие глаза:

– Плакал?

– Заплачет! Упрямый! – возмущалась мать.

– Молодец! Настоящим воином растет!

Иногда игры перемещались на пустырь, заросший лебедой, крапивой, полынью и лопухами. В дремучих зарослях ребята проделывали ходы, ползали по сумрачным коридорам, где пахло сыростью и чем-то затхлым, кислым. Зато, внезапно встретившись с противником, вздрагивали от неожиданности и тотчас вступали в рукопашную... Однажды, прокрадываясь по одному из таких ходов, Мстислав наткнулся на куриное яйцо, одиноко лежавшее на земле. Видно забрела сюда какая-то беспутная курочка, тут ей и приспичило...

Любили ходить в лес по грибы и ягоды. Вячеслав в этом отношении был незаменим. Он знал полянки с черникой и земляникой, умел находить грибные места. Когда шли по лесу, учил Мстислава:

– Чувствуешь, как пахнет грибами? Ищи, ищи, где-то рядом должны быть!

Или:

– Нечего тут задерживаться. Сушь, сквозной ветер. Где тут расти грибам? Может сыроежки попадутся, на большее рассчитывать нечего.

Но один он быстро терялся среди деревьев и не мог определить, в какую сторону идти. Поэтому, шагая рядом с мальчишками, часто повторял:

– Меня не теряйте. А то пропаду в чащобе, не выберусь. Ну?

Он имел привычку к месту и без места в конце сказанного «нукать».

Как-то они увлеклись с Мстиславом, напав на полянку грибов. Мальчишки ушли вдаль, их было не слышно. Небо затянуло облаками, и Вячеслав всполошился:

– Ахти мне! Куда идти? Пропали мы...

– Не расстраивайся, дядька Вячеслав! – успокаивал его Мстислав. – Я сейчас огляжусь, и мы выйдем прямо на черниговскую дорогу.

– Куда идти? В какую сторону двигаться? Пропали мы с тобой. Ну?

На Мстислава на какое-то время подействовали причитания Вячеслава, и ему тоже показалось, что не сможет найти верное направление. Как назло, солнышко не показывалось. Он вглядывался в серенькое небо, в котором то в одном, то в другом месте образовывались просветы в облаках, и не мог решить, в какую сторону идти. Видя растерянность Мстислава, дядька заволновался еще больше:

– Зачем согласился пойти с вами, глупыми? Не выберемся, сгнием в чащобах...

Вдруг он раздвинул заросли липняка и стал звать к себе Мстислава:

– Глянь-ка, глянь-ка, какое чудо!

Мстислав подошел и ахнул: в липняке светло-оранжевым ковром рассыпались волнушки.

– Смотри, все маленькие, свежие. Только что вылезли! – продолжал восхищаться дядька. – Собираем побыстрее, ну?

Охваченные азартом грибников, они забыли про все: и про то, что находятся в самой чаще леса, и что потеряли направление и заблудились, и что вся ватага где-то далеко и на все их окрики не откликается...

Они в короткое время набрали полные корзины. А в это время выглянуло солнышко, Мстислав легко определил, в какой стороне находится дорога, и они довольно быстро вышли на нее. Идя рядом с дядькой, Мстислав думал о том, что какой он все-таки чудной. Вроде бы взрослый, а порой бывает беспомощным, хуже чем дитя.

Зимой забавы переносились на берег Днестра, катались на санках и лыжах. Была там одна круча, с которой редко кто решался спуститься. Только взрослые парни, и то очень отчаянные, отваживались на такой рискованный шаг. Многие падали, получали ушибы, набивали шишки...

Мстислав долго приглядывался к заманчивой крутизне. Чего сложного? Надо пригнуться пониже, как только что сделал парень, удачно преодолевший спуск, и палками немного подправлять движение...

И Мстислав решился. Зная, что ни мать, ни Вячеслав никогда не разрешат ему, он ушел на берег ранним утром один. Никого вокруг не было. Он глянул вниз. По льду бежала собачонка, она казалась маленькой, почти игрушечной. У Мстислава тревожно сжалось сердце: может не стоит? И тут же бесенок шепнул на ушко: «Валяй, ничего не случится!» И он оттолкнулся с места и ринулся в снежную пропасть...

