Текст книги "Князь-пират. Гроза Русского моря"

– Что случилось? – спросил он, заметив ее беспокойство.

– Ничего. Просто так, нам надо идти, – сбивчиво отвечала она.

Они прошли несколько шагов ко дворцу. Он произнес решительно:

– Как вернется дядя, я с ним объяснюсь.

Она с ужасом уставилась на него.

– Ты хочешь ему все рассказать о нас?

– Конечно. Он поймет, что мы любим друг друга, и отпустит тебя.

– Я не ослышалась? Ты намерен раскрыть наши отношения?

– Он стар для тебя, разве сам не понимает? Я знаю, что он человек не глупый и сделает все, чтобы мы были вместе.

– Он убьет нас! – со стоном проговорила она.

И тут Иван вспомнил, как Владимирко в Вислице сначала приказал наградить венгра за помощь во взятии города, а потом палач ослепил его, вырвал язык и оскопил. А какая судьба ожидает его?..

Но ни он, ни она об этом не стали задумываться. Потекли счастливые дни, наполненные тайными встречами или где-то в потаенном уголке сада, или где-нибудь на окраине Галича, или в ее светлице, или его горнице.

Как-то он спросил:

– Владимирко тебя не забижал?

– Ни разу. Он любит меня, мне хорошо с ним живется.

– А почему тогда со мной? – ревниво спросил он.

– Шестьдесят ему.

– Ну и что?

Она посмотрела ему в глаза, подумала, ответила:

– Поживешь – узнаешь. Не дай Бог тебе со старухой жить. Да еще нелюбимой…

А потом добавила:

– Многие бояре в Галиче ненавидят Владимирко. Жестокий он. Иных притеснил, других обидел, кто-то разных бед натерпелся. А бояре – это большая сила, шутить с ними нельзя.

– По себе знаю, – подтвердил Иван. – Они главная моя опора. Как и всякого князя.

Они таились от людей и думали, что никто не замечает их встреч. Однако дней через пять в коридоре дворца Ивана остановил боярин-огнищанин Владислав Витанович, на ответственности которого лежало все течение жизни вотчины и сохранность княжеского имущества. Щуря хитроватые глаза, проговорил заговорщически:

– Знает ли князь, что на свете нельзя утаить двух вещей – воровство и любовную связь с чужой женой?

– Это ты о чем? – меняясь в лице, спросил Иван.

– Нельзя скрыть потому, – продолжал боярин, будто не слышал вопроса, – что оба эти случая волнуют всех людей и никто к ним не остается равнодушным.

– Ну и что? – уже с вызовом задал вопрос Иван.

– Да ничего. Вернется князь Владимирко, несдобровать вам обоим.

– А зачем ты мне об этом говоришь? Пожалеть хочешь или напугать? Так знай, я не из пугливых.

– Ни-ни! Ни пожалеть, ни попугать. Просто хочу договориться с тобой.

– И о чем же?

– Присмотрел я тут небольшую рощицу на реке Днестре, хотелось бы присоединить к своим владениям.

– Она что, во владении звенигородского князя находится?

– Нет. Роща принадлежит Владимирко.

– К нему и обращайся. Я-то при чем?

– А ты через княгиню Анну посодействуй. Ради тебя она на все пойдет, влюбленных баб я знаю. Пусть уговорит мужа передать эту рощицу мне. И тогда ни одна живая душа не прознает про вашу любовную связь с княгиней. Держать язык за зубами я умею.

Он передал просьбу боярина Анне. Она долго молчала, как видно, переживая внезапно свалившуюся на них напасть, но потом проговорила твердо:

– Обещай ему, что я выполню его просьбу. Иного выхода у нас с тобой нет.

– А сдержит он свое слово?

Она пожала плечами.

– Кто его знает. Скользкий он человек, к тому же вокруг князя постоянно крутится. Всего можно ожидать.

Когда гонцы сообщили, что князь возвращается, Анна сказала Ивану:

– Поезжай к себе в Звенигород. Мало ли что может случиться.

– А как ты?

– Чему быть, того не миновать. Но, может, все обойдется.

