Текст книги "Наль и Дамаянти"

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

1

Наль, разлучившися с змеем, пошел в Айодское царство

Службы искать у царя Ритуперна, который давно уж

Принял к себе и Варшнею, прежде служившего Налю.

Мудрый царь Ритуперн, великий конский охотник,

Лучших искусников править конями сбирал отовсюду.

Наль, через десять дней пришедши в Айоду, к царю Ритуперну

Тотчас явился. «Я конюх Вагука, – сказал он, в искусстве

Править конями мне равного нет; сто миль проскакать их

В день я заставить могу. И во многом другом я искусен:

Пищу никто так вкусно, как я, не умеет готовить.

Всякое дело, для коего нужны и труд и уменье,

Взять на себя я готов и к тебе, царю Ритуперну,

В службу желаю вступить». Ритуперн отвечал благосклонно:

«В службу, Вагука, тебя я беру; ты будешь отныне

Главным конюшим моим; надзирай за моими конями

К скачке проворной их приучая; за службу же будешь

Сто золотых получать. Товарищ твой будет Варшнея

Конюх искуснейший в деле своем, с ним старый Джевала,

Мой заслуженный конюший, и много других; ты без скуки

Будешь с ними досуг свой делить; и свободен ты делать

Что пожелаешь. Будь главным моим конюшим, Вагука».

Вот и служит конюшим Наль у царя Ритуперна,

Царь без царства, муж без жены, изгнанник, лишенный

Даже лица своего, и Варшнея, ему так усердно

Прежде служивший, теперь уж товарищ ему: под одною

Кровлей они; но чужды друг другу, и вместе и розно,

Каждый своею печалью довольный, Варшнея о жалкой

Гибели Наля-царя сокрушаясь, а Наль по супруге,

Брошенной им, ежечасно тоскуя. И было то каждый

Вечер, что Наль, убравши коней, один затворялся

В стойле и пел там все ту же и ту же печальную песню:

«Где, светлоокая, ты одинокая странствуешь ныне?

Зноем и холодом, жаждой и голодом в дикой пустыне

Ты, изнуренная, ты, обнаженная, вдовствуя бродишь.

Где утешение, в чем утоление скорби находишь?»

Так он пел. И однажды Джевала, подслушавши эту

Песню, спросил у него: «По ком ты, Вагука, тоскуешь?

Кто же та, о которой такую грустную песню

Так заунывно поешь ты?» – «Пою про жену сумасброда,

Ею избранного, ею любимого, ум и богатство

Вдруг потерявшего, ей изменившего, клятву святую,

Данную ей пред богами, забывшего. С ней разлученный,

Он уж давно в тоске, в раскаянье, в страхе, не зная

Скорби своей утоленья ни днем, ни ночью, бездомным

Странником бродит. Но каждую ночь, об ней помышляя,

Эту песню поет он. Скитаясь, как нищий, с терпеньем

Пьет он свою преступленьем налитую, горькую чашу,

Чашу разлуки, и горе свое с одним лишь собою

Делит. Она же, которая с ним и в беде не рассталась,

Им в пустыне забытая… Где она? Что с ней? Лишь чудо

Жизнь могло сохранить ей, со всех сторон окруженной

Смертью в лесах, где гнездится и дикий зверь и разбойник.

Эту повесть он сам рассказал мне. С тех пор и пою я

Песню его, как сам он поет, и об нем сокрушаюсь».

2

Бима, царь Видарбы, узнав о бедствии Наля,

Царство свое проигравшего в кости, немедленно созвал

Всех видарбинских брахманов и так им сказал: «Отыщите

Дочь мою Дамаянти и Наля-царя; кто узнает,

Где мои дети, и их ко мне приведет, тот получит

Тысячу самых отборных быков и деревню, как людный

Город богатую; тот же, кто, их не приведши, хоть с верной

Вестью об них ко мне возвратится, также получит

Десять сотен быков». Брахманы поспешно на север,

Полдень, восток и запад пошли отыскивать Наля;

Всюду, по всем областям, городам, деревням, по безлюдным

Диким лесам, по горам, по равнинам, по разным дорогам

Долго ходили они; но напрасно – ни слуха, ни вести

Нет ни о Нале-царе, ни о верной его Дамаянти.

