Текст книги "Мальтийский крест. Том 2. Черная метка"

Глава 18

Сорок восьмой Президент САСШ Джеральд Доджсон обратился к Императору возрождённой Российской Державы Олегу Константиновичу по полуофициальному каналу. Не напрямую, потому что специальной телефонной линии между Белым Домом и Кремлём ещё не было установлено, а через посольство, только что переехавшее из Петрограда. Заранее предупреждённые связисты быстро, как на фронте, протянули кабель особо защищённой связи с Моховой до Кремля. Поверху, по обычным столбам уличного освещения. Всего-то на полкилометра, даже меньше. К американскому линейно-батарейному коммутатору подключили свой, рассчитанный на пропуск специально модулированного сигнала.

– Я вас слушаю, Джеральд, – сказал Император, когда полковник с молниями на жёлтых петлицах подал ему трубку.

– Здравствуйте, Олег, – начал президент по-русски. Имя американец произнёс легко, а на «Константиновиче» наверняка бы запнулся, отчего и пропустил.

«Интересные люди, – пренебрежительно подумал самодержец, – считают себя солью земли, а фонетикой не владеют. Любой русский свободно выговорит «Йокнапатофа» или «Попокатепетль», а эти… Даже выкарабкивающиеся на берег лягушки им не под силу».

Однако ответил вежливо:

– Рад вас слышать.

И тут же перешёл на английский. На очень хороший английский, оксфордский, по сравнению с которым луизианское произношение президента звучало забавнее, чем малороссийский крестьянский суржик.

– Вы первый, кто решил со мной поговорить напрямую. Официальные телеграммы с поздравлениями и аккуратные ноты наших европейских коллег не в счёт. Я это ценю.

– Разве вы не получили гораздо более тёплых писем от представителей родственных вам Виндзорской, Голштейн-Готторпской и иных династий?

– Если бы даже и да, это не имеет принципиального значения. До тех пор, пока они не располагают в своих странах сколько-нибудь значительным влиянием. Вы это понимаете не хуже меня, Джеральд. Но не будем терять времени. Чем вызван ваш звонок? Неужели президент САСШ вспомнил далёкий тысяча восемьсот шестьдесят третий год[14]14
  В 1863 году, в разгар американской Гражданской войны, для предотвращения вступления Великобритании и Франции в войну на стороне Юга и с учётом поддержки этими странами Польского восстания, а также помня недавнюю Крымскую войну, Россия направила в Нью-Йорк и Сан-Франциско крейсерские эскадры адмиралов Лесовского и Попова. При возникновении реальной угрозы морским торговым коммуникациям названные страны отказались от своих намерений. С тех пор между Россией и САСШ (в этой реальности) неизменно сохранялись дружественные (в основном – на эмоциональном уровне) отношения.


[Закрыть]?

– Скорее – тысяча девятьсот тридцать первый[15]15
  В этом году Россия первой поддержала инициативу Ф. Рузвельта о создании ООН и ТАОС. (Смотри роман «Дырка для ордена».)


[Закрыть].

– Продолжайте. – Олег закурил папиросу. Игра начинала удаваться.

– Я предлагаю вам личную встречу. На уровне официальной дипломатии это сложно. Но я знаю, что вы не только великолепный политик, но и учёный. Уссурийская тайга, вообще Дальний Восток входит в сферу ваших давних интересов. Сейчас у меня на столе лежит книга Олега Романова «По следам Арсеньева». На этот раз я правильно произнёс фамилию Владимира Клавдиевича?

«Не прост Джеральд, не прост», – подумал Олег.

Американец заговорил по-русски почти безупречно.

«Тем интереснее…»

– Слушаю дальше. – Император тоже вернулся к родному языку. Вообще, с точки зрения протокола, это не совсем верно – главы государств должны разговаривать каждый на своём, чтобы в случае чего недоразумения возложить на переводчиков, и суверенность, вдобавок, подчёркивается. Но сейчас считалось, что общение личное, с глазу на глаз, и Доджсон пытался заранее расположить к себе собеседника, с которым раньше не встречался.

– Может быть, вы возьмёте отпуск, и мы повидаемся… На острове Святого Лаврентия вас устроит?