IV

С тяжелым чувством Иван покидал Галич. Он был почти уверен, что кто-то сообщит Владимирко об их любовных встречах с Анной, и был готов принять любую кару. Но проходила неделя-вторая, а никаких известий из Галича не поступало, и Иван стал надеяться, что все закончится благополучно. Но на третьей неделе прискакал гонец от князя с приказом срочно явиться во главе дружины в Галич.

– Что случилось? – обеспокоенно спросил он гонца.

– Война с князем киевским Всеволодом начинается, – бросил тот на ходу и поскакал дальше.

«А может, это ловушка для меня? Одного вызвать к себе, так я могу и сбежать, – размышлял Иван. – А тут с дружиной, дескать, война, поход, а на самом деле ничего этого нет, а меня в оковы и на виселицу или голову отсекут…»

«Да нет же, – разубеждал он себя через некоторое время, – будет Владимирко поднимать дружину! Послал бы в Звенигород десяток своих воинов, схватили бы они меня и доставили в Галич как миленького…»

Впрочем, случилось так, как и сообщал гонец: на Галицкое княжество надвигалось огромное войско великого князя Всеволода с союзниками. Владимирко привел с собой небольшой отряд венгров.

– Всеволод в два, а то и в три раза сильнее меня, – говорил он на военном совете. – Но попытаюсь взять его хитростью.

Войска он повел сначала на юг, перешел реку Сереть и остановился лагерем, ожидая дальнейших действий противника. Тут он встретился как-то один на один с Иваном, спросил, будто неожиданно вспомнив:

– Да вот что, племянник… Мне кто-то говорил в Галиче, что вы много времени проводили вместе с Анной. Так ли это?

– Да, так, – не стал отрицать Иван, а внутри у него все похолодело.

– Вон как, – хмыкнул Владимирко, но тут же рассудительно произнес: – И то верно: ведь вы – родственники? Почему бы лишний раз и не увидеться?

И пошел своей дорогой, а Иван долго смотрел ему вслед, не веря, что разговор на этом закончился. «В первый раз пронесло, – подумал он. – Следующего раза не будет».

Всеволод с огромным войском появился на том берегу реки и встал около второго города Звенигорода. Скоро к нему подошел двоюродный брат Изяслав Давыдыч с половцами. Галичане со страхом наблюдали за огромным табором, раскинувшимся вдоль неширокой речки. «Прихлопнут нас, как мух», – говорили они между собой.

Немного постояв, Всеволод навел плавучий настил из бревен и переправил войско на правый берег, отрезав Владимирко пути к Галичу и Перемышлю. Отступать можно было только на юг, но там лежали вечно враждебные половецкие степи. Галичане оказались в ловушке.

– Мы здесь стоим, – говорили они князю, – а там жен наших возьмут.

Но и Владимирко не дремал. Он знал характеры всех из окружения великого князя, кто чем дышит и к чему стремится. Зная о честолюбивых помыслах брата Всеволодова – Игоря, послал к нему своего человека с предложением: «Если помиришь меня с братом, по его смерти помогу тебе сесть в Киеве».

Игорь прельстился обещанием и начал хлопотать о мире, приступая к брату то с мольбою, то с сердечной обидой:

– Не хочешь ты мне добра, зачем ты мне назначил Киев после себя, а сам против моего лучшего друга Владимирко войну начал?

Всеволод очень любил младшего брата и часто прислушивался к его советам. И на этот раз, не доводя дела до кровопролития, заключил мир. Обрадованный неожиданным спасением, Владимирко выехал к нему из стана и сделал богатый подарок – целых 1400 гривен серебра.

Всеволод, поцеловав Владимирко, сказал ему:

– Се цел еси, к тому не согрешай.

А чтобы мир был крепок, отдал ему спорные города Ушицу и Микулин, из-за которых начался весь этот сыр-бор.

Возвращались галичане домой, подавленные неудачей. Только Владимирко был весел и представлял дело так, что им одержана очередная победа.

– Бесчисленное Всеволодово войско прогнали мы из наших земель, – говорил он на пиру в честь этого события, – да еще два города вернули. Так что пейте и гуляйте, со мной и впредь не пропадете!

Ивана княгиня подстерегла в коридоре, завела в свою светлицу, стала целовать.

– Не боишься, что Владимирко войдет? – спрашивал он ее.