Его спасло то, что он, не набрав скорости, почти сразу упал и закувыркался по крутизне. С ног слетели лыжи (он по примеру взрослых к валенкам их не привязал). В лицо ударила снежная пыль, в разные места тела стало сильно и безжалостно бить и толкать, он молча терпел, ожидал конца стремительного спуска.

Остановился где-то посредине, на небольшой площадке. Вниз, виляя из стороны в сторону, мчалась его пара лыж... И все-таки одолел он свой страх!

Однажды, когда Мстиславу исполнилось десять лет, отец и мать повели такой разговор:

– Не пора ли, Гита, помолвить нашего старшего с какой-нибудь боярыней? – спросил Владимир Мономах.

– Надо. Обязательно. Буду знать будущую невестку, – рубленными фразами отвечала княгиня.

– А то мальчик вращается среди простого люда. Мало ли чего может случиться? Окрутит какая-нибудь бойкая! А нам, княжеского рода, не к лицу родниться с подлым сословием.

– Я – дочь короля и желаю иметь достойную невестку! – подняв подбородок и вытянув сухую шею, гордо произнесла Гита. Была она дочерью английского короля Гарольда, убитого при Гастингсе, когда норманский полководец Вильгельм в 1066 году высадился в Англии с войском викингов и разгромил англо-саксонские силы. Гита бежала в Данию, где ее увидела сестра Владимира Мономаха, Елизавета, и сообщила о ней на Русь. В семье Мономаха тотчас откликнулись: Гита – это не какая-то дочь графа или герцога, а самого английского короля, пусть и изгнанная из родного королевства и лишенная отчей земли, по сути бездомница; все равно она поднимала уважение рода Мономаха среди русских князей.

– Есть у меня на примете красавица, девчонка из боярского рода Бугумиров. Светловолосая, кудрявая, личиком – ангел небесный! – продолжал Мономах.

Гита поджала тонкие губы, свысока взглянула на мужа.

– Недостойно иметь дочь боярина.

– Тогда среди князей рода Рюриковичей можно поискать.

– Нет, нет. Надо женить Мстислава на иностранной принцессе.

– Где ее взять, принцессу-то?

– Искать. С купцами говорить.

– Что ж, будем беседовать, времени еще много впереди. Может, и подберем какую-нибудь принцессу!

Как-то пригласил Мстислава к себе дядька Вячеслав. Жил он в добротном пятистенном доме, с разноцветными стеклами в окнах, что считалось тогда признаком зажиточности. Дом этот был не его, а жены, которая потеряла в сражениях супруга и вторично вышла замуж за Вячеслава. Мстислав удивился, как сразу сник его дядька. Едва переступив порог, он будто стал ниже ростом, передвигался мелкими шажками, голос его стал угодливым, подобострастным. Зато его красавица жена распоряжалась им как хотела.

– А ну-ка, надоеды, – обратилась она к Мстиславу и своему сынишке, Ярию, – куда грязь в избу несете! Снимайте башмаки и на цыпочках быстро за стол садитесь. И чтобы никуда не шастать, не для вас мыто!

– Ну что ты так, Млава, – каким-то скорбным голосом заговорил Вячеслав. – Мальчики хорошие, послушные, ну? Пусть перекусят, потом мы снова гулять пойдем. Какое мытье? У тебя пол даже не подметен, ну?

– Опять занукал, зануда прилипчивая. Сам подмел бы, долго ли?

Мстислав застыл на скамейке, боясь шевельнуться. Ему было мучительно жаль доброго воспитателя и стыдно за то, как его унижала эта высокомерная и жестокая женщина.

– Вернусь, чтобы в доме был полный порядок! – напоследок приказала Млава и вышла вон.

– Вот так всегда, – сокрушенно говорил Вячеслав, растерянно стоя посредине избы. – Набелится, нарумянится и пошла по своим подружкам, а до домашних забот и дела нет.

Он быстро подмел избу, поставил в угол веник, сунулся в печку, огорченно крякнул:

– Даже печку не топила. И чего она ела, ну?

Вячеслав со двора принес охапку дров, сунул в печь, разжег огонь. Хитро подмигнув мальчишкам, сказал заговорщическим голосом:

– Пусть некоторые голодными бегают. А мы с вами кашу пшенную молочную сварим. Вкусная – пальчики оближешь!

Пока каша варилась, дядька поставил в угол избы деревянное корыто, накидал в него кучку грязного белья, налил горшок нагретой воды и стал стирать. Мстислав видел, как шевелилась его округлая спина и в такт двигалась плешивая голова.