Вот, наконец, один из брахманов, Судева, достигнул

Города Шедди, и там во дворце, на празднике царском,

Он Дамаянти увидел. Подле царевны Сунанды,

В платье печальной вдовы, на лице покрывало, близ светлой,

Радостной девы она там стояла – жена, по супруге

Мрачно скорбящая, тень близ света, алмаз без сиянья,

День без солнца, краса, двойным покровом от взоров

Скрытая – черным платьем и черным горем. Увидя

Этот прекрасный, невидимо блещущий свет, догадался

Тотчас Судева, кто перед ним. Про себя он подумал:

«Тот же образ я вижу, который столь сладостно светел

Был в то утро, когда все земные цари и владыки,

С ними и вечные боги, в тревоге надежды смиренно

Ждали, кому из них благодатную руку подаст Дамаянти.

Это она, полногрудая, темно-кудрявая, райским

Блеском очей веселящая душу, любовь и утеха

Мира; она, молодая лилея, лишенная корня,

Лотос, слоновой стопой сокрушенный, высокое в низком;

Это она, по супруге скорбящая, вместе с супругом

Всю потерявшая жизнь, как источник, ныне безводный,

Некогда быстро бежавший, как лунная ночь по затменье

Полном луны, поглощенной внезапно небесным драконом;

Это она, достойная жить в перламутровом царском

Доме, живущая ныне в чужом сиротою бездомной;

Славная царской породою в горьком бесславном изгнанье;

Счастья достойная, жарко любящая, чуждая счастью,

Чуждая сладкой любви. Ее измучено сердце

Страстным стремленьем к супругу, избранному сердцем; на свете

Муж – украшенье жены; потеряв сей небесно прекрасный

Перл, и блестящая тратит свой блеск. Но где ж он, могучий

Наль? Перенес ли разлуку с такою женою иль мертвый

Пал, утратив ее? И мне всю душу пронзает

Горе при виде ее красоты сокрушенной, при встрече

Огненно-темных ее, в слезах угасающих взоров.

Скоро ль, скоро ль, весь мир исходив путем испытанья,

К цели желанной достигнет она и с желанным супругом,

С милым души, с властителем жизни встретится в мире

Так, как звезда встречается с месяцем? Скоро ль

С трона низверженный Наль возвратит Дамаянти и трон свой?

О! какое блаженство тогда для обоих, друг другу

Равных прелестью, доблестью, знатностью рода и славой

Предков! Мне должно теперь подойти с утешительным словом

К ней, сокрушенной». Так говорил многомудрый Судева

Сам с собою; потом он к тому приблизился месту,

Где одиноко стояла среди многолюдства с печальной

Думой своей Дамаянти. «Здравствуй, роза Видарбы, —

Ей он сказал, – я Судева, брахман видарбинский; царь Бима,

Твой родитель, жив, и здоров, и царствует мирно;

Здравствует с ним и твоя благодушная мать, управляя

Домом; здравствуют братья твои, здравствуют дети,

Мирно цветя под защитою деда и бабки. Но горе

Всех по тебе сокрушило. И ныне по целому свету

Ищут брамины тебя; отыскать же позволили боги

Мне». Дамаянти, узнавши его, залилася слезами;

Стала потом о родных, о друзьях, знакомых и ближних

Спрашивать. «Выросли ль дети?» – она напоследок спросила.

С этим словом рыданье стеснило ей грудь, и с прекрасных

Длинных ресниц покатилися крупными каплями слезы.

Видя, что плачет она в разговоре с брамином, Сунанда,

Сильно встревожась, сказала немедленно матери: «Наша

Гостья плачет; какой-то брамин говорит с ней, и, верно,

С ним знакома она, и его слова пробудили

Эту печаль». Тогда из покоев внутренних вышла

Мать-царица; увидя брамина, она повелела

К ней его привести; и его расспрашивать стала

Так: «Расскажи мне об ней что ведаешь. Кто и какого

Рода она? Чья дочь? Чья жена? И с родными какою

Странной судьбою рассталась? И здесь ты ее по какому

Тайному признаку мог распознать? Обо всем откровенно

Мне расскажи». И, сев на ему указанном месте,

Так рассказывать начал Судева, брамин многомудрый.