– С удовольствием! Давно в те края собирался. Русский царь любит свою страну и должен знать её, как хороший помещик – имение. Я прилечу. Когда?

– Если у вас нет более важных забот, прямо завтра и вылетайте. Сумеете?

Олег пожал плечами, пусть этого телодвижения по телефону увидеть нельзя.

– Естественно. Что может быть более важным, чем возможность в приватной обстановке обменяться мнениями с таким человеком, как вы?

Большинство даже сравнительно образованных людей привыкло считать, что Америка очень далека от России. Из Москвы до Нью-Йорка самолёт летит девять часов, до Сан-Франциско – четырнадцать. А на самом деле на обычном снегоходе в САСШ можно доехать за час. Из Уэлена или с острова Ратманова до Нома. Просто – с другой стороны. Через Берингов пролив.

Американский остров Святого Лаврентия расположен в ста километрах от порта Провидения, что на российской стороне. Там военно-воздушная и военно-морская базы, город со стотысячным населением. У американцев тоже аэродром и пункт захода подводных лодок. Благоустроенный посёлок, нечто вроде курорта для любителей северной экзотики. Хорошее место для встречи.

Императорский реактивный самолёт преодолел путь до Провидения по дуге Большого круга всего за восемь часов. Остаток дня и вечер Олег провёл в общении с местными жителями. Губернатор, едва успевший примчаться к трапу из Анадыря, суетился позади, среди свиты. На него Величество, после дежурных протокольных фраз, почти не обращал внимания.

А народ был счастлив. Для каждого обывателя, оказавшегося поблизости, Император находил тёплое, когда серьёзное, когда шутливое слово. Предложил, ещё по Уставу Петра Первого, высказать личные претензии выстроенным на плацу (по отдельности) нижним чинам и офицерам гарнизона.

Кое-кого осчастливил – без этого самодержцу нельзя. Пожилого многодетного капитана, отслужившего «на северах» без продвижения десять лет, велел перевести в Крым с производством в следующий чин. Всем прочим офицерам объявил, что по выслуге пяти лет соизволяет замену в любой гарнизон России по желанию. Сверхсрочным унтерам, «беспорочным», накинул по лычке, нескольких казачьих вахмистров произвёл в хорунжие, рядовым вдвое повысил денежное довольствие и удлинил до трёх недель ежегодный отпуск (не считая дороги).

Страху навёл только на гражданских чиновников, вспомнив реакцию Николая Первого на «Ревизора».

Утром на вертолёте, сопровождаемом российскими четырёхмоторными летающими лодками «Г-200» и двумя американскими истребителями, Император вылетел на Лаврентий.

Встречу Доджсон устроил, исходя из возможностей, по первому разряду. Невзирая на туман с дождём и порывистый северный ветер, вышел на посадочную полосу в визитке с полосатыми брюками и в лакированных туфлях. Адъютанты с трудом удерживали над ним огромные зонты, всё время выворачивающиеся из рук. Вдоль бетонки змеями струились водяные вихри.

– Бедняги, – иронически бросил свите Олег, предусмотрительно надевший утеплённый офицерский костюм, высокие сапоги и сверху – непромокаемый плащ-накидку. – Куда им воевать? – Он имел в виду солдат из взвода якобы почётного караула, сжимавших винтовки посиневшими от холода руками. – Распорядитесь угостить их вместе с нашими морпехами после церемонии. Как положено. И каждому – медаль «За усердие». Хватит?

– Так точно, хватит, – ответил войсковой старшина Миллер. – И медалей хватит, и всего остального. Лишь бы их президент разрешил.

– Договоримся. – Олег с удовольствием посмотрел на своих сопровождающих. Морские пехотинцы Тихоокеанского флота, тоже взвод, как по протоколу положено, невзирая на погоду, выглядели очень браво. Береты, надвинутые на правую бровь, чёрные мундиры, белые перчатки, автоматы поперёк груди. Что им какой-то дождь, если до самой глубокой зимы в ледяное море с десантных кораблей приходится прыгать и брести до берега, ломая грудью лёд, пока он это позволяет. Зато потом десятикилометровый марш-бросок по тайге очень неплохо согревает.