В другой раз, придя к дядьке, Мстислав застал его в ссоре с женой.

– Я тебе и пищу варю, и полы мою, и белье стираю. Чего еще тебе надо, ну? – плачущим голосом спрашивал Вячеслав.

– Надоел ты мне, вот что! – в сердцах ответила жена. – Мне надоело, что в нашей семье живет один мужик, и этот мужик – я!

Примерно через полгода за столом Владимир Мономах проговорил сокрушенно:

– Ушла от Вячеслава жена.

– Куда ушла? К родителям? – спросила Гита.

– Нет. С каким-то заезжим купчишкой из Болгарии смоталась. Бросила сынишку и смылась.

– Как можно бросить своего ребенка? И сколько ему лет?

– Одногодок Мстислава.

– А, помню! Кажется, они не раз бывали в нашем дворце.

– Вот, вот.

– Куда же теперь пойдет мальчик?

– Его дядька Вячеслав будет воспитывать! – встрял в разговор Мстислав. – Он такой добрый!

– Вот добрым людям и попадают такие стервы! – ругнулся Мономах. – Мать родная бросает свое дитя, а чужой человек берет его воспитывать!

– Ярий мне как родной брат, – продолжал Мстислав. – Я его очень люблю!

– Дружите, – деревянным голосом сказала Гита. – Дружба – это хорошо.

Так спокойно текла жизнь Мстислава, пока события на Руси сурово и властно не вмешались в его судьбу.

II

После Ярослава Мудрого осталось пять сыновей. Но на великокняжеский престол претендовали трое старших: Изяслав, Святослав и Всеволод. С 1054 по 1072 год они мирно совладели Русской землей. Однако в 1072 году Святослав и Всеволод стали подозревать Изяслава в тайном стремлении захватить единоличную власть в стране, двинули свои дружины к Киеву и прогнали старшего брата с великокняжеского престола. Тот, прихватив с собой много золота, серебра и дорогих вещей, бежал в Европу, чтобы набрать войска и вернуть власть на Руси. Великим князем стал Святослав, человек жестокий, подозрительный и хитрый, в нем таилась неистребимая жажда власти. Достигнув высшего престола, он стал забирать у других князей их земли и передавать своим сыновьям, рассаживая по важнейшим княжествам: Роману определил второй по значению город на Руси Чернигов, Глебу – богатый и влиятельный Переславль, Давыду – Смоленск, а Олегу – Владимир-Волынский, переведя туда Владимира Мономаха на Волынь.

Под стать Святославу были и его сыновья – «Святославичи», как их звали в народе. Они были такие же злобные, властолюбивые и неразборчивые в средствах при достижении своих целей, как и отец. Старший сын Глеб в Новгороде собственноручно топором зарубил волхва, потом при сборе дани проявил такую злобную жадность и жестокость, что был убит своими подданными. Олег Святославич с детства приучался к лицемерию и показной благовоспитанности. Он носил маску благотворителя, будто бы заботящегося о нищих и убогих, был лжив и изворотлив. Он впервые в борьбе за власть пригласил на Русь половецкие орды и столько горя и страданий принес народу, что получил прозвище «Олег Гориславич».

В 1075 году великий князь Киевский Святослав решил совершить поход в Чехию, чтобы наказать короля Братислава за помощь свергнутому киевскому князю Изяславу. Во главе своего войска он поставил двоюродных братьев – Олега Святославича и Владимира Мономаха. Старшим, несмотря на молодость, был назначен Мономах. Отец хорошо знал Олега, пылкого, безумно храброго воина. Но ему было известно, что им движут в первую очередь сердечные порывы, которые могут привести к серьезным просчетам в военном походе, неразберихе и большим человеческим потерям. Он мог выиграть поединок, может, даже битву, но не длительную войну. На это был способен Владимир Мономах, умный, внутренне собранный и вдумчивый, который приобрел не по годам большую зоркость и зрелость.

В 1076 году русская рать перешла границу, соединилась с войсками польского короля Болеслава, а затем переправилась через реку Одру. Здесь уже начинались чешские земли. В ожесточенном сражении объединенные силы добились блестящей победы над чешско-немецкими войсками. Несмотря на уход польских войск, король которых заключил мир за спиной русского князя, полки продолжали двигаться в глубь Чехии, взяли приступом ряд крепостей и городов и добились почетного мира. Русы возвращались на родину с честью, отяжеленные добычей и дарами.