3

«Царствует ныне в Видарбе царь Бима, до старости поздней

В славе доживший; а странница эта есть Дамаянти,

Дочь видарбинского Бимы, жена нишадского Наля.

Наль же, сын Виразены, бывший владыка Нишады, безумно

В кости все царство свое проиграл недостойному брату.

С той поры, покинув Нишаду с женою, пропал он

Без вести. Бима послал нас отыскивать дочь. И случайно

В вашем царском дворце в печальной, таинственной гостье

Вашей узнал я ее… И кто не узнал бы? На свете

Нет Дамаянти другой, столь прекрасной душою и телом.

Есть притом и примета: на лбу под густыми

Кудрями светлая скрыта звезда, как за облаком месяц;

С нею она родилася; ее сам Брама заметил

Знаком святым благодати; но знак сей одним лишь браминам,

Видящим здесь красоту неземную, служителям Брамы

Может быть видим; и я очами брамина, как злато

В темной руде, как в пепле горячем огонь сокровенный

Тотчас узнал Дамаянти, красы несказанной светило».

Кончив рассказ свой, Судева умолк. Тут царевна Сунанда,

Тихо подкравшись к подруге, с ее головы покрывало

Вдруг сорвала и кудри волос, осенявших прекрасный

Лоб видарбинской царевны, откинула: ярко, как месяц,

Тучу пронзивший, блеснула оттуда звезда благодати.

То увидя, Сунанда в слезах умиленья припала

К сердцу ее; царица заплакала также; и все три,

Крепко обнявшись, слиянные сердцем, стояли безмолвно,

Слезы сливая с слезами. Вот напоследок сказала

Мать-царица: «Ты дочь моей сестры, Дамаянти.

Наш знаменитый отец был владыка дафернский Судеман;

Бима выбрал сестру, меня избрал Виравагу.

Я и тебя младенцем видала в то время, когда мы

Вместе с сестрой навестили в Даферне отца. И тогда уж

Эта звезда сияла на лбу у тебя. Догадалась

Тотчас я, кто ты, как скоро ты странницей грустной явилась

Здесь, и дочерью сердце тебя нарекло. Оставайся ж

С нами, мой дом есть твой; и все подвластное сыну

Царство также твое. Живи в любви и согласье

С нами; будь дочерью мне, будь нежной сестрою Сунанде».

«Долго я здесь незнакомкой в довольстве жила, – отвечала

Тетке своей Дамаянти, – не знала нужды, под защитой

Верной была и в горе встречала веселье; но будет

Мне веселее в Видарбе с родным отцом и с родною

Матерью. С миром меня отпусти; я давно уж с своими

Ближними розно; отсюда слышится мне, как сиротки

Дети мои, по матери плача, ее издалека

Кличут и ей говорят: без отца мы; на что ж нам

Быть и без матери? Если свое благотворное дело

Ты довершить надо мною желаешь, то дай мне скорее

Средство в Видарбу к своим возвратиться». «Исполнена будет

Воля твоя, красота звездоносная», – так отвечала

Мать-царица; потом, с позволения сына, владыки

Царства шеддийского, в путь снарядила милую гостью;

Пищу с питьем на дорогу сама царевна Сунанда

Ей приготовила; дали коней с колесницею; дали

Также и стражей, дабы ее на пути охраняли;

С плачем расстались потом. И вот, наконец, возвратилась

К ближним своим Дамаянти. И много в Видарбе веселья

Было при встрече ее. Когда ж Дамаянти со всеми

Свиделась, с милою матерью, с добрым отцом и с родными

Братьями, сродников всех и знакомых увидела, к сердцу

В сладких слезах прижала детей, – то первой заботой

Было ее принести благодарность богам и браминов

Всеx одарить. И Бима исполнил свое обещанье:

Тысячу жирных быков с селом, богатым как город,

Я он брамину Судеве. Награду такую сначала

Он обещал лишь тому, кто найдет Дамаянти и Наля;

Но, блаженный свиданием с дочерью, он уж не думал

Боле о Нале. Зато не забыла о нем Дамаянти.