– Сочтены дни князя галицкого, – вдруг серьезным голосом проговорила Анна. – Все понимают, что он потерпел поражение. А особенно им недовольны бояре. Прямо говорят, что не будут терпеть тирана и убийцу, найдут ему замену.

– Одни разговоры, – возразил Иван. – Разговорами и закончатся.

– Ты не знаешь наших бояр. Порой они бывают очень дружны и решительны.

– Ты что, с ними разговаривала?

– А как же? Не с одним вела речи.

– И кого же они прочат на место Владимирко?

– Я им советую тебя пригласить.

– Ну это зря. Какой из меня князь?

– Почему – зря? В Звенигороде себя показал, слава по округе пошла. Справишься и здесь.

– Нет, Анна, не поднять мне Галицкого княжества. Звенигород – это маленький удел, а тут такие земли, такие вопросы сразу возникнут!

– Какие, например, что не сможешь решить?

– Да вот хотя бы отношения с Киевом. Или с Венгрией. В соседях Польша, под боком половцы.

– Ничего, подучишься. Бояре помогут. Так что поезжай в свой Звенигород и жди вестей.

В смятенных чувствах отправился домой Иван. Проходили недели, месяцы, но никто не тревожил. Внезапно из Перемышля явилась Таисия.

– Ты какими судьбами? – удивился Иван.

Таисия мало изменилась. Все та же порывистая, резкая, стремительная.

– Родители решили замуж меня выдать за одного хлюпика. Так я вот собралась наскоро и к тебе утекла. Не прогонишь?

– Куда же я тебя пристрою?

– Кем хочешь, ни от чего не откажусь, лишь бы рядом с тобой быть.

Иван немного подумал, сказал:

– Пойдешь ко мне в вестовые. Должность несложная: иногда буду посылать с донесениями, а в свободное время за моей одеждой и снаряжением будешь следить.

На том и решили.

Наступила зима. Иван уже стал забывать про разговор с Анной, как вдруг нагрянули галичские бояре в количестве пяти человек во главе с боярином-огнищанином Владиславом Витановичем, вошли шумной гурьбой в княжеский дворец, стали требовать хозяина:

– Явись, Иван Ростиславич, на честной разговор. Очень важные вести мы тебе принесли, с большой просьбой приехали.

Когда он вышел к ним, поклонились бояре Ивану, а Владислав Витанович произнес:

– Просим мы тебя, Иван Ростиславич, в князья галицкие. Посланы всем миром, и ты уж не откажи в нашей нижайшей просьбе.

– А где князь Владимирко? – спросил он, веря и не веря в происходящее.

– Князь Владимирко отправился на охоту в дальние края. А мы в это время собрали вече, приняли решение о его смещении и постановили на княжеский престол пригласить тебя, Иван Ростиславич. Так ты уж не откажи нам, будь любезен. Всем миром просим.

– Подумать надо, – неуверенным голосом ответил Иван. Он и вправду за прошедшее время не решил, как поступать, может, потому, что не очень верил в такую возможность.

Бояре были накормлены, напоены, расселены по горницам на отдых. К Ивану зашел Владислав Витанович, плотно прикрыл за собой дверь, подсел поближе.

– Слушай, Иван Ростиславич, что я тебе скажу, – приглушенным голосом начал он. – Во главе боярского заговора стоит не кто иной, как княгиня Анна. Но действует она через меня. Очень она стала доверять мне, когда я не выдал вас. Так вот, никто из бояр про нее не знает, а мне ее участие придает дополнительные силы и уверенность, что сумеем мы скинуть с наших плеч этого упыря.

– Как она выглядит? – спросил Иван, стосковавшийся по любимой.

– Хорошо она выглядит и велела тебе пожелания здоровья и благополучия передать. А еще она добавила, что, как только ты сядешь на престол галичский, разведется с Владимирко и станет твоей женой.

– Как же она может развестись, если их брак освящен самим Господом Богом на небесах!

– Есть, оказывается, в русском праве лазейка на этот счет, что если между мужем и женой имеется большая разница в летах, то церковный суд может развести таких людей.

– Дай-то Бог, – перекрестился Иван. – А я уж всякую веру потерял, что буду рядом с ней.

– Так даешь согласие на просьбу галичан? – спросил боярин.