Во время похода двоюродные братья крепко сдружились. Быстрый в движениях, пылкий в словах, Олег пришелся по сердцу спокойному и рассудительному Мономаху, а в основательном и благоразумном Мономахе Олег видел пример и опору в жизни.

В 1076 году внезапно скончался князь Святослав. Из-за границы возвратился Изяслав и по согласованию с братом Всеволодом стал главой Руси. И тотчас почти все Святославичи лишаются своих княжеств и переводятся в малозначительные и отдаленные владения или остаются совсем без земли – «изгоями». В числе изгоев оказался Олег Святославич, которого Изяслав выгнал из Владимира-Волынского и отправил в Чернигов под надзор Всеволода.

В Чернигов приехал Владимир Мономах, чтобы свидеться с отцом, женой Гитой и двоюродным братом и милым другом Олегом, с которым прошел боевой путь по западным странам. Оба чрезвычайно обрадовались друг другу, вместе пошли на пир, затеянный Всеволодом; пир был в разгаре, они присоединились к нему, мало кем замеченные.

Двоюродные братья внешне совсем не были похожи друг на друга. Владимир Мономах был невысок, приземист, крутолоб, большеглаз, с крупным горбинкой носом, волосы рыжеватые и кудрявые. Во всем его облике было что-то крепкое, прочное, основательное. В то же время Олег Святославич был высок ростом, красив лицом, с лихими голубыми глазами, волнистые светлые волосы его красиво ниспадали на плечи. Весь вид его выдавал характер пылкий, даже вспыльчивый, это был человек безумной храбрости и безрассудной смелости.

Братья долго преданно смотрели друг другу в глаза.

– Ну, рассказывай, как жил эти годы, – наконец произнес Олег.

– Ох, лучше не вспоминать, – вздохнул Владимир Мономах. – Заартачился полоцкий князь, со своей дружиной напал на Новгород, и великий князь послал меня с дружиной на Полоцк. И знаешь кого дал в союзники? Половецкое войско! Этих угрюмых, узкоглазых, молчаливых хищников на низких мохнатых лошаденках. До чего же надо дойти в ссорах и междоусобицах русским князьям, если на своих же русских наводить исконных врагов?..

Мономах замолчал, сухими невидящими глазами стал смотреть куда-то в угол, как видно, еще переживая картину нашествия кочевников на полоцкие земли...

– Полоцк мы взяли приступом, – продолжал он глухим голосом, – а потом началось разграбление русских земель. Сердце кровью обливалось, когда в степь двинулся огромный половецкий обоз, полный всякого добра, связанных русских пленников, которых продадут на невольничьих рынках Крыма, Византии... И это мы, русские князья, вершим своими руками! Грабим сами, а главное – позволяем грабить хищникам-кочевникам!

Олег долго молчал, потом какими-то странно потемневшими глазами посмотрел на Мономаха и вдруг заговорил горячо, напористо:

– Разве это одна несправедливость творится на Руси? А лишать отчих владений? Это как расценить? Я только что был князем. Владел пусть захудалым Владимиром, но я там был полным хозяином, мог поступать так, как хочу. Потому что я с рождения – князь! А что сейчас? Изяслав отнял все, сделал меня изгоем. Я живу в Чернигове, в своей бывшей отчине. Здесь я увидел свет, крестился в соборе Спаса, в этом же соборе лежат останки моего отца и старшего брата. Я вырос в этих краях, я знаю каждую тропку в черниговских лесах, потому что в детстве бегал за грибами и ягодами. На черниговских стенах с мечом в руках отстаивал родной город от врагов. А кто я теперь? Никто! Князь-изгой! Меня содержат здесь как пленника, за моим каждым шагом следят люди твоего отца, который хозяйствует на земле моих предков! Это-то как вынести?

«Что у кого болит, тот о том и говорит», – подумал Мономах, ответил:

– Это временно. Вгорячах великий князь отослал тебя подальше от Киева, чтобы подумать, какое княжество отдать во владение. Не надо горячиться. Не ты первый, не ты последний. Нас, рюриковичей, столько расплодилось, что на всех уже не хватает княжеств. Скоро на Руси будут жить одни рюриковичи, – пошутил он и взглянул в лицо Олега в надежде, что и он поддержит или хотя бы поймет его шутку. Но тот был мрачен и по-прежнему непримирим, проговорил глухо:

– Настоящее бесчестье происходит на Руси. Как является новый великий князь в Киев, так сразу устраивает великий передел Руси в пользу своего рода. Так было раньше, так случилось и сейчас. Изяслав вместе с твоим отцом поделили страну между собой, а Святославичи получили жалкие, отдаленные уделы или, как я, превратились в бездомных бродяг. Вот только что мне сегодня рассказали: Изяслав изгнал из Новгорода моего брата Глеба, тот бежал в Заволочье, за Северную Двину. А на его место знаешь кого посадил? Сына своего, Святополка. Вот так! А ты говоришь!..

– Ладно, брат, давай выпьем. Чуточку потерпи, думаю, все уладится.

С тяжелым чувством уходил с этого пира Владимир Мономах. А наутро к нему в горницу вбежал гридень и, задыхаясь, сообщил страшную весть:

– Олег бежал из Чернигова! Прихватил с собой всю черниговскую казну, дорогие заморские золотые и серебряные сосуды, все-все самое ценное!

– И куда направлялся? – спросил пораженный Владимир.

– Говорят, в Тмутаракань, к двоюродному брату Борису. Напоследок поклялся, что скоро вернется с войском и с боем возвратит себе отчий черниговский престол!

Мономах сразу понял, что на Руси начинаются новые великие междоусобия, потому что поднимается весь род Святославичей, род упрямый и жестокий, который в достижении своих целей не остановится ни перед чем, а возглавит его Олег Святославич, полководческие таланты которого он, Мономах, высоко ценил.

Изяслав и Всеволод завтракали, пригласили присесть Мономаха. Отец, бросив искоса взгляд на сына, спросил:

– Слышал новость?

– Про Олега?

– И что думаешь по этому поводу?

Мономах положил ложку возле себя, ответил не спеша:

– Вскорости надо ждать с войском под Черниговом. Я бы подтянул киевскую и переяславскую дружину и встал на его пути.

Братья рассмеялись, а Изяслав ответил:

– Не надо из мыши делать кота. Достаточно пошевелить мне одним пальчиком, как этот Олег окажется где-нибудь в Муромских лесах или еще дальше. Не забывай: в наших с твоим отцом руках сегодня без малого вся Русь!

Отец согласно кивал головой.

Владимир хотел возразить, что Олег не смирится, ему наплевать, каков перед ним противник, но подумал, что это будет выглядеть непочтительно к старшим, великому князю и отцу... А через пару месяцев неожиданно для всех с конными отрядами и половецкими ордами к границам Руси вышли Олег и Борис и стремительно двинулись на Чернигов. Всеволод был застигнут врасплох, кое-как успел собрать свою дружину и двинулся навстречу. 26 августа 1078 года на реке Сожице он был разбит наголову и с немногими людьми бежал в Киев. Олег без боя занял Чернигов. В то же время половцы волчьей стаей рассыпались по черниговской земле, грабя города, села и погосты. Стон стоял на черниговской земле. «Олег же и Борис пришли в Чернигов, мня, что одолели уже, а земле Русской много зла сотворили, пролив кровь христианскую, за которую взыщет с них Бог, и ответ дадут они за погубленные души христианские», – писал летописец.

Владимир Мономах в это время был в своем владении, в Смоленской земле. Получив известие о нападении Олега и Бориса на Чернигов, он поднял дружину и повел в Киев на соединение с войсками других князей. Он ехал и думал, что началась необычная война, война с Олегом, с братом и другом, с крестным отцом его первенца, Мстислава, война страшная – братоубийственная...

Чернигов затворился наглухо и отказался сдаться. На помощь ему спешили новые войска – одно из Тмутаракани, его вели Олег и Борис, другое – половецкая конница. Однако объединенная русская рать во главе с великим князем Изяславом удачным маневром отсекла половцев и 3 октября 1078 года около села Нежатина Нива встретилась с тмутараканцами. Силы были неравны, поэтому Олег стал уговаривать Бориса пойти на переговоры с князьями:

– Не пойдем против них, не можем мы противостоять четырем князьям, но пошлем со смирением к дядьям своим.

Однако Борис, отличавшийся самонадеянным и недалеким умом, ответил ему с явной насмешкой:

– Смотри, я готов и стану против всех!

Он сам повел в бой тмутараканскую рать. Изяслав не замедлил бросить навстречу ему киевскую дружину. Закипел жестокий встречный бой. Борис был убит, его силы были разгромлены и бежали. Однако в разгар боя небольшая группа южан прорвалась сквозь строй и напала на великого князя. Один из воинов нанес Изяславу смертельный удар в спину...

Великим князем Руси стал Всеволод, отец Владимира Мономаха. Он устроил новый передел владений княжествами. Изяславовы сыновья сразу же были оттеснены в сторону, Святославичи получили второстепенные столы: Роману была оставлена Тмутаракань, а Олегу – далекий, лесной Муром, окраина Руси.

Зато в свои руки Всеволод взял все знаменитые русские города – Киев, Чернигов, Переяславль, Смоленск, Ростов, Суздаль. Больше половины русских земель стали достоянием его дома. Ранее спокойный и мудрый правитель в одночасье превратился в жестокого и порой коварного владыку, не желавшего считаться с интересами и пожеланиями других княжеских родов. Неизбежна была новая феодальная смута.

И она началась. Уже в 1079 году против великого князя выступил брат Олега, тмутараканский князь Роман Святославич. Но на войну он отправился не только со своей дружиной, а прихватил с собой полчища половцев. Руси грозило новое разорение.

Весть о выдвижении соединенного русско-половецкого войска Владимиру Мономаху принес гонец с пограничной заставы.

– Беда, князь. Черной тучей идут вороги!

– Когда их ждать в Чернигове?

– Судя по пути, ими избранному, направляются они на Киевское княжество, князь!

Наскоро поцеловав Гиту и сынишку, Мономах вскочил на коня и в сопровождении своей дружины поскакал к Киеву. Уже в пути его перехватил гонец от отца с приказом повернуть на Переяславль.

Войска соединились южнее Переяславля. Отец, невысокий, поджарый, со злым прищуром синих глаз, прохаживался возле шатра и говорил, презрительно стягивая в сторону жесткие губы:

– Этот Роман всегда был недалеким человеком, не зря даже Изяслав закинул его в Тмутаракань.

– Но он ведет с собой полчища кочевников!

– Ведет-то он ведет. Но вот только доведет ли он их до Руси?

– А что ему может помешать?

– Забыл, кто у тебя в мачехах? – вдруг резко спросил сына Всеволод. – Половчанка! Думаешь, зря я женился на ней? Зря посылал сватов к половецкому хану, вез дорогие подарки? Династический брак в наше время – это великая сила. Он означает длительный мир с тем царским домом, с которым удалось породниться. Когда на русскую землю с корабля сошла византийская принцесса Анастасия, твоя мать, я уже знал, что это на десятилетия вперед означает для Руси мир с великой империей. Так и сегодня. Разве половецкий хан забыл, кому он отдал свою дочь? Разве решится сражаться против родного дитяти? Все мы чьи-то отцы и чьи-то дети, и останемся ими до конца своей жизни. И будем подчиняться единым для людей законам родства...

– Ты послал гонцов к половецкому хану, отец?

– А как ты думаешь? Неужели упущу такую возможность? Вот уже пять дней назад как ускакали в степь приближенные Анны, супруги моей. Половцы. Так что должны договориться.

Всеволод пригласил сына в шатер, усадил за небольшой походный столик, слуги быстро поставили им еду, питье. Стали разговаривать неторопливо.

– Тебе только двадцать пять лет, а ты уже второй по влиянию князь на Руси, – говорил Всеволод, руками выбирая кусок баранины повкуснее. – У тебя дальновидный ум, крепкая воля, за тобой много побед. Ты будешь достойным моим преемником – великим князем!

– Но есть старше меня в других княжеских родах. Они займут твое место, – возразил Мономах.

Оба знали, о чем идет речь. Власть в стране не передавалась от отца к сыну, от сына к внуку. Делилась она между родом Рюриковичей по старшинству. Самый старший владел страной и находился в Киеве. Это был великий князь киевский. Князья помоложе владели сильными и богатыми княжествами; средние по возрасту распоряжались в средних по значению княжествах, а младшим доставались окраинные, самые захудалые владения. Но, подрастая, младшие переходили в средние княжества, а из средних – в более значимые земли, поближе к Киеву, а – повезет – и становились великими князьями.