А физиономии у наших бойцов какие! Ни малейшего сравнения с «товарищами по оружию».

Олег, отдав положенное приветствие президенту и караулу, наплевав на протокол, под локоть повлёк Доджсона в здание. Как будто был здесь хозяином.

– Вы, Джеральд, совсем с ума сошли. Зачем это представление? Простудитесь ведь. Север, бл… Никогда не любил. В тепло, переодеться и немедленно выпить. В наши годы к здоровью нужно относиться со всем вниманием. И – никаких журналистов.

– Их здесь вообще нет. Я вылетел по личным делам в неизвестном направлении.

– Ну, да. А завтра вы объявитесь где-то на Гавайях, я – во Владивостоке. И – никаких комментариев. Так какова у нас повестка дня?

В отличие от официальных встреч глав государств ни президент, ни Император не взяли с собой руководителей внешнеполитических ведомств, вообще никаких важных чиновников, только личных секретарей. Действительно, абсолютно частная встреча. Доджсон решил примерить на себя фрак Вудро Вильсона[16]16
  28-й президент США (1913–1921 гг.). Лауреат Нобелевской премии мира (1920 г.).


[Закрыть], признанного любителя персональной подковёрной дипломатии. Да и Франклин Рузвельт[17]17
  32-й президент США (1933–1945 гг.). В реальности ГИП в годы войны вёл тонкую дипломатическую игру между Сталиным и Черчиллем, считался сторонником более тесных отношений с СССР, чем с Великобританией.


[Закрыть] предпочитал похожую методику общения с теми, кого считал себе равными.

– … Мир встревожен, Олег Константинович, и вы это знаете, – говорил президент, опять по-русски, любуясь в широкое окно штормовым океаном и дождевыми зарядами, горизонтально летящими над землёй. – Вы сделали заявку на самое кардинальное за семьдесят лет переустройство сложившегося миропорядка. Очень многие уверены, что ваш шаг поведёт к очередной международной смуте.

Слово «смута» он выговорил с особым вкусом, гордясь знанием подобных семантических тонкостей.

– Не человек для субботы, а суббота для человека, – как бы совсем не в тему ответил Олег.

– Простите? – приподнял бровь Доджсон. – Ах да…

– Именно. «Сложившийся миропорядок», на мой взгляд, не имеет самодовлеющего значения. Предназначался он для наиболее рациональной, на тот момент, организации отношений между великими державами после всемирного кровопролития, поддержания «вечного мира», ну и так далее. Но ведь ничто не вечно под Луной. На сей момент идея себя изжила. На наш, конечно, взгляд. Вы можете придерживаться любой другой точки зрения…

Я не буду перечислять сейчас все доводы, вам они наверняка известны не хуже меня. Чем-то ведь ваши аналитики занимаются? Скажу лишь одно, в чём мне неприятно признаваться, но – «истина дороже». Экономика России не выдерживает бремени членства в ТАОС. Наши военные расходы и взносы в бесконечные «фонды вспомоществования» непомерно велики. Одновременно во внешней торговле мы сталкиваемся с протекционизмом и демпингом в самых неприличных формах. Вопреки договорённостям, даже вы закупаете аргентинское зерно и мясо, лишая наших помещиков и фермеров заработка. Вы торгуете оружием на свободном рынке дешевле себестоимости… Нужно продолжать примеры? Ещё максимум десять лет, и мы столкнёмся с проблемами, перед которыми те, что могут возникнуть вследствие выхода из Союза сегодня, – не стоящие внимания мелочи. Автаркия[18]18
  Автаркия – создание замкнутой, полностью самодостаточной экономики.


[Закрыть] для нас – единственный выход. А торговать мы будем с кем хотим, исходя исключительно из конъюнктуры. Никаких преференций одним и санкций против других. Деньги против товара, и пусть потерпевший плачет…

– Простите меня, Олег. – Президент, известный игрок в гольф и в покер, слегка разнервничался. – Я, конечно, пока ещё не уполномочен говорить от имени всего Союза, но, думаю, если вопрос только финансовый, решить его – в наших возможностях. Да и некоторые другие разногласия не носят фатального характера. Готов признать и определённую вину моих предшественников. Они слишком сочувственно относились к интересам более культурно близких, скажем так, союзников, и, по нашей американской привычке, слишком часто думали: «Бизнес есть бизнес, ничего личного». Они не изучали так глубоко, как я, русскую культуру и русскую историю. Но ведь всё ещё можно исправить, без развода и битья фамильных сервизов?