– Даю. И от слова не отрекусь.

Через два дня в Галиче собралось вече. Народу пришло – не протолкнуться. Все взоры на Ивана Ростиславича, стоявшего в окружении галичских бояр. Молодой князь, совсем юноша, но наслышаны были люди галичские о нем предостаточно: и умен, и сдержан, и снисходителен к провинившимся, и добр к сирым и беззащитным… Одним словом, наш князь, за ним хоть в огонь, хоть в воду!

– Люди галичские! – трубный голос Владислава Витановича покрыл площадь. – Люб ли вам князь Иван Ростиславич?

– Любо-о-о! – прогремела толпа.

– Приглашаем ли его на престол княжества Галицкого?

– Добре-е-е! – отозвалась площадь.

– Не пустим в город Владимирко!

– Доло-о-ой! – взвыла толпа.

Когда Иван возвращался во дворец, встречные люди жали ему руки, говорили:

– Будь с нами, князь Иван Ростиславич. Галичане – дружный народ, не выдадим, не подведем!

Вечером в гриднице княжеского дворца – пир горой.

– Отстоим Галич? – вопрошал какой-нибудь боярин.

– Костьми ляжем, но Владимирко не пустим! – отвечали остальные.

– Поддержим князя Ивана Ростиславича? – раздавался голос с другой стороны.

– Головы положим за нового князя!

– Любимый мой, – поздним вечером ласкала Анна своего возлюбленного. – Наконец-то мы можем встретиться, не боясь никого.

– Ты хоть скучала по мне? – спрашивал он, отвечая на ее ласки.

– Извелась совсем, тебя не видя. Но теперь мы никогда не расстанемся!

– А народу галичскому верить можно?

– Верь как самому себе. Если горожане за кого вставали, то бились до конца.

На другой день и сам Иван увидел, как город спешно стал готовиться к обороне: стучали молоты в кузницах, где выковывали мечи и наконечники для пик, выделывались панцири и кольчуги, из леса везли смолу и складывали на крепостных стенах, туда же тащили бревна, хворост, устанавливали котлы для кипячения воды, по улицам торопливо шли озабоченные люди, все спешили, не теряя времени на разговоры. Город напоминал растревоженный муравейник, и это радовало и обнадеживало Ивана.

Владимирко появился под городом через две недели. Со стен было видно, как он, хмурый и угрюмый, на коне объехал крепостные стены, остановился перед главной башней, о чем-то долго думал, затем, подняв плеть, потряс ею над собой, как видно, угрожая жителям карой, и ускакал к своим войскам. Больше его в этот день не видели.

А через три дня начался приступ. Нападавших было немного, знать, не все бояре других городов поддержали Владимирко. Приступ легко отбили, после чего наступило длительное затишье.

Владимирко отвел свои войска в перелесок и затаился, как видно, поджидая подкрепления. Только через две недели повторил он приступ, но опять малым числом. Среди защитников царило веселье:

– Слабоват Владимирко, некому подкрепить его силы!

– Даже венгры не пришли на помощь.

– А на половцев, как видно, у него денег нет!

На военном совете, собравшемся после отражения приступа, Владислав Витанович проговорил с досадой:

– Оплошность мы допустили, простить себе не могу.

– В чем наша ошибка? – тотчас откликнулся Иван.

– Не сообразили, что можно было добить силы Владимирко. Ведь как только отбросили мы его вояк от стены, кинуть им вслед свежие силы, ни один бы не ушел! И остался бы супротивник наш гол как сокол, без своего воинства. Разве что резвые кони его могли спасти!

– А можно при следующем приступе попробовать! – загорелся Иван. – Я заранее поставлю звенигородскую дружину у ворот, и как только враг побежит, налечу со свежими силами и стопчу лошадями!

Замысел был принят единогласно, все горели желанием побыстрее расправиться с ненавистным правителем.

Потянулись томительные дни ожидания.

Через неделю Владимирко вновь двинул отряды на приступ. Сил у него прибавилось, но не столь много, чтобы переломить обстановку. Защитники забросали противника стрелами и дротиками, лили кипяток и горящую смолу, давили бревнами. Тщетно на коне метался князь возле стены, стараясь подбодрить своих воинов, кричал, стегал плеткой. Сильно рисковал он своей жизнью, только чудом не задела его ни одна стрела.