Ночь одну проведя в жилище отца, на другой день

Матери так Дамаянти сказала: «Если ты хочешь

Жизнь мне мою сохранить, возврати мне прекрасного Наля».

То услыша, царица заплакала горько и слова

Ей отвечать не могла от слез и рыданья. И вместе

С нею домашние все сокрушались, и громким стенаньем

Все жилище ее наполнялось. И вот что царица

Биме, властителю многих народов, сказала: «Открыла

Сердце свое мне наша дочь Дамаянти; по милому

Нале тоскует она несказанно. А где он? Удастся ль

Так же найти и его, как найти удалось Дамаянти?»

Бима при этих словах опять вызывает браминов

Новую службу ему сослужить. «Святые брамины, —

Им говорит он, – идите по всем путям и дорогам

Наля отыскивать; с ним разлученная, гаснет от горя

Дочь Дамаянти». Брамины, немедленно в путь изготовясь,

Все собрались к Дамаянти услышать ее повеленье;

Их приняла, улыбаясь сквозь слезы, она и сказала

Так: «Куда б ни пришли вы и где бы его ни искали —

В городе ль, в царском дворце ли, в деревне ли, в хижине ль бедной —

Всюду одно повторяйте, вытвердив то, что скажу вам:

«Где ты, игрок? Куда убежал ты в украденном платье,

В лесе покинув жену? Она, почерневши от зноя,

В скудной одежде, тобою обрезанной, ждет, чтоб обратно

К ней ты пришел. По тебе лишь тоскует она и ни разу

Сна не вкусила с тех пор, как, себе на погибель, заснула

В том лесу, где тобой так безжалостно брошена. То ли

Ты обещал ей супружеской клятвой? Покров и защита

Муж для жены; а ты что сделал с своею женою,

Ты, величаемый мудрым, твердым, благим, благородным?»

Помните эти слова и их везде повторяйте.

Если же кто вам на них отзовется, то знайте, что это

Наль; и тогда немедля разведайте, кто он? Когда же

Словом каким он вам возразит, то скорее, скорее

Это слово мне передайте, брамины. Но будьте

С ним осторожны, чтоб он догадаться не мог, что за ним вы

Посланы мной, и чтоб снова не скрылся. Идите с богами

В путь свой, брамины, ищите Наля, везде повторяя

Грустную песню мою, воздыханья любви сокрушенной».

Данные им наставленья принявши, по разным дорогам

Все разошлися брамины отыскивать Наля; и всюду,

В людных, больших городах, в богатых палатах, в убогих

Хижинах, в темных лесах, по горам, по полям, по долинам,

Где только был человеческий след, неусыпно искали

Наля они, везде повторяя слова Дамаянти,

Грустную песню ее, воздыханья любви сокрушенной.

ГЛАВА ОСЬМАЯ

1

Вот по странствии долгом один из браминов, Парнада

Именем, с вестью такою пришел к Дамаянти: «Повсюду

Наля искав безуспешно, пришел, наконец, я в Айоду.

Там пред царем Ритуперном твои слова произнес я;

Царь ничего не сказал мне в ответ, и никто из придворных

Также мне не дал ответа. Когда ж я, простясь с Ритуперном,

Вышел из царских покоев, со мной повстречался служитель

Царский с руками короткими, малого роста, Вагука

Именем; дело его смотреть за царевой конюшней;

Видом он некрасив; зато великий искусник готовить

Пищу, так же чудесно правит конями: он может

В сутки сто миль проскакать их заставить. И вот что с глубоким

Вздохом, от слез задыхаясь, сказал мне этот Вагука:

«В бедности, в горести терпят безропотно с верой смиренной

Неба достойные, долгу супружества верные жены;

Сердце их кроткое нежным прощением мстит за обиду.