Разумеется, вопрос слишком деликатен, чтобы решать его на Генеральной Ассамблее… Воленс-ноленс, приходится возвращаться к давно вышедшим из употребления традициям непосредственной дипломатии. Народы Свободного мира, стань им это известно, естественно, были бы возмущены. Ведь они – источник власти, а мы лишь избранные ими администраторы…

– Ко мне, слава богу, это уже не относится, – небрежно заметил Олег.

– Вот именно, вот именно. Почему я и избрал такой способ общения. Вы позволите краткую политическую преамбулу?

– Как же я могу не позволить?

– Тогда послушайте. Действительно, мы все упустили момент. Точка невозврата была пройдена примерно в начале шестидесятых годов прошлого века. До этого мы могли бы, пересмотрев свои «основополагающие принципы», начать мягкую экспансию за пределы Периметра. Неоколониализм, да, можно назвать это и так. Постепенно и очень аккуратно инкорпорировать наиболее перспективные в смысле экономики и культуры территории и псевдогосударственные образования. Лет за тридцать создать в мире десятки «очагов роста», развивать там промышленность и культуру, вырастить подконтрольные нам национальные элиты и собственный «средний класс». Причём одновременно не допускать никаких «горизонтальных связей» между этими «квазигосударствами». Никаких военных, политических, экономических союзов. И, разумеется – тотальная демилитаризация. Это было бы проще и дешевле, нежели то, чем мы занимались на практике.

– Естественно, – вставил Олег. – Поделить Землю на протектораты и подмандатные территории. И пусть за пределами периметра каждый член ТАОС «возделывает свой садик».

– Но на это не пошли, ибо итоги Мировой войны оказались столь страшны, что призрак воссоздания новых Империй, пусть и в далекой перспективе, полностью затуманил мозги тогдашним политикам…

– Очень верная оценка. И, добавьте, обсуждать модель, похожую на вашу, считалось просто неприличным даже в научном, не то что политическом сообществе, – с едкой иронией добавил Олег.

– Ну и к чему же мы пришли? – Президент словно вообразил себя на Римском Форуме, не совсем понимая, что он – не Цицерон и русский Император – не Катилина. Подобные речи стоило бы произносить на Генеральной Ассамблее лет тридцать назад, взывая к более авторитетным (в то время) игрокам на Мировой шахматной доске. Но в то время Доджсон играл в бейсбол в на спортивной площадке своего кампуса и ни о чём более серьёзном не задумывался.

– Сегодня Юг – зона неоварварства. Население трущобных городов превышает два миллиарда человек. Это – зоны самовоспроизводящегося социального распада. Туда давно уже не рискуют проникать даже вооруженные подразделения и полиция их собственных «правительств». Но перспективы – гораздо хуже. Впереди – грандиозные конфликты социально дезорганизованного населения с социально организованным (даже на периферии).

В ближайшие годы число агрессивных люмпенов достигнет трёх миллиардов. Ни экологически, ни социально-экономически, ни психологически такой численности, такой обездоленности и отверженности мир трущоб выдержать не сможет, и его обитатели выплеснутся во внешний мир, устремившись туда, где «чисто и светло». Трущобники сначала начнут штурмовать относительно более благополучные страны самого Юга, а затем, сметая всё, хлынут на Север. Удержать их без грандиозных гекатомб не удастся. Придётся объявить всеобщую мобилизацию «белого», условно говоря, населения.

Ещё один важный аспект: основная масса Юга – молодёжь. Демографический провал начинается, когда доля мужчин старше пятидесяти лет превышает в популяции двадцать процентов! В Западной Европе этот показатель – 50 %. На Юге в среднем меньше десяти. С 1930 по 2000 год рост населения «деколонизированных» территорий – в среднем 400–800 процентов. При этом надо учитывать, что южане организованы не только этнически – клановым образом, но и по горизонтали, криминальным. Отсюда и «Интернационал»!