«Ох, допрыгаешься ты у меня, – дрожа от нетерпения, из бойницы башни следил за ним Иван. – Погоди немного, я тебе покажу где раки зимуют!»

И такой миг настал. Сначала немногие, а потом вся орава осаждавших побежала прочь от крепостных стен.

«Пора!» – сказал себе Иван, скатился по лестнице и, запрыгивая в седло, скомандовал своим дружинникам: – По коня-я-ям!

Отворились тяжелые крепостные ворота, и Иван во главе звенигородской дружины вырвался на простор. Впереди увидел фигурки убегавших воинов противника. А где Владимирко? А вот и он сам, во весь опор скачет к лесу, надеется скрыться среди деревьев, а потом сбежать куда-нибудь в Венгрию, Польшу или к половцам, чтобы набрать новые силы и продолжить войну с ним, Иваном, за галичский престол. Ну это у него не получится! Сейчас он вместе с дружинниками добьет остатки его войск, изловит его самого и будет полным хозяином Западной Руси!

Иван далеко оторвался от дружинников, рядом с ним скакала Таисия и еще с десяток дружинников.

– Мчимся как в тот раз! – восторженно прокричала она, и Иван понял, что она имела в виду случай, когда они своровали скакунов.

В ответ он ей улыбнулся одними глазами и наддал коню. Нелепо улепетывавших горе-вояк рубил мечом, но тех, кто падал на землю и простирал в стороны руки, показывая, что у них нет оружия, щадил: издревле было принято на Руси – лежачих не бьют.

И вдруг внезапно все изменилось. Сначала Иван даже не понял, в чем дело, а когда до него дошло, было поздно: отрезая пути назад, из леса вывалились три полка свежих сил Владимирко. Они двигались быстро, уверенно, как видно, по вначале задуманному плану, отсекая дружинников от крепости, а Ивана с его группой – от дружинников. И Иван понял: Владимирко обхитрил и его, и всех защитников, делая вид, что у него малое число воинов, сам тайком собирал и копил силы, а затем заманил его в ловушку. Недаром он славился изворотливостью и коварством!

Иван остановил коня, к нему подскакали Таисия и дружинники.

– Что делать, Иван? Нас отрезали от крепости! – прокричала Таисия, в ее глазах плескался неприкрытый ужас.

– Да, князь, как нам спастись? – спрашивали дружинники.

Иван огляделся. Путь к крепости закрыт конными полками, к дружине тоже не прорваться. Оставался один выход – прорываться через лес. И он скомандовал:

– За мной!

Как видно, Владимирко бросил всю свою конницу, чтобы окружить звенигородскую дружину, и не предполагал, что Иван попытается вырваться из мешка, и поэтому возле леса вражеских воинов не оказалось. Только небольшая группа конников вдруг выскочила откуда-то из кустарников и бросилась им наперерез. Видя, что столкновения не избежать, Иван повернул своих дружинников навстречу. Короткая схватка… Звон мечей… Оскал лошадиных морд… Истошные крики… И вот они снова на просторе. Оглянулся. Рядом с ним скакала Таисия, остальные полегли в короткой сече.

– Держись, Таисия, – растягивая губы в судорожной улыбке, прохрипел Иван. – Раз живы – значит не пропадем.

У Таисии хватило сил только на то, чтобы бросить на него короткий взгляд, лицо у нее белое и плоское от ужаса, который она только что пережила.

Они влетели в лесок, запетляли между деревьями. «Теперь не поймают, – облегченно подумал Иван, еще ниже пригибаясь к холке коня. – Все войска возле крепости, а здесь никого не осталось. Прорвемся!»

Внезапно чуть в сторонке замелькали фигурки воинов, замахали руками, что-то закричали. «Пешие, – тотчас определил Иван. – Им нас не догнать!»

Затенькали стрелы, хищно впиваясь в деревья. «Мимо. Снова мимо! – облегченно отмечал Иван. – И на этот раз не достали!»

Лесок оказался небольшим, они вырвались в поле, проскакали несколько десятков шагов. Иван огляделся. Вокруг никого, только ровный луг да высокое небо. Колыхались на ветру разноцветные яркие цветочки, высоко парил жаворонок, будто и не шло недалеко жестокое сражение, не гибли люди и не лилась кровь.