Если в безумии все свои радости, свет и усладу

Жизни, расставшися с верной подругою, жалкий преступник

Сам уничтожить мог; если, отчаянный, платья лишенный

Хитрыми птицами, голодом мучимый, он удалился

Тайно от спутницы, если он с той поры денно и ночно

Все утраченной плачет и сетует – доброй женою

Будет оплакан он; что б ей ни встретилось доброе, злое,

Нежному, верному сердцу покажется горе не горем,

Радость не радостью; будет лишь памятно бедствие мужа,

Тяжкой виной своей в горе лишенного всякой отрады».

Эти услышав слова, я решился немедля пуститься

В путь обратный. Царевна, сама теперь ты рассудишь,

С доброю ль вестью к тебе я пришел». Дамаянти, Парнаду

Выслушав, тотчас к царице пошла и так ей сказала:

«Слушай, родная; о том, что я сделать хочу, мой родитель

Бима ведать не должен; хочу я брамина Судеву

В царство Айоду послать; награды своей половину

Он заслужил, вот случай ему заслужить и другую:

Вам возвратил он меня, пускай возвратит вам и Наля».

Мать согласилась на просьбу плачущей дочери; тайно

Все учредили они, и царь не узнал ни о чем. Одаривши

Щедро Парнаду, царевна сказала: «Когда возвратится

Счастливо царь мой желанный, получишь ты вдвое; ты первый

След нам к нему указал». И доволен остался Парнада

Тою наградой. Тогда Дамаянти, призвавши Судеву,

Так сказала: «Судева, иди к царю Ритуперну

В царство Айоду; явися ему, но так, чтоб подумал

Царь Ритуперн, что зашел ты в Айоду случайно, и вот что

Скажешь ему ты, как будто без всякого умысла: «Бима

Снова сзывает в Видарбу царей и царевичей; снова

Хочет супруга избрать Дамаянти: уж съехалось много

К ней женихов». И ежели знать пожелает он, скоро ль

Должен быть выбор, назначен ли день, отвечай ты: «Я вижу,

Царь, что тебе одному неведомо то, что известно

Целому свету; день назначенный – завтра; и если

Сам ты отведать счастья намерен, то можешь в Видарбу

Нынче же к ночи поспеть; у тебя есть конюх, искусный

Править конями; он в сутки сто миль проскакать их заставит;

Только не медли: завтра, чем свет, Дамаянти объявит

Выбор; о Нале ж ни слуха, ни вести; и, верно, погиб он.

Если же хочешь ты знать, от кого я о сказанном слышал,

Знай, государь, что я слышал о том от самой Дамаянти».

2

Вот и приходит Судева к царю Ритуперну. То было

Рано поутру. И только что ложную повесть брамина

Выслушал царь, как, с места вскочивши, воскликнул: «Скорее

Кликнуть Вагуку сюда!» Когда же Вагука явился —

«Верный конюший, – сказал Ритуперн, – мне должно в Видарбу

Нынче ж поспеть; Дамаянти опять выбирает супруга;

Завтра утром она объявит свой выбор. Искусство

Ныне свое покажи мне, Вагука, на деле; посмотрим,

Можешь ли в сутки сто миль проскакать на конях, не кормивши?»

Царская речь наполнила ужасом Налеву душу.

«Что замышляет, – подумал он сам про себя, – Дамаянти?

Или она от скорби лишилась ума? Иль какую

Хитрость задумала? Может ли быть, чтоб она на такое

Дело решилась, она, непорочная, верная, светлый

Ангел любви? Неужель, оскорбленная мной так жестоко,

Хочет отметить мне она, смиренно – незлобный эдемский

Голубь? Но женское сердце изменчиво; я же пред нею

Слишком виновен; прекрасную младость ее погубил я;

В долгой разлуке со мной разлучилась она и с любовью.

Но, позабывши меня, как могла позабыть Дамаянти

Наших детей? Мне должно разведать, что ложь и что правда

В этом слухе, и волю царя для себя я исполню».

Так он в мыслях решил и, покорно ко груди прижавши

Руки, царю отвечал: «Несомненно, исполнена будет

Царская воля твоя; мы нынче ж поспеем в Видарбу

К вечеру». Вот на конюшню Вагука пошел, чтоб надежных

Выбрать коней, и выбрал тощих, тяжелых, ноздристых,

Тонконогих, толстоголовых, с щетинистой шерстью,

С длинными шеями, с гривой встопорщенной, огненно диких.

Выбор такой царя изумил. «Ты шутишь, Вагука, —

С гневом сказал он, – как будто в насмешку, из целой конюшни

Выбрал ты самых негодных коней. В такую дорогу

Можно ль на клячах подобных пускаться?» – «То добрые кони,

Царь-государь, – Вагука ответствовал, – вот и приметы:

Две на лбу, одна на груди и три на копытах;

Духом домчимся на этих конях до Видарбы; но если

Выбрать других ты желаешь, то сам укажи их; готов я

Волю исполнить твою». – «Пускай по-твоему будет, —

Царь отвечал, – тебя не учить мне; закладывай, едем».

Выбранных им четырех коней заложил в колесницу

Наль и сел в нее с Ритуперном: и с ними, по просьбе

Наля, сел Варшнея. Собравши в могучую руку

Вожжи и ими тряхнув, как браздами излучистых молний,

Наль закричал: «Изготовьтесь вы, добрые кони; чтоб нынче ж

Быть нам в Видарбе!» И, дрогнув, пред ним на колени упали

Кони; легким движеньем руки опять он их поднял

На ноги, голос смягчил и, ласковым словом придав им

Жару, крикнул: «Вперед!» Они понеслися как вихри.

Царь Ритуперн на бег их смотрел с немым изумленьем.

В то же время, расслушав, сколь был таинственно звучен

Гром колесницы, и видя, что вожжи со свистом и треском

Били коней по бокам и, как молнии, быстро сверкали,

Думу глубокую думал Варшнея: «Откуда Вагука

Мог получить таксе искусство и кто он? Не сам ли

Коней державного бога богов повелитель Металис?

Или он Наль, сокрывший себя под личиной урода?

Налева образа нет здесь, но есть здесь Налева сила.

Кто же мне правду откроет? Давно из древних преданий

Ведаем мы, что земные цари, по воле судьбины

Здесь, на земле, иногда превращенные, странствуют тайно.

Этот уродливый конюх не может быть Налем великим;

Тот же, под кем, как гроза в небесах, гремит колесница,

Кто он иной, как не Наль, мой великий владыка?» Так думал

Молча Варшнея и в бедном Вагуке угадывал Наля.

3

Кони, без крыльев крылатые, властию Наля как буря

Мчались вперед по горам, по долам, через реки, потоки.

Вдруг сорвалась с головы Ритуперна повязка. «Вагука,

Стой! – он сказал. – Пускай Варшнея подаст мне повязку». —

«Поздно! – ответствовал Наль – Вагука, – уж мы отскакали

Более мили; оставим повязку». Царь изумился;

Вдруг он увидел вдали Вибитаку, ветвисто-густою

Сенью покрытое дерево. «Слушай, Вагука, – сказал он, —

Здесь, на земле, никто не имеет всезнанья; в искусстве

Править конями ты первый; зато мне далося искусство

Счета, и знаю я тайну играть наверное в кости.

Видишь ли там, вдалеке, то ветвистое дерево? Много

Листьев на нем и много плодов; но много их также,

С ветвей упавших, лежит на земле. Так знай же: упало

Листьев четыреста три, и с ними свалилось сто десять

Спелых плодов; всех сучьев семьсот сорок девять; на сучьях

Листьев осталося пять миллионов и восемь; плодов же

Тысяча триста пятнадцать созревших, восемьсот сорок

Три созревающих, семьдесят восемь гнилых. Хоть поверку

Сделай, мой счет без малейшей ошибки». В эту минуту

Были они уж близ дерева. «Стойте, – воскликнул Вагука, —

Добрые кони; такому чудному счету нельзя мне

Прежде поверить, пока плодов, и сучьев, и листьев

Сам не сочту я на дереве этом. Варшнея подержит

Вожжи, покуда я буду считать». Ритуперн ужаснулся.