Исход грядущего противостояния мне в целом ясен, тем более что за счёт потери того, что один из ваших русских учёных назвал «пассионарностью», «белые» не способны к всеобщей мобилизации, и уж тем более – к войне на уничтожение, где счёт погибших пойдёт на сотни миллионов. Что там Мировая война!

«Восстание низов» грозит перерасти или в глобальную революцию, если у них найдутся союзники в социально более высоких группах, либо в глобальный бунт, бессмысленный и беспощадный.

В результате мир погрузится в новые «тёмные века», причём в отличие от раннего Средневековья кризис будет тотальным, охватывая не только социумы, но и биосферу Земли в целом. В условиях всеобщей анархии всё, что можно, – сожрут, а дальше – глобальная техногенная катастрофа…

И в этих обстоятельствах Россия хочет разорвать и без того крайне хрупкий единый фронт! Нас просто передушат по частям…

Президент, возбуждённый своей эмоциональной вспышкой, вытер вспотевший лоб, поднёс к губам стакан с виски.

– Я вас понял, Джеральд, но ничего нового вы мне не сказали. Мы говорим как друзья, надеюсь? Естественно, в дальнейшем вы мои слова можете передавать хоть коллегам, хоть прессе и трактовать, как угодно, но это будут ваши трактовки… Для всего мира и для истории останется один достоверный факт – президент САСШ пригласил на конфиденциальную встречу Российского Императора. Никак не наоборот…

– И что, по-вашему, из этого следует?

– Только одно. Если по итогам встречи не было опубликовано никакого совместного коммюнике, значит, на ней были достигнуты какие-то тайные соглашения. Скорее всего – за счёт остального мира. А если одна из сторон начинает односторонне как-то её комментировать, значит, она проиграла. И пытается взять подобие реванша. Заведомо невыгодная позиция…

– Я не совсем понял.

– Тут и понимать нечего. Я получаю возможность говорить, не стесняя себя дипломатическими предрассудками, отчего наше с вами общее дело только выиграет.

Византийская вязь императорской мысли, похоже, поставила Доджсона в тупик. Вначале вроде как согласие на полную дружескую откровенность, потом нечто похожее на завуалированную угрозу, попытка «застолбить свой участок» и снова возвращение словно бы и к исходной точке, но с намёком на заранее уже выигранную позицию.

Очень трудно человеку, избранному на высший государственный пост одной из великих держав всего на четыре года, соперничать с якобы коллегой, но принадлежащим к страте, потомственно занимающейся этим делом вторую тысячу лет. Не озабоченному, очевидно, такими «важными вещами», как мнение конгресса, сената, избирателей, наконец! Ему на это – плюнуть и растереть. Самодержец ответственен только перед Народом, Богом и Историей.

– Ваша цель, Джеральд, – размеренно, очень убедительно, с доброжелательным, но в то же время и твёрдым лицом говорил Император, – функция или задача, назвать можно как угодно, заключается в том, чтобы убедить меня сохранить Россию в составе ТАОС, одновременно выторговав какие-нибудь преференции для своей страны. Я ещё не разобрался, самостоятельны ли вы в роли политика, избранного судьбой-историей, или же чисто конъюнктурно пытаетесь опередить события и оседлать удачный, на ваш взгляд момент. Или, что самое для меня удобное, просто выражаете согласованное в тиши кабинетов, где собираются члены всяких там «плющевых» и им подобным лиг[19]19
  Полутайные объединения выпускников престижных англо-американских колледжей и университетов. Некое подобие масонских лож.


[Закрыть], общее мнение. К «Хантер-клубу» не имеете чести принадлежать? Хотя вряд ли. Там другой уровень…

Доджсон не выдержал и вскочил, не выпуская из руки стакан, а из угла рта сигару.

– Вам не кажется?! – президенту показалось, что он сумел выразить должную степень возмущения неджентльменским поведением собеседника. Совсем забыв, а точнее, просто не зная, что русские цари и императоры с XV века великолепно умели изображать все положенные европейским владыкам формулы и позы политеса, на самом же деле по собственному усмотрению легко переходили от властных стереотипов византийских императоров к стилю и манерам ордынских ханов. И обратно.

Разве такому за пять или даже двадцать лет в «гарвардах» и «итонах» научишься? А вспомнить тысячелетней давности предка, какого-нибудь скандинавского ярла, Отара из Нидаросса[20]20
  См. роман В. Иванова «Повести древних лет».


[Закрыть], грязного хама и убийцу, с сотней викингов завоевывавшего тогдашнюю Францию или Англию, – воспитание и политкорректность не позволяют. А иногда бы и не мешало!

– Что мне должно показаться? – мягко спросил Олег. – Вы согласились говорить со мной по-дружески. О судьбах мира, заметьте. А такая высокая цель разве предполагает вспышки мелочного самолюбия? Подумаешь, упомянул, что для членства не в русском, заметьте, в английском клубе ваша должность – не повод. Невместно, батенька…

Президент десять лет изучал русский язык в колледже и университете, свободно на нём читал и говорил, но кое-каких тонкостей всё же не постиг. Ему бы лучше было вести переговоры с Императором по-английски. А он увлёкся. Вообразил, что использует лишний, а то и решающий в его игре шанс.

– Как? Неуместно, несовместимо? Что с чем?

Он и сам не заметил, что допустил непростительную для большого политика ошибку. Поддался славянскому обаянию Олега, действительно незаурядного человека, только это обаяние было сродни нежности шёлковых нитей, какими паук обматывает свою жертву. Очень немного людей на свете могли противостоять почти совсем незаметному со стороны давлению могучей воли Императора.

Чекменёв, Ляхов (по известной причине), ещё кое-кто. Доджсон к этому типу не принадлежал.

– Не из той темы вопрос. Невместно – означает несоответствие занимаемому месту. Боярину Репнину невместно сесть за царский стол левее боярина Кошкина. Так Государь Император Пётр Алексеевич и формулировал – большого литературного таланта был человек.

Олег Константинович и своим талантом гордился – умением процитировать почти любой документ за последние триста лет дословно или очень близко к тексту.

«Ежели кто выше ранга будет себе почести требовать или сам возьмёт выше данного ему ранга, то должен быть подвергнут за каждый случай штрафу – вычету двухмесячного жалованья. Равный же штраф и тому, кто кому ниже своего ранга место уступит, чего надлежит фискалам прилежно смотреть, дабы тем охоту подать к службе и оным честь, а не нахалам и тунеядцам получать. Почитание лиц по рангам не касается лишь тех случаев, когда некоторые, яко добрые друзья и соседи съедутся или в публичных ассамблеях».

Император перевёл дух, смочил горло очередной гвардейской «соткой», вытер усы.

– Видишь, друг Джеральд, где настоящая-то демократия? Сам своё право упустил, так фискал напомнит. И тебе, и обидчику. И всё это было осмыслено и подробно расписано за сто почти лет до вашей, так сказать, Конституции…

Так вот нам, по положению, невместно по пустякам, не касающимся исполняемых нами должностей, ссориться. Эмоции оставим для другого случая. Поэтому продолжаю.

Хотя мы ведём переговоры «без предварительных условий», одно наличествует априорно. Россия из ТАОС выходит. В нарисованном вами апокалиптическом сценарии, с которым я в целом согласен, нам гораздо легче будет продержаться в одиночку. Это очевидно. Просторы и климат делают мою страну куда менее привлекательной для «выходцев с Юга», чем любую другую.

Наша армия готова защищать свои рубежи до конца, от Владивостока до Варшавы, опираясь на полную поддержку привычного к любым невзгодам населения, генетически умеющего воевать без оглядки на собственную жизнь, и уж тем более – конвенции любого рода, если их заведомо не соблюдает неприятель. Наш мобилизационный потенциал, что вам, как Верховному Главнокомандующему американской армии, наверняка известно, на сегодня составляет сорок миллионов достаточно обученных военному делу мужчин в возрасте от двадцати пяти до пятидесяти лет. Ещё столько же, с привлечением женщин, может принять участие в иррегулярных[21]21
  Иррегулярные – добровольческие подразделения, официально не входящие в состав Действующей армии, имеющие «свободную» организацию, но фактически действующие под командой старшего на данном участке ТВД воинского начальника.