– Спаслись мы, Таисия, – выдохнул из себя Иван и оглянулся. Таисия, запрокинувшись на круп коня, остекленевшими глазами смотрела в голубое небо.

Иван соскочил с коня, снял ее и прижал к себе:

– Таисия, что с тобой?

И тут же ощутил стрелу, торчавшую в ее спине. Бережно положил девушку на землю, послушал сердце. Оно не билось. Таисия, его подруга детства, была мертва!

И тут Иван не выдержал. Он встал на колени и, раскачиваясь из стороны в сторону, заплакал скупыми мужскими слезами, приговаривая:

– Таисия, моя Таисия, как же так?

И в этих слезах вылилось все: и гибель дружины, и потеря дорогих и близких людей, и несбывшаяся мечта занять галичский престол. Теперь он изгой – князь, лишенный своего владения, князь без земли, без владения. Просто князь.

Мечом он вырыл могилу и похоронил Таисию. Затем, взобравшись на коня, отправился на восток – может, в Киев, может, в какой другой город.

V

Целый месяц Юрий жил в каком-то наваждении. Что бы он ни делал, куда бы ни шел, его мысли всегда были о Листаве. Ему нравилось думать о ней, вспоминать их встречи, видеть перед собой ее образ. Он лишь теперь понял, что никогда не любил жену, что с Агриппиной у него было лишь мимолетное увлечение; настоящее большое чувство пришло только сейчас, к этой скромной и незаметной девушке. Не найдя силы сдержать себя, он все рассказал Ивану Симоновичу, своему другу детства. Выслушав Юрия, тот подумал, спросил:

– Может, перебесишься?

– Боюсь, нет. Никогда со мной такого не было. Так бы сорвался и улетел в Кучково!

– Да, друг, положение твое не из завидных. Трое детей на шее… Если затеешь развод, Мономах тебя по головке не погладит.

– О разводе я и не думал…

– А о чем же ты думал, когда встречался с Листавой?

– Ни о чем. Просто виделись мы с ней, да и все.

– Ну и продолжайте видеться! Тем более твоя Серафима не ревнует и спокойно относится к твоим любовным похождениям.

– Сейчас пока терплю. Но чувствую, что скоро не смогу жить двойной жизнью. Меня неудержимо влечет к Листаве, я хочу жить рядом с ней, и только с ней!

– Не знаю. Тут я тебе не советчик. Поступай, как считаешь нужным.

Разговор с Иваном не успокоил, а, наоборот, разбередил рану. Мысли Юрия метались, словно птица в тесной клетке. Наконец он не выдержал и ускакал в Кучково.

Боярин встретил его хмуро. Приказал истопить баньку с дороги, сытно и вкусно накормил, но потом, сославшись на нездоровье, ушел в свою горенку и больше к нему в этот день не вышел.

Листава его приезду обрадовалась, но была заметно печальна. Он сразу это заметил.

– Листава, о чем ты грустишь? – спрашивал он ее участливо.

– Нет, ничего, – отвечала она уклончиво. – Тебе просто показалось.

– Но я же вижу, что не такая, как была прежде. Синие круги под глазами…

– Это мне ночью плохо спалось. Духота и комары налетели, покоя не давали.

Он привез ей платье, сшитое по его заказу суздальским портным из византийской ткани. Подарок ее растрогал до слез, но взять она его не решалась.

– Что скажут в Кучкове, когда я пройдусь в нем? – спрашивала она его. – Да и дома не поймут.

– Скажешь, что подарил я.

– Легко подумать – подарок князя! А с какой такой стати?

– Любит он тебя, этот самый князь!

Она вздохнула и просто, без надрыва произнесла:

– А у этого самого князя жена и трое детей, и об этом все-все знают.

Юрий поперхнулся, долгое время молчал.

Наконец произнес, смотря себе под ноги, как провинившийся ребенок:

– Я сам об этом думаю постоянно. Не знаю пока решения, но оно будет. Знаю только одно твердо: мы будем вместе.