«Что ты задумал, Вагука? – сказал он. – Не время нам медлить».

Но Вагука (был умысел свой у него) непременно

Счет поверить хотел. «Подожди, – царю отвечал он, —

Или – если уж так ты поспешен, – прямо, все прямо

Этой дорогой ступай; Варшнея будет конями

Править». На то Ритуперн возразил, стараясь Вагуку

Лаской смягчить: «Не упрямься, добрый Вагука; в искусстве

Править конями тебе подобного нет, и в Видарбу

Только с тобою одним поспеть нам к вечеру можно.

Я (сам видишь ты это) во власти твоей; не держи же

Доле меня; я сделаю все в твое угожденье,

Если только в Видарбу доедем прежде, чем сядет

Солнце". Вагука вместо ответа, коней удержавши,

С козел сошел и начал спокойно считать по порядку

Прежде плоды, за плодами сучья, за сучьями листья.

"Счет плодов без ошибки, – сказал он царю Ритуперну. —

Вот поглядим, не ошибся ль ты в счете сучьев и листьев?»

Царь кипел нетерпеньем. «Будь же доволен, Вагука,

Разве мало тебе одного доказательства?» – «Мало,

Царь-государь, – Вагука сказал, – но если ты хочешь

Разом все кончить, то сам объясни мне, как мог ты так много

Счесть в такое короткое время?» – «Знай же, – воскликнул

Царь (не от доброй души, а взбешенный упорством Вагуки), —

Я одарен могуществом счета и тайным искусством

В кости играть наверное». – «Ежели так, то теперь же

То и другое мне передай; в замену искусство

Править конями получишь», – сказал Вагука. «Согласен, —

С гневом ответствовал царь, – и могущество счета и тайну

В кости играть я тебе отдаю; от тебя же, Вагука,

Дар твой приму, как скоро приедем в Видарбу». Лишь только

Вымолвил слово свое Ритуперн, как у Наля открылись

Очи, и он все ветви, плоды и листы Вибитаки

Разом мог перечесть; и в то же мгновенье, когда он

Данную силу в себе ощутил, сокрытый дотоле

В сердце его искуситель Кали оттуда исторгся,

Дымом и мглою своей обхватил Вибитаку. При первом

Чувстве свободы Наль обеспамятел; скоро, однако,

Он очнулся и, видя лицом к лицу пред собою

Злого врага своего, хотел проклясть нечестивца;

Но Кали возопил, поднявши руки смиренно:

«Наль, воздержися от клятвы; уже довольно наказан

Был я проклятьем, в минуту страданья твоею женою

Против меня изреченным (хотя и был ей неведом

Общий ваш враг). С тех пор я, замкнутый в тебе, как в темнице,

Столь же был горем богат, сколь ты был радостью беден.

Мучимый ядом царя Змеиного, денно и ночно

Сам я себя проклинал. Пощади же меня, благодушный

Наль; я отныне бессилен; отныне каждый, кто повесть

Бедственной жизни твоей прочитает, тебя прославляя,

Будет от козней моих огражден и власти подобных

Мне зловредных духов недоступен». Смягченный молящим

Словом врага побежденного, Наль воздержался от клятвы.

Сам же Кали в Вибитаку вселился, и полное жизни

Дерево мигом засохло. При чуде таком изумился

Царь Ритуперн (того ж, что с Налем в эту минуту

Делалось, видеть и слышать не мог он). Едва искуситель

Скрылся – от муки избавленный, радостно блещущий, новой

Жизнию пламенный, вдвое могучий, сел в колесницу

Наль, и кони помчались; а он, упредив их, душою

Был уж в Видарбе, там, где была Дамаянти, куда он

С сердцем свободным от зла, но все еще бедный, бездомный

Царь, возвращался под видом чужим, никому не знакомый.