[Закрыть] формированиях и партизанском движении. Так что мы устоим в любом случае. Лишь бы патронов хватило, а их точно хватит.

Ни один, даже теоретически вообразимый противник не сможет, проникнув вглубь России на пару тысяч километров, просто физически выжить там больше нескольких недель – с напрочь отрезанными коммуникациями. При этом нашему солдату для поддержания полной боеспособности достаточно кружки кипятка и двух сухарей в сутки. Плюс – подножный корм…

Пока до «подножного» дело не дошло, Олег Константинович положил себе на тарелку несколько ломтиков страсбургского паштета, кусочек копчёного угря, какую-то зелень. Поднял на уровень глаз рюмку.

– Дорогой Джеральд, перед иными, называющими себя цивилизованными народами давным-давно не стоит проблема физического выживания этноса. А для нас это – тысячелетняя, увы, но повседневная реальность. К тому же (у русских – очень хорошая память, если кто не знает, просто мы из врожденной скромности ею не рисуемся), мы не забыли, как наши союзники по Мировой войне фактически предали Россию. Да, да – очередной раз предали, заняв якобы «нейтральную» позицию в нашей борьбе с большевизмом. На самом же деле – желая отхватить по куску, какой проглотить удастся. Немцы – Украину и Прибалтику, англичане – Архангельск и Кавказ, вы с Японцами – Дальний Восток от Камчатки до Урала. Если всего урвать не получится – под благовидным предлогом отказаться хоть от ранее достигнутых договорённостей. В частности – по Константинополю и Проливам, нам обещанным за спасение Парижа и прочие мелкие услуги в одна тысяча девятьсот пятнадцатом году. Теперь, как говорится, долг платежом красен.

Доджсон не то чтобы смутился, но почувствовал себя некомфортно. Император прав, как личность и правитель гигантской, по всем показателям – могучей страны. Не только экономикой – железной волей, абсолютно нечувствительной к привходящим обстоятельствам.

Но это ещё полбеды. Олег и его страна действительно имеют практическую возможность предъявить союзникам счёт за все прошлые обиды, опираясь на единодушную волевую позицию, безусловную солидарность, или, как выражались в Византии, симфонию власти – светской, церковной и нутряной, народной, не всегда сформулированной, но всегда очевидной.

ЦРУ о раскладе внутренних сил в России президенту справочку представило. И специально отметило, что какая угодно оппозиция, под любыми лозунгами и за любые деньги не имеет там ни малейших шансов. Властям государства, обладающего полным комплектом так называемых «прав человека», реально не достижимых ни в одной другой стране, что в ТАОС, что за его пределами, в случае инспирированных извне беспорядков и рук пачкать не придётся.

Приказчики охотнорядских купцов, услышав о том, что на Скобелевской или Триумфальной площади опять шелупонь всякая против Государя агитирует, сначала спросят хозяина – можно на часик лавку запереть? Получив утвердительный ответ, вытрут руки о фартуки, неторопливо двинутся вверх по Тверской. А уж там, отнюдь не нарушая правил и законов, спокойно объяснят интеллигентам, что именно в позиции митингующих им не нравится.

– Ты сначала пойди, с пяти утра спину на погрузке товара поломай, потом ещё десять часов за прилавком отстой, после и поговорим…

Довод, как правило, неубиваемый, при том, что ражие, по сто и более килограммов весом мужики сохраняют предписанное властями спокойствие. Кого тут обижать? Эти же господа, кто в пенсне, кто в очках, а кто и без – наших сыновей и дочек в своих Университетах высоким наукам обучают. Вот и пусть обучают, за то им хорошие деньги платят. Мы сами и платим. Да без подарочков на праздники не обходится – как без того? Так и ты против родной нашей власти – не балуй. От баловства все неурядицы происходят!