– Мне бы тоже хотелось, – простодушно проговорила она и доверчиво прижалась к нему. – Ты меня в мыслях и дни, и ночи преследуешь, покоя не даешь. Только о тебе и думаю. Совсем разум потеряла.

– Мы оба разум потеряли, – улыбнулся он.

Он уехал в Суздаль с твердым намерением развестись с женой.

Юрий и не заметил, что боярин не проводил его. А Кучка между тем находился в крайне угнетенном состоянии. Он вдруг решил, что давно влюблен в Листаву и только сейчас это понял. Мысли о ней сопровождали его повсюду, вызывая досаду и раздражение. Раньше ему было приятно ухаживание Листавы, ее поклонение. Он к этому привык, считал, что так и должно быть. Если бы она и дальше продолжала преследовать его, он не стал замечать ничем не примечательную, по его мнению, девчушку. Но она вдруг ушла к Юрию. Сначала это задело его, затем стало тревожить, и, наконец, он стал думать об этом постоянно, это превратилось у него в какую-то необъяснимую болезнь. Как это часто бывает у людей высокомерных и самовлюбленных, он внушил себе, что любит Листаву, любит давно, а Юрий отнял ее у него, отнял несправедливо, нечестно, и он должен ее во что бы то ни стало вернуть. Вот почему он избегал встреч с Юрием, вот почему не пошел провожать его.

На другой день после отъезда Юрия он случайно узнал, что Листава приболела и никуда не выходит. Он приказал испечь медовых пряников и, завязав несколько штук в узелок из кусочка холстины, отправился к ней.

Листава лежала в кровати, хлюпала носом и куталась в одеяло из шкуры оленя. В углу играл кознами братишка, но, увидев боярина, выскочил наружу.

– Доброго здоровья, Листава, – произнес он ласково. – Услышал о твоей немочи, решил наведаться. Вот пряников принес, мой повар для тебя расстарался. Ешь и поправляйся.

– Спасибо, боярин. Не знаю, чем благодарить за такое внимание.

– Пустяки. Обычное дело. Я всегда к тебе хорошо относился.

– Я знаю. И премного благодарна.

– Можно сказать, что всегда был надежным другом.

– Я всегда высоко ценила такое отношение.

– Хочу еще добавить, что я тебе больше, чем друг.

– Мне приятно это слышать.

– Ничего особенного. Просто живи и здравствуй.

– Да вот не очень хорошо здравствуется…

– Ничего, это дело наживное. Пройдет немного времени, выздоровеешь и снова будешь бегать в свою любимую рощицу. Мне бы хотелось, чтобы ты взяла меня с собой. Помнишь, как недавно этого хотела?

– Не забыла…

– Мне было все некогда и некогда. Но вот сейчас я стал немного свободнее и согласен вместе с тобой погулять по Замоскворечью.

– Спасибо, боярин. Только не пойму, зачем это тебе?

– Как зачем? Ты же знаешь о моих чувствах к тебе…

– Ты же сам сказал – дружеских…

– Нет, Листава, не только дружеские у меня к тебе чувства. Я люблю тебя. Я это понял давно, но сказать решился только сейчас. Надеюсь, ты тоже ко мне неравнодушна и ответишь взаимностью.

Листава откачнулась и стала смотреть на него во все глаза. Наконец произнесла:

– Это невозможно. Никак невозможно…

– Но почему?

– Мое сердце занято…

– Уж не князем ли Юрием? – сказал он пренебрежительно.

– Да, им. А что тут такого?

– Но он женат!

– Ну и что? Мы просто встречаемся, и мне этого достаточно. Я не собираюсь выходить замуж ни за него, ни за кого-то другого. Я так решила.

– Глупенькая! Такого не бывает. Рано или поздно родители просватают тебя.

– Это когда-то будет!

– И будешь жить с нелюбимым? Даже не представляешь, какая это мука. А меня ты любишь. Я ведь помню, как ты стояла перед окнами моего терема. Разве не было такого?

– Было, боярин. Было. Но только время то миновало, кануло в прошлое.

– Так не бывает! Если ты любила меня совсем недавно, значит, продолжаешь любить и сейчас.

– Нет, боярин, не так. Любовь у меня сейчас переведенная. Я любовь свою перевела с тебя на князя Юрия, и уж с этим ничего не поделать! – неожиданно решительно и твердо произнесла она и даже спиной выпрямилась, свысока поглядывая на Кучку.