Доджсон, до своего президентства, пять лет в Петрограде послом оттрубил, многое в русской жизни понял, впрочем, ещё в той, «парламентской», а тут вдруг неудачно сошлось. Он, президентом став, с чужой точки зрения, советниками и партнёрами атлантическими навязанной, на русские дела смотреть начал. Как будто бинокль наоборот перевернул.

Только сейчас спохватился, увидев, что не поезд от перрона трогается, на который опоздать без особой беды можно. Грозный линкор под флагом и гюйсом самодержавия вот-вот концы отдаст, и тогда, ваше превосходительство, господин президент, то ли мексиканцы для вас, то ли вы для мексиканцев каштаны в горячей золе собирать будете…

Эти именно слова Доджсону сказал партнёр по гольфу, восьмидесятилетний отставной адмирал, наполовину русский по крови. После чего, ночь просидев на веранде за бутылкой виски с ним же, президент и решил сделать поразительный по неожиданности и крайне эффектный ход ферзём.

Понервничав, сначала ожидая телефонного звонка, потом в ходе уже происходящего разговора, Доджсон увидел, что ферзя он поставил на нужное поле.

– Что касается любых других вопросов, Джеральд, – окончательно заняв господствующую высоту, сказал Олег, – мы готовы их обсуждать. Но только с вами, то есть – с Северо-Американскими Соединёнными Штатами. Ещё лучше – лично с вами – Джеральдом Гастингсом Доджсоном. Вы с вашими демократическими заморочками можете принять мои слова в штыки, но я говорю по-русски, от души. Выпьем?

Налили и выпили.

– Зачем нам другие собеседники? Нам – это я имею в виду своё собственное Императорское Величество, подписывающее Высочайшие рескрипты в такой грамматической форме, а также и Государство Российское в целом. Сроков пять вашего президентства примерно совпадут с продолжительностью моей предстоящей жизни. Только не надо, не надо мне рассказывать про вашу так называемую Конституцию! – Император театрально воздел к потолку руки. – Я уже сказал сегодня и повторю: «Суббота для человека, а не человек для субботы».

Знаете, Джеральд, вы мне очень симпатичны, как человек, а сам я, наверное, пребываю в некоторой эйфории от того, как легко удалось воплотить вековую мечту русского народа о настоящей, просвещённой и в то же время самодержавной монархии. Мне кажется, что философ был всё-таки прав, и мир – это только воля и представление. Ну, сами подумайте – мы с вами наметим обширные планы противодействия наступлению «Тёмных веков», которых вы так боитесь. Распишем, согласуем – и вдруг через три… Ах, уже через два года вам уходить?! Не переизберут – и всё! И по воле нескольких процентов дураков – конец надежде на выживание человечества?! Смешно, Джеральд, дико, бессмысленно. Не сомневайтесь, мы сможем вас поддержать. Особенно – через год-другой. Один ваш президент избирался на четвёртый срок, вопреки Конституции, и мир не рухнул. Мне кажется – совсем напротив. Но это – вопрос будущего. А что прямо сейчас мешает нам, например, договориться о разграничении сфер влияния в том мире, что начнёт в ближайшее время переформатироваться? О создании какого-то совещательного органа на двусторонней основе. Об обмене разведывательной и технической информацией и прочая, и прочая, и прочая…

– О координации, в случае необходимости, действий наших флотов в Мировом океане, – добавил Доджсон, в прошлом морской офицер. Эта тема была ему близка.

– И даже о создании чего-нибудь вроде «Объединённого русско-американского комитета начальников штабов», – поддержал идею Олег, понявший, что, ничего, по сути, пока не сказав, президент де-факто принимает его предложение. Можно сказать, заложен краеугольный камень небывалого в истории российско-американского альянса.

– Я вот что представляю, – указал Олег Константинович на карту, – мексиканскую границу вы в любом случае удержите, войск у вас хватит. Канада – глубокий оперативный тыл. Для отражения любых иных потенциальных угроз нам никто не мешает превратить Тихий океан в российско-американское озеро. Договоримся о свободном базировании и ремонте ваших кораблей в Петропавловске и Владивостоке, наших – в Сан-Франциско и Сан-Диего. Очень даже хорошо выйдет, и верфи загрузим, и рабочие места появятся…