Он на некоторое время смешался. Никак не ожидал столь крутого поворота в разговоре. Но, такая гордая, она еще больше понравилась ему. Наконец он пришел в себя, кашлянул для солидности, сказал назидательно:

– Зря ты так. И любовь твоя зряшная. Бросит он тебя. Обязательно бросит. Уйдет к другой, обманет и предаст.

– Это почему же?

– Потому что он – князь!

– Он не обманет и не предаст, потому что он – князь! – с вызовом возразила она.

И тут в Кучке заговорила спесь. Он вытянул шею, проговорил, растягивая слова:

– Я никого так не просил и ни перед кем так не унижался! Но ты еще пожалеешь, что не приняла протянутой руки! И запомни: Кучка помнит добро, которое ему кто-либо сделал, но он не забывает и не прощает зла, учиненного кем бы то ни было!

– Я никакого зла не сделала тебе, боярин, – тихо проговорила Листава, но Кучка уже не слушал. Он отшвырнул стул, на котором сидел, и быстро вышел из дома.

Листава глядела ему вслед, по щекам ее бежали слезы.

Через неделю приехал князь Юрий. Бросив поводья коня подбежавшему слуге боярина Кучки, он тотчас направился к дому Листавы. То ли у нее было особое чутье на его приезд, то ли ее известил какой-то мальчишка, но она выбежала из дверей – только косичка моталась по ветру! – и кинулась ему на шею. Он прижал к своей груди ее худенькое тельце, гладил по гладко причесанным волосам.

Наконец сказал:

– Вот я и приехал, чтобы забрать тебя с собой. Забрать насовсем. Теперь мы никогда не расстанемся. Ты поедешь со мной?

Она смотрела пьяными от счастья глазами и только кивала головой, не вымолвив ни слова.

– Мы поселимся в моем дворце, я накажу страже никого не пускать, мы будем время проводить только вдвоем. Мне больше никого не нужно, кроме тебя! Ты согласна со мной?

По лицу ее он видел, что она согласна на все.

– А потом мы совершим длительное путешествие. Мы посмотрим на старинные города Новгород, Смоленск, Киев. Такие красоты увидишь, о которых даже не мечтала!

У нее горели глаза, она видела себя в пути, рядом с любимым, а куда ехать – какая разница!

– Так, значит, ты согласна выйти за меня замуж? – наконец задал он вопрос, который надо было задать раньше.

– Конечно, – ответила она тут же. – Только нам надо пройти в дом и попросить благословения батюшки и матушки.

– Благословения?.. Ах, да. Обязательно надо. Сейчас же. Пойдем!

– Но погоди, – остановила она его. – А когда ты успел развестись со своей женой? Ведь ты у меня был совсем недавно.

– Я не разводился. Просто жена уйдет в монастырь, и я стану свободным. Так я решил.

Она осторожно, но настойчиво развела его руки, отстранилась и проговорила спокойным голосом:

– Нет, Юрий, пока ты не станешь холостым, никуда я не поеду и к родителям мы не пойдем.

Он понял, что уговаривать ее бесполезно, поэтому сказал примирительно:

– Прости, погорячился. Мне так хотелось быстрее соединить наши судьбы, что совсем потерял голову.

– Что ты собираешься делать?

– Переночую у Кучки, а завтра отправлюсь в обратный путь. Приеду, когда стану свободным человеком!

– Мне бы не хотелось, чтобы ты останавливался у боярина. Может, у нас переночуешь?

– А что так? Обидел чем? Только пусть попробует, я с него семь шкур спущу!

– Ну что ты! Просто и мне будет так спокойней, и родителям приятно. Все-таки сам князь посетил их дом!

Ему нравилось быть в радостном подчинении у нее.

– Ну что ж, уговорила. Пусть будет по-твоему. – И, хитро улыбнувшись, добавил: – Заметь: ты уже начинаешь командовать!

Она уцепилась за его руку и прижалась щекой к его плечу.

При их появлении в доме начался переполох. Князя не знали куда посадить, чем угостить. Хозяин, еще молодой бородатый мужчина, стукнул кулаком по столу и провозгласил: